Я не собираюсь тянуть из вас слова насильно. Если хотите, можете спать всю ночь и весь завтрашний день. Но если вам захочется поговорить со мной – сегодня я обедаю одна. Обед будет подан меньше чем через час.
Она встала и вышла.
Как ни странно, но Мэдлин показалось, будто ее бросили. Она перевернулась на спину и уставилась в потолок. Ей было страшно одиноко. Она в Лондоне, мама внизу, Домми тоже в Лондоне. А впереди ее ждут визиты к многочисленным друзьям.
Скоро все изменится. Вокруг люди, с которыми можно разговаривать не замолкая, если ей того захочется. Люди, которые любят ее и станут слушать ее и принимать участие в разговоре. Одиночество кончилось. Больше не будет молчания Джеймса и его угрюмого настроения.
Но ей так одиноко, что у нее болит живот, и горло болит, и ее охватила такая вялость, что она даже пошевелиться не может. Пока она не сняла обручальное кольцо, она не сознавала, до чего привыкла вертеть его на пальце. Палец казался теперь просто голым.
И хотя после того, как он завершал свое дело с ней, они никогда не прикасались друг к яругу в постели, сейчас кровать, в которой она лежала, казалась ей без него огромной, холодной и пустой. Она повернулась на бок и положила руку на несмятую подушку подле себя.
Его здесь нет. Его не было здесь никогда и никогда не будет. Она вернулась домой, где прожила вместе с матерью столько лет. Она снова дома. Где ее любят, где она нужна. И наверное, завтра придет Домми – или она пойдет повидаться с ним. И с Эллен, и с младенцами. Нет, какие там младенцы!
Им уже больше годика.
Она снова дома. Можно забыть о кошмаре этих восьми месяцев. Можно расслабиться и начать выздоравливать.
Но постель такая пустая. Она сделала бы что угодно, подумала Мэдлин, крепко зажмурив глаза и сжав руку, лежащую на пустой подушке, в кулак – что угодно! – лишь бы открыть глаза и увидеть его рядом с собой, с его угрюмым лицом, непроницаемым взглядом и всем остальным. И завитком темных волос, который обязательно упадет ему на лоб, чтобы она могла откинуть его назад.
Боже! О Боже, ей действительно хочется умереть. Ей не для чего больше жить. На соседней подушке лежит ее рука. Левая рука, на которой больше нет кольца.
Джеймс.
– Джеймс, Джеймс, – шептала она снова и снова.
Джеймс и Дора Драммонд. И их сын Джонатан.
Она резко откинула одеяло и села на краю кровати. Господи, что это она делает? Мучиться из-за неверного мужа? Купаться в жалости к самой себе, потому что оказалась настолько глупой, что стала его женой?
Хватит! Она – леди Мэдлин Рейни, а не какая-то плаксивая меланхоличная особа, которая гибнет при первом же ударе судьбы.
Нет. Она принялась снимать ночную сорочку, но остановилась. Она не леди Мэдлин Рейни. Она леди Мэдлин Парнелл, леди Бэкворт. Но как бы ее ни звали, она не принадлежит к тем, кто покоряется судьбе. Если Джеймсу когда-нибудь захочется расспросить кого-то о ней, он не услышит рассказа о бедном покорном создании, которое погибло из-за его неверности.
Ни в коем случае. Она накинула пеньюар и позвонила, вызывая горничную.
Ее матери пришлось провести обед в обществе веселой дочери, без умолку болтающей на всевозможные темы, из которых ни одна не носила даже отдаленно личного характера.
Когда прибыли лорд и леди Идеи, вдовствующая графиня вздохнула с огромным облегчением, потому что монолог дочери на время прервался.
– Эллен! – Мэдлин бросилась через всю комнату, чтобы обнять невестку. – Как я рада снова видеть вас! Вы прекрасно выглядите. А что, Чарльз и Оливия сильно выросли с тех пор, как я видела их? Они уже ходят? Наверное, ходят. Им ведь уже больше года?
И, не дожидаясь ответа ни на один из вопросов, она повернулась к брату.
– Домми, – сказала она, – Домми. – И прижалась к высокому, сильному, надежному телу брата-близнеца, чувствуя при этом, что вся ее решимость тает.
– Мы не были уверены, что вы встанете, – улыбнулся он, целуя сестру в макушку. – Вы что же, проделали всю дорогу в почтовой карете и даже не остановились, чтобы поспать?
Она посмотрела на него несколько ошеломленно.
– Нет, мне кажется, я не останавливалась, – ответила она. – Я не помню никаких постоялых дворов. Кажется, я проделала весь путь без остановки.
