00012; 6711.
Верховный судья замер в своем кресле. Имя эхом отозвалось в памяти, вызвав из далекого прошлого детское лицо. Оно сменилось лицом мужчины, на которого так походил мальчишка, лицом его отца, лорда Равнара.
Воспоминания нахлынули волной, и судья был бессилен остановить их. Все вернулось: имена, лица, события детства, давно забытые мелочи — прошлое, на мгновение ставшее настоящим.
Все это промелькнуло перед его глазами, и следом за ним — ужасное, победное завершение истории благородного ландграфа ЛиМарчборга — Равнар в Сердце Света, Равнар под Великим Испытанием, Равнар в миг Искупления, конец Равнара — заслуженный, справедливый конец…
Разве не так?
Верховный судья внутренне содрогнулся. Отвращение, раскаяние и мучительное торжество смешались в нем, низведя его на мгновение до простого смертного, подвластного низменным земным чувствам. Таков он был, пока еще не изведал слияния с величием и славой Автонна, пока не познал уз, связующих с Благодетелем, вознесших его над заурядностью простых смертных. Некогда и он был слаб, и он колебался, сомневался в своей правоте. Он был мелок, нерешителен и робок. Но Непостижимый коснулся его, подняв на один уровень с собой. Все сомнения исчезли, как тает туман под лучами восходящего солнца, и с тех пор он претворял в жизнь волю великого Автонна. Он и теперь не сомневался в этом. Верховный судья глубоко вздохнул и снова стал самим собой. Оскверненные образом ЛиМарчборга воспоминания отхлынули, и оставленную ими пустоту заполнил гнев. Судья поднял глаза и поймал на себе настороженный взгляд майора Фрайнеля. Испепеляющие слова едва не сорвались с его губ, но ЛиГарвол сдержал их. Фрайнель как-никак достойно исполнил свой долг. Справедливость Автонна требовала избрать другую жертву.
Обмакнув перо в чернила, судья написал несколько строк и протянул бумагу Фрайнелю.
Майор просмотрел написанное. Его брови поползли вверх.
— Исполнить немедленно, — приказал верховный судья. — Можете идти.
Отсалютовав, Фрайнель удалился. Можно не сомневаться, что майор в точности выполнит приказ. Не пройдет и двух часов, как повинный в преступной халатности исполняющий обязанности коменданта будет под стражей препровожден в Сердце Света. Не далее чем через неделю Крешль предстанет перед Белым Трибуналом и ответит за все. Эта мысль принесла такое облегчение, что гнев верхового судьи моментально улегся.
* * *
Его сон не тревожили ни кошмары, ни воспоминания. Открыв глаза в мастерской Юруна, он сразу вспомнил, где находится и что с ним случилось, но усомнился в правдивости своих знаний. Злотворный Ксилиил. Сделка. Было ли это наяву, или сейчас он проснется и вдохнет стылый воздух подземелий крепости Нул?
Нет.
Тела двух стражников подтверждали, что Тредэйн все запомнил верно.
Долгий сон привел в порядок мысли, и теперь колдун мог спокойно перебирать содержимое своей памяти. Быстрое обследование подтвердило наличие новых знаний и обнаружило кое-что еще. Память о продаже самого себя впечаталась в мозг с ясностью письменного контракта. Он принял невнятные условия Ксилиила, и это нельзя было ни отрицать, ни забыть.
Медленно поднявшись, Тред обвел комнату взглядом. В углу по-прежнему горело голубое пламя, и он направился туда, чтобы еще раз рассмотреть загадочные часы. Похоже, пока он спал, они заработали, и несколько светящихся песчинок просыпалось в нижнюю колбу. Там их свет иссяк, и они лежали кучкой обычного песка. Однако теперь струйка снова оборвалась. Тред с опаской склонился пониже, пригляделся. Непонятно почему, но песочные часы влекли его к себе.
Он осторожно провел по стеклу кончиком пальца, и ощущение связи усилилось. В то же мгновение в его сознание прорвался ослепительный холодный свет, и с ним пришел голос:
Управлять… — говорящий помедлил, подбирая слово, способное выразить идею, с трудом передаваемую человеческим языком — …разумом… других… обходится дорого.
Тредэйн замер, невольно обшаривая глазами комнату. Злотворный Ксилиил оставался невидим. Голос звучал в голове колдуна, и скрыться от него было некуда. Но слова были совершенно непонятны.
Должно быть, его недоумение так или иначе проявилось, потому что Тредэйн ощутил вторжение в собственную память, и в ней ярко загорелась мысль, что запас данной ему силы не бесконечен и расходуется при использовании. Каждое колдовство имеет свою цену.
