Называлась она «Наемный убийца. Штрихи к портрету легендарного киллера». Вторая статья выходит через месяц в газете «Куранты» – «Курганский Рэмбо». Автор этой статьи – ставший впоследствии знаменитым писателем – Николай Модестов, выпустивший книгу «Москва бандитская». Это были «черные» статьи. Но все по порядку.
Как раз 10 января мне позвонила Наташа, подруга Солоника, и попросила о встрече. Мы с ней встретились через несколько часов. Лицо ее было заплаканным, она была бледной, в руке держала газету, которую тут же протянула мне и сказала:
– Посмотрите, что они сделали!
Я взял газету – это были «Известия», открыл ее и прочел. В статье впервые называлась фамилия Солоника, говорилось, что он являлся киллером, устранившим – следовало перечисление Глобуса, Рэмбо, Бабона, Калины, и многое другое, но вся информация резко негативная.
– Как быть?! – спросила Наташа. – Ему ни в коем случае нельзя показывать эту газету!
Я согласился с ней:
– Хорошо, не будем. Никто об этом не узнает.
Ближе к вечеру она вновь позвонила мне и попросила встретиться с ней. При встрече она сказала:
– Я подумала, все-таки надо показать ему газету. Пусть знает реальную обстановку, которая складывается вокруг.
А обстановка действительно была очень серьезной. Впервые Солоника назвали киллером, устранившим таких представителей элиты преступного мира. И конечно, обнародование этой информации преследовало какую-то цель. Может быть, правоохранительные органы хотели избавиться от Солоника путем мести со стороны «кровников» – тех, кто стоял близко к убитым лидерам преступного мира.
У меня была очень трудная миссия – принести и показать Александру статью. Этот день я запомнил надолго.
Утром, как всегда, я пришел в следственный изолятор, вызвал Солоника и стал ждать, пока он придет, обдумывая, как преподнести ему эту статью.
Солоник вошел, как обычно, в сопровождении конвоира. Как всегда, конвоир пристегнул его наручник к стулу. Через некоторое время Солоник совершенно свободно снял наручники и спросил, почему я такой невеселый, что случилось.
Тогда я показал ему газету. Он быстро прочел статью, и тут произошел взрыв. Он стал ходить по следственному кабинету из угла в угол и кричать:
– Как же так?! Почему они написали про меня? Они ничего про меня не знают! Почему они ко мне не пришли? Почему они называют меня подонком? Почему они называют меня преступником, ведь суда еще не было! Еще ничего не доказано, а они уже сделали меня преступником! Эх, был бы я на свободе!.. – сказал он, вероятно, недоговаривая, что могло бы ждать авторов этой статьи, если бы он был свободен.
В таком возбужденном и злом состоянии я его никогда еще не видел.
Потом был второй день, когда вышла статья Н. Модестова в «Курантах», и он так же негодовал и протестовал, но, к сожалению, сделать ничего не мог. Он прекрасно понимал, что после этой статьи, возможно, начнется какая-то тюремная интрига в отношении него. Он понимал, что всю политику в следственных изоляторах держат либо воры в законе, либо «смотрящие» – лица, наиболее авторитетные в уголовной среде, назначенные теми же ворами в законе. Поэтому необходимо было как-то определить их отношение к тому, что было опубликовано в газетах.
Александр сказал:
– С Якутенком я сейчас спишусь. Но сюда еще один жулик заехал, я постараюсь «пробить» его (то есть установить отношение к нему).
Тогда я еще не знал, что с воли пришло письмо, подписанное четырнадцатью ворами в законе, приговорившими Солоника к смерти. Причем двенадцать из этих воров были кавказцами. Потом, когда мне об этом рассказал один из оперативников следственного изолятора и это подтвердили другие клиенты, я представил, насколько серьезной была опасность ликвидации Солоника в стенах следственного изолятора.
Весной, в апреле, пришел следователь. Это был молодой парень лет тридцати. Впоследствии он станет заместителем прокурора одного из районов Москвы.
Следователь очень сухо вел допрос Солоника. На допросе присутствовал еще один адвокат, Алексей Загородний. Следователь задавал вопросы, связанные с оружием.