– Вы даже не помните наверняка? – спросил он.
Она отодвинулась от него и весело улыбнулась остальным находившимся в комнате.
– Во время такого путешествия видишь столько разных вещей, – сказала она. – И столько разных характеров. Когда едешь в своем экипаже, многое пропускаешь.
И она пустилась в описание своего путешествия, сама удивляясь, сколько всего она запомнила. Единственная подробность, которую она помнила, начиная свой рассказ, было кольцо, выброшенное за окно кареты, а час спустя – попытка преодолеть желание во что бы то ни стало остановить карету и выпрыгнуть из нее.
– Мама, – сказала Эллен, вставая после того, как прошел час и было выпито множество чашек чаю, – вы хотели показать мне ваше новое бальное платье. Вчера, как вы помните, времени на это не было.
– Совершенно верно, – отозвалась вдовствующая графиня, улыбнувшись невестке и также вставая. – Как хорошо, что вы мне напомнили, милочка. Если бы я вспомнила после вашего ухода, это было бы досадно.
И леди отправились наверх посмотреть на несуществующее платье.
– Мне тоже понадобятся новые бальные платья, – сказала Мэдлин брату. – Те, что у меня есть, конечно, совсем уже немодны в этом сезоне. Завтра я поеду за покупками. Интересно, будет ли мама свободна, чтобы поехать сонной? Или, может быть, Эллен захочется поехать? То есть если она не занята. Если у вас с ней нет других планов. У вас ведь много всяких приглашений. Верно?
– Эй! – тихо окликнул ее Доминик, вынуждая посмотреть себе в глаза – впервые за весь вечер. – Я ведь ваш близнец, Мэдлин.
– Не надо, – ответила она, коротко засмеявшись и вытянув руки, словно защищаясь. – Я еще не готова к этому, Домми.
– Это просто ссора? – спросил он. – Вы действовали, как это часто с вами бывает, под влиянием момента?
Она посмотрела на него широко открытыми глазами. И покачала головой.
– Что-то поважнее? – спросил он.
– Я никогда его не любила, – проговорила она почти шепотом. – Я всегда его ненавидела. Это была просто одержимость. Теперь все прошло.
Он откинулся на спинку стула и испытующе посмотрел на нее.
– Вы любили его, – сказал он. – И сейчас любите.
– Не будьте чересчур умным, Домми! – Она взволнованно встала и подошла к окну. – Я замужем с прошлого августа. С тех пор вы не видели ни Джеймса, ни меня. Вы не знаете. Я питаю к нему отвращение, и если мы увидимся через сто лет, этот срок не покажется мне слишком долгим.
Она не услышала, как он подошел к ней. И вздрогнула, когда его руки опустились ей на плечи.
– Расскажите мне, что произошло, – попросил он. Пожав плечами, она устремила невидящий взгляд в темноту.
– Я совершенно его не знаю, – начала она. – Глупо звучит, не правда ли, после восьми месяцев совместной семейной жизни. Он не разговаривает со мной, никогда не улыбается мне. Я никогда не знаю, что выражают его глаза. У него замашки собственника и диктатора. Разговариваем мы только тогда, когда ссоримся.
– Собственника? – переспросил Домми. – Значит, какие-то чувства к вам у него есть.
– Нет, никаких, – возразила она. – Я просто собственность.
– Но всех этих неприятностей еще недостаточно, чтобы броситься стремглав в почтовую карету, – резонно заметил он. – Что случилось, Мэд?
Она опустила голову ему на плечо и закрыла глаза.
– Случился конец света, вот и все.
– Мелодрама? – Он погладил ее по плечам. – Нет, прошу прощения. У вас нет сил, чтобы актерствовать передо мной. Вы говорите серьезно. Что же привело к концу света?
– Эллен увела маму нарочно, да? – спросила Мэдлин. Он тихо засмеялся:
– Вы, наверное, были вне себя, если вам приходится спрашивать об этом. Это было сделано не очень-то тонко.
– Вы выбрали себе чудесную жену, Домми. Я рада за вас.
– Спасибо, Я тоже рад за себя. Что привело к концу света?
– У него есть любовница, – сказала она. – И девятилетний сын от нее. Мальчик даже внешне похож на него. И однако, когда я подружилась с другим мужчиной, это вызвало ярость.
– Что-нибудь особенное?
– Управляющий герцога Питерли, – сказала она. – Приятный человек, который был добр ко мне. Его сестра и есть любовница Джеймса. Ему было больно говорить мне об этом.
– Кому – ему? Джеймсу или управляющему?
– Карлу, – пояснила она. – Карлу Бисли.
– Он рассказал вам?
– Только когда я увидела достаточно для того, чтобы у меня появились серьезные подозрения.
– И этот человек ваш друг? – спросил Доминик. – И ваш муж возражает против этой дружбы?
– Да, – вяло ответила она. – Наверное, он решил, что мы обнимаемся, но Карл просто держал меня за руки после того, как ему пришлось все мне рассказать.
Доминик пробормотал какое-то ругательство, возразить против чего у Мэдлин недостало сил.
– Вы вполне уверены, что рассказанное им, правда?
– Да, вполне. – Голос ее звучал монотонно. – Они были наедине в комнате незадолго до того, как Карл вывел меня из дому.
– Не всегда можно доверять глазам, – наставительно заметил Доминик. – Ведь то, что видел ваш муж, на деле было не тем, что ему показалось.
– Вы хотите сказать, что пребывание Джеймса наедине с миссис Драммонд было невинно? – невесело усмехнулась она, поднимая голову, и, обернувшись, взглянула на него усталыми глазами. – Вряд ли это так, Домми. И потом, у них есть ребенок.
– Миссис Драммонд? А какова же роль мистера Драммонда во всем этом?
– Я думаю, что он скорее всего ничего не знает. Хотя он должен знать, что это сын Джеймса. Мальчик так не похож на остальных детей Драммонда. Но его братья застали Джеймса с ней наедине и пришли в бешенство. Они даже угрожали ему.
Доминик вздохнул и поднес руку ко лбу.
– Вы уличили его во всем этом, Мэд? – спросил он. – Или вы просто испугались и умчались – именно в такой последовательности?
– Он обрушился на меня из-за Карла, – ответила она. – Я уехала на другое утро.
– А что произошло ночью? – спросил он и увидел, что она густо покраснела и закусила губу. Он поднял брови. – Очередное сражение, да? Не знаю, Мэд. Наверное, мне следует отправиться туда, да? Разузнать правду и убить его, если то, что вы говорите, окажется правдой.
Она возмущенно взглянула на него.
– Вы не сделаете ничего подобного, – заявила она. – Я рассталась с ним, Домми. Навсегда. В записке, которую я ему оставила, я написала, что он может убираться ко всем чертям – мне это безразлично. И это действительно так. Джеймс Парнелл, лорд Бэкворт, больше меня не интересует. Это был неудачный, неприятный эпизод в моей жизни. Теперь мне нужно жить дальше. Видите? – Она подняла левую руку, обращенную ладонью к себе. – Я выбросила его обручальное кольцо.
– Мэд! – ласково проговорил он, беря ее за плечи и привлекая к себе; лицо ее сморщилось, и она заплакала. – Мэд!
– Какое унижение! – всхлипнула она. – Какое смертельное оскорбление! И это целиком ваша вина. Я не собиралась никому ничего рассказывать. Это касается только меня. И конечно, вас, Доминик, это не касается. У вас есть семья, и вы прекрасно ею руководите. Или вы думаете, что это не унижение – вот так приползти домой после того, как твой брак рухнул, а муж предпочел тебе другую? А он всегда ее предпочитал. Мальчику девять лет. – Она стукнула его в грудь кулачками.
– Тише, – прошептал он ей на ухо, – тише же.
И она обмякла, прижимаясь к нему, и резко оборвала свою тираду. Она слышала, как чей-то голос, звучащий у самого ее уха, велит ей замолчать. И чувствовала, как ее обнимают при этом чьи-то руки. И она успокоилась, потому что он любил ее и успокоил и не отвернулся от нее. Она отодвинулась от брата.
– Помните, тогда в Брюсселе? – спросила она. – После того как вы с Эллен рассорились? И вы начали бороться за жизнь, решив, что вы выкарабкаетесь и не позволите никому разрушить себя, хотя вы и любили ее. Вы помните, Домми?
Он кивнул:
– Это одна из самых трудных вещей на свете.
– Но вам она удалась, – напомнила она. – И даже если бы вы не женились на ней в конце концов, вам все равно удалось бы наполнить свою жизнь смыслом, не так ли?
– Да, – ответил он, – думаю, я вернулся бы к жизни, даже если бы мне никто не помог. Я жил бы, а не выживал.
– Ну вот. А я недаром ваш близнец, Домми. Я тоже хочу большего, чем просто выжить. Я люблю Джеймса. От вас я ведь не могу этого скрыть, да? И в данный момент я испугана и уверена в том, что в жизни у меня ничего не будет, если не будет его. Но его у меня нет и не будет никогда, потому что я слишком горда, чтобы делить его с другой женщиной. И стало быть, мне нужно научиться жить без него. И я научусь. Не думайте, я больше никогда не стану плакаться перед вами.
