На второй аргумент можно было возразить, что число умышлен
ных отравлений, которые остались навсегда нераскрытыми из-за неопытнос
ти или невнимательности домашних врачей, просто безгранично.
Тем не менее Роже стремился к тому, чтобы обвинение, которое будет предъя
влено Мари Беснар, базировалось не на одних только косвенных уликах. В хо
де длившегося около двух лет расследования он испытал все средства, спос
обные побудить Мари Беснар к признанию. Он прибегал при этом даже к таким
методам, которые, особенно в эпоху Горона, считались классическими и сам
ыми эффективными из арсенала Сюртэ. Так, он подсаживал в камеру Мари Бесн
ар женщину-шпика. Но бдительное недоверие и упрямство арестованной (а мо
жет быть, ее невиновность) оберегали ее от опрометчивых высказываний. Бе
сспорно, какую-то часть присущей ей силы сопротивления Мари Беснар черп
ала из того факта, что ее защиту взял на себя один из известнейших парижск
их адвокатов. Вскоре после своего ареста Мари заручилась помощью таких а
вторитетных адвокатов, как Рене Эйо и Дюклюзо. Благодаря постоянно расту
щему интересу к этому делу в стране внимание ведущих парижских адвокато
в, постоянно ищущих сенсационные дела, было привлечено к этой женщине из
провинции. Рене Эйо в конце концов сам привез в Пуатье звезду адвокатуры,
тогда уже шестидесятичетырехлетнего кавалера ордена Почетного легион
а Альбера Готра. В течение целого дня Готра беседовал с арестованной.
Вероятно, Готра еще до своего визита к Мари Беснар решил, что этот необычн
ый процесс ему упускать нельзя. Готра давно было ясно, что обвинение буде
т строиться по преимуществу на косвенных уликах, добытых токсикологиче
ской экспертизой, а по опыту он знал, что нет ничего легче, как выиграть пр
едстоящий процесс, Ц для этого достаточно посеять с помощью не раз уже и
спробованных им способов недоверие к данным токсикологической эксперт
изы. В Марселе Готра получил некоторые сведения о работе Беру и полагал, ч
то ему удастся «выбить Беру из седла». Насколько подробно он был информи
рован, можно судить по замечанию, которое он сделал, когда Мари Беснар воз
мущалась марсельскими токсикологами: «Не говорите плохо о своих врагах,
ибо они спасут вас».
Когда после визита в Пуатье Готра взял на себя защиту Мари Беснар, сила со
противления последней удвоилась, равно как и ее желание либо до последне
й возможности отрицать свою вину, либо отстаивать свою невиновность (а э
то значило размотать почти невероятное сплетение случайностей, роковы
х совпадений, недоразумений, лжи и сплетен).
И вот 20 февраля 1952 г. во Дворце юстиции в Пуатье начался процесс по делу Бесн
ар. Красные мантии председателя суда Фавара и судей подействовали на Мар
и, как она сама потом сказала, «подобно виду крови», когда ее, одетую в черн
ое, отороченное мехом пальто, с испанской шалью на голове и плечах, ввели в
зал суда. Стоя, с застывшей улыбкой слушала она чтение обвинительного ак
та. Затем произошел маленький эпизод, чем-то напоминавший дело Лафарж. Ма
ри Беснар была обвинена в незаконном получении ренты за одну из умерших
родственниц путем подделки ее подписи на квитанциях. Приговор гласил: дв
а года тюрьмы и штраф в размере 50 тыс. франков. Это был, как говорится, тольк
о пролог, но пролог, намеренно включенный в сценарий судебного спектакля
, чтобы бросить мрачную тень на характер подсудимой. Лишь после этого, на в
торой день, с выступлений свидетелей, вызванных прокурором Жиро, началас
ь настоящая борьба. Каждому внимательному наблюдателю вскоре стало ясн
о, что показания всех свидетелей, кроме мадам Пинту, не имели существенно
го значения.
