За тот первый месяц она успела убедить себя, что телесные наслаждения без всего остального бессмысленны и даже разрушительны для нее как для личности. Но когда эти наслаждения ушли из их супружеской жизни, она испытала черное отчаяние. Конечно, она сама на это напросилась. Она сказала ему, что для нее это всего лишь исполнение долга. Но она не думала, что ее поймают на слове и поймут так буквально.
Это пройдет через несколько ночей, думала она поначалу, а там его злость уляжется. И она отворачивалась от него в эти ночи, когда он кончал, и призывала к терпению свое страдающее и неудовлетворенное тело.
Но дальше все пошло по образцу этих нескольких ночей. С той прогулки по торфянику он ни разу не поцеловал ее, не приласкал, не раздел. Все сводилось теперь к быстрому и безжалостному проникновению в ее лоно, к посеву семени, которое не желало пускать корни.
Мгновения самого черного отчаяния охватывали ее каждый месяц с мучительной регулярностью – особенно мучительной оказалась эта регулярность один раз, когда у нее была четырехдневная задержки. У нее не будет даже ребенка, чтобы утешаться, его ребенка, которого она могла бы любить вместо него самого.
Всякий раз, когда это случалось, она уезжала из дома верхом, бросалась на землю в рыданиях и плакала до тех пор, пока ей не начинало казаться, что грудь ее разорвется надвое. А потом она шла к ручью, умывалась и сидела там до тех пор, пока воздух и вода не исправляли ущерб, причиненный ее лицу слезами. Иногда в конце такого дня она находила возможность сообщить об этом Джеймсу, но она ни за что не позволила бы ему увидеть свое разочарование. Или понять, что она чувствует себя неполноценной. Если у нее никогда не будет ребенка, виновата будет она. Джеймс в состоянии иметь детей.
Когда она впервые увидела в церкви семью Джона Драммонда, ей стало просто дурно. Все они замечательно походили друг на друга – светловолосые, плотные, добродушные, – все, кроме высокого темноволосого старшего мальчика с внимательным взглядом темных глаз. Она ни разу не встретилась с Дорой лицом к лицу, равно как и с Джонатаном Драммондом. Каким-то образом они никогда не оказывались в обществе одновременно. Но было совершенно ясно – некогда эта женщина была хороша собой. Да она и теперь была красива – красотой зрелой матроны.
Когда-то во времена своей юности Джеймс состоял в любовной связи с Дорой Драммонд – или Дорой Бисли, как ее звали тогда, – и бросил ее ждущей ребенка.
Порой Мэдлин казалось, что в живот ей воткнули нож и этот нож то и дело поворачивается там.
Она тайком подружилась с Карлом Бисли. Тайком только в том смысле, что она не рассказывала об этой дружбе Джеймсу. Ничего непристойного в их отношениях не было.
Однажды – это было в один из тех разов, когда она ушла из дома, чтобы выплакаться в одиночестве – Карл нашел ее на берегу ручья. К счастью, первый порыв горя уже миновал, но все равно было очевидно, чем она здесь занималась.
– Здравствуйте, – окликнул ее Карл с другого берега. Он шел пешком и держал в руке ружье. – Не слишком ли холодно сидеть здесь?
Был конец ноября.
– Я не заметила.
Он вгляделся в нее и нахмурился. И пошел вброд через ручей. На нем были сапоги по самые бедра. Собака, которая выскочила, запыхавшись, из-за деревьев, остановилась, глядя на хозяина. Карл опустился на землю рядом с молодой женщиной.
– Что случилось? – спокойно спросил он. Ее охватили стыд и смущение.
– Ах, да ничего, – ответила она, улыбнувшись едва заметной улыбкой. – Вы же знаете, сэр, каковы мы, женщины. Сплошная мнительность.
– Полагаю, леди Бэкворт не такова, – возразил он. – Вы не ушиблись? Не упали с лошади?
Она покачала головой и улыбнулась.
– Ну что же, уже легче, – сказал он. – Мне было бы неприятно, если бы вы растянули или сломали лодыжку как раз перед Рождеством с его балами.
– Ужасная участь, не так ли? – весело отозвалась она. Он снова озабоченно посмотрел на нее.
– Я не стал бы совать нос в ваши дела, коль скоро вы не хотите мне довериться, – сказал он. – Но иногда это помогает – излить свое горе постороннему человеку. Это из-за Бэкворта? Он был с вами недобр?
Она покачала головой:
– Нет.
После некоторого колебания он торопливо погладил ее по руке.
