А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вниманию аудитории были предложены подробности частной жизни, подлинные мотивы поступков, высказывания о самых близких людях, о своей стране и ее народе, знаменитых политических деятелей России начала века, включая членов царской семьи и павших в пламени гражданской войны генералов. Эффект был потрясающим – одной только газетной публикацией в общественном сознании были низвергнуты с пьедестала совсем недавно и с таким трудом возвращенные туда нравственные ценности и образы людей, их воплотивших. «Неужто большевики были и впрямь спасителями России и есть ли в этой стране вообще что-либо не запятнанное людскими пороками и страстями?» – пронизанный отчаяньем вопрос автора повис в воздухе и… вызвал жесточайшую дискуссию. Никто не сомневался в подлинности источника – письма одного из самых известных белогвардейских генералов не были подделкой – это сразу подтвердила независимая экспертиза, но его историческая объективность, да и личная порядочность, то есть, по существу, честь русского офицера, были поставлены под сомнение. Нашлись свидетельства о весьма неблаговидных поступках генерала после эмиграции – всплыла на свет история с пропажей денег из кассы офицерской взаимопомощи, вспомнились его контакты с немцами в оккупированном Париже, странное самоубийство единственной дочери, нашелся психиатр, подтвердивший, что последние годы жизни генерал страдал серьезным расстройством рассудка – все это расползалось по газетным страницам вперемежку с возмущенными письмами историков и публицистов, а также живущих в России и за рубежом представителей русской аристократии и дворянства. Скандал бушевал долго, но для нее это уже не имело значения. Когда спустя несколько дней после публикации газета попала в руки бабушки, ее разбил паралич… Она прожила еще несколько дней, но не могла двигаться и говорить, только глаза жили на мертвом лице и в них билось такое страдание, что окружающие избегали встречаться с ней взглядами.
Поминки были скупыми и недолгими. Когда разошлись последние родственники и она машинально начала собирать со стола грязную посуду, мать, не сказавшая ей за это время ни одного слова, произнесла тихо и как-то бесцветно, словно прошелестела: «Возьми в доме все, что считаешь нужным, и, пожалуйста, уходи. Я не хочу больше тебя видеть. Живи как сможешь».

Петр больше не появился никогда. Он взял академический отпуск и уехал в Среднюю Азию, подрядившись снимать фильм о каких-то древних захоронениях для некой то ли японской, то ли французской телекомпании.

Спустя недели две после всех описанных событий, когда немного затихли газетные и прочие страсти, она позвонила автору ставшей знаменитой статьи и попросила о встрече. Она представилась, и та, поколебавшись, согласилась, предупредив сразу, что все претензии юридического характера следует адресовать ее адвокату.
Собираясь в редакцию, она спросила себя: зачем нужен этот разговор, все ведь было абсолютно ясно. Но, очевидно, оставалась все-таки какая-то не проставленная точка над и, которая могла занять свое место лишь после беседы с этой женщиной, так она чувствовала и действовать решила сообразно чувствам. Разговор не заладился поначалу, дама оказалась действительно высокомерной, а может, просто вела себя настороженно, что вполне можно было понять.
– У меня нет к вам юридических претензий, да и никаких других тоже.
– Тогда что же?
– Только одно: как письма попали к вам?
Журналистка молчала, не без любопытства разглядывая собеседницу, и, похоже, не торопилась с ответом, если вообще собиралась отвечать.
– То есть я знаю, откуда они к вам попали – их принес Петр Лазаревич, студент журфака, – она запнулась, произнося имя, и почувствовала, как предательский спазм перехватывает горло, но сумела справиться с этим довольно быстро – пауза не была долгой, – но я хочу знать, что было до этого, понимаете?
– Нет, совершенно не понимаю. Что значит – до этого?
– Ну, он же пришел к вам под каким-то предлогом?
– Он пришел ко мне по вашей просьбе.
– Что вы сказали? – Она готова была услышать любой ответ, кроме этого. Вопрос, конечно, прозвучал глупо и жалко, но хозяйка кабинета неожиданно смягчилась.
– Хотите кофе? И можете, кстати, курить.
Пауза пошла ей на пользу, пока секретарь готовила кофе и расставляла на столе посуду, а журналистка, извинившись, отвечала на телефонный звонок, она успела покурить и собраться с силами, мысли же по-прежнему были в разброде и шатании.
