Этого ей показалось мало, и до ушей Николаса донесся истошный крик. Линдхерст не разобрал ни слова, но это, несомненно, был набор самых страшных ругательств. И все же в этом вопле он услышал глубокую боль разбитого сердца…
Фэнси круто повернулась, видимо намереваясь убежать, но Чарлз схватил ее за руку и грубо рванул на себя. Его обычно красивое и приятное лицо до неузнаваемости исказила гримаса злобы и ненависти. В следующий момент он размахнулся и ударил Фэнси по щеке.
– Ты, мерзкая девка! Никогда впредь не смей говорить со мной в таком тоне! Слышишь?!
Он еще раз ударил ее и швырнул на землю. Николас больше не мог сдерживаться и бросился к Чарлзу. Но кто-то схватил его за локоть.
– Линдхерст!
Николас обернулся и узнал Джона Гиббеса, который хмуро смотрел на него и укоризненно качал головой.
– Не наживайте себе неприятностей, мой мальчик, – сказал старый рыцарь. – Зачем вам это?
– Я должен, сэр! Не удерживайте меня.
Николас резко отстранил руку Гиббеса и подбежал к слугам. Теренс стоял перед Чарлзом, сжав кулаки, и с яростью смотрел на него. Очевидно, он решил защитить Фэнси. Это выглядело очень благородно, и Николас взглянул на него с восхищением. Теренс был еще совсем юным, достаточно хрупким и на голову ниже Чарлза, но тем не менее явно намеревался вступить с ним в драку.
– Чарлз! Теренс! – рявкнул Николас, подбегая к ним.
Услышав его голос, оба противника остановились, повернули к нему головы и, пробормотав «милорд», поклонились. Двое других слуг и соседский камердинер поспешили последовать их примеру. Софи же не могла оторвать взгляда от рыдавшей на земле Фэнси.
Николас знаком приказал всем, кроме Чарлза, идти в церковь. Те подчинились, но только отчасти. Теренс и Софи остановились неподалеку, откуда можно было наблюдать за происходящим. Николас не стал настаивать и, повернувшись к Чарлзу, грозно произнес:
– Я всегда был выдержанным человеком, но и моему терпению пришел конец. Вы перешли все границы дозволенного и вели себя не по-джентльменски по отношению к женщине.
– Не по-джентльменски?! Извините, милорд, но я вас не совсем понимаю.
– Неужели? Тогда слушайте и запомните, мистер Диббс. Я никогда не потерплю в своем доме человека, который может позволить себе ударить женщину. Поскольку вы доказали, что являетесь именно таковым, я вас увольняю. Сейчас же отправляйтесь в Хоксбери, соберите свои вещи и к моменту моего возвращения из церкви извольте покинуть дом!
Глаза Диббса сузились, щеки побледнели, и он очень уверенно возразил:
– Извините, милорд, но меня нанимал ваш отец, а не вы. Поэтому только он вправе меня уволить.
Николас в течение нескольких секунд холодно смотрел па Чарлза, после чего резко сказал:
– Хорошо! Мы обсудим этот вопрос с отцом, как только выйдем из церкви.
По глазам Диббса было ясно, что он в душе празднует победу. Чарлз с достоинством склонил голову перед молодым хозяином и неторопливо проговорил:
– Благодарю вас, милорд. Если у вас нет больше вопросов, то позвольте мне заняться своими делами.
Он еще раз поклонился и повернулся, чтобы уйти. Но Линдхерст остановил его.
– Чарлз!
– Слушаю вас, милорд, – откликнулся слуга после небольшой паузы.
– Наверное, будет справедливо предупредить вас, что мой отец придерживается очень строгих взглядов насчет уважительного отношения к женщине. И никогда не прощает рукоприкладства.
– Спасибо за предупреждение, милорд, – ответил Чарлз с еле заметной ухмылкой, – но я уверен, что сердце маркиза тут же смягчится, как только он узнает о наглом поведении Фзнси. Ваш отец – разумный и справедливый человек.
– Рад от вас это слышать, Чарлз, но думаю, что слуга, которого отец уволил в прошлом году за подобный поступок, с вами не согласился бы.
Диббс пожал плечами:
– Я уверен, что его сиятельство отнесется ко мне по-другому, когда выслушает объяснения. Но, так или иначе он узнает от меня правду. В конце концов, что я потеряю?
– Что вы потеряете? Возможно, средства к существованию.
Чарлз снова пожал плечами:
– Мне не составит труда быстро найти другое место.