Солоник охотно рассказывал, потому что отрицать факт, что в его квартире хранилось оружие, не имело смысла, все оно было с его пальцами, да и наказания особо большого за это ему не грозило – максимум три года. Поэтому он очень подробно рассказывал о своем арсенале. А арсенал был достаточно велик.
Через несколько дней мы с коллегой поинтересовались результатами экспертизы. Следователь сказал, что ожидает его в ближайшую неделю. И он не обманул. Мы с нетерпением ждали момента, когда можно будет все узнать.
Наконец момент настал. Следователь при встрече протянул нам пять или шесть листов машинописного текста на бланке с печатями экспертного совета. Первой была экспертиза криминалистическая, второй – баллистическая. Первую мы сразу дали читать Солонику. Он взял листок и углубился в чтение. Когда он дошел до выводов, то пришел в негодование и снова стал кричать:
– Я не убивал троих милиционеров! Я не мог убить милиционеров!
Он тут же схватил листок бумаги и карандаш и стал что-то рисовать.
– Вот тут стояли они: тут, тут и тут. Здесь стоял я. Раздались выстрелы – я побежал. Как я мог за такое короткое время убить троих? Это невозможно! Совершенно невозможно! – стал быстро говорить он и обратился ко мне: – Но вы-то верите, что я не мог убить троих?
– Я тебе верю, – ответил я. – Я обязан тебе верить – я твой адвокат.
Но Солоник не успокоился.
Потом мы прочли заключение баллистической экспертизы. Она показала, что бойки патронов были специально сточены, чтобы пуля была смертельной. Все это возмутило Солоника. Он пытался доказывать, что экспертиза неправильно сделана, что заключение не соответствует действительности. На это следователь ответил:
– Будете доказывать все в суде, у вас опытные адвокаты.
– Суд? Я представляю, что это будет за суд, если вы сделали такую экспертизу – фальшивую. На что мне теперь надеяться?!
Мы, чтобы выдержать паузу, вышли с коллегой из кабинета, оставив следователя наедине с Солоником. Спустя несколько минут из кабинета выскочил следователь, весь красный. Мы удивленно спрашиваем его:
– Что случилось? Он что, пытался на вас напасть?
– Да нет, он не напал на меня. Он просто предлагал мне деньги, причем крупные.
– Сколько? – поинтересовались мы.
– Миллион долларов.
– И что же вы?
– Конечно, отказался. Теперь придется писать докладную записку.
– А стоит ли это делать, если вы отказались? – спросил его я.
– Я обязан написать.
Я понял, что, видимо, наши беседы прослушивались и записывались.
После заключения экспертизы Солоник резко изменился. Он перестал быть жизнерадостным, веселым. Замкнулся в себе, о чем-то думал, не всегда был расположен к разговору. Мысль о побеге появилась у него, наверное, именно тогда, когда стали известны результаты экспертизы. И, скорее всего, когда пришло письмо со смертным приговором от воров в законе. Он прекрасно понимал, что шансов выжить у него нет. Поэтому именно в этот период он настроился на побег.
Тогда я еще не знал, какую сенсацию подготовил для меня Солоник.
6 июня я молча поднялся на второй этаж, взял два листка вызовов клиентов и стал неторопливо заполнять их. Первый листок я заполнил традиционно на Солоника, подчеркнув при этом «9-й корпус, камера 38». Когда я протянул листок дежурной по картотеке, она удивленно взглянула на меня, сделав паузу, и молча протянула листок обратно. Я взял листок, повернулся и хотел идти, как вдруг ко мне подошли два человека и, назвав меня по имени-отчеству, попросили пройти с ними на беседу в один из кабинетов.
Мы прошли по коридору и оказались у двери кабинета, на которой висела табличка с фамилией хозяина кабинета и его должностью – заместитель начальника следственного изолятора по режиму. Я сразу понял: что-то случилось.
Войдя в кабинет, я поздоровался. В кабинете находилось четыре человека. Хозяин кабинета, майор, молча сидел у стола. Вид у него был невеселый. Рядом с ним сидел какой-то капитан. Еще двое в гражданском сидели немного поодаль.
Все молчали. Сотрудники, доставившие меня, сказали:
– Вот его адвокат, – и назвали меня по фамилии.
Мне предложили сесть за стол. Началась беседа.