– Простите меня, Пит сказал вам, что я попросила его прийти и… – Она замешкалась, подбирая слова, но собеседница пришла ей на помощь.
– И предложить мне купить письма вашего деда, вернее, брата вашей бабушки. Кстати, давно она умерла?
– Недавно. Две недели назад.
– То есть, получается, после публикации? – Макияж журналистки был наложен тонко и умело, но и он не смог скрыть проступившей бледности, кровь просто отхлынула от ее лица. – То есть ее это убило?
Она только кивнула в ответ, говорить сейчас было бы очень трудно, слезы уже катились из глаз, срываясь в чашку с ароматным кофе.
Женщина, сидящая напротив, сняла дымчатые очки, без них глаза ее показались беспомощными, тонкие пальцы нервно сжали виски.
– Но вы же должны были это предвидеть… как же вы могли отдать письма? Если бы я знала, что она жива, я никогда… Он же ясно дал понять, что вы – единственная наследница и хотите… – Она была в шоке, сознание собственной, пусть и непроизвольной вины смешалось с искренним возмущением. – Что вы молчите, черт побери? Зачем вы это сделали, неужели вам так нужны были деньги?
Слезы лились, все ее тело сотрясали рыдания, речь была прерывистой и довольно сумбурной, но она говорила и говорила, захлебываясь слезами, страшно боясь, что будет не понята.

С тех пор прошло очень много времени.
Она выжила, пройдя через весь этот кошмар, и даже вроде окрепла, в конце концов, уроки на своих ошибках усваиваются гораздо лучше. Она даже помирилась с матерью, хотя была убеждена – та не сумела простить ее до конца. Впрочем, и ей самой чувство прощения было неведомо – все эти годы она не переставала самой лютой ненавистью ненавидеть некогда любимого человека и никогда не забывала про себя пожелать ему заслуженной кары. Эта ненависть жила в ней, как живет на теле старое увечье, не причиняя острой боли, но и не позволяя избавиться и забыть о себе навсегда. Она была достаточно ленива и инертна, чтобы прилагать какие-либо усилия к тому, чтобы найти его и покарать самой, хотя в последние годы это не составило бы особого труда, но абсолютно точно знала: подари ей судьба такой счастливый случай – она найдет способ спросить с него сполна.

Сейчас он был полностью в ее руках и никакая сила не заставила бы ее позволить ему уйти.
– Бог с вами, Лазаревич, мы же не варвары. Людей на смерть не посылаем, даже журналистов. Расслабьтесь, пейте лучше коньяк и не дергайте тигров за усы.
– А тигриц?
– Тигриц тем более.
Разговор начал разгораться, как пламя, в которое вовремя подкинули вязанку хвороста. Был он легким, ни к чему не обязывающим, но очень ощутимо хрупким, слова и фразы словно нанизывались на тонкую нить, и стоило кому-нибудь бросить слово потяжелее или сделать резкое движение – все рассыпалось бы моментально.
Ненастье продолжало бушевать за стенами дома – все заглушали оглушительные раскаты грома, паузы между ними заполнял свирепый вой ветра и барабанный стук дождя. В доме становилось все прохладнее, и ощутимые сквозняки зло трепали пламя свечей, достигая уже и яркий огонь в камине – стихия словно посягала уже и на людское убежище.
– Чувствую себя прямо-таки третьим поросенком. Дом хотя из камней, но вот-вот рухнет.
– Рухнуть не рухнет, но вот затонет наверняка.
– К тому же река рядом, выйдет из берегов и поглотит нас как Атлантиду.
– И падет Третий Рим.
– Как и первый, погрязнув в излишествах и разврате.
– Ну хватит, прекратите, пожалуйста, и без того страшно.
– Мария, как бороться с беспричинными страхами?
– Беспричинных страхов не бывает. Бывают неосознаваемые причины.
– И как с ними бороться?
– С ними не надо бороться, их надо осознать.
– А дальше?
– А дальше страхи должны исчезнуть сами.

Как легко и приятно рассуждать о чужих страхах. Как там говорят: «Чужую беду рукою разведу?…» Правду говорят. Причину своего страха она знала слишком хорошо. Но разве было от этого легче?
