Внутри круга стал отчетливо виден треугольник с направленной вверх вершиной. Он как будто пылал невидимым огнем.
- Кирит Урим-казар! - выдохнул из себя Бурин.
В середине круга он начертил иероглиф, обозначающий знак Владыки, не имеющий сходства ни с одной буквой в алфавитах народов.
Некоторое время ничего не происходило, и поначалу казалось, что и эта попытка окончится безрезультатно. Но потом по краям плиты образовались тончайшие щели, и плита-дверь с едва уловимым звуком отъехала в сторону.
В тот же миг издалека донеслось завывание. Оно было тихим, едва слышным. Но каждый понял, что оно означает.
Ким почувствовал, как страх вновь начинает овладевать им.
- Вперед! - В голосе Фабиана тоже слышалась дрожь.
Этот призыв был излишним. Все немедленно протиснулись через проход внутрь.
- Как нам закрыть Врата? - спросил Гилфалас, когда они очутились там.
- Не знаю, - в один голос ответили Бурин и Грегорин.
- Отлично! - вырвалось у Фабиана. - Только этого нам и не хватало! Теперь псы-призраки погонятся за нами во мраке пещер.
Снаружи до них вновь донесся вой. Псы приближались.
Некоторое время спутники стояли в растерянности. Но оставаться здесь и дожидаться решения своей участи не имело смысла.
- Зарактрор - это особенное место, - произнес Грегорин. - Здесь действуют свои законы. Может быть, псы и не смогут последовать за нами.
- А как мы найдем здесь дорогу? - задал вопрос Бурин.
- У меня есть карта, - глухо ответил Грегорин.
Так они и отправились в путь по темному проходу, открывшемуся перед ними. Туннель был достаточно широк, по нему свободно могли идти рядом двое путешественников. От слабого красноватого света, проникающего через вход, польза была невелика, но все же он позволял увидеть, что туннель имеет искусственное происхождение. Стены его были обработаны. Ким считал количество шагов; когда он досчитал до двухсот пятидесяти, туннель сделал поворот.
Прежде чем свернуть, Ким обернулся. Вход отсюда казался далеким красным пятном. Не донесся ли вновь лай псов?
Затем в отверстии мелькнула тень.
Прежде чем Ким успел задаться вопросом, что произошло, тишина была разорвана лаем псов-призраков, который эхом отражался от стен.
Они бросились в темноту. Фабиан выругался, а Ким успел заметить, как Гилфалас сунул руку за пазуху, где у него хранился кошелек с кольцом.
- Что-то законы этого места не особенно способствуют сдерживанию бестий, - констатировал Бурин.
- Быстрее! - скомандовал Грегорин, игнорируя замечание Бурина.
- Но здесь так темно, - пожаловалась Марина.
- Это можно изменить, - коротко ответил Грегорин.
Так, запинаясь, они бежали через черный, как сама ночь, туннель. Ким ориентировался по Гврги, который бежал перед ним и лучше фолька видел в темноте, хотя, конечно, и не так хорошо, как Гилфалас. Гилфалас же вместе с Грегорином бежали впереди. Марина находилась рядом с Кимом, а Бурин и Фабиан замыкали колонну.
Довольно скоро в туннеле стало светлее. Казалось, что свет исходит прямо из стен. Это был холодный, мертвенный свет, но его было достаточно, чтобы разглядеть отдельные детали.
Псов-призраков слышно не было. Может быть, Зарактрор и вправду был особенным миром, недоступным ночным тварям?
Спутники добрались до пересечения туннелей и остановились.
Грегорин начал что-то искать у себя в карманах.
- Торопись! - сказал Гилфалас. - Это не самое благоприятное место для битвы с псами-призраками.
- Поворачивайте направо! - внезапно с уверенностью сказала Марина.
- Откуда?.. - спросил Фабиан, но Марина не дала ему договорить:
- Женщины чувствуют подобные вещи, - заявила она, как будто этим все объяснялось, а Ким вновь невольно задумался над тем, часто ли эта маленькая женщина ошибалась на протяжении всего их путешествия. Или, может быть, это происходило потому, что какие-то узы связывали её с Божественной Матерью, которая и подсказывала ей правильные решения?
- Она права, - подтвердил Грегорин. - На карте тоже поворот направо.
- И ты веришь… - хотел было вставить Бурин, но в этот миг из прохода донеслось рычание псов-призраков.
Вопрос был решен. Они свернули. Сначала туннель под легким наклоном шел вниз, но через некоторое время вновь начал подниматься.