– Я имею в виду не место, а именно средства к существованию. Видите ли, Чарлз, мой отец обычно не только увольняет слугу, которым по каким-то причинам недоволен, но и закрывает ему доступ в любые добропорядочные дома Англии.
Чарлз побледнел, но ничем более не проявил тревоги: видимо, сказалась бывшая армейская закалка. Николас в душе поздравил его с умением держать себя в руках. Помедлив несколько мгновений, он внимательно посмотрел в глаза Диббсу и сказал очень ровным, спокойным тоном:
– Что касается меня, то я, даже если согласен с решением отца уволить кого-то из слуг, никогда не допущу, чтобы этот человек остался без средств к существованию.
Чарлз вздрогнул, посмотрел в глаза Николасу и на протяжении почти минуты не мог сказать ни слова. Потом неуверенно спросил:
– Вы хотите сказать, что дадите мне хорошую рекомендацию, если уволите лично и прямо сейчас?
– Я сказал, что никто не заслуживает полного разорения. Хотя речь идет не о месте прислуги, причем не важно, где и у кого.
Чарлз нахмурился.
– Ваши слова не совсем понятны, милорд. Слуга, уволенный со службы без права поступить в том же качестве на новое место, действительно остается без средств к существованию. Для него это и есть полное разорение!
– Но вы ведь знаете, что деньги можно заработать не только в ливрее слуги.
– А если я ничего больше не умею делать?
– Мне кажется, что для вас также есть по меньшей мере один способ зарабатывать деньги, не прислуживая в доме. И к тому же тогда вы не будете общаться с женщинами, что немаловажно, коль скоро вы только что проявили склонность к рукоприкладству.
Чарлз с подозрением посмотрел на Линдхерста.
– Надеюсь, вы не собираетесь отправить меня ближайшим пароходом в Италию или Испанию для пострижения в монахи и заточения в монастыре?
– Нет, не намерен, – громко рассмеялся Николас. – Хотя бы потому, что не могу представить вас в монашеской рясе. Я думаю о военном поприще.
– Военном? – переспросил Диббс, закашлявшись от волнения.
– Да, именно военном. У меня есть очень хороший друг, имеющий немалое влияние в армии, несмотря на свой невысокий ранг капитана. Я могу его попросить похлопотать о предоставлении вам патента на офицерский чин. Правда, для получения звания вам придется пять лет прослужить простым солдатом. Я, кстати, не скрою правды о вашем беспутном поведении у меня в доме, но, надеюсь, при усердии и честной службе прошлые грехи вы искупите сполна.
От такого предложения Чарлз сначала лишился дара речи, а затем впал в форменный экстаз.
– Господи, – зашептал он прерывающимся голосом, – об этом я даже не мог мечтать! Ведь мне…
Николас поднял руку, делая Диббсу знак замолчать.
– Должен предупредить, что чин, на который вы получите патент, будет очень невысоким. Дальнейшее зависит только от вас. Для начала же вы подпишете обязательство служить простым солдатом на протяжении ближайших пяти лет и не пытаться дезертировать. Равно как и не продавать никому своего патента даже за хорошие деньги. При нарушении вами этого обязательства до истечения пятилетнего срока патент возвращается ко мне и ваша дальнейшая судьба перестает меня интересовать.
– О, милорд! Это так прекрасно, что у меня не хватает слов, чтобы…
Николас снова прервал его:
– Будем считать, что мы договорились?
– Да!.. Да, милорд! Мы не только договорились, но я навсегда останусь вашим должником!
– Вот и прекрасно. Тогда возвращайтесь в Хоксбери и начинайте упаковывать вещи. Я же подготовлю все необходимые бумаги, чтобы уже к вечеру вы смогли выехать в Лондон.
Николасу не пришлось повторять дважды. Чарлз улыбнулся и, круто повернувшись, со всех ног бросился по направлению к дому Бересфордов.
– Неотесанный дурак, – пробормотал Линдхерст, с усмешкой глядя ему вслед. – Хотелось бы посмотреть, будет ли он по-прежнему улыбаться через неделю после того, как попадет под командование Эллама…
– Вы что-то сказали, милорд? – спросил подошедший Теренс.
Николас повернулся к нему, изобразил на лице досадливую гримасу и сказал:
– Ну, если вы все слышали, то нет смысла ничего скрывать. Подчиненные капитана Ральфа Эллама будут относиться к Чарлзу как к женоненавистнику, поэтому, думаю, они очень быстро научат его уму-разуму и заставят уважать прекрасную половину человечества. Вы одобряете мое решение, Теренс?
