Безусловно, Джеку нужно больше, чем поцелуи, а Диане меньше. Но они договорятся.
Только бы этот идиот Томас все не испортил. Бедняга в том возрасте, когда мужчины впадают в панику оттого, что уходит молодость, все мужчины проходят через это и отчаянно пытаются удержать ее. Но Диана слишком разумна, чтобы слушать его глупости.
— Дорогие мои, — графиня хлопнула в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание. Все уже выпили шампанское за здоровье Аллана, но приступать к еде было еще рано. — Пора поразмяться. Мы с Ротерхэмом и Ханна с Джошуа пройдемся по берегу, как и приличествует нашему возрасту. Но вы, молодежь, захотите погулять подальше, в полях. Если перейдете мост, то можете зайти в лес. Деревья там растут редко. Заблудиться трудно. Граф усмехнулся.
— Если, конечно, вы этого сами не захотите, — добавил он.
Кое-кто рассмеялся.
— Но помните, — сказала графиня, — вы должны вернуться к чаю не позднее чем через час. Эрнест, дорогой, почему бы тебе не показать дорогу через мост? Возьми Анджелу под руку.
Неужели он, перейдя на другой берег, не догадается вовремя заблудиться вместе с ней, подумала графиня, ну да ладно. Завтра ей придется придумать другой способ свести их. И послезавтра.
Джек, как она видела, стоял, прислонившись к стволу дерева, сложив на груди руки, и весело болтал с Клодией и Ханной, сидевшими на одеяле перед ним. Все хорошо, но знает ли он и не беспокоит ли его то, что Томас увел с собой Диану? Графиня сердито покачала головой. Она должна немного подождать, а потом разобраться в возникшей ситуации. Конечно, если только у него самого не хватит ума что-то предпринять.
— Клодия, — сказала графиня, — вы с Кларенсом могли бы прогуляться с нами. И вы тоже, миссис Уикенхэм, если желаете. Возьмите меня под руку, я хотела бы узнать, что вы думаете о наших внуках. Джек, дорогой, вам неинтересно тащиться с нами, стариками. Почему бы вам не поспешить и не догнать молодежь? Маркиз улыбнулся.
— С каким бы огромным удовольствием я взял вас под руку с одной стороны и миссис Уикенхэм — с другой, — сказал он. — Но я уверен, что один из джентльменов вызвал бы меня на дуэль за мою жадность. Захватить сразу двух милых дам!
Леди Ноулз встала и, расправляя юбки, рассмеялась.
— Ни на одну женщину, Джек, не произвело бы впечатления ваше умение льстить, если бы не ваше плутоватое лицо. И такие порочные глаза, — добавила она, погрозив ему пальцем.
Он усмехнулся и не тронулся с места. Они ушли туда, думал он, повернув голову и глядя направо, на деревья. Они не перешли на другой берег. Он выпрямился, стряхнул с плеча лист и веточку с рукава. Пора последовать за ними. Вероятно, он застанет Пибоди опустившимся перед ней на одно колено и целующим ее руку.
Лорд Кренсфорд уже начал терять надежду когда-нибудь избавиться от Анджелы Уикенхэм. Он не сомневался, что его мать постарается, чтобы во все оставшиеся дни их пребывания в Ротерхэм-Холле он повсюду сопровождал Анджелу. Лондон и свобода казались недостижимо далекими и по расстоянию, и по времени. В нем росло мрачное и ужасное предчувствие, что они навсегда останутся для него недостижимыми.
Утро началось плохо. Мисс Уикенхэм высказала желание еще раз осмотреть замок, а что желала мисс Уикенхэм, она получала, так по крайней мере казалось. И не имело никакого значения то, что Рассел и Барбара тоже были склонны отправиться туда и что-не трудно было уговорить Майкла, или Лестера, или Аллана сопровождать мисс Уикенхэм. О нет, жертвой должен был стать он.
— Ты знаешь это место как свои пять пальцев, Эрнест, дорогой, — сказала графиня. — Ты просто должен пойти и показать его другим.
Доказывать, что в замке нет ничего, что нельзя было бы увидеть глазами, и все уже успели там побывать, было бесполезно. Как было бесполезно объяснять, что он собирался пригласить Диану посмотреть оранжереи. Ее утро тоже было расписано. Она должна репетировать перед вечерним концертом. С Джеком, конечно.
Когда он наедине с ней высказал свое беспокойство, она ответила, что все в порядке. Может быть, маркиз и такой, как его описал Эрнест, и может быть надоедливым, но он не опасен. Она прекрасно с ним справится. Если бы она знала! А она добавила, что сожалеет, что несколько дней назад она просила его оберегать ее. Он совсем не обязан это делать. Пусть лучше он приятно проводит время с теми, кого выберет сам.
И оставила его с Анджелой Уикенхэм.
Он взглянул на Анджелу, когда они впереди других четырех пар переходили мост. Она восторженно оглядывалась по сторонам и, встретив его взгляд, улыбнулась и наморщила нос.
Она выглядела прелестно, это он должен был признать. Намного, намного лучше, чем четыре года назад. Вид у нее был совершенно безвредный. Если не знать ее, даже и не подумаешь, что она может быть такой назойливой мухой.
В это утро она ничего не могла придумать, кроме лазанья по стенам. Барбару, как и любую здравомыслящую девушку, вполне удовлетворяла прогулка под руку с Расселом по двору и окрестностям замка, а мисс Уикенхэм носилась от одной башни к другой, и ему потребовалась вся его твердость, чтобы удержать ее и не позволить взбираться по винтовым лестницам. Они были слишком опасны для такой хрупкой молодой леди.
— Вот эта кажется совсем неопасной, — сказала она, подходя к последней круглой башне и ставя ногу на более или менее сохранившуюся нижнюю ступеньку. — Давайте поднимемся, милорд. Если хотите, можете идти первым. И если желаете, я буду держаться за вашу руку. Пожалуйста!
— Повторяю последний раз, — теряя терпение, сказал он. — Я не хочу вернуть вас вашей маме со сломанной шеей. Отсюда и так все хорошо видно. А там наверху ничего нет.
— Но я хотела посмотреть, откуда упала та девушка. — Она смотрела на него большими темными глазами, которые могли бы произвести впечатление на других мужчин, но уж, конечно, не на него. — Мне хочется узнать, что она чувствовала, перед тем как броситься вниз.
— Это всего лишь легенда, в которую хочется верить моей маме. И вы не подниметесь туда. Я не могу допустить, чтобы вас постигла такая же судьба.
Она решительно отвернулась от него и все время, пока они находились во дворе, не смотрела на него. Конечно, надув губы. Как избалованный ребенок надеясь, что он уступит. Вероятно, Уикенхэм избаловал ее. Она была на несколько лет моложе Клодии. И он понимал, что трудно не избаловать такое маленькое, изящное и хорошенькое создание.
— Здесь такие красивые деревья, — наконец сказала она. — Они очень старые? — Она остановилась и потрогала кору старого дуба, ветви которого клонились к земле.
Лорд Кренсфорд из вежливости остановился рядом с ней и заложил за спину руки, в то время как другие пары направились дальше.
Анджела вздохнула.
— Я люблю деревья. Они намного ближе к небу, чем я.
Наконец она тронулась с места, но не для того, чтобы продолжить путь, как можно было бы ожидать от нормальной молодой леди. Она подоткнула юбку, так что хорошо были видны ее лодыжки, и начала взбираться на дерево. Отвратительная отчаянная девчонка!
— Эй! — крикнул ей лорд Кренсфорд. — Слезайте оттуда, пока не упали и не покалечились.
Она сверху нахально улыбнулась ему.
— Попробуйте заставить меня спуститься, — сказала она, продолжая карабкаться вверх.
Лорд Кренсфорд тихо произнес слово, которое никогда бы не употребил в присутствии дамы, и полез вслед за ней. Прошло, вероятно, лет пятнадцать с тех пор, когда он последний раз лазал на дерево. К тому же облегаюший фигуру сюртук от Вестона, узкие панталоны и высокие сапоги были совсем не той одеждой, которую он предпочел бы для такого случая, имей он возможность выбора.
Но как раз выбора-то у него и не было. Эта девчонка свалится и сломает ногу, а виноват будет он.
Когда он добрался до нее, она сидела на толстом суку, прислонясь спиной к стволу и обхватив руками колени. Казалось, она удобно устроилась и сидела как будто на диване в гостиной, откинув голову и закрыв глаза. У нее был вид человека, испытывающего истинное блаженство.
— А разве вы не любите лазать по деревьям? — спросила она.
— Это мое любимое занятие. Раза два в день я потихоньку ухожу из дома, чтобы взобраться на пару деревьев. Удивляюсь, как вы этого не заметили.
Она весело рассмеялась.
— Вы всегда такой сердитый. Забираясь на дерево, оставляешь позади весь мир и все беды. Как бы мне хотелось взбираться все выше и выше — до самого неба, до самых звезд. А вам?
