* * *
В тот зимний вечер Ли Фолез был окутан туманом. Карета ЛиХофбруннов, запряженная парой лошадей и щедро увешанная фонарями, неторопливо катилась по булыжной мостовой. Двое людей, сидящих в карете, были отгорожены от мира тонкими, обитыми шелком стенками.
Леди Эстина с легким вздохом откинулась на спинку сиденья. Своеобразное одиночество вдвоем — ощущение, что они с мужем остались единственными обитателями невидимого в тумане города, было приятно. Она тихонько пожала руку Крейнца и с восторгом ощутила ответное пожатие. Муж доволен ею! И в самом деле, почему бы и не быть ему довольным — теперь, когда к ней вернулись отвага и мужество?
И что за странная дурь нашла было на нее? Неудивительно, что Крейнц был на нее зол. Разве можно его за это винить?
К счастью, успокоительное доктора Фламбески превзошло все ее ожидания. Две ложечки после обеда согрели кровь, завили распрямиться спину и возвратили уверенность в себе.
Короче говоря, Эстина чувствовала себя прекрасно. Теперь, сидя в карете, спешащей на празднество в Сердце Света, она была полна лишь радостных предчувствий и готовилась с головой окунуться в теплое море общего восхищения. Крейнц был прав с самого начала. Да ведь он всегда прав!
Скрип колес изменился, показывая, что они въехали на мост Пропащих Душ. Эстина выглянула в окно, однако реки внизу не увидела. Весь мир скрывался в густом, подсвеченном факелами тумане.
Мост остался позади. Остров Лисе. Еще пятнадцать минут, и карета проехала под тяжелой аркой, ведущей в главный двор Сердца Света. Они вышли, и Эстина зажмурилась, ослепленная сиянием бесчисленных фонарей. В этот день мрачная твердыня крепости в кои-то веки оправдывала свое название. Однако ее блеск не распространялся на гостей. Приглашенные, рекой вливавшиеся в парадную дверь, были одеты в богатые, но скромные, подчеркнуто старомодные костюмы: мужчины в строгих дублетах и свободных брюках без всяких модных разрезов; женщины в пышных юбках с фижмами. Сама Эстина выбрала бархатное платье темно-гранатового оттенка, с черной вышивкой по манжетам и глухому воротнику. Этот цвет очень шел ей, делая лет на шесть-семь моложе, и соответствовал случаю. Бесспорно, правильный выбор. Крейнцу не приходилось краснеть за жену, более того — он был явно горд. Эстина победоносно улыбнулась в ответ на взгляд мужа и не без труда сдержала рвавшийся с губ совершенно неуместный смешок. Она взяла мужа под руку, и они вместе прошествовали в Сердце Света.
В просторном вестибюле пара влилась в неторопливый человеческий поток, продвигавшийся к залу торжеств. Все выступали величественно и неспешно, говорили приглушенно, подчеркивая возвышенный дух празднества. Эстина искоса оглядывала гостей. Большинство было ей знакомо, хотя бы в лицо. Вся Лига Союзников в сборе, и еще избранные приглашенные из лучших домов. Обращало на себя внимание отсутствие членов дома ЛиГрембльдек, но это и понятно — ввиду недавнего Очищения старого дворецкого достойного барона.
Эстина отметила про себя это свидетельство падения ЛиГрембльдека, но не стала задумываться на эту тему. Ее внимание главным образом было обращено на женщин. Ни одна, решила Эстина, не может сравниться с ней привлекательностью. Может, среди них есть и моложе, и красивее, но ее отличало особое обаяние, превосходящее обычную красоту. Кроме того, у нее есть стиль. Ни одна из женщин не одевалась с таким вкусом. Многие выглядят просто вульгарно! Неуместный смешок снова запросился с языка, но Эстина сумела подавить его.
— Взгляни, — негромко воскликнула она и, толкнув мужа локтем в бок, указала: — видал женушку ЛиЗозинза? Вырядилась в коричневую парчу! Ну не смешно ли? Словно ходячая какашка, верно?
— Довольно поверхностное наблюдение, миледи, — с упреком ответил Крейнц.
— А по-моему, очень точно. Ходячая какашка! Отличная аллитерация, верно? Или это называется ассонанс? А может, эвфония? Или…
— Вы нездоровы, миледи? — Крейнц бросил на нее странный взгляд.
— Совершенно здорова, мой дорогой. Просто великолепно себя чувствую. Так свободно. Так легко и свободно, словно птица, вылетевшая из клетки.
— Остерегайтесь безрассудного полета, супруга. Свобода — не всегда благо.