Преследователи не приближались. Казалось, псы довольствуются тем, что идут по их следу.
Они шли уже около часа. Внезапно Ким услышал плеск воды и спросил себя, что бы это могло означать. Может быть, это шум подземного источника?
Еще сотня шагов - и спутники оказались в огромном зале, представлявшем собой вырубленный в скале собор.
Могучие опорные колонны поднимались вверх подобно деревьям, постепенно делаясь все более тонкими и филигранными, чтобы в конце своего пути слиться с богато украшенным сводом. Ким прикинул в уме, что для того чтобы обхватить одну такую колонну, понадобится полдюжины фольков.
Но не он один застыл от восхищения. Его спутники тоже, позабыв об опасности, с удивлением смотрели на это чудо.
На стенах можно было различить мозаики, выложенные разноцветными камнями, которые, освещаясь таинственным светом, изображали сцены из старинных легенд. Они пестрели драконами и единорогами, крылатыми существами, чудовищами из бездн и могущественными армиями. Каждая их мозаик переливалась всеми цветами радуги, хотя на каждой преобладал какой-то один: багрец или золото, аметист или топаз, зелень или лазурь.
Венец творения являл собой водопад, находившийся в самом центре скального собора.
Проходя по акведуку, выполненному в форме клюва, вода низвергалась и исчезала в круглом отверстии на полу.
Все молчали, и первым, как ни странно, заговорил Гврги:
- Чудесно, но позади нас не все так чудесно. Идти дальше.
- Он прав. Это подтверждает старую истину о том, что красота может быть убийственной, - заметил Бурин, не отрывая глаз от этой неслыханной роскоши.
Они были вынуждены продолжить свой путь. Спутники были в самом центре собора и подошли к водопаду, когда позади них вновь раздался рык преследователей.
Ким обернулся и увидел, что в нескольких местах воздух мерцает. Псы-призраки уже здесь и готовятся к нападению. Больше ничто не сможет их сдержать.
Они застыли. Ким заметил, что эльф поднял вверх свое кольцо.
- Уходите! - решительно сказал Гилфалас. - Я их задержу.
- Но… - начал было возражать Фабиан. Однако Гилфалас не потерпел возражений:
- Исчезните! Сейчас - мой бой.
- Знаешь, а ведь он прав, - обернувшись к принцу, сказал Бурин. - Мы должны попасть в Империю. Только это сейчас важно. Мы вынуждены чем-то жертвовать. Когда речь заходит о главном, мелочи в расчет не принимаются.
Фабиан колебался. Честь заставляла его сражаться, какой бы безвыходной ни была ситуация. Но в конце концов в незримом бою, происходившем в его душе, победу одержали ответственность, его долг по отношению к своей родине и по отношению к народам мира, чья судьба находилась в его руках.
- Бежим! - приказал Фабиан, и Киму показалось, что в глазах друга заблестели слезы.
Они побежали. Но когда до них донесся вой псов, Ким мгновенно потерял контроль над собой. Из глубины души в нем поднялся смертельный страх и парализовал все чувства. Но если бы ему удалось взглянуть на бегущих рядом товарищей, то он бы понял, что у них дела обстоят не много лучше.
Ким не слышал собственного, наполненного страхом нечленораздельного крика. Он снова чувствовал себя запертым в крольчатнике; гигантской лисицы не было видно - пока не было видно, но она где-то притаилась, это он знал наверняка.
В его сознание постепенно проникало безумие. Он в разные стороны крутил головой, как будто что-то искал.
А потом все прекратилось…
Он был свободен.
Ким шатался, как пленник, с которого только что сняли оковы. Вой псов-призраков доносился уже откуда-то издалека, подобно далекому эху.
Ким взглянул на Гилфаласа. Фигура эльфа внезапно стала казаться освещенной голубым светом и размытой, как будто находилась в тумане. Ким прищурил глаза, но картина не стала четче. Между его спутниками и псами-призраками возникло что-то наподобие стены из голубого стекла, освещаемой исходящим изнутри сиянием.
Гилфалас находился на той стороне, где были псы.
Эльф стоял гордо выпрямившись. Воздух мерцал, и это мерцание двигалось в направлении Гилфаласа. Тени наступали из дальних углов и были подобны кометам, только кометам из тьмы, а не из огня, и у этих теней имелись морды, клыки, когти…
Голубая стена света задрожала, когда на неё наскочила первая из тварей. За ней последовали другие. Световой экран вспыхивал, трескался…
В это мгновение Гилфалас бросился бежать.