– Очень рад слышать это. – Он дружески обнял сестру и подвел ее к дивану. – Мой камердинер вспотел кровавым потом, завязывая шейный платок, а теперь он похож на жеваную тряпку. Камердинер целую неделю будет не в духе.
– Ах, Домми! Я так соскучилась.
– Мы надеялись увидеть вас на Рождество.
– Джеймс сказал, что мы могли бы поехать, но я не захотела. Все увидели бы, что мы не очень-то счастливы. Это ни к чему. Смешные притязания при сложившихся обстоятельствах, да? А как вы относитесь к тому, что Александра и Эдмунд ждут еще одного ребенка?
– Я восхищен, – сказал он, – поскольку сами они очень рады этому.
– Мне так завидно, – призналась она. – Жаль, что у меня не появился ребенок до того, как все это произошло.
Впрочем, какие глупости! В таком случае я не смогла бы уехать, а он не отпустил бы меня. Как вы думаете, мама с Эллен – они что, пересчитывают блестки на платье?
– На каком платье? – спросил он, и оба фыркнули.
* * *
Граф Эмберли стоял в дверях музыкальной гостиной и смотрел на жену. Алекс играла на фортепьяно пьесу собственного сочинения, как она делала часто, при этом рядом с ней стояла Кэролайн, опираясь локтями о табурет, положив подбородок на руки и глядя на мать. В другом конце комнаты Кристофер лежал на животе и рисовал. Няня Рей выбранила бы всех их непременно. По ее мнению, краскам место исключительно в детской.
Все они увидели его одновременно. Кэролайн прыжками пересекла комнату и обняла отцовскую ногу. Кристофер собрал рисунки и принес показать их. Александра улыбнулась ему и прекратила игру.
– Вы уже вернулись! Я думала, Эдмунд, вы пробудете в городе все утро.
– Я решил вернуться пораньше, – объяснил он, подхватив дочь на руки, потрепав сына по волосам и входя в комнату. – Поцелуй, принцесса? – И он повернул голову к дочери, уже наморщившей губки.
– Пошли, – сказала Александра, подходя к сыну и кладя руки ему на плечи, после того как внимательно просмотрела его рисунки, – вам пора к няне Рей. Я поиграю тебе еще завтра, хорошо, Кэролайн? А ты, Кристофер, намерен ли самолично вымыть свои кисточки, чтобы няня Рей тебя не бранила?
Вскоре она вернулась, отведя детей наверх и передав их няне. Войдя, она взяла мужа под руку.
– Что случилось? – спросила она, увлекая его в гостиную.
– Откуда вы знаете, что что-то случилось? – улыбнулся он.
– Эдмунд! Я почти пять лет как замужем за вами. Хорошей я была бы женой, если бы не могла сразу же понять, что у моего мужа что-то на уме.
– Меня всегда удивляло, – отозвался он, – как это Мэдлин и Доминик прекрасно понимали друг друга, даже не прибегая к помощи слов. Теперь то же происходит у нас с вами.
Он наклонился, поцеловал ее в нос, а потом отступил в сторону, уступая ей дорогу в гостиную.
– Итак, – сказала она, оборачиваясь к нему, когда он закрыл дверь. – В чем дело?
– Я перехватил наши письма на почте, – ответил он. – Есть письмо от Доминика. Мэдлин в Лондоне.
Лицо Александры просветлело.
– А сюда они приедут? – спросила она. – Или мы съездим в Лондон? Съездим, Эдмунд?
– Она одна.
Алекс, не понимая, взглянула на мужа.
– Она оставила Джеймса, – пояснил он и увидел, как жена, держась очень прямо, опустилась на ближайший стул. – Доминик не сообщает подробностей, но не похоже, что это обычная ссора. Она действительно уехала от него. Вам нехорошо, Алекс?
Она сидела бледная и смотрела на него.
– Так я и знала, что ничего не получится, – печально проговорила Алекс. – Все было слишком хорошо, а так не бывает. Он пожертвовал столькими годами, чтобы быть со мной, пока я не обрету счастье. А мне хотелось для него только одного – счастья. Я думала, что он, может быть, найдет его. Я думала, что Мэдлин окажется именно той, кто ему нужен. А он – тем, кто нужен ей. Но все это было слишком хорошо, а так не бывает.
– Судя по словам Доминика, она в полном смятении, – продолжал Эдмунд. – Храбрится, чего и следовало ожидать от Мэдлин, улыбается, болтает, утверждает, что начнет новую жизнь. Но совершенно сломлена и готова рассыпаться на кусочки при малейшем раздражении.
