А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Как будто, владея умением погружаться в ба-маак, ты сумел бы отразить нападение дантай. На самом же деле и с ба-мааком, и без него результат оказался бы одним и тем же. Судьба, Джейк. Почему ты не прислушиваешься чаще к голосу своей китайской крови? Смирись с судьбой, постигшей твоего отца. Я знаю, что он смирился. Это просто такая судьба, что он погиб. И это тоже судьба, что ты был далеко, когда это случилось. Неужели ты думаешь, что с помощью ба-маака тебе быстрее удалось бы справиться со шпионом? Или, зная о том, что эта женщина у тебя на хвосте, ты привел бы ее на джонку, где ждал тебя отец?
Джейк промолчал в ответ. Ему нечего было сказать:
Блисс была абсолютно права. Даже если бы не лишился он тогда своей уникальной способности, ничего бы не изменилось. Его отец все равно бы погиб. Судьба.
Он снова посмотрел на девочку. Она спала довольная, крепко ухватившись во сне за рубашку Джейка, словно это помогало ей чувствовать себя в большей безопасности.
— Странные мысли иногда приходят мне в голову, — тихо промолвил он. — Сейчас я скучаю по своей дочери больше, чем в те времена, когда она была жива и находилась в составе триады, орудовавшей на границе.
Его глаза встретились с глазами Блисс.
— Хуже всего то, что мое самое мучительное воспоминание о ней является одновременно и самым правдивым. Ибо это она, а не я, испытывала желание умереть, Блисс. