– Нет. Только не Антуан, – торопливо произнесла Эммануэль и тут же пожалела о своей поспешности, заметив на лице майора интерес.
– Какими были ее отношения с Генри Сантером?
– Я не думаю, что у нее была связь с Генри. – Она энергично покачала головой.
– Почему вы так уверены?
– Боже! Он был совсем старик!
Майор бросил на нее косой взгляд, на его губах появилась холодная улыбка.
– Такие вещи случались.
– Генри – честный человек. Он никогда бы не соблазнил женщину, которая годится ему во внучки.
– Клер Ла Туш была очень красивой и молодой.
– Нет, – произнесла она снова. – Вы не понимаете. В жизни Генри была только одна женщина. Его жена. Может, она и умерла тринадцать лет назад, но он до конца оставался преданным ей. Кроме того… – Шум заставил ее поднять голову. Красный змей Доминика то нырял вниз под порывом ветра, то снова взмывал в синее небо. – Генри Клер даже не нравилась. Он был признателен ей за то, что она делала в больнице, но он… – она помолчала, подбирая слово, – не одобрял ее.
– Он догадывался, что она принимала настойку опия?
Эммануэль вскинула брови.
– Армейский доктор считает, что она принимала это средство регулярно. И не убеждайте меня в том, что вы не знали о ее увлечении. Уж вы-то должны были заметить соответствующие признаки.
– Она пользовалась опием больше, чем это разумно, но регулярно. Большинство людей не понимают, насколько эффективным может быть это средство. Я пыталась предостеречь ее, но она только смеялась.
– Вы знаете, где она доставала опий?
Эммануэль отрицательно покачала головой:
– До того как война нарушила сообщения, его можно было найти повсеместно. Но сейчас положение изменилось. – В тени одного из домиков, сделанных из сплавного леса, сидел мулат и плел стул из ивовых прутьев. Эммануэль остановилась, глядя, как ловко движутся его руки. – Но есть еще вероятность, что смерть Клер произошла из-за неосторожности? – медленно произнесла она. – Я имею в виду – она могла решить, что беременна, и принять слишком большую дозу масла пижмы?
– Это не случайность, – возразил майор. – Пижма содержалась в настойке опия. Флетчер делал обыск и нашел бутылку. К слову, Антуан всячески стремился ему помешать.
– В настойке опия? Это средство сладкое, но не настолько, чтобы заглушить горечь пижмы.
Майор покачал головой:
– Это была новая бутыль. Даже если Клер заметила странный привкус, она могла предположить, что настойка просто плохо изготовлена. Похоже на то, что она не подозревала, что кто-то хочет ее отравить.
Из груди Эммануэль вырвался странный возглас. Майор повернул ее к себе.
– Послушайте, – произнес он, с силой прижимая ее руки. – В этом городе происходит что-то страшное, и вы знаете намного больше, но скрываете. Разве вы не ощущаете, что и над вами нависла опасность? Вам это безразлично?
Лицо Зака было свирепым и жестким.
– Вы думаете, я не боюсь? – возразила Эммануэль. – У меня сын, который потерял отца всего три месяца назад.
– Тогда почему, черт побери, вы не говорите мне правду?
Они были так близко, что она чувствовала странную смесь страсти и ненависти. Ее влекло к этому человеку, и одновременно она боялась его. Сердце Эммануэль забилось сильно и быстро. По его внезапно обострившимся чертам она поняла, что и он испытывает подобные чувства. Майор опустил взгляд на ее губы…
– Месье, – прошептала она. – Мой сын… Его друг…
Зак поднял голову и, продолжая тяжело дышать, убрал руки с ее плеч. Эммануэль поспешно отпрянула, но майор не сделал попытки снова дотронуться до нее.
– Скольким еще придется умереть, пока вы не преодолеете свои предубеждения и не скажете, что происходит? – произнес он с внезапной холодностью.
Взявшись за кончики складок своего траурного платья, Эммануэль медленно покачала головой:
– Это не имеет ничего общего с убийствами.
Она услышала, как ее издали позвал Доминик:
– Мама, мама! – Сын бежал к ней по дамбе; над его головой летел воздушный змей. – Мама, посмотри, как высоко!
– Закончим разговор на эту тему, – вздохнул майор. Взяв в руку поводья, он вскочил в седло и поскакал прочь. Его одинокая фигура четко вырисовывалась на фоне закатного южного неба.