Александра закусила губу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Она встала и вышла.
Как ни странно, но Мэдлин показалось, будто ее бросили. Она перевернулась на спину и уставилась в потолок. Ей было страшно одиноко. Она в Лондоне, мама внизу, Домми тоже в Лондоне. А впереди ее ждут визиты к многочисленным друзьям.
Скоро все изменится. Вокруг люди, с которыми можно разговаривать не замолкая, если ей того захочется. Люди, которые любят ее и станут слушать ее и принимать участие в разговоре. Одиночество кончилось. Больше не будет молчания Джеймса и его угрюмого настроения.
Но ей так одиноко, что у нее болит живот, и горло болит, и ее охватила такая вялость, что она даже пошевелиться не может. Пока она не сняла обручальное кольцо, она не сознавала, до чего привыкла вертеть его на пальце. Палец казался теперь просто голым.
И хотя после того, как он завершал свое дело с ней, они никогда не прикасались друг к яругу в постели, сейчас кровать, в которой она лежала, казалась ей без него огромной, холодной и пустой. Она повернулась на бок и положила руку на несмятую подушку подле себя.
Его здесь нет. Его не было здесь никогда и никогда не будет. Она вернулась домой, где прожила вместе с матерью столько лет. Она снова дома. Где ее любят, где она нужна. И наверное, завтра придет Домми – или она пойдет повидаться с ним. И с Эллен, и с младенцами. Нет, какие там младенцы!
Им уже больше годика.
Она снова дома. Можно забыть о кошмаре этих восьми месяцев. Можно расслабиться и начать выздоравливать.
Но постель такая пустая. Она сделала бы что угодно, подумала Мэдлин, крепко зажмурив глаза и сжав руку, лежащую на пустой подушке, в кулак – что угодно! – лишь бы открыть глаза и увидеть его рядом с собой, с его угрюмым лицом, непроницаемым взглядом и всем остальным. И завитком темных волос, который обязательно упадет ему на лоб, чтобы она могла откинуть его назад.
Боже! О Боже, ей действительно хочется умереть. Ей не для чего больше жить. На соседней подушке лежит ее рука. Левая рука, на которой больше нет кольца.
Джеймс.
– Джеймс, Джеймс, – шептала она снова и снова.
Джеймс и Дора Драммонд. И их сын Джонатан.
Она резко откинула одеяло и села на краю кровати. Господи, что это она делает? Мучиться из-за неверного мужа? Купаться в жалости к самой себе, потому что оказалась настолько глупой, что стала его женой?
Хватит! Она – леди Мэдлин Рейни, а не какая-то плаксивая меланхоличная особа, которая гибнет при первом же ударе судьбы.
Нет. Она принялась снимать ночную сорочку, но остановилась. Она не леди Мэдлин Рейни. Она леди Мэдлин Парнелл, леди Бэкворт. Но как бы ее ни звали, она не принадлежит к тем, кто покоряется судьбе. Если Джеймсу когда-нибудь захочется расспросить кого-то о ней, он не услышит рассказа о бедном покорном создании, которое погибло из-за его неверности.
Ни в коем случае. Она накинула пеньюар и позвонила, вызывая горничную.
Ее матери пришлось провести обед в обществе веселой дочери, без умолку болтающей на всевозможные темы, из которых ни одна не носила даже отдаленно личного характера.
Когда прибыли лорд и леди Идеи, вдовствующая графиня вздохнула с огромным облегчением, потому что монолог дочери на время прервался.
– Эллен! – Мэдлин бросилась через всю комнату, чтобы обнять невестку. – Как я рада снова видеть вас! Вы прекрасно выглядите. А что, Чарльз и Оливия сильно выросли с тех пор, как я видела их? Они уже ходят? Наверное, ходят. Им ведь уже больше года?
И, не дожидаясь ответа ни на один из вопросов, она повернулась к брату.
– Домми, – сказала она, – Домми. – И прижалась к высокому, сильному, надежному телу брата-близнеца, чувствуя при этом, что вся ее решимость тает.
– Мы не были уверены, что вы встанете, – улыбнулся он, целуя сестру в макушку. – Вы что же, проделали всю дорогу в почтовой карете и даже не остановились, чтобы поспать?
Она посмотрела на него несколько ошеломленно.
– Нет, мне кажется, я не останавливалась, – ответила она. – Я не помню никаких постоялых дворов. Кажется, я проделала весь путь без остановки.
– Вы даже не помните наверняка? – спросил он.
Она отодвинулась от него и весело улыбнулась остальным находившимся в комнате.
