И вот теперь девочка пропала, а свидетели её исчезновения сбежали.
– О, господи! – рассердился Фистус. – Не могла раньше об этом сказать!
Он мгновенно превратился в кота, одним прыжком перемахнул через высоченный забор и с громким мяуканьем погнался за семенящими по тропинке мышатами. Обезьянка еле поспевала за ними. Наконец Фистусу удалось настичь беглецов. Зловеще мяукнув, он произнёс:
– Ну что, голубчики, скажете мне, куда девалась девочка? Мышата испуганно запищали.
– Они не умеют говорить, – сообразил Фистус-кот.
Он прошептал какое-то заклинание, и испуганный писк мышей превратился в отчётливые слова.
– Отпусти, отпусти. Мы всё расскажем. Только не ешь нас!
– Ну это мы ещё посмотрим, – протянул кот, мурлыча. – Всё зависит от того, что вы нам собираетесь сообщить.
– Всё, что захотите, – раздались в ответ два тоненьких голосочка.
– Ну, тогда отвечайте, куда делась девочка!
– О, если бы мы знали, что эта девочка дружит с такими огромными котами, мы бы никогда не залезли к ней в карманы, – испуганно пропищал первый мышонок.
– Ближе к делу, – напомнил кот.
– Мы спокойно сидели у неё в кармане и почти не баловались, – сообщил второй мышонок. – Только бессовестный Пикли сначала хотел прогрызть в кармане дырку. Но я сказал ему: «Пикли, ну будь же хоть раз в жизни благоразумен. Если девочка заметит дырку, то она, наверное, не даст нам молока и сыра, а накормит одними пирожными».
– Врёшь ты всё, Микли. Ябеда! – взвизгнул первый мышонок и хотел было наброситься на своего приятеля, но кот ловко подцепил его лапой и вернул на прежнее место.
– Микли врёт, – верещал первый мышонок. – У девочки в кармане лежал орех, и Микли его слопал один. А я говорил ему: «Ну как тебе не стыдно, Микли, нельзя воровать из кармана чужие орехи. Добрые люди пригласили тебя в гости, чтобы накормить всякими вкусными вещами, а ты так недостойно ведёшь себя и ешь чужие орехи без меня». А он мне говорит: «Раз я еду в этом кармане, значит, я – хозяин кармана. А, стало быть, всё, что лежит в моём кармане, принадлежит мне. И этот орех тоже». И, представляете, съел этот вкусный орех. Съел до последней крошки.
– А тебе ничего не оставил? – осведомился кот деловито.
– Ничего, – отрицательно замотал головой Пикли.
– А откуда же тебе тогда известно, что орех вкусный? Даже сквозь серую шёрстку было видно, как покраснела от смущения мордочка мышонка.
– Ну вообще-то я чуть-чуть попробовал этого ореха. Самую капельку, – признался он, отводя глаза.
– Бессовестный, – возмутился Микли, – ты же слопал больше половины моего ореха.
– Он не твой, – возразил Пикли.
– Мой, мой. Он лежал в моём кармане.
– Ну всё. Кажется, моё терпение лопнуло, – произнёс кот угрожающе. – Если вы сейчас же не прекратите спорить из-за вашего дурацкого орешка и из-за того, кому из вас принадлежит карман Эжелининого платья, я вас проглочу, не дожидаясь обеденного времени.
Мышата притихли.
– Итак, отвечайте, – продолжал кот. – Вы сидели в кармане платья Эжелины?
– Сидели, – хором ответили мышата.
– А что случилось дальше?
– Дальше? Дальше девочка подкралась к забору и стояла там.
– Зачем она там стояла?
– Ясное дело, зачем, – произнёс Микли уверенно. – Она подслушивала.
– Что подслушивала?
– Разговор двух собак.
– Собаки говорили? – удивлённо переспросил кот.
– Ну да. Так же, как мы сейчас. Мы с Пикли тоже удивились. Никогда ещё прежде нам не доводилось видеть говорящих собак.
– И о чём же они говорили?
– Да о какой-то ерунде. О старикашках, о фикусах и ещё об этой… ну, как её. Никак не могу вспомнить название этой звезды. Начинается на букву «о».
– Офлигея?
– Вот-вот, Офлигея, – обрадованно закивал Микли.
– Вот так новость, – изумился Фистус. – Кто же ещё из людей может знать об этом? Ну, а что было потом?
– Потом девочка стала отходить от забора, и под её ногой хрустнула ветка. Ведь девочка была очень тяжёлая. Она тяжелее самой большой мыши на нашей помойке. И даже толстая крыса Алиса из сточной канавы легче этой девочки. А ведь известно, что Алиса в прошлом году…
– Мне это не интересно, – бесцеремонно перебил мышонка кот. – Продолжай свой рассказ с того момента, как хрустнула ветка.