Вечером того же дня Эммануэль внезапно проснулась с бьющимся от страха сердцем. Было где-то около полуночи, на улице к этому времени совсем стихло. Она села в кровати, пытаясь понять, что ее разбудило. Но в доме стояла такая тишина, что в ушах буквально звенело, а темнота вокруг была густой и непроницаемой.
Чувствуя, что от страха у нее по спине пробегают мурашки, Эммануэль прокралась к двери комнаты Доминика. Он мирно спал, в тишине ночи его дыхание было чуть слышно. Тем не менее Эммануэль заставила себя пересечь комнату. Ее босые ноги ступали совсем бесшумно по непокрытому полу. На миг Эммануэль смутилась – наверное, сейчас она выглядит глупо. Решив вернуться в постель, она все же направилась к двери, чтобы проверить, закрыта ли та на засов.
По пути она обратила внимание на стеклянные раздвижные окна в гостиной, которые были заперты на защелки. Она прошла дальше, к входу. Коридор был пуст, а дверь предусмотрительно закрыта от всех ночных угроз. Но… кто-то поднял засов! Эммануэль поняла, что она проснулась именно от этого звука.
Кто-то вышел, после чего закрыл за собой дверь.
Глава 15
Рано утром следующего дня Эммануэль взяла напрокат у одного из соседей аккуратную маленькую серую кобылу и поехала на восток. Там, у болота, в похожей на гриб хижине жил чернокожий, который, как говорили, был способен предсказывать будущее.
В детстве ее не учили езде верхом. Но в первый же год замужества, столь радостный для нее, Филипп взял ее в Бо-Ла и научил ездить на лошади, как и многому другому. Поэтому не было удивительного в том, что, проезжая мимо теснившихся хижин, полей сахарного тростника и леса, Эммануэль думала именно о муже.
Ночью, обнаружив, что на закрытой входной двери не было засова, она побежала к Роуз и нашла ее спокойно спящей.
– Но как? – недоумевала мулатка, когда Эммануэль все ей рассказала. Сев на кровати, она прижала кулаки к груди. – Как кто-нибудь мог войти? И что он здесь делал?
Вместе они внимательно осмотрели дом, пытаясь найти хоть какой-либо след ночного посетителя, но безуспешно.
– Это происшествие может иметь только одно объяснение, – решила Эммануэль, когда они сидели на кухне и пили из толстых кружек горячий кофе с цикорием. – Кто-то спрятался в доме днем, когда дверь не была заперта, а ночью сделал то, для чего пришел.
– Вот что я скажу, – произнесла Роуз. – С этого дня входная дверь у меня будет заперта весь день. А утром я буду выбрасывать все остатки пищи. Кто бы это ни был, он обнаружит, что ему нечего отравить.
Эммануэль промолчала, хотя, по ее мнению, если бы кому-то понадобилось их убить, то для этого совсем не обязательно подсыпать в еду яд.
– Ты слышала какие-нибудь разговоры на рынке, Роуз? – Это бойкое место было известным и ценным источником информации, которую здесь можно было узнать как у белых, так и у чернокожих.
– О, там много болтают, – беспечно сказала Роуз. – Но никто ничего на самом деле не знает.
– И о чем?
Роуз отвела взгляд.
– Глупые разговоры.
Держа кружку в руках, Эммануэль наклонилась вперед:
– Скажи мне, Роуз.
Роуз перевела взгляд на лицо Эммануэль и протяжно выдохнула:
– Некоторые считают, что это Филипп. Якобы он не погиб на болотах, как думают янки. Что он оправился, но потерял рассудок и теперь убивает всех, кого знает.
Эммануэль сжала кружку с такой силой, что сама удивилась, как та не треснула.
– Что еще?
Роуз пожала плечами:
– Другие винят английского доктора или немецкого парня, которому ампутировали ногу. Но, скорее, люди просто не любят тех, кто говорит с акцентом или живет не так, как они.
Эммануэль машинально кивнула, но у нее возникла мысль, которую она никак не могла отогнать. В конце концов, после долгих бессонных ночей, в течение которых она раздумывала над своим предположением, она направилась сюда, на протоки реки Байу-Соваж. Этот поступок казался ей глупым, поскольку хотя она очень уважала знания Папы Джона в области целебных растений, но никогда не верила в его способности предвидеть будущее. Поэтому, приближаясь к небольшой поляне, Эммануэль мысленно говорила себе, что она здесь только потому, что люди делятся с чернокожим своими секретами, предположениями и страхами. Внезапно она вспомнила, что Филипп совсем не верил в способности Папы Джона.