– Браво, милорд! – ответил тот и утвердительно кивнул. К ним тут же присоединилась Софи, также наблюдавшая за происходящим.
– Значит, Чарлз будет наказан? – поинтересовалась она.
Николас бросил на нее раздраженный взгляд, восприняв этот вопрос как сомнение в его способности вершить справедливый суд.
– Конечно, будет! – довольно резко ответил он. – Или, по-вашему, я должен был его наградить?
Софи вспыхнула и, как всегда, отвела взгляд от шрама на щеке Линдхерста.
– Нет… То есть да… Я действительно считаю, что вы… что вы наградили его…
– Мисс Бартон хочет сказать, что Чарлз всегда мечтал о патенте на звание офицера, – пояснил Теренс. – И вы сейчас предоставили ему возможность осуществить свою мечту. Значит, наградили!
Николас усмехнулся, потом внимательно посмотрел на Теренса.
– Теперь у нас освободилась должность второго ливрейного слуги. Вы не хотели бы ее занять, Теренс?
– Мне? Занять должность второго ливрейного слуги? – воскликнул молодой человек, не веря своим ушам.
Николас утвердительно кивнул.
– Судя по той отваге, с которой вы кинулись защищать Фэнси, вы порядочный и честный человек, а потому заслуживаете такого назначения. Уверен, что и отец согласится со мной, узнав про ваш благородный поступок. Так что вам остается только сказать «да».
– Д-да, милорд! – заикаясь от радости, промямлил Теренс. – Я вам так благодарен за оказанную честь!
– Ну и прекрасно! А теперь начните исполнение своих новых обязанностей, сообщив маркизу, что я вынужден немного задержаться, но очень скоро приду.
– Слушаюсь, милорд! – вытянулся в струнку Теренс, ошалевший от неожиданного счастья.
Новоиспеченный второй ливрейный слуга бросился выполнять поручение, а Николас подошел к рыдающей горничной, вынул платок из бокового кармана и, вытерев Фэнси слезы, негромко спросил:
– Он вас не поранил? Может быть, пригласить врача?
Фэнси, не отрывая ладоней от лица, отрицательно покачала головой.
– Вот и хорошо, что все обошлось, – удовлетворенно сказал Николас. – Но все же разрешите посмотреть на ваше лицо.
Фэнси подняла голову и с благодарностью взглянула на лорда. Он в ответ улыбнулся и все так же тихо сказал:
– Откровенно говоря, я буду рад, если вы позволите вам помочь. Мне очень хочется по возможности вас утешить.
– Помочь? – с удивлением переспросила Фэнси. – За что мне такая честь?
– Я очень хорошо знаю, Фэнси, что значит быть публично оскорбленным и униженным! Поверьте, мне это известно! И может быть, как никто другой, я понимаю ваши страдания в эту минуту. Лучше всего подобное состояние выражает слово «опустошенность». Оно разрывает сердце и пожирает душу; начинаешь чувствовать себя несовершенным, ненужным и беспомощным. – Голос Николаса неожиданно задрожал и перешел в шепот: – В таких случаях страшнее всего засомневаться в себе и подумать, что вы не стоите ничьей любви.
Линдхерст вдруг почувствовал удушье. Нет, виной тому была не Фэнси, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами и ловила каждое слово… Софи… Николас был настолько захвачен нахлынувшими эмоциями, что совсем забыл о ее присутствии.
От досады Линдхерст стиснул зубы. Софи не могла не понимать, что именно она нанесла этот страшный удар, перевернувший всю жизнь Николаса Сомервилла и опустошивший душу. А сейчас она, конечно, торжествует, случайно услышав его скорбную исповедь. Может быть, даже про себя смеется над ним…
Но нет! Будь он трижды проклят, если позволит ей взять верх над собой!
И Николас вновь посмотрел на несчастную Фэнси, которая, правда, уже перестала рыдать, но пребывала как будто в глубоком шоке.
С трудом сложив губы в улыбку, Линдхерст очень мягким тоном сказал:
– Никогда не позволяйте никому обижать и оскорблять себя, Фэнси! Никогда! И помните, что у человека, намеренно ранившего другого, нет ни характера, ни глубины души, ни ясности мыслей! Как раз такие люди и относятся к разряду невостребованных, ненужных и не стоящих любви. Именно они, а не вы! Потому что у них кет ни разума, ни чувств…
– Лорд Линдхерст прав, Фэнси! – осторожно вмешалась в разговор Софи. – Полностью прав!