Спору нет, из нагромождения сплетен и слухов возник такой образ подсудим
ой, в котором можно было искать и найти черты хитрой, хладнокровной и расч
етливой убийцы. Но ни одно из этих показаний не обладало силой подлинног
о доказательства. Многие из них скорее способны были породить сомнение о
тносительно того, имела ли вообще подсудимая чисто техническую возможн
ость осуществить то или иное из инкриминируемых ей убийств. Однако, как т
олько появлялись подобные сомнения, представитель обвинения и председ
ательствующий ссылались на одного и того же человека Ц Жоржа Беру. Он, мо
л, обнаружил яд. Он, мол, самый знаменитый токсиколог на юге Франции. Как яд
попал в тела покойных, если не из рук убийц? И если ясно, что кто-то давал по
терпевшим яд, то кто, кроме Мари Беснар? Последняя во всех случаях что-то в
ыигрывала от этого Ц либо как алчная стяжательница, либо как охотница д
о любовных утех.
И 22 февраля снова и снова повторялась эта фамилия: Беру, Беру, Беру. Его имя
приобрело большой вес еще до того, как он впервые переступил порог зала с
уда. С вечера 22 февраля все сосредоточенно ждали утра следующего дня, когд
а Беру должен был доложить о результатах проведенных им токсикологичес
ких исследований.
Пассивное поведение Готра и Эйо в течение первых двух дней судебного раз
бирательства вызывало некоторое удивление. Этому могло быть только два
объяснения. Либо они как адвокаты из столицы явились на этот провинциаль
ный процесс с изрядной долей высокомерия и зазнайства, либо же они не при
давали всей этой игре слухов и наветов большого значения и ждали главных
свидетельств, которые могло предъявить обвинение, Ц показаний эксперт
ов-токсикологов, чтобы именно с ними скрестить свои клинки. Но что казало
сь наблюдателям в Пуатье особенно подозрительным, так это та шутливая не
возмутимость, с которой Готра ожидал наступления дня 23 февраля. Она произ
водила впечатление затишья перед бурей. Но это было последнее затишье пе
ред бурей.
Осталось неясным, каким образом в руки Готра попала переписка между Роже
и Беру, относящаяся к 1949 г., а также кое-какая документация из марсельской л
аборатории. Но так или иначе они находились у него. То, как он ими воспольз
овался, показало, как, впрочем, и весь процесс, что Готра был не только зака
ленным в боях профессионалом, который к тому же мастерски разбирался в е
стественнонаучных концепциях, но и человеком не очень-то щепетильным в
выборе средств для достижения своей цели, адвокатом, не чуравшимся дешев
ых эффектов и даже сознательно их использовавшим.
Утром 23 февраля, пробравшись сквозь возбужденную, ожидавшую его людскую
толпу, Беру вошел в зал суда. Это был темноволосый, грузный, широкоплечий,
казавшийся несколько малоподвижным человек, о котором Мари Беснар со зл
обой писала:
«Он выглядел не очень интеллигентно, но в сравнении со всеми его глупост
ями и ошибками все же достаточно прилично». Впечатление, которое произво
дил Беру, не в последнюю очередь объяснялось чрезвычайно большим разрыв
ом в развитии науки между Парижем и большей частью провинции, а исключен
ия, вроде развития судебной медицины в Лионе, лишь подтверждали общее пр
авило. Он принадлежал к старшему поколению и жизнь свою провел на юге, зан
имаясь, подобно многим своим сверстникам, помимо токсикологии, еще разли
чными областями естественнонаучной и технической криминалистики впло
ть до почерковедения.
Но сейчас, когда он вышел вперед и стал описывать проделанную им огромну
ю работу, ему не хватало необходимого для суда блеска. Сухими словами наб
росал он картину затянувшихся на месяцы событий, вызывавших одну эксгум
ацию за другой. Стеклянные сосуды с материалом для исследований курсиро
вали между Луденом и Марселем, со многими сотнями частей и частиц органо
в похороненных в разное время людей. Все исследования на мышьяк Беру про
водил с помощью аппарата Марша, но прибегал и к измерениям изменений в цв
ете. Тысячи раз за последние тридцать лет в его лаборатории проводились
подобные анализы, и Беру ничуть не сомневался в том, что установленные им
в трупах количества мышьяка совершенно точны, в рамках, конечно, незначи
тельных отклонений, неизбежных при любых измерениях. Он исследовал такж
е многочисленные пробы почвы с примогильных участков на содержание в ни
х растворенного мышьяка и пришел к выводу, что количество растворенного
мышьяка в них намного меньше, чтобы им можно было объяснить наличие необ
ычайно больших количеств мышьяка в трупах. Беру показал, что он не легком
ысленный фанфарон, а эксперт, ограничивающийся пределами своей професс
иональной компетенции. Когда председатель суда задал ему каверзный воп
рос: «Утверждаете ли вы, что речь здесь идет об умышленном отравлении?», он
дал отрицательный ответ: «О нет. Что-либо в этом роде я бы никогда не смог з
аявить. Все сказанное мною сводится исключительно к тому, что я обнаружи
л в исследованных трупах мышьяк».