– Но ведь вы несчастливы с ним, верно? – спросил он. Мэдлин напряглась и ничего не ответила.
– Мальчишками мы были друзьями, – продолжал Карл. – Вряд ли он сильно изменился. Он угрюмый человек, но не жестокий. Наверное, жить с ним тяжело, но скорее всего он гораздо больше привязан к вам, чем кажется. Не наговорил ли я лишнего?
Она почувствовала, что расслабляется вопреки собственной воле.
– Расскажите, каким он был, – попросила она. – Я так мало знаю о его детстве.
– Детство у него было нелегкое. Отец у него был очень суровый человек – вы его знали? Он был крайне предан своей религии и тому, что считал богоугодным поведением. Боюсь, что среди соседей Бэкворт считал подходящими знакомствами для себя и для своих детей очень и очень немногих.
– Когда вы подружились с Джеймсом? – спросила она. – Вы и ваша сестра?
Он улыбнулся:
– Полагаю, что ваш муж неохотно говорит о нас обоих, да? – И он принялся рассказывать Мэдлин о том, как они проводили вместе время – он с Джеймсом, а потом и с Дорой, когда Джеймсу удавалось ускользнуть от всевидящего отцовского ока.
Вскоре Мэдлин перестала смущаться, и предательские следы слез на ее лице исчезли задолго до того, как закончился разговор.
– Мне нужно возвращаться, – объявила она наконец, – я не собиралась отсутствовать так долго.
Карл встал и помог ей подняться.
– Можете спокойно возвращаться домой, – сказал он. – Никто не узнает, что вы плакали. Это будет нашей с вами тайной. – И он подмигнул ей.
Получилось так, что они стали встречаться у ручья довольно часто, не договариваясь об этом заранее. Между ними завязались легкие дружеские отношения. С Карлом можно было поговорить, с ним можно было забыть об ужасающем молчании или об ожесточенных ссорах, происходивших дома.
С Карлом она никогда не обсуждала своих отношений с мужем, но она знала, что он все знает. И поэтому она никогда не делала вид, будто счастлива в замужестве. Они говорили о том, что интересовало их обоих. Либо он рассказывал о прошлом. Ее жажда знать, каким Джеймс был в детстве, казалась неутолимой.
По ее просьбе он рассказал о том, как расцвела любовь Джеймса и Доры однажды летом, но не стал особенно распространяться об этом и не упомянул о ребенке.
– Здесь вам ничего не грозит, – заверил он. – Это было очень давно. И Дора благополучно пребывает замужем за Джоном Драммондом. Вас встревожило, что Бэкворт несколько раз заходил к ней? Не нужно, не тревожьтесь. Просто он нанес визит той, с кем был когда-то знаком.
– Я не знала, что он заходил к ней, – удивилась Мэдлин.
– Разве? – Он скривился. – Значит, мне не стоило упоминать об этом. Виноват. Но на самом деле это ничего не значит. Я знаю. Сестра рассказывала о его посещениях совершенно спокойно. Забудьте, что я сделал faux pas и рассказал вам о том, чего вы не знали.
Она переменила тему разговора; в дальнейшем целыми днями и даже неделями она не думала ни о чем другом. Зачем Джеймс ходит к Доре Драммонд? И почему он ничего не рассказывает ей об этом? Впрочем, он вообще очень редко разговаривает с ней.
Она завязала знакомства в округе, и все ее хорошо принимали. Но особенное удовольствие ей доставляла дружба с Карлом Бисли, потому что это была личная дружба, дающая ей возможность расслабиться и болтать обо всем, что придет в голову.
– Мой племянник повадился проводить со мной много времени, – сообщил как-то раз со смехом Карл. – Боюсь, его отец не очень хорошо с ним обращается. Джон всегда нетерпелив с пареньком. Наверное, в большинстве семей есть кто-то непохожий на остальных. Бедняга Джонатан. Он даже с виду не похож на всех. Белая ворона из поговорки. Немного угрюмый паренек, но в нем заложены богатые возможности. Мне нравится его общество.
– Может быть, ему не хватает интересных занятий? – предположила Мэдлин. Ее друг и понятия не имел о том, что поворачивает нож в ее ране.
– Когда он подрастет, его отошлют в школу, – сказал Карл. – Там у него будет множество занятий.
– Миссис Драммонд отошлет его в школу? – спросила Мэдлин.
Карл Бисли улыбнулся:
– Джон – человек небогатый. Но будьте уверены, как-нибудь это да устроится. Найдутся деньги, чтобы Джонатан получил образование, соответствующее его рождению.