– Ну вот. Ветка хрустнула. Те двое за забором услыхали и ну догонять девочку! А она бежала, бежала, а потом вдруг как споткнётся, да как упадёт! Тут-то мы и выскочили из кармана. Еле-еле спаслись.
– Дальше, дальше, – требовательно произнёс Фистус.
– А дальше собаки сказали девочке, что подслушивать под забором нехорошо. Старая мышь Витти тоже нам говорила, что под забором подслушивают только невоспитанные мышата. За дверью можно подслушивать, а под забором нельзя!
– Если ты, пушистая душонка, ещё раз расскажешь мне про свою знакомую крысу или про старую мышь Витти, я проглочу тебя и даже когти и хвост не выплюну. Я спрашиваю у тебя только про девочку. И всё.
– Ага, значит, про тех двух собак, которые гнались за ней, не надо рассказывать? – осведомился мышонок, преданно глядя на Фистуса чёрными блестящими глазами.
– Надо, – сказал Фистус, измученный вконец этим разговором. – А больше ни про кого не надо.
– Всё понял. Могли бы и сразу объяснить. А то я им тут битых полчаса рассказываю про толстую крысу Алису и про…
– Ты опять про своё? – оскалился кот, и чёрная шерсть на его спине поднялась дыбом.
– Нет, нет, что вы. Я про ваше, – торопливо запищал мышонок. – Потом собаки превратили девочку в бронзовый подсвечник.
Кот и обезьянка встревоженно переглянулись.
– А потом, – продолжил мышонок, – они вдруг из собак превратились в старичков и отнесли подсвечник в лавку господина Лукерье.
– А что было дальше? – не вытерпела обезьянка.
– А дальше мы нырнули в дырку под забором и ничего не видели, – ответили мышата.
– Вы говорили правду? – спросил кот, угрожающе прищурив левый глаз.
– Правду, – заверили его мышата, – да чтоб нам не есть сыра до самой смерти, если мы соврали!
* * *
Лукерье стоял в дверях своего магазина.
– Мне нужен подсвечник, – ещё издали крикнул ему – Фистус, – бронзовый подсвечник!
– Вы опоздали, милейший. Этот подсвечник уже куплен, – ответил лавочник.
– Как куплен? – Фистус побледнел.
– Ну да, куплен, – повторил старьёвщик и подозрительно покосился на Фистуса. – А почему это всех интересуют исключительно подсвечники? В моей лавке много и другого товара. Что-то тут нечисто!
Но Фистус даже не обратил внимания на враждебность хозяина лавки и торопливо спросил:
– А кто купил этот подсвечник?
– Кто? Ха-ха-ха! Так я вам и сказал! Теперь я понял. Вы бандит! И те двое хулиганистых старичков, которые требовали за свою, бронзовую рухлядь бешеные деньги, тоже были бандитами. Ишь, какой шустрый, – всё больше и больше распалялся старьёвщик, – скажи ему имя покупательницы! А вот и не скажу. Из принципа. Потому что я очень принципиальный.
– Ах, он принципиальный… – рассердился Фистус.
– Да, я такой, – гордо подбоченившись, подтвердил старьёвщик.
– Ах, он не скажет…
Королина поняла, что Фистус собирается превратить ничего не подозревающего старьёвщика в корзину для мусора и торопливо зашептала другу на ухо: «Поручи это щекотливое дело мне. Отойди и не вмешивайся, и тогда я узнаю от этого типа всё, что нужно».
Фистус нахмурился, но отступил. Интересы дела были важнее выяснения отношений с упрямым лавочником. Королина схватила его за руку и потащила за угол.
Через пару минут из-за угла лавки показалась кокетливая красавица с каштановыми волосами и принялась прохаживаться мимо озабоченного лавочника. Девушка то и дело поправляла волосы и игриво поглядывала на старьёвщика, бросавшего на юную незнакомку страстные взоры.
– Ну что? Узнали вы меня наконец? – обратилась красавица к очарованному лавочнику.
Тот напряжённо наморщил лоб, что-то вспоминая, и наконец воскликнул:
– О, так это вы – та самая девушка, которая победила в конкурсе красоты.
Королина скромно потупилась.
– Да, это я.
– Как же, как же, читал! Всё про вас знаю! Только у меня к вам вопросик имеется. Вот в одной газете сообщают, будто вы из семьи золотопромышленника, а в другой пишут, что ваш отец – владелец спичечного завода, так сказать, спичечный король. Так где же правда?