— Там сыро, среди облаков. Она снова рассмеялась.
— Над моей головой не было бы никаких облаков. Только бесконечное ярко-голубое небо.
А как вы собираетесь спускаться вниз? — спросил лорд Кренсфорд, осторожно усаживаясь на ветвь и испытывая некоторое беспокойство от ощущения высоты. — Вот что мне бы хотелось узнать. Спускаться совсем не так легко, как подниматься вверх. Вероятно, предполагается, что я спущу вас на руках.
Она только засмеялась.
— Вы когда-нибудь отрывались от земли? — спросила она. — Я хочу сказать, вы никогда не пытались вырваться из своего тела? Вы когда-нибудь мечтали об этом?
— Только ночью, — заверил он. — Когда я сплю.
— А что вы хотите получить от жизни? — продолжала она. — Вы счастливы, что живете так? Вы удовлетворены тем, что ваша жизнь остается неизменной сейчас и навсегда?
— Конечно, она не останется неизменной, — сказал он. Какого черта он тут делает, сидя на ветке, как ему казалось, очень высоко над землей, и обсуждая свою жизнь с молодой леди, не имеющей представления о приличном поведении? — Я постарею. Вероятно, женюсь и устрою детскую. Возможно, немного облысею.
Она прижалась щекой к колену и пристально смотрела на него.
— Я хочу жить. Я хочу быть свободной и заниматься чем-нибудь интересным. Я хочу достаточно повзрослеть, чтобы люди перестали постоянно говорить мне, что это не принято, а то опасно. Я хочу ездить в Лондон и посещать там все самые блестящие балы. Я хочу танцевать и танцевать. И я хочу иметь шестерых детей.
— Надеюсь, вы сначала выйдете замуж, — заметил он.
Она снова засмеялась веселым, заразительным смехом, который начинал раздражать лорда Кренсфорда. Не стоило ей так веселиться, она затащила его на это дерево, зная, что он несет за нее ответственность.
— Конечно, — ответила она.
— И за самого красивого мужчину во всей Англии, полагаю, — проворчал он. — И не возражайте мне. — Он протянул руку и неожиданно почувствовал, что ему следует быть осторожнее. — И поскольку он будет красив, то он может быть беден как церковная мышь.
— Нет, если я буду любить его, а он будет любить меня, ему не обязательно быть особенно красивым или особенно богатым. Или принцем.
— Могу ли я надеяться, что для одного дня вы достаточно насиделись на дереве? Вы готовы помочь мне снять вас с дерева?
— Если я полезу выше, вы будете еще больше сердиться.
И она стала спускаться вниз так же быстро и ловко, как и взобралась. Когда лорд Кренсфорд осторожно добрался до нижней ветви, на ней сидела Анджела и болтала ногами.
— Видите, я ждала вас, чтобы вы опустили меня на землю и не беспокоились, что я спрыгну неудачно. — Она наморщила носик.
Лорд Кренсфорд соскочил с ветви и протянул ей руки. А она, несносный ребенок, смеялась, прекрасно зная, что ему стало жарко и труднее дышать, чем ей. Она положила руки ему на плечи, и он опустил ее на землю, снова почувствовав ее нежную женственность.
— У вас такой смешной вид, — не убирая рук с его плеч, сказала она. — И веточка в волосах. — И вытащила ее.
Да, кто-нибудь другой, не знающий ее, мог бы принять ее за нормальную хорошенькую кокетливую благопристойную молодую леди. А зубы у нее ровные и белые, неожиданно подумал он и смутился.
— Вы не видели, куда пошла Диана? — хмуро спросил он. — Она была с Пибоди, не так ли?
Анджела отступила на шаг и отряхнула юбку.
— Да, — ответила она.
Веселое выражение исчезло с ее лица, как заметил лорд Кренсфорд, подавая ей руку, чтобы вернуться к павильону. Но можно ли было надеяться, что она вдруг осознала, как неприлично себя вела в течение этого получаса? И еще он надеялся, что Диане ничего не угрожает, хотя условия были вполне подходящими для Джека с его намерениями.
Это было очень похоже на выбор между адом и морской пучиной, подумала Диана. Когда они вышли из дома, мистер Пибоди предложил ей руку и с тех пор не отставал от нее. И хотя она могла бы отделаться от него, если бы захотела, она боялась того, что могло бы случиться дальше. Ибо, хотя она в это утро целый час провела в обществе маркиза Кенвуда без осложнений, у нее хватало здравого смысла понимать разницу: одно дело — оставаться наедине с маркизом в музыкальной комнате, и совсем другое — оказаться с ним наедине в такой живописной обстановке, где так легко затеряться среди деревьев.