Обходится дорого. Управлять сознанием других обходится дорого. Он вторгся в разум двух стражников, чтобы стереть оттуда воспоминания о последних сутках их жизни, но цена оказалась высока. Гораздо дешевле было бы просто-напросто убить обоих.
Теперь он начал понимать причину пресловутой жестокости колдунов.
И понял, что означают песочные часы — его часы. Светящиеся песчинки в верхней колбе символизируют оставшийся запас колдовской силы. Погасший песок в нижней части показывает, сколько потрачено. Тредэйн задумался. Быть может, и у Юруна Бледного были такие часы, по которым он мог следить, как песчинка за песчинкой утекает его могущество. А когда оно иссякло, Юрун умер и, вероятно, оказался во власти Ксилиила или какого другого Злотворного. Ксилиил беззвучно согласился с его размышлениями, и Тред вздрогнул.
— Что ждет тех, кто стал Твоим? — вслух спросил он и, к своему изумлению, дождался ответа.
Ему вновь представились сияющие просторы, и теперь он узнал в них родной мир Ксилиила, сияющий мир из рассказов Клыкача. Клыкач говорил о его обитателях, разумных существах, называвших себя…
Сознающие.
Сознающие. Теперь он видел их, ослепительных, ошеломляющих неописуемостью своего облика. Смотреть на них обычным зрением означало бы ослепнуть. Голоса их — или то, что представлялось ему голосами — звучали в голове колдуна. Тред догадывался, что Сознающие общались на уровне мыслей, и мысли эти сливались в невыразимо-прекрасные созвучия. Сперва их музыка казалась безупречной, но, вслушавшись, Тред уловил мельчайшие нарушения гармонии, крошечные отступления от совершенства, которые все сильнее тревожили его. По-видимому, среди Сознающих были и такие, чьи мысли не могли настроиться на общий лад, разум которых не мог жить в согласии с другими или не желал этого согласия. Для таких отступников было особенное название, смутно понял Тредэйн. Их называли…
Аномалиями.
Аномалии мерцали здесь и там в сияющей толпе. Голос одного был особенно силен и резко выделялся из хора. Злотворный…
Сознающий. Сущий.
Сущий Ксилиил. И другие, сиявшие слабее, менее выделявшиеся из общей гармонии, но все же раздражавшие своих собратьев. И Тредэйн увидел, как горящие волны Сознающих отхлынули, оставив немногих Аномалий в вечном одиночестве. Неровный свет отвергнутых выдавал их сильные чувства, едва ли постижимые для человека. Но кое-что было понятно и Тредэйну: общая глубокая скорбь и — в одном лишь Ксилииле — всепоглощающий гнев.
Одно видение сменилось другим. Ксилиил, лелея свою ярость, каким-то образом проник в нижний план человеческого мира, где его природная сила превращала Сознающего в божество или демона.
Изгнание.
Изгнанник, но повелевающий всем, что окружало его. Но тогда к чему подчинять себе смертных колдунов и колдуний? Лица тех, кто продал себя Сущему Ксилиилу в обмен на мимолетную власть… Их не счесть. Один за другим они живут и, едва изведав вкус могущества, умирают, исчезают.
— Чего ты хочешь от них… от нас? — вырвалось у Тредэйна.
Последовало молчание, такое долгое, что он было решил, что вопрос отвергнут, но тут неожиданно раздался ответ.
Грязь. Отрава низшего измерения. Зараза.
— Что?!
Зараза, которую вы называете… разумом.
— Не понимаю…
Разум, его испражнения. Я собираю, и храню эту низшую… энергию.
— Зачем?
И снова протянулось молчание, и снова, когда Тред решил, что о нем напрочь забыли, донесся отклик:
Вот будущее.
И снова сверкающие просторы сияющего мира заполнили его сознание. Он смотрел на бескрайние мерцающие равнины под тройным ореолом атмосферы, он видел яркие образы обитателей этих равнин, и на его глазах сквозь прорыв в границе между мирами хлынул ядовитый поток. Темные струи размывали Сияние, заливали его свет, касались Сознающих, и в их светлые образы вторгалась отрава. Переливы Сияния теряли яркость, голоса разума становились глуше, тела гасли, сжимались и становились почти подобны жалким созданиям низшего мира.
— Ты хочешь отравить и уничтожить свой собственный мир? — поразился Тредэйн.
К молчаливому подтверждению примешалось другое чувство, в котором Тредэйну почудилась горечь обиды.