– О, об этом поговорим позже. Вы лучше ответьте, как зовут женщину, что купила в вашей лавке бронзовый подсвечник.
– И вы о том же? – удивился старьёвщик.
– Да, этот подсвечник достался мне в наследство от папочки-золотопромышленника. Но на днях его украли двое стариков.
– Я так и знал, что они бандиты, – пробурчал старьёвщик.
– И вот теперь, – продолжала Королина, – я ищу эту дорогую моему сердцу вещицу. Это единственная память о моём так скоро скончавшемся папаше.
По щеке девушки покатилась скупая слезинка.
– О, не плачьте, дитя моё, – расчувствовался старьёвщик. – Если бы я только знал, как зовут ту женщину, я бы обязательно сказал вам. Но я видел её впервые. Ах, как жаль, что я не смогу вам помочь!
– Что? – девушка рассвирепела. – Вы не знаете, как её зовут! Так что ж вы мне раньше-то об этом не сказали!
– Я? Я не успел, – попытался оправдаться несчастный старьёвщик.
Но девушка, не слушая его жалких оправданий, поспешила прочь от лавки. Вскоре Королину догнал заткавшийся Фистус.
– Ну что?
– Всё пропало! Этот глупый лавочник ничего не знает.
– Всё пропало! Ох-ох-ох, бедная наша девочка, – принялся сокрушаться Фистус.
– Больше мы её не увидим, – отозвалась обезьянка и яростно отшвырнула в сторону валявшуюся на дороге газету.
– Всё пропало? – вдруг оживился Фистус. – Нет! Кажется, ещё не всё! Королина, мне в голову пришла одна замечательная идея!
– Ах, Фистус! Ну до чего же ты умный и находчивый, – воскликнула обезьянка обрадованно. – Ну, рассказывай поскорее! Нам нужно всё вместе обдумать. Ведь недаром говорят: одна голова хорошо, а две лучше.
– Да, если бы у меня было две головы… – мечтательно протянул Фистус, и друзья поспешили домой обсуждать новую идею.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
Тайна монастыря у Мёртвого моря
Эжелина понемногу начинала привыкать к своей новой жизни в образе подсвечника. Теперь она стояла на маленьком изящном столике, украшенном перламутровой инкрустацией, и наблюдала за молоденькой служанкой, которая весело порхала по комнате, вытирая с мебели пыль. Наконец девушка подошла к столику, бережно взяла в руки Эжелину-подсвечник и уже было собралась обмахнуть пыль со старой бронзы, но в этот миг послышался голос хозяйки дома:
– Марцелла, вы уже разобрали почту?
– Нет, мадам Рассель, – откликнулась служанка, – но сейчас разберу.
Девушка осторожно поставила подсвечник обратно на столик и занялась разборкой почты.
– Ну что? – спросила пожилая женщина, входя в гостиную и усаживаясь в кресло. – Есть ли для меня какие-нибудь письма?
– Да, мадам Рассель, – ответила Марцелла. – Вот тут письмо из Америки от вашей сестры госпожи Лоренвиль и записка от господина настоятеля монастыря.
– О, – вздохнула пожилая женщина, – как хорошо, что брат и сестра не забывают меня.
Она неторопливо разорвала конверт со штампом Сан-Франциско, бегло пробежав письмо глазами, отложила его в сторону.
– У госпожи Лоренвиль, как всегда, забот полон рот. В прошлом письме она сообщила мне, что парикмахеры сделали её любимому пуделю какую-то отвратительную причёску. Бедная сестра даже проплакала от отчаяния полдня. А вот сейчас мадам Лоренвиль пишет, что у неё стряслась новая беда: уволился её конюх, и теперь некому будет завивать гриву и хвост кобыле Афродите.
С этими словами мадам Рассель развернула записку.
– О, Марцелла, – воскликнула она обрадованно, – распорядись, пожалуйста, чтобы приготовили праздничный обед. К нам сегодня приедет господин настоятель.
– Ну что ж, – подумала Эжелина, уже начинавшая скучать. – Праздничный обед – это хоть какое-то развлечение для бронзового подсвечника типа меня.
* * *
Примерно через час в дверях комнаты показался седой господин в чёрном. Эжелина с любопытством разглядывала посетителя. А мадам Рассель, завидев гостя, радостно встрепенулась.
– Симон, дорогой! Брат и сестра обнялись.
– Ты знаешь, – сказала мадам Рассель, – я сегодня получила письмо от Элизабет.
– Что, у её любимого хомяка покраснело горлышко? – спросил седой господин.
– О нет, на сей раз её кобыле Афродите придётся немного походить лохматой.