Николас чуть было не упал от такого заявления. Меньше всего он ожидал его от Софи! Чтобы она вдруг согласилась с ним?! Да такого, казалось, просто не могло произойти никогда!
Руки Линдхерста, лежавшие на плечах Фэнси, сами упали как плети. Он украдкой взглянул на Софи.
Она тоже смотрела на Николаса, но смотрела внимательно, задумчиво и очень печально. Будь на месте Софи кто-нибудь другой, Линдхерст попытался бы прочесть в этом взгляде раскаяние. Но разве мисс Баррингтон способна на столь благородное чувство?!
А вдруг? Смущенный, как никогда раньше, Николас отвел глаза.
– Какое вам дело до моих мыслей или чувств, мисс Скажите, Пожалуйста? – неожиданно взвилась Фэнси, высморкавшись с силой атлантического урагана. – Вы меня не любите и не скрываете этого!
На несколько мгновений воцарилась тишина, которую первой нарушила Софи:
– Вы правы, Фэнси. Я настолько же не люблю вас, насколько вы – меня. И не собираюсь притворяться. А с лордом Линдхерстом я согласилась только потому, что он действительно сказал правду.
– Конечно, господина Линдхерста вы поддержали! – фыркнула Фэнси. – Сейчас, наверное, добавите, что не согласны со словами Чарли обо мне.
– Я действительно с ним не согласна, – спокойно подтвердила Софи.
Фэнси снова фыркнула:
– Считаете меня полной дурочкой?
– Вовсе нет.
Николас молчал, прислушиваясь к шелесту травы и шороху листьев на дереве. Софи подошла к нему и встала совсем близко.
– Видите ли, Фэнси, – продолжала она, глядя в лицо горничной доброжелательно и спокойно, – я готова признать, что отношусь к вам не очень сердечно. Как, впрочем, и вы ко мне. От вас я вообще ничего не видела, кроме презрения и грубости. Причем с первых минут моего пребывания в Хоксбери. Вы все время старались чем-нибудь меня оскорбить.
– Потому что вы всегда воротили нос и смотрели на меня свысока.
– А вы разве нет?
– Неправда! Не я виновница нашей вражды. Не я сделала первый шаг! Это вы, Софи! И ваше высокомерие: «во мне – голубая кровь, я – дочь барона»! Или скажете, что такого не было?
– Не было! Я никогда и ни на кого не смотрела свысока. Это скорее ваша привычка, Фэнси.
– Ха! Не надо лгать! Такое за мной никогда не водилось!
– Неужели?
– Нет! Я никогда не ходила с гордо поднятой головой, считая себя лучше и умнее других!
– Тогда как прикажете понимать вашу привычку постоянно подчеркивать свое положение в доме? Более высокое, нежели мое… Вы постоянно при всех твердили, будто я ничего не умею делать! Вы не упускали случая разнести по всему дому, какая я глупая и ни к чему не способная!
Фэнси презрительно повела левым плечом.
– Почему вас так волнует, что я о вас говорю и кому? Ведь вы благородная леди, а я простая горничная. Кто станет меня воспринимать всерьез?
Николас украдкой бросил взгляд на Софи, ожидая, что она ответит. Он не хотел себе в этом признаться, но ему импонировала манера Софи отбиваться от враждебных наскоков Фэнси.
– Мы, видимо, очень не похожи друг на друга, Фэнси. – Софи мягко улыбнулась. – Я не могу безразлично относиться к тому, что обо мне говорят в доме. Вы – можете. Я, например, считаю, что каждый человек должен слышать о себе только хорошее от тех, кого он считает равным себе.
– Равным? Святые угодники! Разве мы с вами равны? Да нет же! Нет! Ни по происхождению, ни по воспитанию. Вы принадлежите к высшему обществу, куда никого из нас никогда не допустят. Да что там! Вы и ваши друзья засмеют нас за один только варварский язык!
Софи на несколько мгновений задумалась, потом утвердительно кивнула:
– Да, это так, Фэнси. Если брать за эталон происхождение и воспитание, то мы действительно принадлежим к разным слоям общества. Но если отбросить все эти стандарты, изобретенные обществом, – образование, знатность, чистоту языка, богатство, – то разве мы не окажемся очень похожими друг на друга? Вы же сами только что доказали это! – Софи посмотрела на Николаса и добавила: – Так же, как и его сиятельство. Спасибо, милорд!
Последнюю фразу Софи произнесла шепотом.
– Это каким же образом? – нахмурился Линдхерст.