Когда она подъехала к хижине, неф сидел за небольшим, покрытым белым покрывалом столом, на котором не было ничего, кроме грубо вырезанных деревянных чашек, наполненных раковинами каури. По другую сторону стола стоял стул.
– Вы хотите сказать, что ждали меня, не так ли? – произнесла Эммануэль, натягивая поводья.
Откинув голову, негр раскатисто рассмеялся.
– Вы думаете, что знакомые сообщили мне о вашем визите?
Эммануэль привязала серую кобылу к ветке кипариса и направилась к негру.
– А это так? – поинтересовалась она, останавливаясь перед столом.
– Ничего подобного.
– Но тогда как вы догадались, что я приду?
– Наверняка я знаю только то, что мне говорят.
Поколебавшись мгновение, Эммануэль направилась к свободному стулу.
Она положила руки на белоснежную ткань.
– Тогда потрясите раковины каури и вызовите божество, чтобы оно сказало, кто это сделал.
– Это не так просто.
Эммануэль пристально взглянула ему в глаза.
– Вот как?
Негр протянул ей деревянную чашу с раковинами.
– Держите ее обеими руками. Очистите свой ум от всего постороннего, думайте только о том, что вы хотите узнать.
Чашка оказалась гладкой и холодной; казалось, она вибрировала, что испугало Эммануэль.
– А теперь закройте глаза, потрясите раковины и задайте свой вопрос.
Затем Папа Джон снова потряс раковины и начал петь песню на языке своей далекой родины – по рассказам Генри Сантера, негр адресовал магические песни четырем частям света, вызывая свое божество, а также «Всемогущего отца». Негр верил в особенную религию – вуду, в которой перемешались воспоминания о древних африканских религиях и мистический католицизм Санто-Доминго, острова в Карибском море, на котором Папа Джон был рабом до того, как его перевезли сюда, в Новый Орлеан.
Эммануэль молча смотрела, как неф раскачивается взад и вперед. Мускулы на его щеках странно провисли, а глаза закатились. Старик погрузился в транс. Внезапно он рассыпал раковины по столу. Эммануэль испугалась и вскочила. Однако Папа Джон остановил ее жестом и начал внимательно изучать их расположение.
– Довольно опасное сочетание свирепых чувств. Ненависти и даже темной кипящей ярости, – проговорил он, наклоняясь к раковинам и чуть не касаясь их лбом.
– Я знаю, – сказала Эммануэль.
Негр взглянул на нее, от удивления в уголках его глаз появились морщинки.
– В самом деле?
Эммануэль не очень-то верила в сверхъестественные способности Папы Джона, но доверяла своим предчувствиям.
– Я ощутила это. В ту ночь на кладбище.
– Что целились в вас?
– Да.
Негр снова начал рассматривать раковины, лежащие двумя параллельными линиями.
– М-м-м, – наконец пробормотал он после долгого, внушающего Эммануэль страх молчания.
– Что там? – тревожно произнесла она.
– Я вижу две угрозы. Одна направлена на вас, но вторая – на того, кого вы любите.
– Доминик. – Она наклонилась вперед, голос стал резким от страха. – Боже! Может, это не Доминик? – Она разом забыла, что когда-то не верила в способности Папы Джона.
Негр покачал головой:
– Не знаю.
– Что тогда вы имеете в виду? Почему вы не говорите, как зовут этого человека?
Папа Джон провел рукой по покрывалу:
– Вы можете прочитать здесь имя?
Схватившись за край стола, Эммануэль наклонилась.
– Я вижу только раковины, которые для вас что-то значат.
– Они мне не все открывают. – Негр говорил спокойным вежливым тоном. – Я хотел, чтобы это было не так, но пока что я благодарен, что узнал хоть что-то. – Он помолчал, как бы раздумывая. – По большей части.
Эммануэль медленно выпрямилась. Сейчас ей было стыдно за себя, за свой страх и грубость.
– Прошу прощения. Вы пытались мне помочь, а я сорвалась на вас. – Она достала из сумочки превосходный кубинский табак, который принесла с собой в качестве подарка, и положила на стол.
Негр внимательно смотрел ей в лицо.
– Иногда мы все хотим немного покричать.
Эммануэль смущенно рассмеялась.
– Спасибо, – поблагодарила она и направилась к своей лошади. – Вы не хотите сказать мне, чтобы я была осторожнее? – спросила она, подводя кобылу к пню, с которого могла взобраться в седло.
Негр подошел к ней и поднял голову, чтобы посмотреть ей в лицо.
– Вы уже ведете себя осмотрительнее. Только…
Он замолчал. Расправляя юбку, Эммануэль удивленно спросила:
– Что «только»?