— Верно! Ты абсолютно прав! Да ведь ты всегда прав. Это не просто слова, это самая правдивая правда. Ты просто чудо, Крейнц. Ты не представляешь, как я тебя люблю!
— Здесь, пожалуй, не время и не место.
— Я тебя обожаю, я тебе поклоняюсь, я жить без тебя не могу. Поцелуй меня!
— Это что, неудачная шутка, миледи? Вспомните, где мы находимся!
— А может, прошмыгнем в какую-нибудь пустую комнатку? Запрем дверь, нас никто и не хватится.
— Вы не в себе?
— Да ведь я просто хочу показать, как люблю тебя, — на этот раз полностью сдержать неуместное веселье не удалось, и тихий смешок сорвался с ее губ.
Крейнц остановился, словно врос в землю, посреди коридора и развернул жену к себе лицом.
— Вы пьяны? — в ярости прошипел он.
Эстина испугалась, увидев его лицо, и покачала головой.
— Так что с вами?
— Совсем ничего, Крейнц. Я чувствую себя прекрасно, честное слово.
— Но ведете себя не слишком-то красиво! Неужели у вас нет ни достоинства, ни чувства приличия? Немедленно опомнитесь и ведите себя соответственно. В противном случае мне придется отослать вас домой.
— О, пожалуйста, не надо! Я буду хорошо себя вести, Крейнц, правда!
Он пристально осмотрел ее и неохотно кивнул. Они продолжили свое шествие по коридору.
Некоторое время Эстина шла молча, но неотрывно рассматривала присутствующих, так что скоро желание высказаться стало нестерпимым.
— А взгляни-ка на жену ЛиВенцлофа. Всякому ясно, что эти прекрасные черные волосы — подделка. А костюмчик-то — пятнадцатилетней девочке впору! А ведь небось вообразила себя красавицей. Думает, если фигура кое-как сохранилась, так все мужчины примут ее за юную деву, когда всякому ясно, что ей сорок лет, если не больше! Словно окосевшая карга вырядилась бы в детский фартучек! Окосевшая карга — тоже неплохо сказано, правда? Честное слово, не могу смотреть на нее без смеха.
Она хихикнула. Лорд Крейнц бросил на нее острый взгляд, но промолчал.
Они вступили в зал торжеств: гулкое сводчатое помещение, освещенное немилосердно ярким светом. Обычно весь зал был заставлен креслами, но сегодня от двери до подножия сцены протянулись накрытые столы. За ними могли разместиться сотни приглашенных — каждый на своем месте, выбранном с тщательным учетом его положения, определяемого знатностью, богатством и заслугами перед Трибуналом. У каждого прибора лежала подписанная каллиграфическим почерком карточка с именем. Наименее значительные гости располагались у самой двери, более знатные — в середине, в то время как избранные друзья Трибунала собрались во главе стола. Почетные места были отведены двенадцати младшим судьям, а место, отведенное верховному судье ЛиГарволу, неизменно пустовало — банальное поглощение пищи не приличествовало столь возвышенной личности. Баронесса Эстина ЛиХофбрунн с супругом получили место на верхнем конце, бок о бок с одним из судей. Рядом сидели их столь же заслуженные Союзники. Соседом Эстины, как всегда, оказался почтенный Дремпи Квисельд, чье состояние, пусть и солидное, брало начало в не столь уж давнем падении его прежнего господина, Джекса ЛиТарнграва. Гибель благородного ландграфа ЛиТарнграва сопутствовала разоблачению и казни колдуна Равнара ЛиМарчборга. Таким образом леди Эстина в глазах общества оказалась неразрывно связана с почтенным Квисельдом, всегда оказываясь рядом с ним на светских и частных приемах, и никого не интересовало, что она от всей души презирала своего соседа.
Эстина видеть не могла его пухлого розового личика и постоянной улыбочки. Она ненавидела его круглое тельце, мягкие ручки с наманикюренными ногтями, маленькие ножки в дорогих туфлях. Ее тошнило при звуках его пронзительного голоса и при виде изящных жестов. Ей казалась несносной наглость, с какой он почитал себя равным людям куда более высокого происхождения, таким, как она сама, а его преувеличенно изысканные манеры — манерами выскочки, в глубине души сознающего свое истинное положение. Но больше всего ее раздражало само его существование, служившее вечным напоминанием о прошлом, которое так хотелось забыть.