Изгнание…
— Ты хранишь человеческие разумы, пока не накопится достаточно для осуществления твоего замысла?
Снова молчаливое согласие.
— И долго еще ждать? — Тред торопился спрашивать, не зная, скоро ли его собеседнику наскучит общение. Однако последний вопрос остался без ответа, и Тред угадал, что понятие времени для Ксилиила лишено всякого смысла.
— И где сейчас эти разумы?
Ему представился какой-то закоулок вселенной за пределами мира людей. Вечный мрак освещался только слабым мерцанием.
Словно светляки в пещере, подумалось Тредэйну. Продолжают ли они мыслить? Понимают ли, кто такие и почему здесь?
Он ощутил утвердительный ответ на невысказанный вопрос.
— А когда ты наконец выпустишь их в собственный мир, — решился спросить Тред, — они мгновенно сгорят?
Отрицание.
— Они… мы… будем продолжать существовать и в Сиянии?
Испытай будущее.
Белый хаос сомкнулся вокруг Треда, поглотил и завладел им. Тела не было, но чувства остались, неведомое пламя обжигало и ослепляло его, рев огненных лавин оглушал, жар бесчисленных солнц убивал, но не мог убить. Не было мыслей, не было защиты, не было спасения — только бесконечная агония. И не было конца этому, потому что время в Уровне Сияния смыкалось в кольцо.
Он кричал, но не осознавал этого, пока видение не оборвалось. Тогда он услышал свой крик, отдающийся в холодных стенах полутемного зала, и замолчал. Его трясло. Горло саднило. В остальном он был невредим.
Мы еще встретимся.
Чуждый свет в сознании погас. Ксилиил удалился.
9
Тред стоял один в пустой комнате. Дрожь в коленях постепенно прошла, и он смог осмотреться. Два мертвых стражника на полу. Множество полок, заставленных колдовскими принадлежностями Юруна. Книги, вещи — все это со временем может пригодиться, но не сейчас. На столике в углу — песочные часы. Его часы, отсчитывающие время его власти. Тредэйн сообразил, что на лохмотьях его одежды не сохранилось ни единого кармана.
Его взгляд упал на тело одного из стражников. К широкому ремню был прицеплен небольшой кошелек. Склонившись над убитым, Тредэйн повозился с пряжкой и стянул пояс с трупа хозяина. На мгновение он представил себя со стороны. Грязный оборванец обирает мертвеца. Едва ли в оборванце можно узнать младшего сына Равнара ЛиМарчборга.
Вот и хорошо. Меньше всего ему хотелось быть узнанным.
Он защелкнул пряжку на поясе. Так не пойдет, того и гляди свалится. Связав концы ремня в грубый узел, Тредэйн занялся кошельком, в котором обнаружились кости, колода засаленных карт и, к его удивлению, порядочно денег. Он быстро пересчитал их. Шестьдесят шесть ауслинов, банкнотами и мелочью. Очень удачно. Поднявшись на ноги, Тредэйн шагнул к столику, бережно опустил часы в кошель и вышел из мастерской.
Сквозь открытую дверь сверху сочился бледный свет. Дневной свет. Тредэйн вышел в верхний зал, ощупью пробежался по коридору и миновал разгромленные комнаты, ежеминутно приостанавливаясь и чутко прислушиваясь. Только в прихожей он встретил двоих стражников с мутными, застывшими взглядами. Они даже не попытались задержать беглеца, и Тредэйн прошел мимо, спустился по базальтовым ступеням и остановился в тени железных деревьев.
Пятого стражника нигде не было видно. Должно быть, за ночь он успел убежать достаточно далеко. Остались ли в лесу другие? Не важно. Он в состоянии с ними управиться. Тредэйн пошел дальше, и дом Юруна скоро растаял в призрачной дымке. Вокруг сомкнулся густой утренний туман, но колдун уверенно шел по незаметной тропе. Эти места глубоко отпечатались в памяти, и ноги сами находили дорогу.
Он вышел из леса, перевалил через холмы и встал на вершине Цинова Зуба, откуда в ясные дни открывался вид на Ли Фолез. Этот день ясным не был, да Тредэйну и не хотелось видеть город. Перед его взглядом снова и снова представали видения, явившиеся ему в руинах дома колдуна, и он перебирал в памяти и обдумывал каждое слово и жест.
Лица, въевшиеся в память. Эстина, взбалмошная и расчетливая, обезумевшая от ненависти. Дремпи Квисельд — трусливый, жадный и хитрый. И верховный судья ЛиГарвол. Ледяной, беспощадный, не знающий сомнений. Образец добродетели. Фанатик, преступник, лжец, убийца. ЛиГарвол.