Голубой свет, исходивший из его кольца, все ещё окутывал его, а тени следовали за ним, как мотыльки, летящие к пламени, как собаки, бросаюшиеся на раненую птицу. Гилфалас бежал к водопаду. Свора псов-призраков кружила вокруг него, стараясь проникнуть сквозь защиту.
Последний раз эльф задержался на краю пропасти. Он склонился под тяжестью вцепившихся в него теней. Ким видел его лицо: оно было искажено диким страхом, находящимся за гранью рассудка. Ким увидел, что эльф открыл рот, но из него не вырвалось наружу ни слова, ни крика.
Затем Гилфалас перепрыгнул плоскую, искусно выполненную балюстраду и вместе с поблескивающей водой рухнул в бездну.
Вместе с ним туда же обрушились и псы-призраки. С протяжным завыванием, подобным крику заблудшей души перед вечным проклятием, вместе с потоком воды они уносились вниз, в самые глубокие пучины мира.
Голубой свет погас.
Подобно лунатикам спутники приблизились к краю обрыва. Пучину невозможно было измерить взглядом, но каждый понимал, что после падения с такой высоты не в состоянии выжить никто: ни человек, ни гном, ни эльф. Вероятно, это смертельно даже для порождений ночи.
Как ни странно, но первым в этой ситуации опомнился Гврги.
- Разве есть большее благо, - прошептал он, - чем отдать свою жизнь за правое дело?
Остальные молча взглянули на него. Это были те самые слова, которые магистр Адрион сказал на прощание Гилфаласу.
Лицо Грегорина, как обычно, ничего не выражало.
Он достал карту и быстро окинул её взглядом.
- Идем, - сказал он.
В тот момент, когда спутники покидали скальный собор, до их ушей донесся глухой звук, передаваемый колебаниями стен. Звук повторял один и тот же монотонный ритм.
- Что это? - спросил Ким.
- Барабанный бой, - ответил Фабиан, - барабанный бой, доносящийся из глубин.
7
КНЯЗЬ ВЫСШЕГО МИРА
Гилфалас падал.
Он летел вниз в темном водовороте.
И он был не один.
Тени кружили вокруг него в вихре. Как только тени эти воплотятся, он, Гилфалас, падет под их натиском. Уже очень скоро острые клыки одного из псов вонзятся в его горло.
Он едва удерживался, чтобы не выразить в крике ужас, нараставший в нем. Мерцающий воздух приобретал зримые очертания, их размеры увеличивались и наконец оформились в семь похожих друг на друга фигур.
Но пока что они не устоялись, их очертания плавно перетекали друг в друга. Гилфалас защищался против неизбежного, собрав в кулак всю волю, чтобы противостоять вою, тысячекратным эхом отзывавшемуся в его ушах.
Он не знал, сколько времени длилось его падение, часы или мгновения. В потоке, что увлекал его за собой вниз, времени и пространства не существовало. Все расплывалось перед его глазами, кроме становящихся все более реальными фигур, что появились из вихря подобно миражам в пустыне. Гилфалас напрасно пытался закрыть глаза, чтобы не видеть происходящего вокруг, где из пустоты возникали его самые затаенные страхи. Но веки не повиновались ему. Или здесь не имело значения, происходит все это во сне или наяву.
Контуры фигур становились резче, очертания - отчетливее. Вначале были только глаза, но вот уже прорисовалась голова. Эльф едва выдержал колючий, безумно злой взгляд этих глаз, поскольку в них он, как в темном пруду, видел себя самого. Потом появились острые уши, светлые волосы, благородный овал лица, а губы искривила усмешка.
- Элей, Гилфалас, - словно бы говорило каждое из семи его отражений. - Ну и как я тебе нравлюсь?
- Прочь! - хотелось крикнуть Гилфаласу. - Ты не существуешь в действительности, ты всего лишь фантом, - однако ему не удалось выдавить из себя ни одного звука.
- Но, Гилфалас, - семь ртов скривились в ироничной ухмылке, - это не очень-то мило с твоей стороны. Ведь мы - это ты…
- Это неправда, - хотел возразить им эльф, но у него больше не было слов, не было даже голоса, чтобы произнести эти слова.
- Правда. Мы - твоя темная сторона; мы - то, что ты в себе отрицаешь, то, что скрывается под благородством и добрыми делами. Мы - твои темные братья. Мы - то, чего ты больше всего боишься. Мы - твои тени!