Правда, она извинилась перед ним за слова, сказанные два дня назад, но немного презирала себя за это. Даже если она была права, обвиняя в том, что случилось, не только его, но и себя, то меньше чем через час после этого имел место случай с горничной, и этот случай можно было назвать по меньшей мере отвратительным. Но правдой было и то, что он не принял ее извинения или не захотел признать ее вину. Он совершенно открыто сказал ей, что во всем виноватой, что он сознательно подстроил так, что она оказалась в его объятиях, что он собирался поцеловать ее, как только представится такая возможность.
И он не скрывал, что будет и дальше преследовать ее. Зачем ему надо было в этом признаваться, если бы он не был уверен в своем успехе? И почему он был так уверен, если она не давала ему для этого повода? Он очень хорошо понимал ее, она могла бы уступить ему, окажись они наедине в подходящей обстановке. Как в этом тихом, зеленом, тенистом лесу. Лучше ей не встречаться с ним здесь.
И поэтому она приняла предложение мистера Пибоди перед чаем погулять по лесу.
Не успели они отойти от павильона и одеял, расстеленных на берегу реки, как она поняла, что сделала ошибку.
— Я завидовал Тедди Ингрэму все время, со дня его свадьбы до дня его смерти, — заявил мистер Пибоди, после того как упомянул, что впервые увидел Диану на ее свадьбе.
— О? — Больше она ничего не могла придумать для ответа.
— Он умер очень молодым, — продолжал мистер Пибоди. — Но эти четыре года другим мужчинам были бы дороже целой жизни.
Неприятно вспоминать, но маркиз говорил нечто подобное, правда, говорил с обычной для него иронией. Мистер Пибоди был серьезен.
— Его очень любили прихожане, — сказала она. — И он делал то, во что он верил и что ему нравилось делать. И до самого последнего времени он был совершенно здоров. Да, сэр, он бы первым согласился с тем, что прожил хорошую жизнь.
— У него была жена, из-за которой ему завидовали все мужчины.
Диана улыбнулась.
— Вы очень любезны, — сказала она. — Я очень старалась быть хорошей женой. Вы не думаете, что мистер Тернер смущен тем, что так шумно празднуется его день рождения?
— А, — он остановился и взял в ладони ее руку, — я вижу, что расстроил вас, дорогая миссис Ингрэм. Может быть, я слишком явно выражаю свое восхищение?
— Я лишь польщена, сэр. Ваш сын осенью вернется в университет?
Но его уже было трудно остановить. Как она ни старалась перевести разговор на что-то другое, он упорно возвращался к излиянию своих чувств и несбыточной надежде, что она сделает его счастливейшим из людей.
— Вы оказываете мне большую честь, сэр, но сейчас я не могу думать о браке с другим человеком. Со дня смерти моего мужа прошло немногим более года.
Это было, конечно, вполне объяснимо. Она была серьезной молодой леди, которая, бесспорно, испытывала глубокие чувства к такому образцовому человеку, как Тедди Ингрэм. Мистер Пибоди не рассчитывал на скорую помолвку. Всего лишь одно слово надежды. Оно помогло бы ему пережить предстоящую долгую зиму.
Диана была искренне огорчена. Мистера Томаса Пибоди нельзя было презирать или не любить. Он был вполне достойным джентльменом средних лет, у которого, казалось, возникло серьезное чувство к ней. И она понимала, что проявила к нему намного больше внимания, чем следовало бы, ради того чтобы ускользнуть от другого мужчины.
— Мне очень жаль, — сказала она, пытаясь освободить свою руку. — Было бы нехорошо с моей стороны, если бы я сказала, что, возможно, в следующем году мои чувства изменятся. Я очень ценю оказанную вами честь, сэр, но я не думаю, что я когда-нибудь захочу выйти за вас замуж.
— Дело в моем возрасте? — спросил он. — Это правда, я старше на двадцать лет, моя дорогая миссис Ингрэм, но, смею вас заверить, сил у меня не меньше, чем у юноши.
И он попытался доказать это таким способом, что заставил ее в негодовании отскочить от него.
— Сэр! — воскликнула она, прижимая руки к груди и глядя на его руки, ухватившиеся за ее талию.
— Вы должны знать, как я обожаю вас. Умоляю, позвольте мне надеяться.