– Элизабет этого не переживёт, – покачал головой настоятель.
– Ах, не надо осуждать её, Симон, – улыбнулась его собеседница. – Расскажи-ка лучше, какие у тебя новости.
– Новости! О, тут у меня есть чем тебя удивить, – загадочно улыбнулся настоятель. – Помнишь, я рассказывал тебе о том, как тридцать лет назад работал на строительстве монастыря у Мёртвого моря?
– Помню, – подхватила мадам Рассель, – ты ещё рассказывал, что один из камней раскололся и в нём оказался тайник, а в тайнике – старинный пергаментный свиток.
– Да, три десятка лет я бился над расшифровкой манускрипта, и, представь себе, кое-что из этого текста мне всё же удалось понять. По-моему, это древний астрологический календарь. Мне удалось расшифровать всего два слова – «Звезда Офлигея». Но эти слова встречаются в манускрипте восемь раз.
Эжелина насторожилась.
– Восемь раз? – мадам Рассель улыбнулась. – На основании этого ты и сделал свои выводы? Ну хорошо, хорошо. Не буду больше шутить на эту тему. Но где ты хранишь свой манускрипт?
Эжелина боялась пропустить малейшее слово.
– Где? – переспросил настоятель. – Да где же как не в хранилище библиотеки. В подвале.
– Что, прямо на полке? – удивлённо воскликнула мадам Рассель.
– Да нет, конечно. В шкатулке из розового дерева. В это время в комнату вошла Марцелла.
– Мадам, стол накрыт, – доложила она.
– Ну что ж, продолжим наш разговор за столом, – проговорила мадам Рассель и, взяв брата под руку, вышла из гостиной.
– Невероятно, – подумала Эжелина. – Великий Властитель Руталонов был прав, я узнала, где манускрипт. Но какой в этом прок? Ведь я всё равно ничего не смогу передать друзьям. Может быть, мне до самой смерти суждено быть подсвечником.
И одинокая слезинка медленно покатилась по бронзовой ножке подсвечника.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
в которой объясняется причина загадочной смерти господина Кройца
Дождь лил, как из ведра, целую ночь. Жители города были уверены, что утром им придётся добираться до места работы на лодках, а то и просто вплавь. Но к утру ветерок разогнал тучи, и яркое тёплое солнышко быстро высушило все лужи на тротуаре.
Поэтому, когда наутро господин Фиглинг, главный редактор научно-популярного журнала «Вопросы трансвертальных флуктаций» выглянул в окно и увидел чистое синее небо, он счёл это хорошим предзнаменованием. «Очевидно, предстоящий день будет удачным», – подумал господин Фиглинг и, выпив свой утренний кофе, поспешил на работу.
Но, войдя в свой кабинет, главный редактор понял, что поторопился с выводами относительно удачного рабочего дня. Секретарша доложила ему, что профессор Журба, как всегда, не успел дописать свою научную статью. А, стало быть, если до обеда главный редактор не найдёт какого-нибудь дополнительного материала, то журнал «Вопросы трансвертальных флуктаций» выйдет с дыркой, то есть, с пустой страницей в том месте, где планировали напечатать злополучную статью.
«Нарисую на всю страницу плакат „Делу время, а потехе час“, – решил главный редактор.
Он вошёл в приёмную и вдруг увидел в углу на стуле улыбающегося старичка в котелке и в сюртуке ядовито-зелёного цвета. На носу старичка болтались огромные очки, которые постоянно сползали ему на нос.
– К вам посетитель, – улыбаясь, доложила секретарша.
– Профессор Фистус, – представился незнакомец и поправил очки.
– Главный редактор Фиглинг, – представился Фиглинг. – Очень рад нашему знакомству, но извините, профессор, в данную минуту я Вас принять не смогу. Очень занят. Мне за полчаса нужно успеть нарисовать плакат.
– Вот и прекрасно, – обрадовался профессор Фистус. – Я помогу Вам. А заодно переговорим о нашем деле.
Фиглинг хотел было любезно отклонить это предложение, но господин Фистус, вытянув трость с золотым набалдашником и простукивая дорогу, как это обычно делают слепые, уже направлялся к его кабинету.
– У Вас, наверное, очень плохое зрение? – сочувственно произнёс главный редактор.
– Да, Вы совершенно правы, – печально вздохнул профессор Фистус. – Ничего не вижу в этих очках.
– Вы, очевидно, ко мне по делу? – деловито осведомился Фиглинг и бросил нервный взгляд на часы. До обеденного перерыва оставалось пятнадцать минут, и главному редактору вдруг стало ясно, что он уже не успеет нарисовать плакат.
– Конечно, по делу, – ответил профессор и достал исписанную от руки пачку листов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
– О, господи! – рассердился Фистус. – Не могла раньше об этом сказать!
Он мгновенно превратился в кота, одним прыжком перемахнул через высоченный забор и с громким мяуканьем погнался за семенящими по тропинке мышатами. Обезьянка еле поспевала за ними. Наконец Фистусу удалось настичь беглецов. Зловеще мяукнув, он произнёс:
– Ну что, голубчики, скажете мне, куда девалась девочка? Мышата испуганно запищали.
– Они не умеют говорить, – сообразил Фистус-кот.
Он прошептал какое-то заклинание, и испуганный писк мышей превратился в отчётливые слова.
– Отпусти, отпусти. Мы всё расскажем. Только не ешь нас!
– Ну это мы ещё посмотрим, – протянул кот, мурлыча. – Всё зависит от того, что вы нам собираетесь сообщить.
– Всё, что захотите, – раздались в ответ два тоненьких голосочка.
– Ну, тогда отвечайте, куда делась девочка!
– О, если бы мы знали, что эта девочка дружит с такими огромными котами, мы бы никогда не залезли к ней в карманы, – испуганно пропищал первый мышонок.
– Ближе к делу, – напомнил кот.
– Мы спокойно сидели у неё в кармане и почти не баловались, – сообщил второй мышонок. – Только бессовестный Пикли сначала хотел прогрызть в кармане дырку. Но я сказал ему: «Пикли, ну будь же хоть раз в жизни благоразумен. Если девочка заметит дырку, то она, наверное, не даст нам молока и сыра, а накормит одними пирожными».
– Врёшь ты всё, Микли. Ябеда! – взвизгнул первый мышонок и хотел было наброситься на своего приятеля, но кот ловко подцепил его лапой и вернул на прежнее место.
– Микли врёт, – верещал первый мышонок. – У девочки в кармане лежал орех, и Микли его слопал один. А я говорил ему: «Ну как тебе не стыдно, Микли, нельзя воровать из кармана чужие орехи. Добрые люди пригласили тебя в гости, чтобы накормить всякими вкусными вещами, а ты так недостойно ведёшь себя и ешь чужие орехи без меня». А он мне говорит: «Раз я еду в этом кармане, значит, я – хозяин кармана. А, стало быть, всё, что лежит в моём кармане, принадлежит мне. И этот орех тоже». И, представляете, съел этот вкусный орех. Съел до последней крошки.
– А тебе ничего не оставил? – осведомился кот деловито.
– Ничего, – отрицательно замотал головой Пикли.
– А откуда же тебе тогда известно, что орех вкусный? Даже сквозь серую шёрстку было видно, как покраснела от смущения мордочка мышонка.
– Ну вообще-то я чуть-чуть попробовал этого ореха. Самую капельку, – признался он, отводя глаза.
– Бессовестный, – возмутился Микли, – ты же слопал больше половины моего ореха.
– Он не твой, – возразил Пикли.
– Мой, мой. Он лежал в моём кармане.
– Ну всё. Кажется, моё терпение лопнуло, – произнёс кот угрожающе. – Если вы сейчас же не прекратите спорить из-за вашего дурацкого орешка и из-за того, кому из вас принадлежит карман Эжелининого платья, я вас проглочу, не дожидаясь обеденного времени.
Мышата притихли.
– Итак, отвечайте, – продолжал кот. – Вы сидели в кармане платья Эжелины?
– Сидели, – хором ответили мышата.
– А что случилось дальше?
– Дальше? Дальше девочка подкралась к забору и стояла там.
– Зачем она там стояла?
– Ясное дело, зачем, – произнёс Микли уверенно. – Она подслушивала.
– Что подслушивала?
– Разговор двух собак.
– Собаки говорили? – удивлённо переспросил кот.
– Ну да. Так же, как мы сейчас. Мы с Пикли тоже удивились. Никогда ещё прежде нам не доводилось видеть говорящих собак.
– И о чём же они говорили?
– Да о какой-то ерунде. О старикашках, о фикусах и ещё об этой… ну, как её. Никак не могу вспомнить название этой звезды. Начинается на букву «о».
– Офлигея?
– Вот-вот, Офлигея, – обрадованно закивал Микли.
– Вот так новость, – изумился Фистус. – Кто же ещё из людей может знать об этом? Ну, а что было потом?
– Потом девочка стала отходить от забора, и под её ногой хрустнула ветка. Ведь девочка была очень тяжёлая. Она тяжелее самой большой мыши на нашей помойке. И даже толстая крыса Алиса из сточной канавы легче этой девочки. А ведь известно, что Алиса в прошлом году…
– Мне это не интересно, – бесцеремонно перебил мышонка кот. – Продолжай свой рассказ с того момента, как хрустнула ветка.