– Во время такого путешествия видишь столько разных вещей, – сказала она. – И столько разных характеров. Когда едешь в своем экипаже, многое пропускаешь.
И она пустилась в описание своего путешествия, сама удивляясь, сколько всего она запомнила. Единственная подробность, которую она помнила, начиная свой рассказ, было кольцо, выброшенное за окно кареты, а час спустя – попытка преодолеть желание во что бы то ни стало остановить карету и выпрыгнуть из нее.
– Мама, – сказала Эллен, вставая после того, как прошел час и было выпито множество чашек чаю, – вы хотели показать мне ваше новое бальное платье. Вчера, как вы помните, времени на это не было.
– Совершенно верно, – отозвалась вдовствующая графиня, улыбнувшись невестке и также вставая. – Как хорошо, что вы мне напомнили, милочка. Если бы я вспомнила после вашего ухода, это было бы досадно.
И леди отправились наверх посмотреть на несуществующее платье.
– Мне тоже понадобятся новые бальные платья, – сказала Мэдлин брату. – Те, что у меня есть, конечно, совсем уже немодны в этом сезоне. Завтра я поеду за покупками. Интересно, будет ли мама свободна, чтобы поехать сонной? Или, может быть, Эллен захочется поехать? То есть если она не занята. Если у вас с ней нет других планов. У вас ведь много всяких приглашений. Верно?
– Эй! – тихо окликнул ее Доминик, вынуждая посмотреть себе в глаза – впервые за весь вечер. – Я ведь ваш близнец, Мэдлин.
– Не надо, – ответила она, коротко засмеявшись и вытянув руки, словно защищаясь. – Я еще не готова к этому, Домми.
– Это просто ссора? – спросил он. – Вы действовали, как это часто с вами бывает, под влиянием момента?
Она посмотрела на него широко открытыми глазами. И покачала головой.
– Что-то поважнее? – спросил он.
– Я никогда его не любила, – проговорила она почти шепотом. – Я всегда его ненавидела. Это была просто одержимость. Теперь все прошло.
Он откинулся на спинку стула и испытующе посмотрел на нее.
– Вы любили его, – сказал он. – И сейчас любите.
– Не будьте чересчур умным, Домми! – Она взволнованно встала и подошла к окну. – Я замужем с прошлого августа. С тех пор вы не видели ни Джеймса, ни меня. Вы не знаете. Я питаю к нему отвращение, и если мы увидимся через сто лет, этот срок не покажется мне слишком долгим.
Она не услышала, как он подошел к ней. И вздрогнула, когда его руки опустились ей на плечи.
– Расскажите мне, что произошло, – попросил он. Пожав плечами, она устремила невидящий взгляд в темноту.
– Я совершенно его не знаю, – начала она. – Глупо звучит, не правда ли, после восьми месяцев совместной семейной жизни. Он не разговаривает со мной, никогда не улыбается мне. Я никогда не знаю, что выражают его глаза. У него замашки собственника и диктатора. Разговариваем мы только тогда, когда ссоримся.
– Собственника? – переспросил Домми. – Значит, какие-то чувства к вам у него есть.
– Нет, никаких, – возразила она. – Я просто собственность.
– Но всех этих неприятностей еще недостаточно, чтобы броситься стремглав в почтовую карету, – резонно заметил он. – Что случилось, Мэд?
Она опустила голову ему на плечо и закрыла глаза.
– Случился конец света, вот и все.
– Мелодрама? – Он погладил ее по плечам. – Нет, прошу прощения. У вас нет сил, чтобы актерствовать передо мной. Вы говорите серьезно. Что же привело к концу света?
– Эллен увела маму нарочно, да? – спросила Мэдлин. Он тихо засмеялся:
– Вы, наверное, были вне себя, если вам приходится спрашивать об этом. Это было сделано не очень-то тонко.
– Вы выбрали себе чудесную жену, Домми. Я рада за вас.
– Спасибо, Я тоже рад за себя. Что привело к концу света?
– У него есть любовница, – сказала она. – И девятилетний сын от нее. Мальчик даже внешне похож на него. И однако, когда я подружилась с другим мужчиной, это вызвало ярость.
– Что-нибудь особенное?
– Управляющий герцога Питерли, – сказала она. – Приятный человек, который был добр ко мне. Его сестра и есть любовница Джеймса. Ему было больно говорить мне об этом.
– Кому – ему? Джеймсу или управляющему?
– Карлу, – пояснила она. – Карлу Бисли.
– Он рассказал вам?
– Только когда я увидела достаточно для того, чтобы у меня появились серьезные подозрения.