Беру в эту секунду и не подозревал, что несколько минут спустя он станет ж
ертвой целого ряда судебных трюков, которые с дьявольским мастерством р
азыграет Готра, разрушив как ударами топора все здание токсикологическ
их экспертиз. Впрочем, Беру стал жертвой не только этих трюков, но и тех уп
ущений, в которых был виновен он сам и некоторые его сотрудники. Правда, уп
ущения эти состояли в том, что Беру при проведении своих анализов не поль
зовался самыми новейшими методами. Но является по меньшей мере спорным,
можно ли считать недостатком привязанность исследователя к тем метода
м, которыми он овладел в совершенстве. Как выяснилось позже, результаты Б
еру были бы не опровергнуты, а подтверждены даже при исследовании самыми
современными способами. Ошибка, в которой он действительно был повинен,
была совсем иного рода: он не обеспечил безукоризненной точности и аккур
атности в организации лабораторной работы и в первую очередь пренебрег
бюрократической системой регистрации и контроля, без чего лаборатория
в наш массовый век рано или поздно будет попросту погребена под постоянн
о усиливающимся напором огромного количества анализов.
Готра начал с того, что допросил врачей Ц доктора Сета и доктора Гийона, к
оторые на Луденском кладбище изымали необходимые для исследования час
ти трупов и запечатывали их в стеклянные сосуды, предназначенные для Мар
селя. «Я убежден, Ц сказал он необычайно дружелюбно, Ц что вы работали с
крайней осторожностью, пересчитали и занесли в список все стеклянные со
суды, прежде чем отправить их в Марсель…»
«Само собой разумеется, Ц ответил Сета, Ц мы работали с огромной тщател
ьностью». Он добавил, что это необходимо для того, чтобы в лаборатории поп
али подлинные объекты исследования.
Готра взял со своего стола несколько списков и раздал их судьям, присяжн
ым и журналистам. Право же, он не знает, заявил Готра, как при тех обстоятел
ьствах, которые описал доктор Сета, надо назвать некоторые вещи, о которы
х сейчас пойдет речь. Очевидно, произошло нечто таинственное. Если госпо
да сравнят списки, составленные у вскрытых могил доктором Сета, со списк
ами доктора Беру о поступивших к нему объектах исследования, то окажется
, что в Марселе зарегистрировано и исследовано значительно больше сосуд
ов с частями трупов по делу Беснар, чем их было отправлено из Лудена. Если
исключить возможность того, что число сосудов само по себе увеличилось п
о пути в Марсель, то остается только один вывод: в лаборатории доктора Бер
у сосуды с объектами исследования по разным уголовным делам были перепу
таны и, так сказать, привнесены в дело Беснар извне. Наверно, доктор Беру с
может объяснить нам это наваждение?
Беру был так поражен этим неожиданным нападением, что не находил слов, а л
ишь растерянно озирался. «Успокойтесь, доктор, Ц продолжил дальше Готр
а с наигранным дружелюбием, за которым пряталась львиная хватка, Ц в так
ом большом институте, как ваш, подобное может случиться. Естественно, вы е
жедневно получаете много сосудов с объектами для исследований. Посколь
ку эти сосуды устанавливаются на полках и могут быть легко друг с другом
перепутаны, вашим ассистентам достаточно лишь раз быть невнимательным
и. Если, Ц и тут медоточивый голос Готра стал стал вдруг резким, Ц в списк
ах из Лудена среди мертвых останков, например, мадам Гуэн значится мышеч
ная ткань, а не внутренности, а в вашем заключении говорится применитель
но к случаю с мадам Гуэн об обнаружении большого количества мышьяка при
анализе ее внутренностей, то, значит, произошла путаница и были исследов
аны части какого-то другого трупа».