– Ну вот. Ветка хрустнула. Те двое за забором услыхали и ну догонять девочку! А она бежала, бежала, а потом вдруг как споткнётся, да как упадёт! Тут-то мы и выскочили из кармана. Еле-еле спаслись.
– Дальше, дальше, – требовательно произнёс Фистус.
– А дальше собаки сказали девочке, что подслушивать под забором нехорошо. Старая мышь Витти тоже нам говорила, что под забором подслушивают только невоспитанные мышата. За дверью можно подслушивать, а под забором нельзя!
– Если ты, пушистая душонка, ещё раз расскажешь мне про свою знакомую крысу или про старую мышь Витти, я проглочу тебя и даже когти и хвост не выплюну. Я спрашиваю у тебя только про девочку. И всё.
– Ага, значит, про тех двух собак, которые гнались за ней, не надо рассказывать? – осведомился мышонок, преданно глядя на Фистуса чёрными блестящими глазами.
– Надо, – сказал Фистус, измученный вконец этим разговором. – А больше ни про кого не надо.
– Всё понял. Могли бы и сразу объяснить. А то я им тут битых полчаса рассказываю про толстую крысу Алису и про…
– Ты опять про своё? – оскалился кот, и чёрная шерсть на его спине поднялась дыбом.
– Нет, нет, что вы. Я про ваше, – торопливо запищал мышонок. – Потом собаки превратили девочку в бронзовый подсвечник.
Кот и обезьянка встревоженно переглянулись.
– А потом, – продолжил мышонок, – они вдруг из собак превратились в старичков и отнесли подсвечник в лавку господина Лукерье.
– А что было дальше? – не вытерпела обезьянка.
– А дальше мы нырнули в дырку под забором и ничего не видели, – ответили мышата.
– Вы говорили правду? – спросил кот, угрожающе прищурив левый глаз.
– Правду, – заверили его мышата, – да чтоб нам не есть сыра до самой смерти, если мы соврали!
* * *
Лукерье стоял в дверях своего магазина.
– Мне нужен подсвечник, – ещё издали крикнул ему – Фистус, – бронзовый подсвечник!
– Вы опоздали, милейший. Этот подсвечник уже куплен, – ответил лавочник.
– Как куплен? – Фистус побледнел.
– Ну да, куплен, – повторил старьёвщик и подозрительно покосился на Фистуса. – А почему это всех интересуют исключительно подсвечники? В моей лавке много и другого товара. Что-то тут нечисто!
Но Фистус даже не обратил внимания на враждебность хозяина лавки и торопливо спросил:
– А кто купил этот подсвечник?
– Кто? Ха-ха-ха! Так я вам и сказал! Теперь я понял. Вы бандит! И те двое хулиганистых старичков, которые требовали за свою, бронзовую рухлядь бешеные деньги, тоже были бандитами. Ишь, какой шустрый, – всё больше и больше распалялся старьёвщик, – скажи ему имя покупательницы! А вот и не скажу. Из принципа. Потому что я очень принципиальный.
– Ах, он принципиальный… – рассердился Фистус.
– Да, я такой, – гордо подбоченившись, подтвердил старьёвщик.
– Ах, он не скажет…
Королина поняла, что Фистус собирается превратить ничего не подозревающего старьёвщика в корзину для мусора и торопливо зашептала другу на ухо: «Поручи это щекотливое дело мне. Отойди и не вмешивайся, и тогда я узнаю от этого типа всё, что нужно».
Фистус нахмурился, но отступил. Интересы дела были важнее выяснения отношений с упрямым лавочником. Королина схватила его за руку и потащила за угол.
Через пару минут из-за угла лавки показалась кокетливая красавица с каштановыми волосами и принялась прохаживаться мимо озабоченного лавочника. Девушка то и дело поправляла волосы и игриво поглядывала на старьёвщика, бросавшего на юную незнакомку страстные взоры.
– Ну что? Узнали вы меня наконец? – обратилась красавица к очарованному лавочнику.
Тот напряжённо наморщил лоб, что-то вспоминая, и наконец воскликнул:
– О, так это вы – та самая девушка, которая победила в конкурсе красоты.
Королина скромно потупилась.
– Да, это я.
– Как же, как же, читал! Всё про вас знаю! Только у меня к вам вопросик имеется. Вот в одной газете сообщают, будто вы из семьи золотопромышленника, а в другой пишут, что ваш отец – владелец спичечного завода, так сказать, спичечный король. Так где же правда?