- Нет! - слова рвались из Гилфаласа наружу. - Мы, эльфы, пробуждены для света, поэтому ни одна черная мысль не отбросит своей тени на наши светлые души! - Но вместо этого ему оставалось только взирать на совершенные создания, находящиеся перед ним и вышедшие из него самого.
Из него. Зло находилось внутри него. Как он боялся этого, как не хотел даже подумать об этом…
- Ну почему же, Гилфалас, - торжествующе произнесли все семь его отражений. - Мы были в тебе, сейчас в тебе и всегда в тебе будем.
Они приближались. Безумие холодными пальцами впивалось в него. Снова раздался вой, ставший ещё более громким, и от ужаса Гилфалас закричал; да, он мог кричать. Однако поток мгновенно поглотил этот крик.
Он все ещё падал. Наступит ли когда-нибудь конец этой пытке? Или он и так будет бесконечно падать во тьму, проклятый и приговоренный к вечной жизни? Или это уже царство смерти, о котором в легендах элоаев ничего не говорится?
«Ты не ускользнешь от своей тени, - всплыло в памяти предостережение Азантуля. - Думай обо мне, когда померкнет свет».
В той части его сознания, что не была ещё охвачена безумием, ужасом и гневом, родилась мысль, что эльфы, не исключая его самого, яростно отрицали саму мысль о том, что внутри каждого из них гнездится темное «Я». Но зло в них было, так же как и в любом зле присутствует добро.
Эльфы должны были признаться в этом давно, ещё в те времена, когда только пришли в Среднеземье. Тогда-то зло и пробило дорогу в их сердца, завладев многими из них. Так появились их братья, темные эльфы, которые, гонимые жаждой власти и эгоизмом, не совладали со своей темной изнанкой.
Эльфам Среднеземья не понадобилось много времени, чтобы изгнать их, а себя счесть представителями абсолютного света. В свою очередь их темных братьев стали с тех пор называть темными эльфами. При этом, однако, считалось, что все зло принес в мир Князь Тьмы Азратот, совративший с истинного пути многих эльфов. Как теперь понимал Гилфалас, это было слишком простое объяснение.
Добро и зло являются двумя сторонами одной монеты, и только по делам можно определить, к какой из двух категорий относить того или иного эльфа. До тех пор пока Гилфаласу удавалось подавлять в себе зло, он оставался тем, кем он и был, - эльфом.
Как только Гилфалас осознал это, его страх тотчас исчез. Псы-призраки вновь стали размытыми контурами и превратились в мерцающее сияние. Эльф почувствовал, как его противники удвоили усилия, их вой сделался вдвое громче, чем был раньше. Но теперь он звучал отчаянно и почти жалобно, ибо они снова стали тем, кем и были, - всего лишь тенями.
Тогда Гилфалас открыл свою душу и - он сам не понимал, как это у него получилось, - начал вбирать в себя эти тени, собирать их подобно тому, как губка впитывает воду. Вместо воя теперь уже раздавалось полное ужаса, перепуганное визжание; но Гилфалас, который только улыбнулся, услышав это, был неумолим. Ибо, как он теперь знал, тени представляли собой лишь отголосок того, что дремало в нем самом…
Гилфалас бросился на верную гибель, но увлек зло вместе с собой, так что теперь путь для его товарищей был открыт. Эльф вновь напряг все свои силы. Из его глаз текли слезы, но это были слезы радости, слезы победы. Эльф больше не считал свое падение жертвой, но видел в нем подвиг. Он победил самого страшного врага - самого себя, свое высокомерие по отношению к гнездившемуся в нем злу.
Подобно падающему с высоты камню, он ударился о поверхность темного озера, лежащего у самого основания мира, там, где весь свет пропадает, а все пути заканчиваются. Ледяные воды сомкнулись над ним, и, когда водоворот подхватил его, он лишился чувств…
Нечто спавшее на дне озера - проснулось. Оно не знало, сколько времени провело на дне. Но оно спало долго, очень долго, и теперь проснулось.
Когда мощное тело существа начало подниматься со скального основания, можно было подумать, что поднимается часть дна, древняя сила, состоящая из того же вещества, что и сам мир. И оно было не одно, нет, существо представляло собой некое множество.
Существо увидело то, что вызвало его интерес. Свет. Голубоватый мерцающий свет, готовый вот-вот потухнуть. Оно последовало за этим предметом, нарушившим его покой, и не выпускало голубой свет, становившийся все более и более слабым, из глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
- Кирит Урим-казар! - выдохнул из себя Бурин.