В памяти всплывали и другие лица. Равнар ЛиМарчборг в камере пыток Сердца Света. Рав и Зендин на Площади Сияния. Джеке ЛиТарнграв, холодно глядящий в лицо смерти. Хорек. Сержант Гульц. Капрал Вонич. Умирающий Клыкач. А потом, на протяжении долгих лет — никого.
Видения плясали перед глазами. За ними, в самой глубине, пылала огненная геенна. Долгие годы он знал только холод подземелья, а теперь — горел заживо. Словно до времени перенесся на Уровень Сияния.
Одни образы сменились другими. Раскаленный добела хаос бушевал в его голове. Сияние. Волна страха принесла с собой гнев. Предложи мне себя, по собственной воле, без принуждения! Разве он согласился бы, если бы знал, чем придется платить? Может, и согласился бы. Все равно теперь это был вопрос чисто теоретический. Договор заключен, и Злотворный выполнил свои обязательства. Дело сделано. Да и выбора-то особого не было.
Это их вина!
Эстина. Квисельд. ЛиГарвол. Это из-за них он попал в крепость Нул, из-за них приговорен к вечным мукам в Сиянии. А ведь он даже не был для них врагом. Просто мелкой помехой.
Внутренний жар стал горячее. Тредэйн понял, что пойдет на все, чтобы погасить этот огонь. На все.
Он обливался потом на холодном утреннем ветру. Глотал сырой, пахнущий смолой воздух, но он не приносил облегчения. Тредэйн продолжал гореть изнутри.
Он стал спускаться с Цинова Зуба в лес, росший у дрефского тракта, и, выйдя на дорогу, направился в сторону города, едва различимого сквозь дымку тумана. Кирпичные и каменные стены, скрытые белой штукатуркой, выросли вокруг него раньше, чем он ожидал; как видно, за эти годы Ли Фолез заметно разросся. По тракту двигалось немало повозок и телег, и Тредэйн шагал среди них, не скрываясь и не привлекая особого внимания.
Вот и гостиница «Поверженные Злотворцы», разгоняющая туман сотнями фонариков. Тред прошел мимо, пробираясь между палатками и лотками, которых стало еще больше, чем прежде. Громче, чем помнилось ему, звучало и пение наемных молельщиков. Он остановился, прислушиваясь. Точно, прежде их голоса не были так навязчивы и пронзительны, да и защитных амулетов было тогда поменьше.
Тред пошел дальше, миновав ворота в старой крепостной стене. Теперь их украшало не меньше дюжины ограждающих талисманов. Под ногами была булыжная мостовая, вокруг скрипели экипажи и толпились пешеходы. Толкотня и шум ошеломили привыкшего к одиночеству тюрьмы Тредэйна.
Сколько же лет прошло? Он впервые задумался об этом, за первым вопросом всплыли десятки других, но все они отступали перед самым насущным. Со вчерашнего утра у него не было ни крошки во рту, и он даже не вспоминал о еде, но сейчас вдруг почувствовал, что умирает с голоду.
Это легко исправить. Шестьдесят шесть ауслинов лежали в кошельке, доставшемся ему от погибшего стражника.
Вон на другой стороне улицы как раз виднелась приличного вида таверна. Из распахнутой двери доносились дивные запахи. Говядина в винном соусе, доложил ему нос, припомнив давным-давно забытые ощущения. Лук, пряности и чеснок. Его пронзила судорога, такая острая, что Тредэйн едва не спутал ее с приступом тоски.
Перейдя улицу, он вошел в открытую дверь, но тут дорогу ему преградил вооруженный шваброй юнец в переднике.
— Кыш, — приказал тот.
Тредэйн молча развязал кошелек и поспешил нашарить в нем доказательство своей платежеспособности, но ему не дали возможности предъявить его.
— Пошел вон! — юнец угрожающе взмахнул шваброй.
Удар пришелся по скуле. Тредэйн покачнулся, но удержался на ногах. Из таких юнцов, внезапно подумал он, и набирают стражу в крепость Нул. Этакий сержант Гульц в зародыше. Эта мысль оказалась необычайно заманчивой. Ярость захлестнула его, в голове вскипели колдовские заклинания, с губ едва не сорвались звуки, способные мгновенно разложить грубияна на составные части.
Это было бы так легко. Так приятно. Тредэйну удалось сдержаться. Юнцу крайне повезло.