И они заговорили о другом:
И именно Карл рассказал ей, что вскоре после Рождества, приедут герцог и герцогиня Питерли, хотя вскоре эту новость узнали все в округе. Герцогиня, кажется, ждет первого ребенка, и ее везут в деревню, где она должна разрешиться от бремени.
Эта новость была довольно утешительной. Герцог и герцогиня состояли в браке уже почти четыре года.
* * *
В первый раз Джеймс увидел Дору в церкви. После того как ее муж оправился после долгой болезни, они пришли туда вместе со своими четырьмя детьми, младший из которых еще сидел на руках.
Он был потрясен, увидев ее. Столько лет он страдал оттого, что потерял ее след. Он всегда воображал их воссоединение, если ему суждено произойти, как мгновение, исполненное возвышенного чувства, когда их глаза встретятся и взгляды выразят все, что они значили друг для друга.
И она неизменно представлялась ему бледной и осунувшейся, несчастной женщиной. И, увидя ее, он заново ощутит свою вину. Он будет чувствовать себя виноватым так, будто сознательно покинул ее. Он наслаждался жизнью в университете, наслаждался свободой от отцовской опеки. И отнюдь не хранил обет воздержания.
И он был потрясен, увидев ее в церкви, обнаружив ту же Дору десять лет спустя. В девушках она была хорошенькой и пухленькой. Теперь же в ней появилось что-то от матроны. Она была спокойной и доверчивой девушкой, всегда готовой доставить удовольствие. Ему не нужно было прибегать к каким-то особым уловкам, чтобы уговорить ее лечь с ним. А потом она немного поплакала, и все.
Она и теперь выглядела спокойной. Никаких внешних признаков ужасных страданий, которые ему воображались. Конечно, прошло много лет.
Она увидела его, когда они выходили из церкви, и он, не улыбаясь, приветствовал ее наклоном головы. Она покраснела и быстро присела в реверансе, а потом повернулась и что-то сказала одному из детей. Не старшему, не Джонатану.
В этом мгновении определенно было что-то от кошмарного сна. Он держит под руку свою жену, которая, отвернувшись от него, обменивается любезностями с кем-то из соседей. А его прежняя любовница находится тут же, в церкви, с их ребенком, который так похож на него.
Каким же нужно было быть безумцем, чтобы вернуться сюда! Неделями вся эта ситуация с Дорой пребывала в спячке, как будто он полагал, что проживет всю жизнь, так и не столкнувшись с ней.
Но она здесь, и не обращать на нее внимания невозможно. Когда-нибудь ему придется заговорить с ней, добиться наконец ответа на вопросы, мучившие его долгие годы. И его сын тоже здесь. Его сын. С мальчиком нужно что-то делать. Как-то устроить его будущее. Может быть, послать его в хорошую школу. Позаботиться, чтобы он сделал карьеру.
Но он держит под руку Мэдлин. И она ничего не знает ни о Доре, ни о Джонатане. Конечно, если только Бисли не разболтал ей. Она с Бисли подружилась, а этот человек обещал отомстить ему много лет тому назад.
Нужно рассказать ей. Рано или поздно, но она должна все узнать. Он должен рассказать ей. Лучше, чтобы это исходило от него, нежели от кого-то другого.
Но как может он рассказать жене о таких вещах? Особенно если учесть, что его с ней отношения основаны на таком шатком фундаменте. Как сумеет он убедить ее, что все это дело прошлого и что хотя он все еще чувствует себя ответственным за это, но оно совершенно не касается его любви к ней?
«Какой любви?» – спросит она.
И он не сможет ответить. Он, кажется, совершенно не в состоянии сказать, что любит ее.
Поэтому он вывел Мэдлин из церкви и подвел прямиком к ожидающему их экипажу, помог ей усесться, сел рядом и всю дорогу до дома молча смотрел в окно. Сочиняя объяснение для Мэдлин, которое так и не было никогда произнесено вслух. Сочиняя речь, в которой он говорил ей о своих истинных чувствах к ней. И не произнеся при этом ни слова.
Не стоило ему приезжать домой. Не стоило жениться на Мэдлин. Нужно было вернуться в Канаду, к торговле пушниной; там он мог жить в одиночестве и никому не приносить вреда, кроме себя самого.
Как-то вечером он ехал верхом, возвращаясь после затянувшегося визита к одному из своих арендаторов, во время которого ему пришлось выслушать и в конце концов одобрить планы этого арендатора расчистить побольше земли под пашню. Внезапно он заметил впереди две маленькие фигурки, бредущие вдоль дороги. Или, точнее, старший брел, обхватив рукой младшего, хромавшего на одну ногу.