Софи повернулась к Фэнси и адресовала свой ответ ей:
– Очень просто. Когда я почувствовала, как вас шокировал поступок Чарлза, то поняла, что сама чувствую то же самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Фэнси круто повернулась, видимо намереваясь убежать, но Чарлз схватил ее за руку и грубо рванул на себя. Его обычно красивое и приятное лицо до неузнаваемости исказила гримаса злобы и ненависти. В следующий момент он размахнулся и ударил Фэнси по щеке.
– Ты, мерзкая девка! Никогда впредь не смей говорить со мной в таком тоне! Слышишь?!
Он еще раз ударил ее и швырнул на землю. Николас больше не мог сдерживаться и бросился к Чарлзу. Но кто-то схватил его за локоть.
– Линдхерст!
Николас обернулся и узнал Джона Гиббеса, который хмуро смотрел на него и укоризненно качал головой.
– Не наживайте себе неприятностей, мой мальчик, – сказал старый рыцарь. – Зачем вам это?
– Я должен, сэр! Не удерживайте меня.
Николас резко отстранил руку Гиббеса и подбежал к слугам. Теренс стоял перед Чарлзом, сжав кулаки, и с яростью смотрел на него. Очевидно, он решил защитить Фэнси. Это выглядело очень благородно, и Николас взглянул на него с восхищением. Теренс был еще совсем юным, достаточно хрупким и на голову ниже Чарлза, но тем не менее явно намеревался вступить с ним в драку.
– Чарлз! Теренс! – рявкнул Николас, подбегая к ним.
Услышав его голос, оба противника остановились, повернули к нему головы и, пробормотав «милорд», поклонились. Двое других слуг и соседский камердинер поспешили последовать их примеру. Софи же не могла оторвать взгляда от рыдавшей на земле Фэнси.
Николас знаком приказал всем, кроме Чарлза, идти в церковь. Те подчинились, но только отчасти. Теренс и Софи остановились неподалеку, откуда можно было наблюдать за происходящим. Николас не стал настаивать и, повернувшись к Чарлзу, грозно произнес:
– Я всегда был выдержанным человеком, но и моему терпению пришел конец. Вы перешли все границы дозволенного и вели себя не по-джентльменски по отношению к женщине.
– Не по-джентльменски?! Извините, милорд, но я вас не совсем понимаю.
– Неужели? Тогда слушайте и запомните, мистер Диббс. Я никогда не потерплю в своем доме человека, который может позволить себе ударить женщину. Поскольку вы доказали, что являетесь именно таковым, я вас увольняю. Сейчас же отправляйтесь в Хоксбери, соберите свои вещи и к моменту моего возвращения из церкви извольте покинуть дом!
Глаза Диббса сузились, щеки побледнели, и он очень уверенно возразил:
– Извините, милорд, но меня нанимал ваш отец, а не вы. Поэтому только он вправе меня уволить.
Николас в течение нескольких секунд холодно смотрел па Чарлза, после чего резко сказал:
– Хорошо! Мы обсудим этот вопрос с отцом, как только выйдем из церкви.
По глазам Диббса было ясно, что он в душе празднует победу. Чарлз с достоинством склонил голову перед молодым хозяином и неторопливо проговорил:
– Благодарю вас, милорд. Если у вас нет больше вопросов, то позвольте мне заняться своими делами.
Он еще раз поклонился и повернулся, чтобы уйти. Но Линдхерст остановил его.
– Чарлз!
– Слушаю вас, милорд, – откликнулся слуга после небольшой паузы.
– Наверное, будет справедливо предупредить вас, что мой отец придерживается очень строгих взглядов насчет уважительного отношения к женщине. И никогда не прощает рукоприкладства.
– Спасибо за предупреждение, милорд, – ответил Чарлз с еле заметной ухмылкой, – но я уверен, что сердце маркиза тут же смягчится, как только он узнает о наглом поведении Фзнси. Ваш отец – разумный и справедливый человек.
– Рад от вас это слышать, Чарлз, но думаю, что слуга, которого отец уволил в прошлом году за подобный поступок, с вами не согласился бы.
Диббс пожал плечами:
– Я уверен, что его сиятельство отнесется ко мне по-другому, когда выслушает объяснения. Но, так или иначе он узнает от меня правду. В конце концов, что я потеряю?
– Что вы потеряете? Возможно, средства к существованию.
Чарлз снова пожал плечами:
– Мне не составит труда быстро найти другое место.
– Я имею в виду не место, а именно средства к существованию. Видите ли, Чарлз, мой отец обычно не только увольняет слугу, которым по каким-то причинам недоволен, но и закрывает ему доступ в любые добропорядочные дома Англии.