— Пошел вон, навозная куча. Живо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Верховный судья замер в своем кресле. Имя эхом отозвалось в памяти, вызвав из далекого прошлого детское лицо. Оно сменилось лицом мужчины, на которого так походил мальчишка, лицом его отца, лорда Равнара.
Воспоминания нахлынули волной, и судья был бессилен остановить их. Все вернулось: имена, лица, события детства, давно забытые мелочи — прошлое, на мгновение ставшее настоящим.
Все это промелькнуло перед его глазами, и следом за ним — ужасное, победное завершение истории благородного ландграфа ЛиМарчборга — Равнар в Сердце Света, Равнар под Великим Испытанием, Равнар в миг Искупления, конец Равнара — заслуженный, справедливый конец…
Разве не так?
Верховный судья внутренне содрогнулся. Отвращение, раскаяние и мучительное торжество смешались в нем, низведя его на мгновение до простого смертного, подвластного низменным земным чувствам. Таков он был, пока еще не изведал слияния с величием и славой Автонна, пока не познал уз, связующих с Благодетелем, вознесших его над заурядностью простых смертных. Некогда и он был слаб, и он колебался, сомневался в своей правоте. Он был мелок, нерешителен и робок. Но Непостижимый коснулся его, подняв на один уровень с собой. Все сомнения исчезли, как тает туман под лучами восходящего солнца, и с тех пор он претворял в жизнь волю великого Автонна. Он и теперь не сомневался в этом. Верховный судья глубоко вздохнул и снова стал самим собой. Оскверненные образом ЛиМарчборга воспоминания отхлынули, и оставленную ими пустоту заполнил гнев. Судья поднял глаза и поймал на себе настороженный взгляд майора Фрайнеля. Испепеляющие слова едва не сорвались с его губ, но ЛиГарвол сдержал их. Фрайнель как-никак достойно исполнил свой долг. Справедливость Автонна требовала избрать другую жертву.
Обмакнув перо в чернила, судья написал несколько строк и протянул бумагу Фрайнелю.
Майор просмотрел написанное. Его брови поползли вверх.
— Исполнить немедленно, — приказал верховный судья. — Можете идти.
Отсалютовав, Фрайнель удалился. Можно не сомневаться, что майор в точности выполнит приказ. Не пройдет и двух часов, как повинный в преступной халатности исполняющий обязанности коменданта будет под стражей препровожден в Сердце Света. Не далее чем через неделю Крешль предстанет перед Белым Трибуналом и ответит за все. Эта мысль принесла такое облегчение, что гнев верхового судьи моментально улегся.
* * *
Его сон не тревожили ни кошмары, ни воспоминания. Открыв глаза в мастерской Юруна, он сразу вспомнил, где находится и что с ним случилось, но усомнился в правдивости своих знаний. Злотворный Ксилиил. Сделка. Было ли это наяву, или сейчас он проснется и вдохнет стылый воздух подземелий крепости Нул?
Нет.
Тела двух стражников подтверждали, что Тредэйн все запомнил верно.
Долгий сон привел в порядок мысли, и теперь колдун мог спокойно перебирать содержимое своей памяти. Быстрое обследование подтвердило наличие новых знаний и обнаружило кое-что еще. Память о продаже самого себя впечаталась в мозг с ясностью письменного контракта. Он принял невнятные условия Ксилиила, и это нельзя было ни отрицать, ни забыть.
Медленно поднявшись, Тред обвел комнату взглядом. В углу по-прежнему горело голубое пламя, и он направился туда, чтобы еще раз рассмотреть загадочные часы. Похоже, пока он спал, они заработали, и несколько светящихся песчинок просыпалось в нижнюю колбу. Там их свет иссяк, и они лежали кучкой обычного песка. Однако теперь струйка снова оборвалась. Тред с опаской склонился пониже, пригляделся. Непонятно почему, но песочные часы влекли его к себе.
Он осторожно провел по стеклу кончиком пальца, и ощущение связи усилилось. В то же мгновение в его сознание прорвался ослепительный холодный свет, и с ним пришел голос:
Управлять… — говорящий помедлил, подбирая слово, способное выразить идею, с трудом передаваемую человеческим языком — …разумом… других… обходится дорого.
Тредэйн замер, невольно обшаривая глазами комнату. Злотворный Ксилиил оставался невидим. Голос звучал в голове колдуна, и скрыться от него было некуда. Но слова были совершенно непонятны.
Должно быть, его недоумение так или иначе проявилось, потому что Тредэйн ощутил вторжение в собственную память, и в ней ярко загорелась мысль, что запас данной ему силы не бесконечен и расходуется при использовании. Каждое колдовство имеет свою цену.