Подъехав ближе, он понял, что это Джонатан и Патрик Драммонды. Он натянул поводья, остановившись рядом с мальчиками, и лицо Джонатана посветлело. Патрик плакал.
– Что случилось? – спросил Джеймс.
– Я ему говорил, чтобы он не ходил, – пожаловался Джонатан, – но отец велел взять его с собой. А потом я ему сказал, чтобы он не прыгал с приступки у изгороди, а сошел по ступенькам, как полагается. А он все равно спрыгнул и повредил ногу, и если отец его выпорет, так ему и надо.
Младший икнул.
– Матушка послала меня с поручением к миссис Поттер, – объяснил Джонатан.
– Ну что ж, – сказал Джеймс, подавляя желание сообщить своему сыну, что ему предоставляется хорошая возможность поучиться состраданию, и вспомнив, что многие дети по натуре бывают жестоки друг к другу, – долго же тебе придется ковылять до дому, Патрик.
Малыш засопел и сделал шаг вперед, опираясь о плечо брата.
– Разве что тебе захочется, чтобы я усадил тебя перед собой и проверил, могу ли я проскакать на этом жеребце галопом.
На него глянули глаза, обведенные красными кругами.
– Отец рассердится, – встревожился Джонатан. – Он скажет, что мы обеспокоили вас, сэр.
– Может быть, я могу пробыть у вас подольше и убедить вашего отца, что вы вовсе не обеспокоили меня, – возразил Джеймс, наклоняясь с седла и подхватывая младшего под мышки. Потом повернул его, усадил перед собой и осторожно ощупал его лодыжку. – А вы можете идти, Джонатан? До дома еще больше мили.
– Запросто, сэр! – ответил его сын довольно презрительно.
– А папа заругается? – спросил Патрик, поднимая к нему широко раскрытые серые глаза и сопливый нос.
Джеймс вынул из кармана платок и вытер ему нос.
– Я не знаю твоего папу, – сказал он. – Но ручаюсь, что мама вымоет тебе ногу и полечит. А может, и расцелует тебя. – И он подмигнул малышу, который спрятал голову под его плащ и прижался к теплой ткани его сюртука.
Когда лошадь остановилась у ворот, Дора вышла из дома следом за служанкой.
– Здравствуйте, Дора, – поздоровался Джеймс, соскакивая на землю и снимая малыша с седла.
Она присела в реверансе:
– Милорд.
– Боюсь, у нас тут раненый воин, – продолжал он. – Кажется, прыжок с приступки оказался ему не по силам, и у него подвернулась лодыжка. Думаю, что перелома нет, нога просто сильно распухла.
Он прошел следом за ней в дом, а затем и в гостиную, где положил ребенка на софу. И только тут обнаружил, что Джона Драммонда нет дома.
Он смотрел, заложив руки за спину, как служанка принесла таз с водой, и Дора принялась мыть поврежденную ножку. Сначала она пригладила малышу волосы и поцеловала, как и предсказывал Джеймс, и утешила, сказав, что папа не побьет его за то, что он упал и ушибся.
– А Джон сказал, что побьет, – укоризненно проговорил ребенок.
– Тогда скажи спасибо, что Джонатан не твой папа, – улыбнулась она, снова целуя мальчика. – Не присядете ли, милорд? – спохватилась она, увидев, что Джеймс так и стоит рядом с ней. – Я велю подать чаю.
– Не затрудняйтесь, Дора. Я просто хотел удостовериться, что с малышом все в порядке. Как вы поживаете?
Ногу Патрику перевязали и, приподняв, уложили на подушку. Дора повернулась к гостю:
– Хорошо. Последние роды были трудные, но теперь я полностью оправилась. – И она вспыхнула.
– Вы счастливы? – спросил он и тут же пожалел, что пытается придать разговору сугубо личный характер.
– Да, – ответила она просто. – У меня хороший дом, хороший муж, дети подрастают. Чего мне еще желать?
– Прошло много времени… – Он не закончил фразу.
– Да. – Она снова вспыхнула. – Много.
– Я часто задавался вопросом, счастливы ли вы.
– Ну конечно! – заверила она. – Вы очень любезны.
– Ногу все еще больно, мама, – захныкал Патрик у нее за спиной.
Дора повернулась к пострадавшему, и в этот момент вошел Джонатан.
– Я говорил ему не прыгать, мама, но он такой противный. Ничего не слушает.
– Он упал, Джонатан, – с расстановкой произнесла Дора, поворачиваясь к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35