Спасибо, что он хотя бы не притащил с собой свою мышку-жену. Зато уж сынок тут как тут: бледный хорек с красным, вечно хлюпающим носом. Он сидел в нижнем конце стола, а это означало, что юнец приглашен сюда за собственные заслуги перед Трибуналом, и они оценены соответственно — иначе он остался бы сидеть при папочке. Как там зовут этого сопливого поганца? Пфиссиг, кажется? Эстине не без труда удалось вспомнить имя, потому что для нее сын и наследник почтенного Дремпи Квисельда всегда был «Кисель Квисельд» — самое подходящее имечко для такого типа. Она снова невольно хихикнула.
Этот звук привлек внимание Дремпи. Он развернулся в кресле, увидел Эстину и подарил ей одну из своих омерзительных улыбочек.
— Баронесса ЛиХофбрунн, — воскликнул Квисельд, демонстрируя по обыкновению несносную сердечность. — Как приятно видеть вас здесь. Вы, как всегда, изумительно выглядите. Роскошное торжество, не правда ли?
— Было, — услышала она свой странно изменившийся голос, — пока не появились вы.
— Миледи? — Квисельд вздрогнул, но не перестал улыбаться. Как видно, он принял ее слова за шутку.
— Одного вашего присутствия, почтенный Квисельд, довольно, чтобы испоганить любой праздник. — И, не успев понять, что говорит, Эстина поинтересовалась: — А как ваш милый сынок Кисель… я хочу сказать, Пфиссиг? Здоров, надо полагать?
— Э-э, да, благодарю, совершенно здоров. И подает большие надежды.
— Надежды! Ну еще бы. Юноша, которого ожидает столь блестящее будущее, как вашего Киселька, и должен подавать большие надежды. И на чем основаны эти надежды, позволю себе спросить? Нет, не говорите. Я сама догадаюсь. Что может ожидать такого здорового, красноносого юношу, как не любовь, истинная любовь. А может быть, и свадьба?
— Э-э… вы сегодня на диво веселы, миледи, — Квисельд был в явном замешательстве, но стойко продолжал улыбаться. — И в самом деле, как вы тонко заметили, мой сын достиг возраста, когда пора жениться.
— Ох, как же вы осторожны, милейший Квисельд. Как уклончивы, осмотрительны и благопристойны. Но раз уж вы признались хоть в этом, я не успокоюсь, пока не узнаю имя счастливицы, на которую ваш Кисель возлагает свои сопливые надежды. Нет, не говорите. Дайте я угадаю. Уж не… — Эстина в притворной задумчивости приложила пальчик ко лбу. — Уж не ваша ли маленькая питомица, юная ЛиТарнграв? Довольно странное существо, как я слышала, и осужденного, но — вот что немаловажно — благородного осужденного. Как-никак ее отец был благородный ландграф из уважаемого рода. К тому же он был вашим прежним хозяином, как мне помнится. Возможность заполучить в жены урожденную ЛиТарнграв, аристократку с голубой кровью, должна весьма привлекать вашего Киселя-Пфиссига, чье свежеприобретенное дворянство может считаться в лучшем случае сомнительным. Вы со мной согласны?
Почтенный Дремпи Квисельд смотрел на Эстину, в буквальном смысле разинув рот. Только через минуту он опомнился настолько, чтобы осторожно поинтересоваться:
— Баронесса ЛиХофбрунн, вы плохо себя чувствуете?
— Отчего же — я никогда не чувствовала себя лучше!
— С вашего позволения, миледи, вы ведете себя несколько… Оригинально. И как ваш друг, я чувствую себя обязанным…
— Друг? — мелодично протянула Эстина. — Друг? Вы в самом деле льстите своему жалкому самолюбию мыслью, что мы — друзья ? Милейший Квисельд, неужели за столько лет вы не заметили, что я вас терпеть не могу? — Его ошеломленное лицо показалось ей таким забавным, что Эстина разразилась нездоровым смехом. Мелькнула смутная мысль, что пора бы и прикусить язычок, но правда просто рвалась из нее, и говорить ее было истинным блаженством. — Неужели вы не поняли, как противны мне, со всеми вашими мерзкими мыслишками и жалкой душонкой. Меня тошнит от вас, как тошнит в вашем присутствии каждого порядочного человека, после того как мне приходится пожимать вашу мерзкую ручонку, я тороплюсь как следует вымыть руки.
Слушая ее, Квисельд медленно наливался багрянцем, но при последних словах краска отхлынула с его лица.