– О, об этом поговорим позже. Вы лучше ответьте, как зовут женщину, что купила в вашей лавке бронзовый подсвечник.
– И вы о том же? – удивился старьёвщик.
– Да, этот подсвечник достался мне в наследство от папочки-золотопромышленника. Но на днях его украли двое стариков.
– Я так и знал, что они бандиты, – пробурчал старьёвщик.
– И вот теперь, – продолжала Королина, – я ищу эту дорогую моему сердцу вещицу. Это единственная память о моём так скоро скончавшемся папаше.
По щеке девушки покатилась скупая слезинка.
– О, не плачьте, дитя моё, – расчувствовался старьёвщик. – Если бы я только знал, как зовут ту женщину, я бы обязательно сказал вам. Но я видел её впервые. Ах, как жаль, что я не смогу вам помочь!
– Что? – девушка рассвирепела. – Вы не знаете, как её зовут! Так что ж вы мне раньше-то об этом не сказали!
– Я? Я не успел, – попытался оправдаться несчастный старьёвщик.
Но девушка, не слушая его жалких оправданий, поспешила прочь от лавки. Вскоре Королину догнал заткавшийся Фистус.
– Ну что?
– Всё пропало! Этот глупый лавочник ничего не знает.
– Всё пропало! Ох-ох-ох, бедная наша девочка, – принялся сокрушаться Фистус.
– Больше мы её не увидим, – отозвалась обезьянка и яростно отшвырнула в сторону валявшуюся на дороге газету.
– Всё пропало? – вдруг оживился Фистус. – Нет! Кажется, ещё не всё! Королина, мне в голову пришла одна замечательная идея!
– Ах, Фистус! Ну до чего же ты умный и находчивый, – воскликнула обезьянка обрадованно. – Ну, рассказывай поскорее! Нам нужно всё вместе обдумать. Ведь недаром говорят: одна голова хорошо, а две лучше.
– Да, если бы у меня было две головы… – мечтательно протянул Фистус, и друзья поспешили домой обсуждать новую идею.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
Тайна монастыря у Мёртвого моря
Эжелина понемногу начинала привыкать к своей новой жизни в образе подсвечника. Теперь она стояла на маленьком изящном столике, украшенном перламутровой инкрустацией, и наблюдала за молоденькой служанкой, которая весело порхала по комнате, вытирая с мебели пыль. Наконец девушка подошла к столику, бережно взяла в руки Эжелину-подсвечник и уже было собралась обмахнуть пыль со старой бронзы, но в этот миг послышался голос хозяйки дома:
– Марцелла, вы уже разобрали почту?
– Нет, мадам Рассель, – откликнулась служанка, – но сейчас разберу.
Девушка осторожно поставила подсвечник обратно на столик и занялась разборкой почты.
– Ну что? – спросила пожилая женщина, входя в гостиную и усаживаясь в кресло. – Есть ли для меня какие-нибудь письма?
– Да, мадам Рассель, – ответила Марцелла. – Вот тут письмо из Америки от вашей сестры госпожи Лоренвиль и записка от господина настоятеля монастыря.
– О, – вздохнула пожилая женщина, – как хорошо, что брат и сестра не забывают меня.
Она неторопливо разорвала конверт со штампом Сан-Франциско, бегло пробежав письмо глазами, отложила его в сторону.
– У госпожи Лоренвиль, как всегда, забот полон рот. В прошлом письме она сообщила мне, что парикмахеры сделали её любимому пуделю какую-то отвратительную причёску. Бедная сестра даже проплакала от отчаяния полдня. А вот сейчас мадам Лоренвиль пишет, что у неё стряслась новая беда: уволился её конюх, и теперь некому будет завивать гриву и хвост кобыле Афродите.
С этими словами мадам Рассель развернула записку.
– О, Марцелла, – воскликнула она обрадованно, – распорядись, пожалуйста, чтобы приготовили праздничный обед. К нам сегодня приедет господин настоятель.
– Ну что ж, – подумала Эжелина, уже начинавшая скучать. – Праздничный обед – это хоть какое-то развлечение для бронзового подсвечника типа меня.
* * *
Примерно через час в дверях комнаты показался седой господин в чёрном. Эжелина с любопытством разглядывала посетителя. А мадам Рассель, завидев гостя, радостно встрепенулась.
– Симон, дорогой! Брат и сестра обнялись.
– Ты знаешь, – сказала мадам Рассель, – я сегодня получила письмо от Элизабет.
– Что, у её любимого хомяка покраснело горлышко? – спросил седой господин.
– О нет, на сей раз её кобыле Афродите придётся немного походить лохматой.
– Элизабет этого не переживёт, – покачал головой настоятель.