Обходится дорого. Управлять сознанием других обходится дорого. Он вторгся в разум двух стражников, чтобы стереть оттуда воспоминания о последних сутках их жизни, но цена оказалась высока. Гораздо дешевле было бы просто-напросто убить обоих.
Теперь он начал понимать причину пресловутой жестокости колдунов.
И понял, что означают песочные часы — его часы. Светящиеся песчинки в верхней колбе символизируют оставшийся запас колдовской силы. Погасший песок в нижней части показывает, сколько потрачено. Тредэйн задумался. Быть может, и у Юруна Бледного были такие часы, по которым он мог следить, как песчинка за песчинкой утекает его могущество. А когда оно иссякло, Юрун умер и, вероятно, оказался во власти Ксилиила или какого другого Злотворного. Ксилиил беззвучно согласился с его размышлениями, и Тред вздрогнул.
— Что ждет тех, кто стал Твоим? — вслух спросил он и, к своему изумлению, дождался ответа.
Ему вновь представились сияющие просторы, и теперь он узнал в них родной мир Ксилиила, сияющий мир из рассказов Клыкача. Клыкач говорил о его обитателях, разумных существах, называвших себя…
Сознающие.
Сознающие. Теперь он видел их, ослепительных, ошеломляющих неописуемостью своего облика. Смотреть на них обычным зрением означало бы ослепнуть. Голоса их — или то, что представлялось ему голосами — звучали в голове колдуна. Тред догадывался, что Сознающие общались на уровне мыслей, и мысли эти сливались в невыразимо-прекрасные созвучия. Сперва их музыка казалась безупречной, но, вслушавшись, Тред уловил мельчайшие нарушения гармонии, крошечные отступления от совершенства, которые все сильнее тревожили его. По-видимому, среди Сознающих были и такие, чьи мысли не могли настроиться на общий лад, разум которых не мог жить в согласии с другими или не желал этого согласия. Для таких отступников было особенное название, смутно понял Тредэйн. Их называли…
Аномалиями.
Аномалии мерцали здесь и там в сияющей толпе. Голос одного был особенно силен и резко выделялся из хора. Злотворный…
Сознающий. Сущий.
Сущий Ксилиил. И другие, сиявшие слабее, менее выделявшиеся из общей гармонии, но все же раздражавшие своих собратьев. И Тредэйн увидел, как горящие волны Сознающих отхлынули, оставив немногих Аномалий в вечном одиночестве. Неровный свет отвергнутых выдавал их сильные чувства, едва ли постижимые для человека. Но кое-что было понятно и Тредэйну: общая глубокая скорбь и — в одном лишь Ксилииле — всепоглощающий гнев.
Одно видение сменилось другим. Ксилиил, лелея свою ярость, каким-то образом проник в нижний план человеческого мира, где его природная сила превращала Сознающего в божество или демона.
Изгнание.
Изгнанник, но повелевающий всем, что окружало его. Но тогда к чему подчинять себе смертных колдунов и колдуний? Лица тех, кто продал себя Сущему Ксилиилу в обмен на мимолетную власть… Их не счесть. Один за другим они живут и, едва изведав вкус могущества, умирают, исчезают.
— Чего ты хочешь от них… от нас? — вырвалось у Тредэйна.
Последовало молчание, такое долгое, что он было решил, что вопрос отвергнут, но тут неожиданно раздался ответ.
Грязь. Отрава низшего измерения. Зараза.
— Что?!
Зараза, которую вы называете… разумом.
— Не понимаю…
Разум, его испражнения. Я собираю, и храню эту низшую… энергию.
— Зачем?
И снова протянулось молчание, и снова, когда Тред решил, что о нем напрочь забыли, донесся отклик:
Вот будущее.
И снова сверкающие просторы сияющего мира заполнили его сознание. Он смотрел на бескрайние мерцающие равнины под тройным ореолом атмосферы, он видел яркие образы обитателей этих равнин, и на его глазах сквозь прорыв в границе между мирами хлынул ядовитый поток. Темные струи размывали Сияние, заливали его свет, касались Сознающих, и в их светлые образы вторгалась отрава. Переливы Сияния теряли яркость, голоса разума становились глуше, тела гасли, сжимались и становились почти подобны жалким созданиям низшего мира.
— Ты хочешь отравить и уничтожить свой собственный мир? — поразился Тредэйн.
К молчаливому подтверждению примешалось другое чувство, в котором Тредэйну почудилась горечь обиды.