Он снова помолчал, потом легонько ударил по шее кобылы на прощание.
– Поберегитесь, хорошо?
– Может, мне следует еще о чем-нибудь разузнать? – спросил Хэмиш.
Они сидели в кафе «Морнинг-Колл» и завтракали кофе с молоком и пончиками. В это утро с реки дул холодный ветер, с пристани доносились крики матросов, привязывающих канаты люгера, и голоса женщин, идущих на рынок с корзинами на головах. Мулатки двигались с врожденной грацией. Воздух был напоен запахами оливкового масла, солода и жареных зерен кофе. Это сочетание было характерно только для одного города на свете – Нового Орлеана.
– Что-то происходит между тобой и той французской вдовушкой, чьи друзья имеют плохую привычку превращаться в покойников, – произнес Хэмиш.
Повернув голову, Зак взглянул на него.
– Не поднимай брови и не изображай удивление, – продолжал Хэмиш, качая указательным пальцем. – Я наблюдал вчера. Даже слепой заметил бы, что между вами пробегали искры.
Зак негромко рассмеялся, но тут же замолчал и повернул голову к площади. На постаменте статуи Эндрю Джексона какой-то рабочий под личным наблюдением «ложечного» генерала Батлера усердно высекал новую надпись: «СОЮЗ ДОЛЖЕН И БУДЕТ СОХРАНЕН».
– Боже правый, она же подозреваемая, – наклоняясь вперед, произнес Хэмиш.
– Я в этом не уверен.
– Но ты же сам предполагал это раньше.
Зак пожал плечами:
– Думаю, она что-то скрывает от нас, но этого и следует ожидать, верно? Мы здесь не особенно популярны.
– Не стоит об этом вспоминать.
Зак наклонился вперед, продолжая наблюдать за рабочим на площади.
– Я хотел бы, чтобы несколько солдат обыскали кладбище. Пусть они обратят внимание на те склепы, где заметны следы недавнего ремонта, а потом поговорят с родственниками умерших. Нужно найти тех двух негров, о которых говорил сторож-немец. Они могли что-нибудь заметить.
Хэмиш что-то пометил в своей записной книжке.
– Помнишь – ты просил меня разузнать насчет Филиппа де Бове?
– Да, – медленно произнес Зак, глядя, как грузный ньюйоркец чешет шею.
– Поначалу я думал, что он был зачислен в медицинский корпус конфедератов и там убит. Но я ошибся. Похоже на то, что он тайно вывозил золото конфедератов через болота, после того как мы взяли город. Но ему это не удалось.
– Смерть героя, – мягко произнес Зак.
– Да. Но все, с кем я общался, признавались, что никогда бы не подумали, что муженек этой хорошенькой французской вдовушки участвовал в темных делишках.
– Как и все мы, наверное?
Хэмиш покачал головой:
– Я побывал там, где торгуют абсентом, играют в фараон, а потом в самых лучших борделях – вроде одного на Олд-Ливи-стрит, который торгует совсем молодыми девочками и мальчиками – для извращенных богачей. И думаю, я не узнал еще и половины.
Около железной ограды площади старая индианка раскладывала на одеяле сушеные растения на продажу. Зак внимательно за ней наблюдал.
– Похоже на то, что этот человек был способен убить из арбалета или отравить. Если это он, то вся история начинает проясняться.
– Вот как? Да, надо выяснить, что это была за экспедиция де Бове по переправке золота через реку Байу-Креве. Кто-то об этом уже говорил?
Солнце поднялось выше, нагревая воздух и прогоняя утреннюю прохладу.
– Не помню, – ответил Хэмиш. Металлические ножки стула скрипнули по камням, когда он отставлял его. – Но как я могу сейчас судить, двумя убийствами дело не ограничится. Их будет три и больше. Думаю, больница Сантера – очень нездоровое и опасное место.
Оставшуюся часть утра и большую часть дня Зак проверял выдачу еды городским беднякам. Все это время его мучило смутное беспокойство, неотвязчивое, словно старая мелодия или полузабытая мечта.
В конце концов, Зак оставил лейтенанта завершать работу и отправился на поиски Антуана Ла Туша.
Но найти его оказалось нелегко. Зак обнаружил Ла Туша в захудалом кабаре на Олд-Ливи-стрит. Он одиноко сидел в темном, подернутом табачной дымкой углу, за круглым столом, покрытым грязной скатерью, хотя, как заметил Зак, стоящий у локтя Ла Туша коньяк считался одним из самых дорогих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30