Радист стал медленно поворачивать большую круглую ручку, следя за зеленым глазком в середине аппарата, который то вспыхивал, то гас, нащупывая одну станцию за другой.– Вот он. Три тысячи восемьсот семьдесят. Другой позывной, но та же рука. Быстрее, чем вчера, лучше.У него под боком однообразно вращались магнитофонные бобины.– Он работает на сменных кварцах, – сказал сержант. – Как на войне. Старый трюк. – Он был смущен – пожилой человек, которому напомнили о его прошлом.Капрал медленно поднял голову.– Вот оно, – сказал он. – В самое очко. Он где-то здесь.Двое тихо вылезли из фургона.– Оставайтесь на месте, – сказал сержант капралу. – Продолжай прослушивание. Если радиосигнал пропадет, даже на секунду, пусть шофер мигнет дальним светом, понял?– Я тогда скажу ему. – Капрал казался напуганным.– Если передача совсем прекратится, все равно продолжай искать и дай мне знать.– Повнимательней, – предупредил капитан, вылезая из фургона. Сержант ждал с нетерпением. У него за спиной на пустыре виднелось высокое здание.Поодаль, сквозь падающий снег, можно было различить несколько рядов мелких домишек. Стояла полная тишина.– Как называется это место? – спросил капитан.– Это новый рабочий квартал, еще никак не назвали.– А дальше?– Ничего там нет. Пошли, – сказал сержант.Почти все окна светились бледным светом, в доме было семь этажей. Густо усыпанные опавшей листвой каменные ступеньки вели в подвал. Первым спустился сержант, направляя луч ручного фонаря на осыпающиеся стены. Капитан споткнулся и чуть не упал. Первое помещение было большое и душное, с кирпичными стенами, наполовину покрытыми первым слоем штукатурки. В глубине виднелись две железные двери. На потолке горела лампочка в проволочной сетке. Сержант не выключил свой фонарь и непонятно зачем светил им по углам.– Чего ты там ищешь? – спросил капитан.Железные двери были заперты.– Найди дворника, – приказал сержант. – Быстро.Капитан побежал наверх и вскоре привел небритого ворчащего старика со связкой больших ключей на цепочке. Некоторые из них были ржавые.– Рубильник, – сказал сержант, – от всего здания. Где?Старик начал перебирать ключи. Потом вставил один в замочную скважину, но тот не подошел, тогда он попробовал другой ключ и третий.– Быстрее, старый дурак! – крикнул на него капитан.– Не дергайте его, – сказал сержант.Дверь открылась. Они вошли в коридор, их ручные фонари осветили побелку стен. Дворник поднял вверх руку с ключом.– Отпирает всегда последний, – сказал он. Сержант нашел на стене то, что искал, – ящик со стеклянным оконцем прятался позади раскрытой двери. Капитан взялся за основной рубильник, уже было потянул его вниз, как вдруг сержант грубо оттолкнул его в сторону.– Нет! Идите наверх, будете говорить мне, когда шофер посветит фарами.– Кто здесь командует? – попытался возразить капитан.– Делайте, как я сказал.Он открыл электрощит и осторожно взялся за первую пробку, щуря глаза за очками в золотой оправе, – спокойный на вид человек.Осторожно, будто боясь удара током, сержант тонким, как у хирурга, пальцами вывернул пробку, потом сразу завернул ее обратно, оглянувшись на того, кто стоял на верхней ступеньке у входа в подвал. Затем он так же поступил со второй пробкой, и по-прежнему капитан ничего не сказал. На улице неподвижные солдаты наблюдали за окнами дома, они видели, как на одном этаже за другим пропадал свет и быстро загорался снова. Сержант выкрутил еще одну пробку, затем четвертую, я тут услыхал возбужденный крик с улицы: «Фары! Он сигналит фарами!»– Тише! Идите спросите у водителя, какой этаж. Но тихо.– Из-за этого ветра нас никто не услышит, – раздраженно ответил капитан. Через несколько секунд он вернулся. – Шофер говорит, четвертый. На четвертом этаже вырубился свет, и тут же прекратилась передача. А теперь опять пошла.– Расставьте людей вокруг дома, – сказал сержант. – И возьмите пять человек: они пойдут с нами. Он на четвертом этаже.Бесшумно, как настороженные звери, фопо с карабинами в руках высыпали из двух крытых грузовиков и двинулись к дому разорванной линией, оставляя на тонком снегу черные следы. Несколько фопо приблизились к дому вплотную, другие остановились поодаль, вглядываясь в окна. На некоторых были каски, и их фигуры напоминали о войне. То здесь, то там послышались щелчки затворов, превратившиеся в сплошной слабый гул, который скоро замер.* * *Лейзер отсоединил антенну, намотал ее обратно на бобину, прикрутил ключ Морзе к крышке, положил наушники в коробку для мелких деталей и запихнул клочок шелка в ручку бритвы.– За двадцать лет, – возмущенно проговорил он, держа перед собой бритву, – не могли найти места получше.– Зачем ты занимаешься этим?Она сидела с довольным видом в ночной рубашке и плаще, который был как будто ее неотъемлемой частью.