Чарлз побледнел, но ничем более не проявил тревоги: видимо, сказалась бывшая армейская закалка. Николас в душе поздравил его с умением держать себя в руках. Помедлив несколько мгновений, он внимательно посмотрел в глаза Диббсу и сказал очень ровным, спокойным тоном:
– Что касается меня, то я, даже если согласен с решением отца уволить кого-то из слуг, никогда не допущу, чтобы этот человек остался без средств к существованию.
Чарлз вздрогнул, посмотрел в глаза Николасу и на протяжении почти минуты не мог сказать ни слова. Потом неуверенно спросил:
– Вы хотите сказать, что дадите мне хорошую рекомендацию, если уволите лично и прямо сейчас?
– Я сказал, что никто не заслуживает полного разорения. Хотя речь идет не о месте прислуги, причем не важно, где и у кого.
Чарлз нахмурился.
– Ваши слова не совсем понятны, милорд. Слуга, уволенный со службы без права поступить в том же качестве на новое место, действительно остается без средств к существованию. Для него это и есть полное разорение!
– Но вы ведь знаете, что деньги можно заработать не только в ливрее слуги.
– А если я ничего больше не умею делать?
– Мне кажется, что для вас также есть по меньшей мере один способ зарабатывать деньги, не прислуживая в доме. И к тому же тогда вы не будете общаться с женщинами, что немаловажно, коль скоро вы только что проявили склонность к рукоприкладству.
Чарлз с подозрением посмотрел на Линдхерста.
– Надеюсь, вы не собираетесь отправить меня ближайшим пароходом в Италию или Испанию для пострижения в монахи и заточения в монастыре?
– Нет, не намерен, – громко рассмеялся Николас. – Хотя бы потому, что не могу представить вас в монашеской рясе. Я думаю о военном поприще.
– Военном? – переспросил Диббс, закашлявшись от волнения.
– Да, именно военном. У меня есть очень хороший друг, имеющий немалое влияние в армии, несмотря на свой невысокий ранг капитана. Я могу его попросить похлопотать о предоставлении вам патента на офицерский чин. Правда, для получения звания вам придется пять лет прослужить простым солдатом. Я, кстати, не скрою правды о вашем беспутном поведении у меня в доме, но, надеюсь, при усердии и честной службе прошлые грехи вы искупите сполна.
От такого предложения Чарлз сначала лишился дара речи, а затем впал в форменный экстаз.
– Господи, – зашептал он прерывающимся голосом, – об этом я даже не мог мечтать! Ведь мне…
Николас поднял руку, делая Диббсу знак замолчать.
– Должен предупредить, что чин, на который вы получите патент, будет очень невысоким. Дальнейшее зависит только от вас. Для начала же вы подпишете обязательство служить простым солдатом на протяжении ближайших пяти лет и не пытаться дезертировать. Равно как и не продавать никому своего патента даже за хорошие деньги. При нарушении вами этого обязательства до истечения пятилетнего срока патент возвращается ко мне и ваша дальнейшая судьба перестает меня интересовать.
– О, милорд! Это так прекрасно, что у меня не хватает слов, чтобы…
Николас снова прервал его:
– Будем считать, что мы договорились?
– Да!.. Да, милорд! Мы не только договорились, но я навсегда останусь вашим должником!
– Вот и прекрасно. Тогда возвращайтесь в Хоксбери и начинайте упаковывать вещи. Я же подготовлю все необходимые бумаги, чтобы уже к вечеру вы смогли выехать в Лондон.
Николасу не пришлось повторять дважды. Чарлз улыбнулся и, круто повернувшись, со всех ног бросился по направлению к дому Бересфордов.
– Неотесанный дурак, – пробормотал Линдхерст, с усмешкой глядя ему вслед. – Хотелось бы посмотреть, будет ли он по-прежнему улыбаться через неделю после того, как попадет под командование Эллама…
– Вы что-то сказали, милорд? – спросил подошедший Теренс.
Николас повернулся к нему, изобразил на лице досадливую гримасу и сказал:
– Ну, если вы все слышали, то нет смысла ничего скрывать. Подчиненные капитана Ральфа Эллама будут относиться к Чарлзу как к женоненавистнику, поэтому, думаю, они очень быстро научат его уму-разуму и заставят уважать прекрасную половину человечества. Вы одобряете мое решение, Теренс?
– Браво, милорд! – ответил тот и утвердительно кивнул. К ним тут же присоединилась Софи, также наблюдавшая за происходящим.