— А! — раздался голос совсем рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Только бы этот идиот Томас все не испортил. Бедняга в том возрасте, когда мужчины впадают в панику оттого, что уходит молодость, все мужчины проходят через это и отчаянно пытаются удержать ее. Но Диана слишком разумна, чтобы слушать его глупости.
— Дорогие мои, — графиня хлопнула в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание. Все уже выпили шампанское за здоровье Аллана, но приступать к еде было еще рано. — Пора поразмяться. Мы с Ротерхэмом и Ханна с Джошуа пройдемся по берегу, как и приличествует нашему возрасту. Но вы, молодежь, захотите погулять подальше, в полях. Если перейдете мост, то можете зайти в лес. Деревья там растут редко. Заблудиться трудно. Граф усмехнулся.
— Если, конечно, вы этого сами не захотите, — добавил он.
Кое-кто рассмеялся.
— Но помните, — сказала графиня, — вы должны вернуться к чаю не позднее чем через час. Эрнест, дорогой, почему бы тебе не показать дорогу через мост? Возьми Анджелу под руку.
Неужели он, перейдя на другой берег, не догадается вовремя заблудиться вместе с ней, подумала графиня, ну да ладно. Завтра ей придется придумать другой способ свести их. И послезавтра.
Джек, как она видела, стоял, прислонившись к стволу дерева, сложив на груди руки, и весело болтал с Клодией и Ханной, сидевшими на одеяле перед ним. Все хорошо, но знает ли он и не беспокоит ли его то, что Томас увел с собой Диану? Графиня сердито покачала головой. Она должна немного подождать, а потом разобраться в возникшей ситуации. Конечно, если только у него самого не хватит ума что-то предпринять.
— Клодия, — сказала графиня, — вы с Кларенсом могли бы прогуляться с нами. И вы тоже, миссис Уикенхэм, если желаете. Возьмите меня под руку, я хотела бы узнать, что вы думаете о наших внуках. Джек, дорогой, вам неинтересно тащиться с нами, стариками. Почему бы вам не поспешить и не догнать молодежь? Маркиз улыбнулся.
— С каким бы огромным удовольствием я взял вас под руку с одной стороны и миссис Уикенхэм — с другой, — сказал он. — Но я уверен, что один из джентльменов вызвал бы меня на дуэль за мою жадность. Захватить сразу двух милых дам!
Леди Ноулз встала и, расправляя юбки, рассмеялась.
— Ни на одну женщину, Джек, не произвело бы впечатления ваше умение льстить, если бы не ваше плутоватое лицо. И такие порочные глаза, — добавила она, погрозив ему пальцем.
Он усмехнулся и не тронулся с места. Они ушли туда, думал он, повернув голову и глядя направо, на деревья. Они не перешли на другой берег. Он выпрямился, стряхнул с плеча лист и веточку с рукава. Пора последовать за ними. Вероятно, он застанет Пибоди опустившимся перед ней на одно колено и целующим ее руку.
Лорд Кренсфорд уже начал терять надежду когда-нибудь избавиться от Анджелы Уикенхэм. Он не сомневался, что его мать постарается, чтобы во все оставшиеся дни их пребывания в Ротерхэм-Холле он повсюду сопровождал Анджелу. Лондон и свобода казались недостижимо далекими и по расстоянию, и по времени. В нем росло мрачное и ужасное предчувствие, что они навсегда останутся для него недостижимыми.
Утро началось плохо. Мисс Уикенхэм высказала желание еще раз осмотреть замок, а что желала мисс Уикенхэм, она получала, так по крайней мере казалось. И не имело никакого значения то, что Рассел и Барбара тоже были склонны отправиться туда и что-не трудно было уговорить Майкла, или Лестера, или Аллана сопровождать мисс Уикенхэм. О нет, жертвой должен был стать он.
— Ты знаешь это место как свои пять пальцев, Эрнест, дорогой, — сказала графиня. — Ты просто должен пойти и показать его другим.
Доказывать, что в замке нет ничего, что нельзя было бы увидеть глазами, и все уже успели там побывать, было бесполезно. Как было бесполезно объяснять, что он собирался пригласить Диану посмотреть оранжереи. Ее утро тоже было расписано. Она должна репетировать перед вечерним концертом. С Джеком, конечно.
Когда он наедине с ней высказал свое беспокойство, она ответила, что все в порядке. Может быть, маркиз и такой, как его описал Эрнест, и может быть надоедливым, но он не опасен. Она прекрасно с ним справится. Если бы она знала! А она добавила, что сожалеет, что несколько дней назад она просила его оберегать ее. Он совсем не обязан это делать. Пусть лучше он приятно проводит время с теми, кого выберет сам.