Беру, все еще растерянный, снял очки и вытер глаза своим желтым шарфом. Но
Готра не собирался давать ему время прийти в себя. «В вашем заключении, Ц
сказал он (и его голос зазвучал еще громче и угрожающе), Ц содержатся дан
ные о мышьяке, обнаруженном в волосах Туссена Ривэ. Но у Туссена Ривэ была
лысина. Мне это представляется еще одним наваждением. Уж не имеем ли мы зд
есь дело с подменой головы Ривэ головой неизвестного нам покойника из ва
шего института? Наконец, среди отчетов о ваших анализах имеется протокол
об исследовании глаза вдовы Луизы Леконт. В списках же, составленных при
эксгумации этой дамы, нигде об этом глазе не упоминается. Да это и не мудре
но. Ведь вдова одиннадцать лет пролежала в земле, и надо еще поискать тако
й человеческий глаз, который смог бы сохраниться в течение столь долгого
времени…»
Атака Готра была отнюдь не столь страшной, как это могло показаться в пер
вый момент. Он коснулся лишь некоторых мелких несоответствий, которые бр
осились ему в глаза при придирчивом сравнении списков, но которые на фон
е сотен отдельных объектов исследования не имели существенного значен
ия для получения общего результата. Однако Готра так ловко выдвинул их н
а первый план, что в зале суда сложилось впечатление, будто вся работа Бер
у проходила в обстановке беспорядка и дезорганизации и вместо трупов из
Лудена исследованию подвергались посторонние трупы. Готра знал, что не д
олжен дать своему сбитому с толку и морально подавленному противнику из
Марселя сгладить это впечатление.
Учитывая все это, он продолжал наступление, позволив себе даже такой воп
рос: а может быть, обнаруженный мышьяк происходит вовсе не из исследован
ных трупов, а из тех стеклянных сосудов, которые Беру предоставил для тра
нспортировки объектов исследования? «Другими словами, я спрашиваю, были
ли эти сосуды чисты и свободны от мышьяка?»
Беру к этому моменту настолько овладел собой, что, повысив голос запроте
стовал против этих подозрений, глубоко убежденный в своей правоте.
Ц Итак, Ц спросил Готра, Ц сосуды каждый раз чистили и стерилизовали, п
режде чем послать их в Луден?
Ц Разумеется! Ц воскликнул Беру.
Ц Ага, Ц сказал Готра, Ц ну, в таком случае должен вам сказать, что это ра
сходится с той информацией, которой я располагаю…
И Готра вызвал в качестве свидетеля смотрителя кладбища Морена. Морен ск
азал, что немало сосудов возвращалось из Марселя совсем грязными и не оч
ищалось даже в Лудене. Можно спорить, был ли в данном случае Морен самым по
дходящим свидетелем, и удивляться тому, что Готра не спросил об этом гора
здо более компетентного в этом вопросе доктора Сета, которого он незадол
го перед тем восхвалял как образец добросовестности в работе. Точно так
же осталось, к примеру, непонятным, отчего Беру со своей стороны не потреб
овал допросить Сета, а будто парализованный (по выражению одного журнали
ста), «позволил загнать себя в угол». Волнение в зале суда росло. Репортеры
устремились вперед, засверкали вспышки фотоаппаратов и тем еще больше п
ривели Беру в состояние замешательства.
Готра лучше, чем кто-либо в зале, знал, на какой зыбкой почве он держится, и
что ему нужно продолжать атаку, чтобы не провалиться. Взяв копии писем, он
раздал их участникам процесса.
Здесь, заявил Готра, у него имеется несколько интересных посланий доктор
а Беру следственному судье Роже. Небрежным движением руки он достал пись
мо, как будто оно являло собой один пример из множества других подобных. З
атем Готра потребовал от Беру, чтобы тот сказал, писал ли он Роже следующу
ю фразу (да или нет?): «Если Вас не удовлетворит мой отчет о проведенных ана
лизах, я просил бы Вас сообщить мне об этом, чтобы я смог внести необходимы
е изменения…»
Стало ясно, что теперь он ставил под удар не аккуратность Беру, а его поряд
очность. Он обвинял Беру, будто тот приспосабливал свои исследования к п
ожеланиям следственного судьи. Глубокое возмущение, охватившее Беру, по
могло ему в один миг справиться с растерянностью. Дрожащим от гнева голо
сом он спросил, как могла такого рода переписка попасть в руки представи
телей защиты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
ных отравлений, которые остались навсегда нераскрытыми из-за неопытнос
ти или невнимательности домашних врачей, просто безгранично.
Тем не менее Роже стремился к тому, чтобы обвинение, которое будет предъя
влено Мари Беснар, базировалось не на одних только косвенных уликах. В хо
де длившегося около двух лет расследования он испытал все средства, спос
обные побудить Мари Беснар к признанию. Он прибегал при этом даже к таким
методам, которые, особенно в эпоху Горона, считались классическими и сам
ыми эффективными из арсенала Сюртэ. Так, он подсаживал в камеру Мари Бесн
ар женщину-шпика. Но бдительное недоверие и упрямство арестованной (а мо
жет быть, ее невиновность) оберегали ее от опрометчивых высказываний. Бе
сспорно, какую-то часть присущей ей силы сопротивления Мари Беснар черп
ала из того факта, что ее защиту взял на себя один из известнейших парижск
их адвокатов. Вскоре после своего ареста Мари заручилась помощью таких а
вторитетных адвокатов, как Рене Эйо и Дюклюзо. Благодаря постоянно расту
щему интересу к этому делу в стране внимание ведущих парижских адвокато
в, постоянно ищущих сенсационные дела, было привлечено к этой женщине из
провинции. Рене Эйо в конце концов сам привез в Пуатье звезду адвокатуры,
тогда уже шестидесятичетырехлетнего кавалера ордена Почетного легион
а Альбера Готра. В течение целого дня Готра беседовал с арестованной.
Вероятно, Готра еще до своего визита к Мари Беснар решил, что этот необычн
ый процесс ему упускать нельзя. Готра давно было ясно, что обвинение буде
т строиться по преимуществу на косвенных уликах, добытых токсикологиче
ской экспертизой, а по опыту он знал, что нет ничего легче, как выиграть пр
едстоящий процесс, Ц для этого достаточно посеять с помощью не раз уже и
спробованных им способов недоверие к данным токсикологической эксперт
изы. В Марселе Готра получил некоторые сведения о работе Беру и полагал, ч
то ему удастся «выбить Беру из седла». Насколько подробно он был информи
рован, можно судить по замечанию, которое он сделал, когда Мари Беснар воз
мущалась марсельскими токсикологами: «Не говорите плохо о своих врагах,
ибо они спасут вас».
Когда после визита в Пуатье Готра взял на себя защиту Мари Беснар, сила со
противления последней удвоилась, равно как и ее желание либо до последне
й возможности отрицать свою вину, либо отстаивать свою невиновность (а э
то значило размотать почти невероятное сплетение случайностей, роковы
х совпадений, недоразумений, лжи и сплетен).
И вот 20 февраля 1952 г. во Дворце юстиции в Пуатье начался процесс по делу Бесн
ар. Красные мантии председателя суда Фавара и судей подействовали на Мар
и, как она сама потом сказала, «подобно виду крови», когда ее, одетую в черн
ое, отороченное мехом пальто, с испанской шалью на голове и плечах, ввели в
зал суда. Стоя, с застывшей улыбкой слушала она чтение обвинительного ак
та. Затем произошел маленький эпизод, чем-то напоминавший дело Лафарж. Ма
ри Беснар была обвинена в незаконном получении ренты за одну из умерших
родственниц путем подделки ее подписи на квитанциях. Приговор гласил: дв
а года тюрьмы и штраф в размере 50 тыс. франков. Это был, как говорится, тольк
о пролог, но пролог, намеренно включенный в сценарий судебного спектакля
, чтобы бросить мрачную тень на характер подсудимой. Лишь после этого, на в
торой день, с выступлений свидетелей, вызванных прокурором Жиро, началас
ь настоящая борьба. Каждому внимательному наблюдателю вскоре стало ясн
о, что показания всех свидетелей, кроме мадам Пинту, не имели существенно
го значения.