– Значит, Чарлз будет наказан? – поинтересовалась она.
Николас бросил на нее раздраженный взгляд, восприняв этот вопрос как сомнение в его способности вершить справедливый суд.
– Конечно, будет! – довольно резко ответил он. – Или, по-вашему, я должен был его наградить?
Софи вспыхнула и, как всегда, отвела взгляд от шрама на щеке Линдхерста.
– Нет… То есть да… Я действительно считаю, что вы… что вы наградили его…
– Мисс Бартон хочет сказать, что Чарлз всегда мечтал о патенте на звание офицера, – пояснил Теренс. – И вы сейчас предоставили ему возможность осуществить свою мечту. Значит, наградили!
Николас усмехнулся, потом внимательно посмотрел на Теренса.
– Теперь у нас освободилась должность второго ливрейного слуги. Вы не хотели бы ее занять, Теренс?
– Мне? Занять должность второго ливрейного слуги? – воскликнул молодой человек, не веря своим ушам.
Николас утвердительно кивнул.
– Судя по той отваге, с которой вы кинулись защищать Фэнси, вы порядочный и честный человек, а потому заслуживаете такого назначения. Уверен, что и отец согласится со мной, узнав про ваш благородный поступок. Так что вам остается только сказать «да».
– Д-да, милорд! – заикаясь от радости, промямлил Теренс. – Я вам так благодарен за оказанную честь!
– Ну и прекрасно! А теперь начните исполнение своих новых обязанностей, сообщив маркизу, что я вынужден немного задержаться, но очень скоро приду.
– Слушаюсь, милорд! – вытянулся в струнку Теренс, ошалевший от неожиданного счастья.
Новоиспеченный второй ливрейный слуга бросился выполнять поручение, а Николас подошел к рыдающей горничной, вынул платок из бокового кармана и, вытерев Фэнси слезы, негромко спросил:
– Он вас не поранил? Может быть, пригласить врача?
Фэнси, не отрывая ладоней от лица, отрицательно покачала головой.
– Вот и хорошо, что все обошлось, – удовлетворенно сказал Николас. – Но все же разрешите посмотреть на ваше лицо.
Фэнси подняла голову и с благодарностью взглянула на лорда. Он в ответ улыбнулся и все так же тихо сказал:
– Откровенно говоря, я буду рад, если вы позволите вам помочь. Мне очень хочется по возможности вас утешить.
– Помочь? – с удивлением переспросила Фэнси. – За что мне такая честь?
– Я очень хорошо знаю, Фэнси, что значит быть публично оскорбленным и униженным! Поверьте, мне это известно! И может быть, как никто другой, я понимаю ваши страдания в эту минуту. Лучше всего подобное состояние выражает слово «опустошенность». Оно разрывает сердце и пожирает душу; начинаешь чувствовать себя несовершенным, ненужным и беспомощным. – Голос Николаса неожиданно задрожал и перешел в шепот: – В таких случаях страшнее всего засомневаться в себе и подумать, что вы не стоите ничьей любви.
Линдхерст вдруг почувствовал удушье. Нет, виной тому была не Фэнси, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами и ловила каждое слово… Софи… Николас был настолько захвачен нахлынувшими эмоциями, что совсем забыл о ее присутствии.
От досады Линдхерст стиснул зубы. Софи не могла не понимать, что именно она нанесла этот страшный удар, перевернувший всю жизнь Николаса Сомервилла и опустошивший душу. А сейчас она, конечно, торжествует, случайно услышав его скорбную исповедь. Может быть, даже про себя смеется над ним…
Но нет! Будь он трижды проклят, если позволит ей взять верх над собой!
И Николас вновь посмотрел на несчастную Фэнси, которая, правда, уже перестала рыдать, но пребывала как будто в глубоком шоке.
С трудом сложив губы в улыбку, Линдхерст очень мягким тоном сказал:
– Никогда не позволяйте никому обижать и оскорблять себя, Фэнси! Никогда! И помните, что у человека, намеренно ранившего другого, нет ни характера, ни глубины души, ни ясности мыслей! Как раз такие люди и относятся к разряду невостребованных, ненужных и не стоящих любви. Именно они, а не вы! Потому что у них кет ни разума, ни чувств…
– Лорд Линдхерст прав, Фэнси! – осторожно вмешалась в разговор Софи. – Полностью прав!
Николас чуть было не упал от такого заявления. Меньше всего он ожидал его от Софи! Чтобы она вдруг согласилась с ним?! Да такого, казалось, просто не могло произойти никогда!