И оставила его с Анджелой Уикенхэм.
Он взглянул на Анджелу, когда они впереди других четырех пар переходили мост. Она восторженно оглядывалась по сторонам и, встретив его взгляд, улыбнулась и наморщила нос.
Она выглядела прелестно, это он должен был признать. Намного, намного лучше, чем четыре года назад. Вид у нее был совершенно безвредный. Если не знать ее, даже и не подумаешь, что она может быть такой назойливой мухой.
В это утро она ничего не могла придумать, кроме лазанья по стенам. Барбару, как и любую здравомыслящую девушку, вполне удовлетворяла прогулка под руку с Расселом по двору и окрестностям замка, а мисс Уикенхэм носилась от одной башни к другой, и ему потребовалась вся его твердость, чтобы удержать ее и не позволить взбираться по винтовым лестницам. Они были слишком опасны для такой хрупкой молодой леди.
— Вот эта кажется совсем неопасной, — сказала она, подходя к последней круглой башне и ставя ногу на более или менее сохранившуюся нижнюю ступеньку. — Давайте поднимемся, милорд. Если хотите, можете идти первым. И если желаете, я буду держаться за вашу руку. Пожалуйста!
— Повторяю последний раз, — теряя терпение, сказал он. — Я не хочу вернуть вас вашей маме со сломанной шеей. Отсюда и так все хорошо видно. А там наверху ничего нет.
— Но я хотела посмотреть, откуда упала та девушка. — Она смотрела на него большими темными глазами, которые могли бы произвести впечатление на других мужчин, но уж, конечно, не на него. — Мне хочется узнать, что она чувствовала, перед тем как броситься вниз.
— Это всего лишь легенда, в которую хочется верить моей маме. И вы не подниметесь туда. Я не могу допустить, чтобы вас постигла такая же судьба.
Она решительно отвернулась от него и все время, пока они находились во дворе, не смотрела на него. Конечно, надув губы. Как избалованный ребенок надеясь, что он уступит. Вероятно, Уикенхэм избаловал ее. Она была на несколько лет моложе Клодии. И он понимал, что трудно не избаловать такое маленькое, изящное и хорошенькое создание.
— Здесь такие красивые деревья, — наконец сказала она. — Они очень старые? — Она остановилась и потрогала кору старого дуба, ветви которого клонились к земле.
Лорд Кренсфорд из вежливости остановился рядом с ней и заложил за спину руки, в то время как другие пары направились дальше.
Анджела вздохнула.
— Я люблю деревья. Они намного ближе к небу, чем я.
Наконец она тронулась с места, но не для того, чтобы продолжить путь, как можно было бы ожидать от нормальной молодой леди. Она подоткнула юбку, так что хорошо были видны ее лодыжки, и начала взбираться на дерево. Отвратительная отчаянная девчонка!
— Эй! — крикнул ей лорд Кренсфорд. — Слезайте оттуда, пока не упали и не покалечились.
Она сверху нахально улыбнулась ему.
— Попробуйте заставить меня спуститься, — сказала она, продолжая карабкаться вверх.
Лорд Кренсфорд тихо произнес слово, которое никогда бы не употребил в присутствии дамы, и полез вслед за ней. Прошло, вероятно, лет пятнадцать с тех пор, когда он последний раз лазал на дерево. К тому же облегаюший фигуру сюртук от Вестона, узкие панталоны и высокие сапоги были совсем не той одеждой, которую он предпочел бы для такого случая, имей он возможность выбора.
Но как раз выбора-то у него и не было. Эта девчонка свалится и сломает ногу, а виноват будет он.
Когда он добрался до нее, она сидела на толстом суку, прислонясь спиной к стволу и обхватив руками колени. Казалось, она удобно устроилась и сидела как будто на диване в гостиной, откинув голову и закрыв глаза. У нее был вид человека, испытывающего истинное блаженство.
— А разве вы не любите лазать по деревьям? — спросила она.
— Это мое любимое занятие. Раза два в день я потихоньку ухожу из дома, чтобы взобраться на пару деревьев. Удивляюсь, как вы этого не заметили.
Она весело рассмеялась.
— Вы всегда такой сердитый. Забираясь на дерево, оставляешь позади весь мир и все беды. Как бы мне хотелось взбираться все выше и выше — до самого неба, до самых звезд. А вам?