Спору нет, из нагромождения сплетен и слухов возник такой образ подсудим
ой, в котором можно было искать и найти черты хитрой, хладнокровной и расч
етливой убийцы. Но ни одно из этих показаний не обладало силой подлинног
о доказательства. Многие из них скорее способны были породить сомнение о
тносительно того, имела ли вообще подсудимая чисто техническую возможн
ость осуществить то или иное из инкриминируемых ей убийств. Однако, как т
олько появлялись подобные сомнения, представитель обвинения и председ
ательствующий ссылались на одного и того же человека Ц Жоржа Беру. Он, мо
л, обнаружил яд. Он, мол, самый знаменитый токсиколог на юге Франции. Как яд
попал в тела покойных, если не из рук убийц? И если ясно, что кто-то давал по
терпевшим яд, то кто, кроме Мари Беснар? Последняя во всех случаях что-то в
ыигрывала от этого Ц либо как алчная стяжательница, либо как охотница д
о любовных утех.
И 22 февраля снова и снова повторялась эта фамилия: Беру, Беру, Беру. Его имя
приобрело большой вес еще до того, как он впервые переступил порог зала с
уда. С вечера 22 февраля все сосредоточенно ждали утра следующего дня, когд
а Беру должен был доложить о результатах проведенных им токсикологичес
ких исследований.
Пассивное поведение Готра и Эйо в течение первых двух дней судебного раз
бирательства вызывало некоторое удивление. Этому могло быть только два
объяснения. Либо они как адвокаты из столицы явились на этот провинциаль
ный процесс с изрядной долей высокомерия и зазнайства, либо же они не при
давали всей этой игре слухов и наветов большого значения и ждали главных
свидетельств, которые могло предъявить обвинение, Ц показаний эксперт
ов-токсикологов, чтобы именно с ними скрестить свои клинки. Но что казало
сь наблюдателям в Пуатье особенно подозрительным, так это та шутливая не
возмутимость, с которой Готра ожидал наступления дня 23 февраля. Она произ
водила впечатление затишья перед бурей. Но это было последнее затишье пе
ред бурей.
Осталось неясным, каким образом в руки Готра попала переписка между Роже
и Беру, относящаяся к 1949 г., а также кое-какая документация из марсельской л
аборатории. Но так или иначе они находились у него. То, как он ими воспольз
овался, показало, как, впрочем, и весь процесс, что Готра был не только зака
ленным в боях профессионалом, который к тому же мастерски разбирался в е
стественнонаучных концепциях, но и человеком не очень-то щепетильным в
выборе средств для достижения своей цели, адвокатом, не чуравшимся дешев
ых эффектов и даже сознательно их использовавшим.
Утром 23 февраля, пробравшись сквозь возбужденную, ожидавшую его людскую
толпу, Беру вошел в зал суда. Это был темноволосый, грузный, широкоплечий,
казавшийся несколько малоподвижным человек, о котором Мари Беснар со зл
обой писала:
«Он выглядел не очень интеллигентно, но в сравнении со всеми его глупост
ями и ошибками все же достаточно прилично». Впечатление, которое произво
дил Беру, не в последнюю очередь объяснялось чрезвычайно большим разрыв
ом в развитии науки между Парижем и большей частью провинции, а исключен
ия, вроде развития судебной медицины в Лионе, лишь подтверждали общее пр
авило. Он принадлежал к старшему поколению и жизнь свою провел на юге, зан
имаясь, подобно многим своим сверстникам, помимо токсикологии, еще разли
чными областями естественнонаучной и технической криминалистики впло
ть до почерковедения.
Но сейчас, когда он вышел вперед и стал описывать проделанную им огромну
ю работу, ему не хватало необходимого для суда блеска. Сухими словами наб
росал он картину затянувшихся на месяцы событий, вызывавших одну эксгум
ацию за другой. Стеклянные сосуды с материалом для исследований курсиро
вали между Луденом и Марселем, со многими сотнями частей и частиц органо
в похороненных в разное время людей. Все исследования на мышьяк Беру про
водил с помощью аппарата Марша, но прибегал и к измерениям изменений в цв
ете. Тысячи раз за последние тридцать лет в его лаборатории проводились
подобные анализы, и Беру ничуть не сомневался в том, что установленные им
в трупах количества мышьяка совершенно точны, в рамках, конечно, незначи
тельных отклонений, неизбежных при любых измерениях. Он исследовал такж
е многочисленные пробы почвы с примогильных участков на содержание в ни
х растворенного мышьяка и пришел к выводу, что количество растворенного
мышьяка в них намного меньше, чтобы им можно было объяснить наличие необ
ычайно больших количеств мышьяка в трупах. Беру показал, что он не легком
ысленный фанфарон, а эксперт, ограничивающийся пределами своей професс
иональной компетенции. Когда председатель суда задал ему каверзный воп
рос: «Утверждаете ли вы, что речь здесь идет об умышленном отравлении?», он
дал отрицательный ответ: «О нет. Что-либо в этом роде я бы никогда не смог з
аявить. Все сказанное мною сводится исключительно к тому, что я обнаружи
л в исследованных трупах мышьяк».