Первый вопрос, который задали мне, – когда в последний раз я видел Солоника. Он показался мне очень странным и неуместным. Я подумал: «Зачем вы меня об этом спрашиваете, если все визиты записываете в журнал, как и визиты других адвокатов? У вас установлены видеокамеры, прослушивающие приборы…» Я сказал, что последний раз видел его, по-моему, в пятницу, а после этого я не был у него неделю, так как отдыхал.
– А вы не заметили ничего подозрительного? Например, странное поведение Солоника или что-то, скажем, нехарактерное для него в последнее время?
– А что значит – в последнее время?
– Ну, что он говорил вам накануне?
– Накануне чего?
Мои собеседники молчали. Первая мысль, которая неожиданно пришла мне в голову, – вероятно, Солоника убили. Значит, письмо воров в законе, присланное недавно, подействовало. А может быть, он кого-то убил в разборке? А может быть, в конце концов, самоубийство…
– А что случилось? – спросил я с нескрываемым волнением.
Вероятно, собеседники изучали мою реакцию и выясняли, насколько я посвящен в произошедшие события. Майор, хозяин кабинета, молча посмотрев на людей в гражданском, которые кивнули ему, ответил:
– Произошло то, что ваш клиент вчера ночью, вернее, сегодня утром бежал.
– Как бежал?! – вырвалось у меня. – Не может быть! Разве отсюда можно убежать?
Я вспомнил, насколько девятый корпус и следственный изолятор серьезно охраняются. Это была практически тюрьма в тюрьме.
Майор неохотно ответил, пожав плечами:
– Выходит, возможно.
Когда я сел в машину и направился в сторону своего дома, я включил радио и услышал новости. Через каждые 15 минут все московские радиостанции передавали сенсационное сообщение о побеге из Матросской Тишины.
Всю дорогу я думал о Солонике – почему он убежал? Вдруг его убили, а пытаются инсценировать его побег? Нет, все же, наверное, убежал. А что же будет со мной? Какие будут предприниматься действия? То, что за мной будут следить, – очевидно. Но могут ли они провести обыск у меня дома? Внутренний голос ответил мне: «А что ты волнуешься? Ведь у тебя нет ничего такого». Нет, но могут подбросить… Ведь им нужен стрелочник.

Побег Солоника
Как это было

Идея побега пришла мне в голову еще весной. Как зарождалась идея побега? С чего это началось? Наверное, с того, что я эту идею вынашивал постоянно, с первого дня пребывания в СИЗО. Но тогда я еще не был готов к побегу. Ранение, удаление почки, слишком большая потеря крови и сил не давали мне такой возможности. Кроме того, мне нужна была поддержка работников следственного изолятора.
Весной, когда следователь принес результаты экспертизы и на меня стали вешать всех троих ментов, я был взбешен такой несправедливостью, это была одна из главных причин. Вторая причина – я узнал, что пришла «малява» от воров, которые вынесли мне смертный приговор. Подписали его то ли 11, то ли 12 воров. Для СИЗО или зоны это было приказом, требующим беспрекословного исполнения. Мало-мальски уважающий себя зэк, мечтающий о близости к ворам, посчитает честью для себя выполнить такой приказ.
Наконец, мой адвокат постоянно говорил мне, что приговором суда в отношении меня вряд ли будет смертная казнь и даже если все-таки смертная казнь, то она будет впоследствии отменена, так как Россия готовится вступить в Совет Европы, а требования Совета предусматривают неприменение смертной казни в качестве наказания. Но даже, допустим, если меня не расстреляют, то какой срок по приговору я могу получить? 15—20 лет будут вычеркнуты из жизни. И смогу ли я провести все эти годы в неволе? Конечно, нет. И нет никакой гарантии, что когда я попаду в зону, то проживу там больше недели – туда тут же придет «малява» с приговором воров в отношении меня. У меня уже были подобные истории – в Пермской зоне, в Ульяновской.
Так что идея побега сформировалась окончательно и бесповоротно.
Я стал думать, как это лучше осуществить. Вариантов было несколько. Первая идея – захватить заложника: кого-нибудь из вертухаев или оперов следственного изолятора. Но это было бы очень опасным, и для этого было необходимо оружие или хотя бы заточка. Да и вызванный спецназ или ОМОН наверняка изрешетит меня и заложника не задумываясь.