— Там сыро, среди облаков. Она снова рассмеялась.
— Над моей головой не было бы никаких облаков. Только бесконечное ярко-голубое небо.
А как вы собираетесь спускаться вниз? — спросил лорд Кренсфорд, осторожно усаживаясь на ветвь и испытывая некоторое беспокойство от ощущения высоты. — Вот что мне бы хотелось узнать. Спускаться совсем не так легко, как подниматься вверх. Вероятно, предполагается, что я спущу вас на руках.
Она только засмеялась.
— Вы когда-нибудь отрывались от земли? — спросила она. — Я хочу сказать, вы никогда не пытались вырваться из своего тела? Вы когда-нибудь мечтали об этом?
— Только ночью, — заверил он. — Когда я сплю.
— А что вы хотите получить от жизни? — продолжала она. — Вы счастливы, что живете так? Вы удовлетворены тем, что ваша жизнь остается неизменной сейчас и навсегда?
— Конечно, она не останется неизменной, — сказал он. Какого черта он тут делает, сидя на ветке, как ему казалось, очень высоко над землей, и обсуждая свою жизнь с молодой леди, не имеющей представления о приличном поведении? — Я постарею. Вероятно, женюсь и устрою детскую. Возможно, немного облысею.
Она прижалась щекой к колену и пристально смотрела на него.
— Я хочу жить. Я хочу быть свободной и заниматься чем-нибудь интересным. Я хочу достаточно повзрослеть, чтобы люди перестали постоянно говорить мне, что это не принято, а то опасно. Я хочу ездить в Лондон и посещать там все самые блестящие балы. Я хочу танцевать и танцевать. И я хочу иметь шестерых детей.
— Надеюсь, вы сначала выйдете замуж, — заметил он.
Она снова засмеялась веселым, заразительным смехом, который начинал раздражать лорда Кренсфорда. Не стоило ей так веселиться, она затащила его на это дерево, зная, что он несет за нее ответственность.
— Конечно, — ответила она.
— И за самого красивого мужчину во всей Англии, полагаю, — проворчал он. — И не возражайте мне. — Он протянул руку и неожиданно почувствовал, что ему следует быть осторожнее. — И поскольку он будет красив, то он может быть беден как церковная мышь.
— Нет, если я буду любить его, а он будет любить меня, ему не обязательно быть особенно красивым или особенно богатым. Или принцем.
— Могу ли я надеяться, что для одного дня вы достаточно насиделись на дереве? Вы готовы помочь мне снять вас с дерева?
— Если я полезу выше, вы будете еще больше сердиться.
И она стала спускаться вниз так же быстро и ловко, как и взобралась. Когда лорд Кренсфорд осторожно добрался до нижней ветви, на ней сидела Анджела и болтала ногами.
— Видите, я ждала вас, чтобы вы опустили меня на землю и не беспокоились, что я спрыгну неудачно. — Она наморщила носик.
Лорд Кренсфорд соскочил с ветви и протянул ей руки. А она, несносный ребенок, смеялась, прекрасно зная, что ему стало жарко и труднее дышать, чем ей. Она положила руки ему на плечи, и он опустил ее на землю, снова почувствовав ее нежную женственность.
— У вас такой смешной вид, — не убирая рук с его плеч, сказала она. — И веточка в волосах. — И вытащила ее.
Да, кто-нибудь другой, не знающий ее, мог бы принять ее за нормальную хорошенькую кокетливую благопристойную молодую леди. А зубы у нее ровные и белые, неожиданно подумал он и смутился.
— Вы не видели, куда пошла Диана? — хмуро спросил он. — Она была с Пибоди, не так ли?
Анджела отступила на шаг и отряхнула юбку.
— Да, — ответила она.
Веселое выражение исчезло с ее лица, как заметил лорд Кренсфорд, подавая ей руку, чтобы вернуться к павильону. Но можно ли было надеяться, что она вдруг осознала, как неприлично себя вела в течение этого получаса? И еще он надеялся, что Диане ничего не угрожает, хотя условия были вполне подходящими для Джека с его намерениями.
Это было очень похоже на выбор между адом и морской пучиной, подумала Диана. Когда они вышли из дома, мистер Пибоди предложил ей руку и с тех пор не отставал от нее. И хотя она могла бы отделаться от него, если бы захотела, она боялась того, что могло бы случиться дальше. Ибо, хотя она в это утро целый час провела в обществе маркиза Кенвуда без осложнений, у нее хватало здравого смысла понимать разницу: одно дело — оставаться наедине с маркизом в музыкальной комнате, и совсем другое — оказаться с ним наедине в такой живописной обстановке, где так легко затеряться среди деревьев.