Беру в эту секунду и не подозревал, что несколько минут спустя он станет ж
ертвой целого ряда судебных трюков, которые с дьявольским мастерством р
азыграет Готра, разрушив как ударами топора все здание токсикологическ
их экспертиз. Впрочем, Беру стал жертвой не только этих трюков, но и тех уп
ущений, в которых был виновен он сам и некоторые его сотрудники. Правда, уп
ущения эти состояли в том, что Беру при проведении своих анализов не поль
зовался самыми новейшими методами. Но является по меньшей мере спорным,
можно ли считать недостатком привязанность исследователя к тем метода
м, которыми он овладел в совершенстве. Как выяснилось позже, результаты Б
еру были бы не опровергнуты, а подтверждены даже при исследовании самыми
современными способами. Ошибка, в которой он действительно был повинен,
была совсем иного рода: он не обеспечил безукоризненной точности и аккур
атности в организации лабораторной работы и в первую очередь пренебрег
бюрократической системой регистрации и контроля, без чего лаборатория
в наш массовый век рано или поздно будет попросту погребена под постоянн
о усиливающимся напором огромного количества анализов.
Готра начал с того, что допросил врачей Ц доктора Сета и доктора Гийона, к
оторые на Луденском кладбище изымали необходимые для исследования час
ти трупов и запечатывали их в стеклянные сосуды, предназначенные для Мар
селя. «Я убежден, Ц сказал он необычайно дружелюбно, Ц что вы работали с
крайней осторожностью, пересчитали и занесли в список все стеклянные со
суды, прежде чем отправить их в Марсель…»
«Само собой разумеется, Ц ответил Сета, Ц мы работали с огромной тщател
ьностью». Он добавил, что это необходимо для того, чтобы в лаборатории поп
али подлинные объекты исследования.
Готра взял со своего стола несколько списков и раздал их судьям, присяжн
ым и журналистам. Право же, он не знает, заявил Готра, как при тех обстоятел
ьствах, которые описал доктор Сета, надо назвать некоторые вещи, о которы
х сейчас пойдет речь. Очевидно, произошло нечто таинственное. Если госпо
да сравнят списки, составленные у вскрытых могил доктором Сета, со списк
ами доктора Беру о поступивших к нему объектах исследования, то окажется
, что в Марселе зарегистрировано и исследовано значительно больше сосуд
ов с частями трупов по делу Беснар, чем их было отправлено из Лудена. Если
исключить возможность того, что число сосудов само по себе увеличилось п
о пути в Марсель, то остается только один вывод: в лаборатории доктора Бер
у сосуды с объектами исследования по разным уголовным делам были перепу
таны и, так сказать, привнесены в дело Беснар извне. Наверно, доктор Беру с
может объяснить нам это наваждение?
Беру был так поражен этим неожиданным нападением, что не находил слов, а л
ишь растерянно озирался. «Успокойтесь, доктор, Ц продолжил дальше Готр
а с наигранным дружелюбием, за которым пряталась львиная хватка, Ц в так
ом большом институте, как ваш, подобное может случиться. Естественно, вы е
жедневно получаете много сосудов с объектами для исследований. Посколь
ку эти сосуды устанавливаются на полках и могут быть легко друг с другом
перепутаны, вашим ассистентам достаточно лишь раз быть невнимательным
и. Если, Ц и тут медоточивый голос Готра стал стал вдруг резким, Ц в списк
ах из Лудена среди мертвых останков, например, мадам Гуэн значится мышеч
ная ткань, а не внутренности, а в вашем заключении говорится применитель
но к случаю с мадам Гуэн об обнаружении большого количества мышьяка при
анализе ее внутренностей, то, значит, произошла путаница и были исследов
аны части какого-то другого трупа».