Захватить в заложники адвоката, пускай даже постороннего, будет западло.
Второй вариант – перепилить решетку в камере. Это тоже нереально. Сколько мне придется ее пилить? И нет гарантии, что это не будет раскрыто.
Третий вариант, которым я воспользовался, пришел мне в голову неожиданно. Я прекрасно помню этот день. В апреле, когда солнце уже было по-весеннему теплым, я совершал прогулку по крыше следственного изолятора. Я обратил внимание, что крыша огорожена тонкой стальной сеткой, опоясанной сверху рядом колючей проволоки. Я очень внимательно осмотрел проволоку и увидел, что никакого подключения к электрической сети не было. Оставалось только определить, куда выходит крыша, в какую сторону.
Один скат ее выходил на внутренний двор тюрьмы, а другой – на улицу. Об этом было нетрудно догадаться, потому что оттуда время от времени доносились голоса людей и звуки идущего транспорта.
Нужно было выяснить, на какой высоте находилась крыша здания. Но этого я сделать не мог, поскольку не видел тюрьмы снаружи.
После этого у меня родилась на первый взгляд фантастическая идея – сбежать через крышу с помощью альпинистского шнура. Я вернулся в камеру взволнованным, ничего не ел, не пил, только думал о побеге. В тот момент мне казалось, что все это нереально.
Прошло два-три дня. Я все еще считал, что мой план провалится на первом же шагу, что я буду либо убит при попытке к бегству, либо просто ничего не получится. Но – выхода не было.
Целыми днями я обдумывал план побега. Постоянно чертил схемы на листках бумаги, вычерчивал примерный метраж, рассчитывал время, указывал места, на которые нужно обратить особое внимание. Каждый раз, когда меня выводили на прогулку, я внимательно вглядывался в каждый предмет. Я уже определил, что, по существу, в коридоре, через который меня водят, стоят два или три монитора. Оставалась проблема – как их отключить? Надо было как-то себя спасать.
Каждый день в камере я продолжал разрабатывать планы и схемы побега. Потом, когда я приходил к какому-то определенному варианту, я сжигал их, чтобы не оставлять никаких следов.
Вскоре я посвятил в свои планы своего коридорного конвоира Сергея. Он был ошарашен. Но, поскольку он уже был мною завербован, отступать было некуда. Его задачей было согласовать все с людьми Бориса Петровича на воле. Вскоре мне принесли рацию, от людей Бориса Петровича я узнал, что высота здания примерно 25—30 метров.
Следовательно, нужен шнур соответствующей длины. Напротив здания находится жилой дом, состоящий из пяти или шести этажей, с металлической крышей, которая значительно ниже крыши следственного изолятора.
Для побега я заказал следующее оборудование: альпинистский шнур из очень прочной капроновой нити, не меньше 25 метров, хорошие кожаные легкие перчатки, несколько карабинов. Заказал ствол типа «глока» 17-зарядный, мой любимый. Но впоследствии мне заменили его на «макарова», объяснив это тем, что конвоиру легче пронести «макарова», сославшись на то, что это его оружие. Заказал миниатюрную радиостанцию, чтобы переговариваться со своими людьми из организации; по выходным они подъезжали на машине к стенам тюрьмы, и мы вели переговоры.
Кроме этого я заказал быстродействующий яд, чтобы в случае, если меня задержат, умереть сразу, чем подвергнуться пыткам, избиениям и дальнейшей каторге и мучениям. Так я решил.
Все это я потом получил через Сергея. «Волыну» он занес мне только в день побега, остальное у меня было спрятано в разных местах, например в холодильнике, который я по ночам разбирал и сделал в нем что-то вроде тайника.
Для побега я выбрал ночь с субботы на воскресенье. Получилось так, что Сергей дежурил по графику только в ночь с пятого на шестое июня, то есть с воскресенья на понедельник. Это было не очень благоприятное время. Лучше всего было бежать с субботы на воскресенье, так как люди отдыхают и им будет трудно меня выследить. Но пришлось подстраиваться. Если Сергею затевать обмен с кем-нибудь, это может вызвать подозрения, и мы решили: пусть это произойдет в ночь с воскресенья на понедельник.
1 2 3 4 5 6 7