Изгнание…
— Ты хранишь человеческие разумы, пока не накопится достаточно для осуществления твоего замысла?
Снова молчаливое согласие.
— И долго еще ждать? — Тред торопился спрашивать, не зная, скоро ли его собеседнику наскучит общение. Однако последний вопрос остался без ответа, и Тред угадал, что понятие времени для Ксилиила лишено всякого смысла.
— И где сейчас эти разумы?
Ему представился какой-то закоулок вселенной за пределами мира людей. Вечный мрак освещался только слабым мерцанием.
Словно светляки в пещере, подумалось Тредэйну. Продолжают ли они мыслить? Понимают ли, кто такие и почему здесь?
Он ощутил утвердительный ответ на невысказанный вопрос.
— А когда ты наконец выпустишь их в собственный мир, — решился спросить Тред, — они мгновенно сгорят?
Отрицание.
— Они… мы… будем продолжать существовать и в Сиянии?
Испытай будущее.
Белый хаос сомкнулся вокруг Треда, поглотил и завладел им. Тела не было, но чувства остались, неведомое пламя обжигало и ослепляло его, рев огненных лавин оглушал, жар бесчисленных солнц убивал, но не мог убить. Не было мыслей, не было защиты, не было спасения — только бесконечная агония. И не было конца этому, потому что время в Уровне Сияния смыкалось в кольцо.
Он кричал, но не осознавал этого, пока видение не оборвалось. Тогда он услышал свой крик, отдающийся в холодных стенах полутемного зала, и замолчал. Его трясло. Горло саднило. В остальном он был невредим.
Мы еще встретимся.
Чуждый свет в сознании погас. Ксилиил удалился.
9
Тред стоял один в пустой комнате. Дрожь в коленях постепенно прошла, и он смог осмотреться. Два мертвых стражника на полу. Множество полок, заставленных колдовскими принадлежностями Юруна. Книги, вещи — все это со временем может пригодиться, но не сейчас. На столике в углу — песочные часы. Его часы, отсчитывающие время его власти. Тредэйн сообразил, что на лохмотьях его одежды не сохранилось ни единого кармана.
Его взгляд упал на тело одного из стражников. К широкому ремню был прицеплен небольшой кошелек. Склонившись над убитым, Тредэйн повозился с пряжкой и стянул пояс с трупа хозяина. На мгновение он представил себя со стороны. Грязный оборванец обирает мертвеца. Едва ли в оборванце можно узнать младшего сына Равнара ЛиМарчборга.
Вот и хорошо. Меньше всего ему хотелось быть узнанным.
Он защелкнул пряжку на поясе. Так не пойдет, того и гляди свалится. Связав концы ремня в грубый узел, Тредэйн занялся кошельком, в котором обнаружились кости, колода засаленных карт и, к его удивлению, порядочно денег. Он быстро пересчитал их. Шестьдесят шесть ауслинов, банкнотами и мелочью. Очень удачно. Поднявшись на ноги, Тредэйн шагнул к столику, бережно опустил часы в кошель и вышел из мастерской.
Сквозь открытую дверь сверху сочился бледный свет. Дневной свет. Тредэйн вышел в верхний зал, ощупью пробежался по коридору и миновал разгромленные комнаты, ежеминутно приостанавливаясь и чутко прислушиваясь. Только в прихожей он встретил двоих стражников с мутными, застывшими взглядами. Они даже не попытались задержать беглеца, и Тредэйн прошел мимо, спустился по базальтовым ступеням и остановился в тени железных деревьев.
Пятого стражника нигде не было видно. Должно быть, за ночь он успел убежать достаточно далеко. Остались ли в лесу другие? Не важно. Он в состоянии с ними управиться. Тредэйн пошел дальше, и дом Юруна скоро растаял в призрачной дымке. Вокруг сомкнулся густой утренний туман, но колдун уверенно шел по незаметной тропе. Эти места глубоко отпечатались в памяти, и ноги сами находили дорогу.
Он вышел из леса, перевалил через холмы и встал на вершине Цинова Зуба, откуда в ясные дни открывался вид на Ли Фолез. Этот день ясным не был, да Тредэйну и не хотелось видеть город. Перед его взглядом снова и снова представали видения, явившиеся ему в руинах дома колдуна, и он перебирал в памяти и обдумывал каждое слово и жест.
Лица, въевшиеся в память. Эстина, взбалмошная и расчетливая, обезумевшая от ненависти. Дремпи Квисельд — трусливый, жадный и хитрый. И верховный судья ЛиГарвол. Ледяной, беспощадный, не знающий сомнений. Образец добродетели. Фанатик, преступник, лжец, убийца. ЛиГарвол.