— О, почтенный Квисельд, видели бы вы сейчас свое лицо, — очаровательно улыбнулась Эстина. — Глазенки вылезли на лоб, круглые щечки совсем побледнели, а розовые губки сложены в кружочек — точь-в-точь пухлый херувимчик, пронзенный стрелой. Прошу вас, расскажите мне, когда придете в себя, очень ли она колется — то есть стрела, я хочу сказать.
Она отвернулась с восторженным смешком, который замер на ее губах при взгляде на лицо мужа, сидевшего за столом как раз напротив нее. Крейнц, как она подозревала, едва ли одобрил бы ее выступление. Временами он бывает слишком суров. К счастью, он ничего не заметил, поглощенный беседой с этой глупой вешалкой, почтенной ЛиВенцлоф. Смотреть противно, как она к нему льнет и хлопает своими длинными черными ресницами. Право, как груба и неотесанна эта женщина. Совершенно лишена изысканности. Надо бы найти возможность высказать ей это нынче же вечером.
Но не сейчас. Сверкая улыбкой, Эстина повернулась к соседу слева, остролицему судье Белого Трибунала Фени ЛиРобстату, и методично начала засыпать его вопросами. Беседа, как она и ожидала, мучительно скучная, была прервана появлением первого блюда.
Эстина проглотила ложку супа. Совсем остыл, ясное дело, пока его несли с далекой кухни. Мутный, густой, как овсянка, неаппетитного темно-коричневого цвета. Запах — обычная говядина, и к тому же недоваренная. Как всегда на Зимних Восхвалениях, еда такая же тяжелая и неинтересная, как разговоры.
Блюда следовали в неизменном порядке: овощи, разваренные в кашу, вареное мясо, дичь, зажаренная в печи до состояния сухаря, вязкие соусы, некогда свежие фрукты, утопленные в густом темном меду и увязшие там, как доисторические насекомые — в смоле. И конечно, ни капли вина. Спасибо хоть хлеб хорош: свежий, с хрустящей корочкой — явно испечен не здесь.
Эстина грызла горбушку и болтала с судьей ЛиРобстатом. Этот таракан Квисельд больше не решался с ней заговорить. В приглушенное гудение голосов, заполнявших зал, не вторгались никакие иные звуки. Стены были достаточно толстыми, чтобы в зал не проникали крики и стоны из пыточных камер. Развлекая беседой ЛиРобстата, леди Эстина бдительно приглядывала за мужем и его соседкой по столу. Безмозглая ЛиВенцлоф откровенно любезничала с Крейнцем. Нет, надо будет обязательно сказать ей словечко-другое.
Обед завершился, и со стола убрали посуду. Выжидательное молчание охватило зал торжеств. Спустя несколько мгновений на помосте показался верховный судья ЛиГарвол. У Эстины перехватило дыхание. Вид верховного судьи всегда оказывал на нее такое действие. Было нечто неописуемо внушительное в его прямой, закутанной в белую мантию фигуре. Несмотря на возраст, он излучал почти сверхчеловеческую мощь. Голос верховного судьи только усиливал сложившееся впечатление: с годами он приобрел еще большую звучность.
— Собратья и уважаемые гости, я приветствую вас от имени Белого Трибунала, — возвестил ЛиГарвол. — Мы собрались здесь этим вечером, дабы почтить тех, чьи усилия и преданность в прошлом значительно приблизили цель, к достижению которой стремятся все благонамеренные граждане Верхней Геции — очищение страны от заразы колдовства. Справедливость требует, чтобы скромные герои, живущие среди нас, получили общественное признание, в каком непременно нуждаются их огромные заслуги. Только благодаря верности этих отважных и неравнодушных людей Белый Трибунал может продолжать свою деятельность по защите общества. Одни — мы были бы бессильны, как дети. Но с благословения Автонна и при поддержке соотечественников нет такой задачи, которая была бы нам не по силам. И, в конце концов, именно общими усилиями мы достигнем окончательного торжества справедливости.
Верховный судья продолжал говорить, но леди Эстина потеряла нить его речи, вслушиваясь в звуки прекрасного голоса. На время она забыла даже о ЛиВенцлоф, кокетничающей с ее мужем. Однако вступительное слово ЛнГарвола закончилось, и празднество перешло в основную, самую нудную свою стадию. Особо отличившихся одного за другим вызывали на сцену, чтобы вручить символическую белую кокарду и выслушать скромную благодарность.
Первым был приглашен благородный ландграф Рунке ЛиДжункольд, косматый и кривоногий герой, заслуживший свои почести постоянными и существенными вкладами в казну Трибунала. Эти приношения, должно быть, наносили существенный ущерб его состоянию, зато обеспечивали спокойствие в доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48