В середине круга он начертил иероглиф, обозначающий знак Владыки, не имеющий сходства ни с одной буквой в алфавитах народов.
Некоторое время ничего не происходило, и поначалу казалось, что и эта попытка окончится безрезультатно. Но потом по краям плиты образовались тончайшие щели, и плита-дверь с едва уловимым звуком отъехала в сторону.
В тот же миг издалека донеслось завывание. Оно было тихим, едва слышным. Но каждый понял, что оно означает.
Ким почувствовал, как страх вновь начинает овладевать им.
- Вперед! - В голосе Фабиана тоже слышалась дрожь.
Этот призыв был излишним. Все немедленно протиснулись через проход внутрь.
- Как нам закрыть Врата? - спросил Гилфалас, когда они очутились там.
- Не знаю, - в один голос ответили Бурин и Грегорин.
- Отлично! - вырвалось у Фабиана. - Только этого нам и не хватало! Теперь псы-призраки погонятся за нами во мраке пещер.
Снаружи до них вновь донесся вой. Псы приближались.
Некоторое время спутники стояли в растерянности. Но оставаться здесь и дожидаться решения своей участи не имело смысла.
- Зарактрор - это особенное место, - произнес Грегорин. - Здесь действуют свои законы. Может быть, псы и не смогут последовать за нами.
- А как мы найдем здесь дорогу? - задал вопрос Бурин.
- У меня есть карта, - глухо ответил Грегорин.
Так они и отправились в путь по темному проходу, открывшемуся перед ними. Туннель был достаточно широк, по нему свободно могли идти рядом двое путешественников. От слабого красноватого света, проникающего через вход, польза была невелика, но все же он позволял увидеть, что туннель имеет искусственное происхождение. Стены его были обработаны. Ким считал количество шагов; когда он досчитал до двухсот пятидесяти, туннель сделал поворот.
Прежде чем свернуть, Ким обернулся. Вход отсюда казался далеким красным пятном. Не донесся ли вновь лай псов?
Затем в отверстии мелькнула тень.
Прежде чем Ким успел задаться вопросом, что произошло, тишина была разорвана лаем псов-призраков, который эхом отражался от стен.
Они бросились в темноту. Фабиан выругался, а Ким успел заметить, как Гилфалас сунул руку за пазуху, где у него хранился кошелек с кольцом.
- Что-то законы этого места не особенно способствуют сдерживанию бестий, - констатировал Бурин.
- Быстрее! - скомандовал Грегорин, игнорируя замечание Бурина.
- Но здесь так темно, - пожаловалась Марина.
- Это можно изменить, - коротко ответил Грегорин.
Так, запинаясь, они бежали через черный, как сама ночь, туннель. Ким ориентировался по Гврги, который бежал перед ним и лучше фолька видел в темноте, хотя, конечно, и не так хорошо, как Гилфалас. Гилфалас же вместе с Грегорином бежали впереди. Марина находилась рядом с Кимом, а Бурин и Фабиан замыкали колонну.
Довольно скоро в туннеле стало светлее. Казалось, что свет исходит прямо из стен. Это был холодный, мертвенный свет, но его было достаточно, чтобы разглядеть отдельные детали.
Псов-призраков слышно не было. Может быть, Зарактрор и вправду был особенным миром, недоступным ночным тварям?
Спутники добрались до пересечения туннелей и остановились.
Грегорин начал что-то искать у себя в карманах.
- Торопись! - сказал Гилфалас. - Это не самое благоприятное место для битвы с псами-призраками.
- Поворачивайте направо! - внезапно с уверенностью сказала Марина.
- Откуда?.. - спросил Фабиан, но Марина не дала ему договорить:
- Женщины чувствуют подобные вещи, - заявила она, как будто этим все объяснялось, а Ким вновь невольно задумался над тем, часто ли эта маленькая женщина ошибалась на протяжении всего их путешествия. Или, может быть, это происходило потому, что какие-то узы связывали её с Божественной Матерью, которая и подсказывала ей правильные решения?
- Она права, - подтвердил Грегорин. - На карте тоже поворот направо.
- И ты веришь… - хотел было вставить Бурин, но в этот миг из прохода донеслось рычание псов-призраков.
Вопрос был решен. Они свернули. Сначала туннель под легким наклоном шел вниз, но через некоторое время вновь начал подниматься.