В памяти всплывали и другие лица. Равнар ЛиМарчборг в камере пыток Сердца Света. Рав и Зендин на Площади Сияния. Джеке ЛиТарнграв, холодно глядящий в лицо смерти. Хорек. Сержант Гульц. Капрал Вонич. Умирающий Клыкач. А потом, на протяжении долгих лет — никого.
Видения плясали перед глазами. За ними, в самой глубине, пылала огненная геенна. Долгие годы он знал только холод подземелья, а теперь — горел заживо. Словно до времени перенесся на Уровень Сияния.
Одни образы сменились другими. Раскаленный добела хаос бушевал в его голове. Сияние. Волна страха принесла с собой гнев. Предложи мне себя, по собственной воле, без принуждения! Разве он согласился бы, если бы знал, чем придется платить? Может, и согласился бы. Все равно теперь это был вопрос чисто теоретический. Договор заключен, и Злотворный выполнил свои обязательства. Дело сделано. Да и выбора-то особого не было.
Это их вина!
Эстина. Квисельд. ЛиГарвол. Это из-за них он попал в крепость Нул, из-за них приговорен к вечным мукам в Сиянии. А ведь он даже не был для них врагом. Просто мелкой помехой.
Внутренний жар стал горячее. Тредэйн понял, что пойдет на все, чтобы погасить этот огонь. На все.
Он обливался потом на холодном утреннем ветру. Глотал сырой, пахнущий смолой воздух, но он не приносил облегчения. Тредэйн продолжал гореть изнутри.
Он стал спускаться с Цинова Зуба в лес, росший у дрефского тракта, и, выйдя на дорогу, направился в сторону города, едва различимого сквозь дымку тумана. Кирпичные и каменные стены, скрытые белой штукатуркой, выросли вокруг него раньше, чем он ожидал; как видно, за эти годы Ли Фолез заметно разросся. По тракту двигалось немало повозок и телег, и Тредэйн шагал среди них, не скрываясь и не привлекая особого внимания.
Вот и гостиница «Поверженные Злотворцы», разгоняющая туман сотнями фонариков. Тред прошел мимо, пробираясь между палатками и лотками, которых стало еще больше, чем прежде. Громче, чем помнилось ему, звучало и пение наемных молельщиков. Он остановился, прислушиваясь. Точно, прежде их голоса не были так навязчивы и пронзительны, да и защитных амулетов было тогда поменьше.
Тред пошел дальше, миновав ворота в старой крепостной стене. Теперь их украшало не меньше дюжины ограждающих талисманов. Под ногами была булыжная мостовая, вокруг скрипели экипажи и толпились пешеходы. Толкотня и шум ошеломили привыкшего к одиночеству тюрьмы Тредэйна.
Сколько же лет прошло? Он впервые задумался об этом, за первым вопросом всплыли десятки других, но все они отступали перед самым насущным. Со вчерашнего утра у него не было ни крошки во рту, и он даже не вспоминал о еде, но сейчас вдруг почувствовал, что умирает с голоду.
Это легко исправить. Шестьдесят шесть ауслинов лежали в кошельке, доставшемся ему от погибшего стражника.
Вон на другой стороне улицы как раз виднелась приличного вида таверна. Из распахнутой двери доносились дивные запахи. Говядина в винном соусе, доложил ему нос, припомнив давным-давно забытые ощущения. Лук, пряности и чеснок. Его пронзила судорога, такая острая, что Тредэйн едва не спутал ее с приступом тоски.
Перейдя улицу, он вошел в открытую дверь, но тут дорогу ему преградил вооруженный шваброй юнец в переднике.
— Кыш, — приказал тот.
Тредэйн молча развязал кошелек и поспешил нашарить в нем доказательство своей платежеспособности, но ему не дали возможности предъявить его.
— Пошел вон! — юнец угрожающе взмахнул шваброй.
Удар пришелся по скуле. Тредэйн покачнулся, но удержался на ногах. Из таких юнцов, внезапно подумал он, и набирают стражу в крепость Нул. Этакий сержант Гульц в зародыше. Эта мысль оказалась необычайно заманчивой. Ярость захлестнула его, в голове вскипели колдовские заклинания, с губ едва не сорвались звуки, способные мгновенно разложить грубияна на составные части.
Это было бы так легко. Так приятно. Тредэйну удалось сдержаться. Юнцу крайне повезло.
— Пошел вон, навозная куча. Живо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48