Беру, все еще растерянный, снял очки и вытер глаза своим желтым шарфом. Но
Готра не собирался давать ему время прийти в себя. «В вашем заключении, Ц
сказал он (и его голос зазвучал еще громче и угрожающе), Ц содержатся дан
ные о мышьяке, обнаруженном в волосах Туссена Ривэ. Но у Туссена Ривэ была
лысина. Мне это представляется еще одним наваждением. Уж не имеем ли мы зд
есь дело с подменой головы Ривэ головой неизвестного нам покойника из ва
шего института? Наконец, среди отчетов о ваших анализах имеется протокол
об исследовании глаза вдовы Луизы Леконт. В списках же, составленных при
эксгумации этой дамы, нигде об этом глазе не упоминается. Да это и не мудре
но. Ведь вдова одиннадцать лет пролежала в земле, и надо еще поискать тако
й человеческий глаз, который смог бы сохраниться в течение столь долгого
времени…»
Атака Готра была отнюдь не столь страшной, как это могло показаться в пер
вый момент. Он коснулся лишь некоторых мелких несоответствий, которые бр
осились ему в глаза при придирчивом сравнении списков, но которые на фон
е сотен отдельных объектов исследования не имели существенного значен
ия для получения общего результата. Однако Готра так ловко выдвинул их н
а первый план, что в зале суда сложилось впечатление, будто вся работа Бер
у проходила в обстановке беспорядка и дезорганизации и вместо трупов из
Лудена исследованию подвергались посторонние трупы. Готра знал, что не д
олжен дать своему сбитому с толку и морально подавленному противнику из
Марселя сгладить это впечатление.
Учитывая все это, он продолжал наступление, позволив себе даже такой воп
рос: а может быть, обнаруженный мышьяк происходит вовсе не из исследован
ных трупов, а из тех стеклянных сосудов, которые Беру предоставил для тра
нспортировки объектов исследования? «Другими словами, я спрашиваю, были
ли эти сосуды чисты и свободны от мышьяка?»
Беру к этому моменту настолько овладел собой, что, повысив голос запроте
стовал против этих подозрений, глубоко убежденный в своей правоте.
Ц Итак, Ц спросил Готра, Ц сосуды каждый раз чистили и стерилизовали, п
режде чем послать их в Луден?
Ц Разумеется! Ц воскликнул Беру.
Ц Ага, Ц сказал Готра, Ц ну, в таком случае должен вам сказать, что это ра
сходится с той информацией, которой я располагаю…
И Готра вызвал в качестве свидетеля смотрителя кладбища Морена. Морен ск
азал, что немало сосудов возвращалось из Марселя совсем грязными и не оч
ищалось даже в Лудене. Можно спорить, был ли в данном случае Морен самым по
дходящим свидетелем, и удивляться тому, что Готра не спросил об этом гора
здо более компетентного в этом вопросе доктора Сета, которого он незадол
го перед тем восхвалял как образец добросовестности в работе. Точно так
же осталось, к примеру, непонятным, отчего Беру со своей стороны не потреб
овал допросить Сета, а будто парализованный (по выражению одного журнали
ста), «позволил загнать себя в угол». Волнение в зале суда росло. Репортеры
устремились вперед, засверкали вспышки фотоаппаратов и тем еще больше п
ривели Беру в состояние замешательства.
Готра лучше, чем кто-либо в зале, знал, на какой зыбкой почве он держится, и
что ему нужно продолжать атаку, чтобы не провалиться. Взяв копии писем, он
раздал их участникам процесса.
Здесь, заявил Готра, у него имеется несколько интересных посланий доктор
а Беру следственному судье Роже. Небрежным движением руки он достал пись
мо, как будто оно являло собой один пример из множества других подобных. З
атем Готра потребовал от Беру, чтобы тот сказал, писал ли он Роже следующу
ю фразу (да или нет?): «Если Вас не удовлетворит мой отчет о проведенных ана
лизах, я просил бы Вас сообщить мне об этом, чтобы я смог внести необходимы
е изменения…»
Стало ясно, что теперь он ставил под удар не аккуратность Беру, а его поряд
очность. Он обвинял Беру, будто тот приспосабливал свои исследования к п
ожеланиям следственного судьи. Глубокое возмущение, охватившее Беру, по
могло ему в один миг справиться с растерянностью. Дрожащим от гнева голо
сом он спросил, как могла такого рода переписка попасть в руки представи
телей защиты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54