Она росла очень трусливым ребенком. Разные страхи преследовали ее всегда, подстерегая в темной комнате и пустом подъезде, они сгущались вместе с сумерками за окном, будоражили маленькое сердечко внезапным стуком в дверь, телефонным звонком, чьим-то резким окриком на улице. Она боялась страшных сказок и фильмов, привидений, домовых, вампиров, просто умерших людей – вообще-то всего этого боятся в той или иной степени все нормальные люди, но ее страх был особенно сильным. Маленькой она признавалась в своих страхах родителям и тем, кто был рядом, плакала, забивалась в самые глухие и тесные углы квартиры, они казались ей безопасными. Ее терпеливо переубеждали, случалось, ругали, случалось, высмеивали, но она продолжала бояться. Со временем страхи менялись, приобретали другие очертания, она научилась скрывать их от окружающих, умела даже отвлекаться от них на некоторое время, но так и не сумела избавиться совсем и, став взрослой, оставалась человеком тревожным и мнительным, а потому довольно болезненным.
В ту зиму, какую-то особенно промозглую, слякотную и серую, она болела, как никогда, долго и тяжело. Врачи всерьез начали опасаться за легкие и уложили ее в стационар надолго. Там она познакомилась с Риммой. Римма была странной, но для того, чтобы заметить это, надо было присмотреться к этой совсем еще молодой женщине, а это мало кому пришло бы в голову – Римма была человеком абсолютно незаметным, каким-то удивительно бесцветным и бесшумным. Казалось, что всю ее долго и тщательно кипятили в каком-то отбеливающем средстве, потом сушили и, не удосужившись погладить, выпустили во внешний мир серым, почти бестелесным призраком. Очень светлые глаза ее смотрели тускло, а голос шелестел почти неслышно.
Она медленно передвигалась по палате в мягких своих тапочках, зябко кутаясь в выцветший байковый халат, свернувшись калачиком, забивалась под одеяло так, что казалось – кровать пуста, она никогда ни на что не жаловалась и ни у кого ничего не просила. Ее почти никто не замечал, и, похоже, ее это абсолютно устраивало.
Дружба, как правило, зарождается довольно незаметно как для самих друзей, так и для людей, их окружающих. Мало кто может сказать – дружба наша началась такого-то числа такого-то месяца в году одна тысяча девятьсот таком-то… Их дружба в этом смысле была исключением – она совершенно точно могла сказать – их дружба с Риммой началась в ту минуту, когда та, склонившись над ее постелью, тихо, но твердо произнесла: «Не бойся». Накануне стали известны результаты очередных ее анализов – в них не было ничего утешительного, врач долго, даже не скрывая озабоченности, качал головой: болезнь, словно отдающее тленом дыхание далекого прошлого – чахотка или, как теперь говорили, туберкулез, почти настигла ее днем сегодняшним. Она живо вспомнила все душераздирающие сцены гибели героинь многочисленных поэм и романов, сраженных этим недугом, и ожидание собственной смерти захлестнуло ее волной холодного удушливого страха. Уткнувшись в подушку, она заплакала тяжело и тоскливо, слезами, которые не приносят облегчения. В эту минуту Римма склонилась над ней и, погладив по голове легкой, почти невесомой рукой, прошептала тихо, но убежденно: «Не бойся. Повелитель не оставит тебя и не отдаст им…» После этого они говорили подолгу, уединившись в глухом, дальнем конце коридора, – в темном этом, пропахшем карболкой больничном коридоре перед ней предстал, как показалось тогда, совершенно новый мир, в котором, и это было самое главное и удивительное, не было места ее страхам.
Все было просто – власть и Бога, и людей на Земле держалась и держится поныне лишь на страхе людей – власть предержащие на небесах и на Земле неустанно сеют эти страхи, растят и лелеют. Они придумывают сказки и легенды и уже детей сковывают паутиной страхов. Самый главный страх внушен человечеству много веков назад – страх перед тем, кто посмел противостоять главному людскому кумиру – Богу. Бог, кто и как бы ни назвал его – Иисус, Аллах или Будда, много веков назад вознесся над миром и стал жестоким тираном, обманом своих проповедей, огнем своих священных войн подчинив мысли и дела людей. Один лишь посмел противостоять его власти – его слуги Бога назвали сатаной, им и последователями его с древних времен запугивают людей, стремясь на самом деле лишь к одному – сохранить свою безраздельную власть на этой земле. Но так ли много зла принес он человечеству? Разве по его воле жгла свои костры инквизиция, и разве с его именем на устах покидают этот мир сегодня террористы-фанатики, забирая с собою сотни ни в чем не повинных людей? Так ли его и слуг его следует бояться?