– С кем ты разговариваешь? – опять спросила она.– Ни с кем. Меня никто не слышал.– И все-таки зачем ты занимаешься этим?Надо было что-то сказать, и он сказал:– Чтобы был мир.Он надел куртку, подошел к окну и выглянул. На крышах лежал снег. Со злобной силой дул ветер. Он посмотрел вниз, туда, где замерли фигуры людей.– Мир для кого? – спросила она.– Послушай, кажется, погас свет, когда я работал с передатчиком?– Разве?– Всего на секунду-другую, как когда выключают электричество?– Да.– Выключи свет. – Он стоял совершенно неподвижно. – Выключи свет.– Зачем?– Я люблю смотреть на снег.Она выключила свет, и он раздвинул потертые занавески. Снег светился бледным светом. В комнате был полумрак.– Ты сказал, что мы еще будем заниматься любовью, – жалобно сказала она.– Послушай, как тебя зовут?Он услышал шорох плаща.– Так как тебя зовут? – жестко спросил он.– Анна.– Послушай, Анна. – Он подошел к постели. – Я хочу на тебе жениться, – сказал он. – Когда я встретил тебя в той гостинице, увидел, как ты сидела, слушала пластинки, я влюбился в тебя, понимаешь? Я инженер из Магдебурга, я так тебе сказал. Ты меня слушаешь?Он крепко взял ее за руки и встряхнул. Он говорил торопливо.– Ты увезешь меня с собой, – сказала она.– Именно так! Я сказал, что мы будем любить друг друга, что поедем куда захочешь, в любое место, о котором ты могла только мечтать, понимаешь? – Он указал рукой на плакаты на стене. – На всякие острова, где много солнца…– Зачем? – прошептала она.– Мы пришли с тобой сюда. Ты думала, что мы будем заниматься любовью, а вместо этого я вытащил нож и приставил его тебе к горлу. Я сказал, что если ты пикнешь, то прирежу тебя этим самым ножом, как… как того парня. Я тебе говорил, что зарезал одного парня.– Зачем?– Мне нужно было поработать с передатчиком. В какой-нибудь квартире, понимаешь? Все равно в какой. Мне было некуда идти. Я познакомился с тобой и использовал тебя. Вот как все было, если тебя спросят, вот что ты должна говорить.Она рассмеялась. Ей было страшно. Она неуверенно легла, приглашая и его, будто он желал этого сейчас.– Если спросят тебя, помни, что я сказал.– Я хочу, чтобы ты сделал меня счастливой. Я люблю тебя.Она обхватила его голову обеими руками и прижала к себе. Губы у нее были холодные, мокрые и тонкие, а зубки – остренькие. Он отстранился, но она продолжала обнимать его. Он напрягал слух, но, кроме ветра, никаких звуков различить не мог.– Давая немного поговорим, – сказал он. – Ты одинока, Анна? Есть у тебя кто?– Ты о чем?– Ну там, родители, парень. Кто-нибудь.Она отрицательно покачала головой:– Только ты.– Послушай, давай застегнем пуговицы на твоем плаще. Мне прежде хочется поговорить. Я тебе расскажу про Лондон. Ты наверняка хочешь послушать про Лондон. Как-то раз я прогуливался по набережной, шел дождь, и там какой-то человек рисовал на тротуаре. Ты подумай! Рисовал мелом под дождем, а дождь сразу все смывал.– Ну иди ко мне.– Знаешь, что он рисовал? Просто собак, дома, всякое такое. И людей, Анна… Ты попробуй себе представить! Вот так стоять под дождем и смотреть, как он рисует.– Я хочу тебя. Обними меня. Мне страшно.– Слушай! Знаешь, почему я прогуливался? От меня требовали, чтобы я переспал с одной девушкой. И за этим послали в Лондон. А я вместо этого прогуливался.Ее глаза блестели в темноте: она понимала то, что он говорил, как-то по-своему, но как – ему было непонятно.– Ты тоже одинок?– Да.– Зачем ты приехал?– Знаешь, эти англичане – такие чудаки! Как тот старик на набережной. Они думают, что Темза – самая большая река в мире. Ну что на это скажешь? А на самом деле – просто грязная речушка, в некоторых местах ее можно перепрыгнуть! Что это за звук? – вдруг сказал он. – Я знаю, что это! Это пистолет, это щелкнул пистолет! – Он крепко обнял ее, чтобы она перестала дрожать. – Нет, это дверь, – сказал он, – дверная защелка. У вас в доме картонные стены. Но вообще, когда такой сильный ветер, разве можно услышать хоть что-то?За дверью скрипнула половица. В ужасе она ударила его, плащ на ней раскрылся. Когда они вошли, к ее горлу был приставлен нож. Лезвие – строго параллельно земле, большой палец – сверху. Лейзер стоял очень прямо, повернув к девушке ничего не выражающее лицо, подчиненное какой-то внутренней дисциплине, – человек, который никогда не забывает о своем облике и профессиональных традициях.* * *Сельский дом замер и погрузился в темноту. Над ним бежали облака, рядом раскачивались лиственницы.То и дело хлопали незапертые ставни на одном из окон. Кружился снег. Они ушли, ничего не оставив за собой, кроме следов на замерзающей земле, куска проволоки и свиста бессонного северного ветра.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28