Руки Линдхерста, лежавшие на плечах Фэнси, сами упали как плети. Он украдкой взглянул на Софи.
Она тоже смотрела на Николаса, но смотрела внимательно, задумчиво и очень печально. Будь на месте Софи кто-нибудь другой, Линдхерст попытался бы прочесть в этом взгляде раскаяние. Но разве мисс Баррингтон способна на столь благородное чувство?!
А вдруг? Смущенный, как никогда раньше, Николас отвел глаза.
– Какое вам дело до моих мыслей или чувств, мисс Скажите, Пожалуйста? – неожиданно взвилась Фэнси, высморкавшись с силой атлантического урагана. – Вы меня не любите и не скрываете этого!
На несколько мгновений воцарилась тишина, которую первой нарушила Софи:
– Вы правы, Фэнси. Я настолько же не люблю вас, насколько вы – меня. И не собираюсь притворяться. А с лордом Линдхерстом я согласилась только потому, что он действительно сказал правду.
– Конечно, господина Линдхерста вы поддержали! – фыркнула Фэнси. – Сейчас, наверное, добавите, что не согласны со словами Чарли обо мне.
– Я действительно с ним не согласна, – спокойно подтвердила Софи.
Фэнси снова фыркнула:
– Считаете меня полной дурочкой?
– Вовсе нет.
Николас молчал, прислушиваясь к шелесту травы и шороху листьев на дереве. Софи подошла к нему и встала совсем близко.
– Видите ли, Фэнси, – продолжала она, глядя в лицо горничной доброжелательно и спокойно, – я готова признать, что отношусь к вам не очень сердечно. Как, впрочем, и вы ко мне. От вас я вообще ничего не видела, кроме презрения и грубости. Причем с первых минут моего пребывания в Хоксбери. Вы все время старались чем-нибудь меня оскорбить.
– Потому что вы всегда воротили нос и смотрели на меня свысока.
– А вы разве нет?
– Неправда! Не я виновница нашей вражды. Не я сделала первый шаг! Это вы, Софи! И ваше высокомерие: «во мне – голубая кровь, я – дочь барона»! Или скажете, что такого не было?
– Не было! Я никогда и ни на кого не смотрела свысока. Это скорее ваша привычка, Фэнси.
– Ха! Не надо лгать! Такое за мной никогда не водилось!
– Неужели?
– Нет! Я никогда не ходила с гордо поднятой головой, считая себя лучше и умнее других!
– Тогда как прикажете понимать вашу привычку постоянно подчеркивать свое положение в доме? Более высокое, нежели мое… Вы постоянно при всех твердили, будто я ничего не умею делать! Вы не упускали случая разнести по всему дому, какая я глупая и ни к чему не способная!
Фэнси презрительно повела левым плечом.
– Почему вас так волнует, что я о вас говорю и кому? Ведь вы благородная леди, а я простая горничная. Кто станет меня воспринимать всерьез?
Николас украдкой бросил взгляд на Софи, ожидая, что она ответит. Он не хотел себе в этом признаться, но ему импонировала манера Софи отбиваться от враждебных наскоков Фэнси.
– Мы, видимо, очень не похожи друг на друга, Фэнси. – Софи мягко улыбнулась. – Я не могу безразлично относиться к тому, что обо мне говорят в доме. Вы – можете. Я, например, считаю, что каждый человек должен слышать о себе только хорошее от тех, кого он считает равным себе.
– Равным? Святые угодники! Разве мы с вами равны? Да нет же! Нет! Ни по происхождению, ни по воспитанию. Вы принадлежите к высшему обществу, куда никого из нас никогда не допустят. Да что там! Вы и ваши друзья засмеют нас за один только варварский язык!
Софи на несколько мгновений задумалась, потом утвердительно кивнула:
– Да, это так, Фэнси. Если брать за эталон происхождение и воспитание, то мы действительно принадлежим к разным слоям общества. Но если отбросить все эти стандарты, изобретенные обществом, – образование, знатность, чистоту языка, богатство, – то разве мы не окажемся очень похожими друг на друга? Вы же сами только что доказали это! – Софи посмотрела на Николаса и добавила: – Так же, как и его сиятельство. Спасибо, милорд!
Последнюю фразу Софи произнесла шепотом.
– Это каким же образом? – нахмурился Линдхерст.
Софи повернулась к Фэнси и адресовала свой ответ ей:
– Очень просто. Когда я почувствовала, как вас шокировал поступок Чарлза, то поняла, что сама чувствую то же самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34