– И этот человек ваш друг? – спросил Доминик. – И ваш муж возражает против этой дружбы?
– Да, – вяло ответила она. – Наверное, он решил, что мы обнимаемся, но Карл просто держал меня за руки после того, как ему пришлось все мне рассказать.
Доминик пробормотал какое-то ругательство, возразить против чего у Мэдлин недостало сил.
– Вы вполне уверены, что рассказанное им, правда?
– Да, вполне. – Голос ее звучал монотонно. – Они были наедине в комнате незадолго до того, как Карл вывел меня из дому.
– Не всегда можно доверять глазам, – наставительно заметил Доминик. – Ведь то, что видел ваш муж, на деле было не тем, что ему показалось.
– Вы хотите сказать, что пребывание Джеймса наедине с миссис Драммонд было невинно? – невесело усмехнулась она, поднимая голову, и, обернувшись, взглянула на него усталыми глазами. – Вряд ли это так, Домми. И потом, у них есть ребенок.
– Миссис Драммонд? А какова же роль мистера Драммонда во всем этом?
– Я думаю, что он скорее всего ничего не знает. Хотя он должен знать, что это сын Джеймса. Мальчик так не похож на остальных детей Драммонда. Но его братья застали Джеймса с ней наедине и пришли в бешенство. Они даже угрожали ему.
Доминик вздохнул и поднес руку ко лбу.
– Вы уличили его во всем этом, Мэд? – спросил он. – Или вы просто испугались и умчались – именно в такой последовательности?
– Он обрушился на меня из-за Карла, – ответила она. – Я уехала на другое утро.
– А что произошло ночью? – спросил он и увидел, что она густо покраснела и закусила губу. Он поднял брови. – Очередное сражение, да? Не знаю, Мэд. Наверное, мне следует отправиться туда, да? Разузнать правду и убить его, если то, что вы говорите, окажется правдой.
Она возмущенно взглянула на него.
– Вы не сделаете ничего подобного, – заявила она. – Я рассталась с ним, Домми. Навсегда. В записке, которую я ему оставила, я написала, что он может убираться ко всем чертям – мне это безразлично. И это действительно так. Джеймс Парнелл, лорд Бэкворт, больше меня не интересует. Это был неудачный, неприятный эпизод в моей жизни. Теперь мне нужно жить дальше. Видите? – Она подняла левую руку, обращенную ладонью к себе. – Я выбросила его обручальное кольцо.
– Мэд! – ласково проговорил он, беря ее за плечи и привлекая к себе; лицо ее сморщилось, и она заплакала. – Мэд!
– Какое унижение! – всхлипнула она. – Какое смертельное оскорбление! И это целиком ваша вина. Я не собиралась никому ничего рассказывать. Это касается только меня. И конечно, вас, Доминик, это не касается. У вас есть семья, и вы прекрасно ею руководите. Или вы думаете, что это не унижение – вот так приползти домой после того, как твой брак рухнул, а муж предпочел тебе другую? А он всегда ее предпочитал. Мальчику девять лет. – Она стукнула его в грудь кулачками.
– Тише, – прошептал он ей на ухо, – тише же.
И она обмякла, прижимаясь к нему, и резко оборвала свою тираду. Она слышала, как чей-то голос, звучащий у самого ее уха, велит ей замолчать. И чувствовала, как ее обнимают при этом чьи-то руки. И она успокоилась, потому что он любил ее и успокоил и не отвернулся от нее. Она отодвинулась от брата.
– Помните, тогда в Брюсселе? – спросила она. – После того как вы с Эллен рассорились? И вы начали бороться за жизнь, решив, что вы выкарабкаетесь и не позволите никому разрушить себя, хотя вы и любили ее. Вы помните, Домми?
Он кивнул:
– Это одна из самых трудных вещей на свете.
– Но вам она удалась, – напомнила она. – И даже если бы вы не женились на ней в конце концов, вам все равно удалось бы наполнить свою жизнь смыслом, не так ли?
– Да, – ответил он, – думаю, я вернулся бы к жизни, даже если бы мне никто не помог. Я жил бы, а не выживал.
– Ну вот. А я недаром ваш близнец, Домми. Я тоже хочу большего, чем просто выжить. Я люблю Джеймса. От вас я ведь не могу этого скрыть, да? И в данный момент я испугана и уверена в том, что в жизни у меня ничего не будет, если не будет его. Но его у меня нет и не будет никогда, потому что я слишком горда, чтобы делить его с другой женщиной. И стало быть, мне нужно научиться жить без него. И я научусь. Не думайте, я больше никогда не стану плакаться перед вами.