– Ах, не надо осуждать её, Симон, – улыбнулась его собеседница. – Расскажи-ка лучше, какие у тебя новости.
– Новости! О, тут у меня есть чем тебя удивить, – загадочно улыбнулся настоятель. – Помнишь, я рассказывал тебе о том, как тридцать лет назад работал на строительстве монастыря у Мёртвого моря?
– Помню, – подхватила мадам Рассель, – ты ещё рассказывал, что один из камней раскололся и в нём оказался тайник, а в тайнике – старинный пергаментный свиток.
– Да, три десятка лет я бился над расшифровкой манускрипта, и, представь себе, кое-что из этого текста мне всё же удалось понять. По-моему, это древний астрологический календарь. Мне удалось расшифровать всего два слова – «Звезда Офлигея». Но эти слова встречаются в манускрипте восемь раз.
Эжелина насторожилась.
– Восемь раз? – мадам Рассель улыбнулась. – На основании этого ты и сделал свои выводы? Ну хорошо, хорошо. Не буду больше шутить на эту тему. Но где ты хранишь свой манускрипт?
Эжелина боялась пропустить малейшее слово.
– Где? – переспросил настоятель. – Да где же как не в хранилище библиотеки. В подвале.
– Что, прямо на полке? – удивлённо воскликнула мадам Рассель.
– Да нет, конечно. В шкатулке из розового дерева. В это время в комнату вошла Марцелла.
– Мадам, стол накрыт, – доложила она.
– Ну что ж, продолжим наш разговор за столом, – проговорила мадам Рассель и, взяв брата под руку, вышла из гостиной.
– Невероятно, – подумала Эжелина. – Великий Властитель Руталонов был прав, я узнала, где манускрипт. Но какой в этом прок? Ведь я всё равно ничего не смогу передать друзьям. Может быть, мне до самой смерти суждено быть подсвечником.
И одинокая слезинка медленно покатилась по бронзовой ножке подсвечника.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
в которой объясняется причина загадочной смерти господина Кройца
Дождь лил, как из ведра, целую ночь. Жители города были уверены, что утром им придётся добираться до места работы на лодках, а то и просто вплавь. Но к утру ветерок разогнал тучи, и яркое тёплое солнышко быстро высушило все лужи на тротуаре.
Поэтому, когда наутро господин Фиглинг, главный редактор научно-популярного журнала «Вопросы трансвертальных флуктаций» выглянул в окно и увидел чистое синее небо, он счёл это хорошим предзнаменованием. «Очевидно, предстоящий день будет удачным», – подумал господин Фиглинг и, выпив свой утренний кофе, поспешил на работу.
Но, войдя в свой кабинет, главный редактор понял, что поторопился с выводами относительно удачного рабочего дня. Секретарша доложила ему, что профессор Журба, как всегда, не успел дописать свою научную статью. А, стало быть, если до обеда главный редактор не найдёт какого-нибудь дополнительного материала, то журнал «Вопросы трансвертальных флуктаций» выйдет с дыркой, то есть, с пустой страницей в том месте, где планировали напечатать злополучную статью.
«Нарисую на всю страницу плакат „Делу время, а потехе час“, – решил главный редактор.
Он вошёл в приёмную и вдруг увидел в углу на стуле улыбающегося старичка в котелке и в сюртуке ядовито-зелёного цвета. На носу старичка болтались огромные очки, которые постоянно сползали ему на нос.
– К вам посетитель, – улыбаясь, доложила секретарша.
– Профессор Фистус, – представился незнакомец и поправил очки.
– Главный редактор Фиглинг, – представился Фиглинг. – Очень рад нашему знакомству, но извините, профессор, в данную минуту я Вас принять не смогу. Очень занят. Мне за полчаса нужно успеть нарисовать плакат.
– Вот и прекрасно, – обрадовался профессор Фистус. – Я помогу Вам. А заодно переговорим о нашем деле.
Фиглинг хотел было любезно отклонить это предложение, но господин Фистус, вытянув трость с золотым набалдашником и простукивая дорогу, как это обычно делают слепые, уже направлялся к его кабинету.
– У Вас, наверное, очень плохое зрение? – сочувственно произнёс главный редактор.
– Да, Вы совершенно правы, – печально вздохнул профессор Фистус. – Ничего не вижу в этих очках.
– Вы, очевидно, ко мне по делу? – деловито осведомился Фиглинг и бросил нервный взгляд на часы. До обеденного перерыва оставалось пятнадцать минут, и главному редактору вдруг стало ясно, что он уже не успеет нарисовать плакат.
– Конечно, по делу, – ответил профессор и достал исписанную от руки пачку листов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11