Преследователи не приближались. Казалось, псы довольствуются тем, что идут по их следу.
Они шли уже около часа. Внезапно Ким услышал плеск воды и спросил себя, что бы это могло означать. Может быть, это шум подземного источника?
Еще сотня шагов - и спутники оказались в огромном зале, представлявшем собой вырубленный в скале собор.
Могучие опорные колонны поднимались вверх подобно деревьям, постепенно делаясь все более тонкими и филигранными, чтобы в конце своего пути слиться с богато украшенным сводом. Ким прикинул в уме, что для того чтобы обхватить одну такую колонну, понадобится полдюжины фольков.
Но не он один застыл от восхищения. Его спутники тоже, позабыв об опасности, с удивлением смотрели на это чудо.
На стенах можно было различить мозаики, выложенные разноцветными камнями, которые, освещаясь таинственным светом, изображали сцены из старинных легенд. Они пестрели драконами и единорогами, крылатыми существами, чудовищами из бездн и могущественными армиями. Каждая их мозаик переливалась всеми цветами радуги, хотя на каждой преобладал какой-то один: багрец или золото, аметист или топаз, зелень или лазурь.
Венец творения являл собой водопад, находившийся в самом центре скального собора.
Проходя по акведуку, выполненному в форме клюва, вода низвергалась и исчезала в круглом отверстии на полу.
Все молчали, и первым, как ни странно, заговорил Гврги:
- Чудесно, но позади нас не все так чудесно. Идти дальше.
- Он прав. Это подтверждает старую истину о том, что красота может быть убийственной, - заметил Бурин, не отрывая глаз от этой неслыханной роскоши.
Они были вынуждены продолжить свой путь. Спутники были в самом центре собора и подошли к водопаду, когда позади них вновь раздался рык преследователей.
Ким обернулся и увидел, что в нескольких местах воздух мерцает. Псы-призраки уже здесь и готовятся к нападению. Больше ничто не сможет их сдержать.
Они застыли. Ким заметил, что эльф поднял вверх свое кольцо.
- Уходите! - решительно сказал Гилфалас. - Я их задержу.
- Но… - начал было возражать Фабиан. Однако Гилфалас не потерпел возражений:
- Исчезните! Сейчас - мой бой.
- Знаешь, а ведь он прав, - обернувшись к принцу, сказал Бурин. - Мы должны попасть в Империю. Только это сейчас важно. Мы вынуждены чем-то жертвовать. Когда речь заходит о главном, мелочи в расчет не принимаются.
Фабиан колебался. Честь заставляла его сражаться, какой бы безвыходной ни была ситуация. Но в конце концов в незримом бою, происходившем в его душе, победу одержали ответственность, его долг по отношению к своей родине и по отношению к народам мира, чья судьба находилась в его руках.
- Бежим! - приказал Фабиан, и Киму показалось, что в глазах друга заблестели слезы.
Они побежали. Но когда до них донесся вой псов, Ким мгновенно потерял контроль над собой. Из глубины души в нем поднялся смертельный страх и парализовал все чувства. Но если бы ему удалось взглянуть на бегущих рядом товарищей, то он бы понял, что у них дела обстоят не много лучше.
Ким не слышал собственного, наполненного страхом нечленораздельного крика. Он снова чувствовал себя запертым в крольчатнике; гигантской лисицы не было видно - пока не было видно, но она где-то притаилась, это он знал наверняка.
В его сознание постепенно проникало безумие. Он в разные стороны крутил головой, как будто что-то искал.
А потом все прекратилось…
Он был свободен.
Ким шатался, как пленник, с которого только что сняли оковы. Вой псов-призраков доносился уже откуда-то издалека, подобно далекому эху.
Ким взглянул на Гилфаласа. Фигура эльфа внезапно стала казаться освещенной голубым светом и размытой, как будто находилась в тумане. Ким прищурил глаза, но картина не стала четче. Между его спутниками и псами-призраками возникло что-то наподобие стены из голубого стекла, освещаемой исходящим изнутри сиянием.
Гилфалас находился на той стороне, где были псы.
Эльф стоял гордо выпрямившись. Воздух мерцал, и это мерцание двигалось в направлении Гилфаласа. Тени наступали из дальних углов и были подобны кометам, только кометам из тьмы, а не из огня, и у этих теней имелись морды, клыки, когти…
Голубая стена света задрожала, когда на неё наскочила первая из тварей. За ней последовали другие. Световой экран вспыхивал, трескался…
В это мгновение Гилфалас бросился бежать.