Правда, она извинилась перед ним за слова, сказанные два дня назад, но немного презирала себя за это. Даже если она была права, обвиняя в том, что случилось, не только его, но и себя, то меньше чем через час после этого имел место случай с горничной, и этот случай можно было назвать по меньшей мере отвратительным. Но правдой было и то, что он не принял ее извинения или не захотел признать ее вину. Он совершенно открыто сказал ей, что во всем виноватой, что он сознательно подстроил так, что она оказалась в его объятиях, что он собирался поцеловать ее, как только представится такая возможность.
И он не скрывал, что будет и дальше преследовать ее. Зачем ему надо было в этом признаваться, если бы он не был уверен в своем успехе? И почему он был так уверен, если она не давала ему для этого повода? Он очень хорошо понимал ее, она могла бы уступить ему, окажись они наедине в подходящей обстановке. Как в этом тихом, зеленом, тенистом лесу. Лучше ей не встречаться с ним здесь.
И поэтому она приняла предложение мистера Пибоди перед чаем погулять по лесу.
Не успели они отойти от павильона и одеял, расстеленных на берегу реки, как она поняла, что сделала ошибку.
— Я завидовал Тедди Ингрэму все время, со дня его свадьбы до дня его смерти, — заявил мистер Пибоди, после того как упомянул, что впервые увидел Диану на ее свадьбе.
— О? — Больше она ничего не могла придумать для ответа.
— Он умер очень молодым, — продолжал мистер Пибоди. — Но эти четыре года другим мужчинам были бы дороже целой жизни.
Неприятно вспоминать, но маркиз говорил нечто подобное, правда, говорил с обычной для него иронией. Мистер Пибоди был серьезен.
— Его очень любили прихожане, — сказала она. — И он делал то, во что он верил и что ему нравилось делать. И до самого последнего времени он был совершенно здоров. Да, сэр, он бы первым согласился с тем, что прожил хорошую жизнь.
— У него была жена, из-за которой ему завидовали все мужчины.
Диана улыбнулась.
— Вы очень любезны, — сказала она. — Я очень старалась быть хорошей женой. Вы не думаете, что мистер Тернер смущен тем, что так шумно празднуется его день рождения?
— А, — он остановился и взял в ладони ее руку, — я вижу, что расстроил вас, дорогая миссис Ингрэм. Может быть, я слишком явно выражаю свое восхищение?
— Я лишь польщена, сэр. Ваш сын осенью вернется в университет?
Но его уже было трудно остановить. Как она ни старалась перевести разговор на что-то другое, он упорно возвращался к излиянию своих чувств и несбыточной надежде, что она сделает его счастливейшим из людей.
— Вы оказываете мне большую честь, сэр, но сейчас я не могу думать о браке с другим человеком. Со дня смерти моего мужа прошло немногим более года.
Это было, конечно, вполне объяснимо. Она была серьезной молодой леди, которая, бесспорно, испытывала глубокие чувства к такому образцовому человеку, как Тедди Ингрэм. Мистер Пибоди не рассчитывал на скорую помолвку. Всего лишь одно слово надежды. Оно помогло бы ему пережить предстоящую долгую зиму.
Диана была искренне огорчена. Мистера Томаса Пибоди нельзя было презирать или не любить. Он был вполне достойным джентльменом средних лет, у которого, казалось, возникло серьезное чувство к ней. И она понимала, что проявила к нему намного больше внимания, чем следовало бы, ради того чтобы ускользнуть от другого мужчины.
— Мне очень жаль, — сказала она, пытаясь освободить свою руку. — Было бы нехорошо с моей стороны, если бы я сказала, что, возможно, в следующем году мои чувства изменятся. Я очень ценю оказанную вами честь, сэр, но я не думаю, что я когда-нибудь захочу выйти за вас замуж.
— Дело в моем возрасте? — спросил он. — Это правда, я старше на двадцать лет, моя дорогая миссис Ингрэм, но, смею вас заверить, сил у меня не меньше, чем у юноши.
И он попытался доказать это таким способом, что заставил ее в негодовании отскочить от него.
— Сэр! — воскликнула она, прижимая руки к груди и глядя на его руки, ухватившиеся за ее талию.
— Вы должны знать, как я обожаю вас. Умоляю, позвольте мне надеяться.
— А! — раздался голос совсем рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23