– Очень рад слышать это. – Он дружески обнял сестру и подвел ее к дивану. – Мой камердинер вспотел кровавым потом, завязывая шейный платок, а теперь он похож на жеваную тряпку. Камердинер целую неделю будет не в духе.
– Ах, Домми! Я так соскучилась.
– Мы надеялись увидеть вас на Рождество.
– Джеймс сказал, что мы могли бы поехать, но я не захотела. Все увидели бы, что мы не очень-то счастливы. Это ни к чему. Смешные притязания при сложившихся обстоятельствах, да? А как вы относитесь к тому, что Александра и Эдмунд ждут еще одного ребенка?
– Я восхищен, – сказал он, – поскольку сами они очень рады этому.
– Мне так завидно, – призналась она. – Жаль, что у меня не появился ребенок до того, как все это произошло.
Впрочем, какие глупости! В таком случае я не смогла бы уехать, а он не отпустил бы меня. Как вы думаете, мама с Эллен – они что, пересчитывают блестки на платье?
– На каком платье? – спросил он, и оба фыркнули.
* * *
Граф Эмберли стоял в дверях музыкальной гостиной и смотрел на жену. Алекс играла на фортепьяно пьесу собственного сочинения, как она делала часто, при этом рядом с ней стояла Кэролайн, опираясь локтями о табурет, положив подбородок на руки и глядя на мать. В другом конце комнаты Кристофер лежал на животе и рисовал. Няня Рей выбранила бы всех их непременно. По ее мнению, краскам место исключительно в детской.
Все они увидели его одновременно. Кэролайн прыжками пересекла комнату и обняла отцовскую ногу. Кристофер собрал рисунки и принес показать их. Александра улыбнулась ему и прекратила игру.
– Вы уже вернулись! Я думала, Эдмунд, вы пробудете в городе все утро.
– Я решил вернуться пораньше, – объяснил он, подхватив дочь на руки, потрепав сына по волосам и входя в комнату. – Поцелуй, принцесса? – И он повернул голову к дочери, уже наморщившей губки.
– Пошли, – сказала Александра, подходя к сыну и кладя руки ему на плечи, после того как внимательно просмотрела его рисунки, – вам пора к няне Рей. Я поиграю тебе еще завтра, хорошо, Кэролайн? А ты, Кристофер, намерен ли самолично вымыть свои кисточки, чтобы няня Рей тебя не бранила?
Вскоре она вернулась, отведя детей наверх и передав их няне. Войдя, она взяла мужа под руку.
– Что случилось? – спросила она, увлекая его в гостиную.
– Откуда вы знаете, что что-то случилось? – улыбнулся он.
– Эдмунд! Я почти пять лет как замужем за вами. Хорошей я была бы женой, если бы не могла сразу же понять, что у моего мужа что-то на уме.
– Меня всегда удивляло, – отозвался он, – как это Мэдлин и Доминик прекрасно понимали друг друга, даже не прибегая к помощи слов. Теперь то же происходит у нас с вами.
Он наклонился, поцеловал ее в нос, а потом отступил в сторону, уступая ей дорогу в гостиную.
– Итак, – сказала она, оборачиваясь к нему, когда он закрыл дверь. – В чем дело?
– Я перехватил наши письма на почте, – ответил он. – Есть письмо от Доминика. Мэдлин в Лондоне.
Лицо Александры просветлело.
– А сюда они приедут? – спросила она. – Или мы съездим в Лондон? Съездим, Эдмунд?
– Она одна.
Алекс, не понимая, взглянула на мужа.
– Она оставила Джеймса, – пояснил он и увидел, как жена, держась очень прямо, опустилась на ближайший стул. – Доминик не сообщает подробностей, но не похоже, что это обычная ссора. Она действительно уехала от него. Вам нехорошо, Алекс?
Она сидела бледная и смотрела на него.
– Так я и знала, что ничего не получится, – печально проговорила Алекс. – Все было слишком хорошо, а так не бывает. Он пожертвовал столькими годами, чтобы быть со мной, пока я не обрету счастье. А мне хотелось для него только одного – счастья. Я думала, что он, может быть, найдет его. Я думала, что Мэдлин окажется именно той, кто ему нужен. А он – тем, кто нужен ей. Но все это было слишком хорошо, а так не бывает.
– Судя по словам Доминика, она в полном смятении, – продолжал Эдмунд. – Храбрится, чего и следовало ожидать от Мэдлин, улыбается, болтает, утверждает, что начнет новую жизнь. Но совершенно сломлена и готова рассыпаться на кусочки при малейшем раздражении.
Александра закусила губу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35