Голубой свет, исходивший из его кольца, все ещё окутывал его, а тени следовали за ним, как мотыльки, летящие к пламени, как собаки, бросаюшиеся на раненую птицу. Гилфалас бежал к водопаду. Свора псов-призраков кружила вокруг него, стараясь проникнуть сквозь защиту.
Последний раз эльф задержался на краю пропасти. Он склонился под тяжестью вцепившихся в него теней. Ким видел его лицо: оно было искажено диким страхом, находящимся за гранью рассудка. Ким увидел, что эльф открыл рот, но из него не вырвалось наружу ни слова, ни крика.
Затем Гилфалас перепрыгнул плоскую, искусно выполненную балюстраду и вместе с поблескивающей водой рухнул в бездну.
Вместе с ним туда же обрушились и псы-призраки. С протяжным завыванием, подобным крику заблудшей души перед вечным проклятием, вместе с потоком воды они уносились вниз, в самые глубокие пучины мира.
Голубой свет погас.
Подобно лунатикам спутники приблизились к краю обрыва. Пучину невозможно было измерить взглядом, но каждый понимал, что после падения с такой высоты не в состоянии выжить никто: ни человек, ни гном, ни эльф. Вероятно, это смертельно даже для порождений ночи.
Как ни странно, но первым в этой ситуации опомнился Гврги.
- Разве есть большее благо, - прошептал он, - чем отдать свою жизнь за правое дело?
Остальные молча взглянули на него. Это были те самые слова, которые магистр Адрион сказал на прощание Гилфаласу.
Лицо Грегорина, как обычно, ничего не выражало.
Он достал карту и быстро окинул её взглядом.
- Идем, - сказал он.
В тот момент, когда спутники покидали скальный собор, до их ушей донесся глухой звук, передаваемый колебаниями стен. Звук повторял один и тот же монотонный ритм.
- Что это? - спросил Ким.
- Барабанный бой, - ответил Фабиан, - барабанный бой, доносящийся из глубин.
7
КНЯЗЬ ВЫСШЕГО МИРА
Гилфалас падал.
Он летел вниз в темном водовороте.
И он был не один.
Тени кружили вокруг него в вихре. Как только тени эти воплотятся, он, Гилфалас, падет под их натиском. Уже очень скоро острые клыки одного из псов вонзятся в его горло.
Он едва удерживался, чтобы не выразить в крике ужас, нараставший в нем. Мерцающий воздух приобретал зримые очертания, их размеры увеличивались и наконец оформились в семь похожих друг на друга фигур.
Но пока что они не устоялись, их очертания плавно перетекали друг в друга. Гилфалас защищался против неизбежного, собрав в кулак всю волю, чтобы противостоять вою, тысячекратным эхом отзывавшемуся в его ушах.
Он не знал, сколько времени длилось его падение, часы или мгновения. В потоке, что увлекал его за собой вниз, времени и пространства не существовало. Все расплывалось перед его глазами, кроме становящихся все более реальными фигур, что появились из вихря подобно миражам в пустыне. Гилфалас напрасно пытался закрыть глаза, чтобы не видеть происходящего вокруг, где из пустоты возникали его самые затаенные страхи. Но веки не повиновались ему. Или здесь не имело значения, происходит все это во сне или наяву.
Контуры фигур становились резче, очертания - отчетливее. Вначале были только глаза, но вот уже прорисовалась голова. Эльф едва выдержал колючий, безумно злой взгляд этих глаз, поскольку в них он, как в темном пруду, видел себя самого. Потом появились острые уши, светлые волосы, благородный овал лица, а губы искривила усмешка.
- Элей, Гилфалас, - словно бы говорило каждое из семи его отражений. - Ну и как я тебе нравлюсь?
- Прочь! - хотелось крикнуть Гилфаласу. - Ты не существуешь в действительности, ты всего лишь фантом, - однако ему не удалось выдавить из себя ни одного звука.
- Но, Гилфалас, - семь ртов скривились в ироничной ухмылке, - это не очень-то мило с твоей стороны. Ведь мы - это ты…
- Это неправда, - хотел возразить им эльф, но у него больше не было слов, не было даже голоса, чтобы произнести эти слова.
- Правда. Мы - твоя темная сторона; мы - то, что ты в себе отрицаешь, то, что скрывается под благородством и добрыми делами. Мы - твои темные братья. Мы - то, чего ты больше всего боишься. Мы - твои тени!