Римма близко наклонялась к ней, губами почти касаясь ее уха. Она чувствовала на коже легкое прохладное дыхание, вдыхала едва различимый запах лекарств и чего-то душистого – то ли мыла, то ли травы. Слова ее дышали верой и, как ни странно, любовью:
– Я сразу заметила тебя. Посмотри на себя, ведь ты молодая, ты и не жила почти. Чем ты успела навредить Богу или людям? А ведь как ты страдаешь – и болеешь, и одинокая, друзей у тебя нет, парня – тоже. За что же он наказывает тебя?
– За что? – эхом повторяла она, чувствуя, как веки набухают слезами – так жалко становилось себя, так остро ощущалась правота Риммы.
– Не знаю. Не знаю за что, но вижу – не любит тебя Бог, не даст он тебе жить на этой земле, а если и даст, то мучиться будешь всегда, не будет тебе счастья. Но ты не бойся – Повелитель защитит тебя. Видишь, мы же встретились. Это он привел тебя к нам. Вот увидишь, он сделает тебя сильной, ты ничего не будешь бояться и болеть не будешь. Все они еще будут преклоняться перед тобой, но тебе будет все равно. Те, кто служат Повелителю, получают то, что хотят. Всегда.
– А он… Повелитель, он сильнее Бога?
– Конечно, он намного сильнее его. Тебе сейчас трудно это понять, но ты увидишь все сама. А пока спрашивай, спрашивай, не бойся. Это у них нельзя сомневаться в их Боге.
– Почему же тогда Бог как бы правит?
– Это пока. Я сама всего не могу объяснить, ты познакомишься с нашими учителями – они расскажут. Но их власть – это временно, ей наступит конец.
Конец этой истории наступил через несколько месяцев. К счастью для нее, потому что, продлись все это дольше, она могла просто погибнуть или на долгие годы лишиться свободы. Даже в самых глубоких и мрачных своих страхах не могла она вообразить себе тот ужас, которым закончилась вся эта история. Но величайшим подарком судьбы было то, что она закончилась.
Секта сатанистов, в которую входила Римма, была разоблачена через несколько месяцев милицией и тогдашним КГБ, на ее счету к тому времени было четыре зверских ритуальных убийства, в том числе семьи священника, и десяток надругательств над храмами и могилами. Следствие было долгим и по тем временам тщательно засекреченным – члены секты осуждены на закрытом судебном заседании, некоторые были приговорены к смерти, большинство получили большие тюремные сроки, несколько человек были признаны невменяемыми. Она была единственной, кого сочли возможным не привлекать к уголовной ответственности – она не успела принять участие ни в одной из кровавых акций секты. Официально было объявлено лишь, что органами правопорядка пресечена деятельность банды, совершавшей убийства и разбои.
Те же самые «органы» рекомендовали ее семье сменить место жительства – они поменяли квартиру, она перешла в другую школу, которую вскоре закончила с репутацией несколько странной – суровой не по возрасту и молчаливой, но толковой девочки.
Понятие «сатанизм» просочилось в сознание советского еще общества много позже, да и то поначалу лишь из западных триллеров. Позже общественность начали будоражить сначала слухи, а потом журналистские материалы о существовании в стране сект, проповедующих служение Князю Тьмы в самых жутких и кровавых порой формах.
Одной из первых потрясла воображение своих читателей популярная молодежная газета, поместившая на своих страницах очерк «Апокалипсис в Мытищах» – леденящую кровь хронику деятельности одной из подмосковных сект служителей дьявола. В традициях лучших журналистских расследований автор внедрился в секту и приблизился к самой ее верхушке, надо сказать, отлично законспирированной. Он присутствовал на жутких шабашах, стал очевидцем кровавых ритуалов и, наконец, принимал непосредственное участие в задержании членов секты бойцами специального подразделения МВД.
1 2 3 4 5 6 7 8 9