- Нет! - слова рвались из Гилфаласа наружу. - Мы, эльфы, пробуждены для света, поэтому ни одна черная мысль не отбросит своей тени на наши светлые души! - Но вместо этого ему оставалось только взирать на совершенные создания, находящиеся перед ним и вышедшие из него самого.
Из него. Зло находилось внутри него. Как он боялся этого, как не хотел даже подумать об этом…
- Ну почему же, Гилфалас, - торжествующе произнесли все семь его отражений. - Мы были в тебе, сейчас в тебе и всегда в тебе будем.
Они приближались. Безумие холодными пальцами впивалось в него. Снова раздался вой, ставший ещё более громким, и от ужаса Гилфалас закричал; да, он мог кричать. Однако поток мгновенно поглотил этот крик.
Он все ещё падал. Наступит ли когда-нибудь конец этой пытке? Или он и так будет бесконечно падать во тьму, проклятый и приговоренный к вечной жизни? Или это уже царство смерти, о котором в легендах элоаев ничего не говорится?
«Ты не ускользнешь от своей тени, - всплыло в памяти предостережение Азантуля. - Думай обо мне, когда померкнет свет».
В той части его сознания, что не была ещё охвачена безумием, ужасом и гневом, родилась мысль, что эльфы, не исключая его самого, яростно отрицали саму мысль о том, что внутри каждого из них гнездится темное «Я». Но зло в них было, так же как и в любом зле присутствует добро.
Эльфы должны были признаться в этом давно, ещё в те времена, когда только пришли в Среднеземье. Тогда-то зло и пробило дорогу в их сердца, завладев многими из них. Так появились их братья, темные эльфы, которые, гонимые жаждой власти и эгоизмом, не совладали со своей темной изнанкой.
Эльфам Среднеземья не понадобилось много времени, чтобы изгнать их, а себя счесть представителями абсолютного света. В свою очередь их темных братьев стали с тех пор называть темными эльфами. При этом, однако, считалось, что все зло принес в мир Князь Тьмы Азратот, совративший с истинного пути многих эльфов. Как теперь понимал Гилфалас, это было слишком простое объяснение.
Добро и зло являются двумя сторонами одной монеты, и только по делам можно определить, к какой из двух категорий относить того или иного эльфа. До тех пор пока Гилфаласу удавалось подавлять в себе зло, он оставался тем, кем он и был, - эльфом.
Как только Гилфалас осознал это, его страх тотчас исчез. Псы-призраки вновь стали размытыми контурами и превратились в мерцающее сияние. Эльф почувствовал, как его противники удвоили усилия, их вой сделался вдвое громче, чем был раньше. Но теперь он звучал отчаянно и почти жалобно, ибо они снова стали тем, кем и были, - всего лишь тенями.
Тогда Гилфалас открыл свою душу и - он сам не понимал, как это у него получилось, - начал вбирать в себя эти тени, собирать их подобно тому, как губка впитывает воду. Вместо воя теперь уже раздавалось полное ужаса, перепуганное визжание; но Гилфалас, который только улыбнулся, услышав это, был неумолим. Ибо, как он теперь знал, тени представляли собой лишь отголосок того, что дремало в нем самом…
Гилфалас бросился на верную гибель, но увлек зло вместе с собой, так что теперь путь для его товарищей был открыт. Эльф вновь напряг все свои силы. Из его глаз текли слезы, но это были слезы радости, слезы победы. Эльф больше не считал свое падение жертвой, но видел в нем подвиг. Он победил самого страшного врага - самого себя, свое высокомерие по отношению к гнездившемуся в нем злу.
Подобно падающему с высоты камню, он ударился о поверхность темного озера, лежащего у самого основания мира, там, где весь свет пропадает, а все пути заканчиваются. Ледяные воды сомкнулись над ним, и, когда водоворот подхватил его, он лишился чувств…
Нечто спавшее на дне озера - проснулось. Оно не знало, сколько времени провело на дне. Но оно спало долго, очень долго, и теперь проснулось.
Когда мощное тело существа начало подниматься со скального основания, можно было подумать, что поднимается часть дна, древняя сила, состоящая из того же вещества, что и сам мир. И оно было не одно, нет, существо представляло собой некое множество.
Существо увидело то, что вызвало его интерес. Свет. Голубоватый мерцающий свет, готовый вот-вот потухнуть. Оно последовало за этим предметом, нарушившим его покой, и не выпускало голубой свет, становившийся все более и более слабым, из глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38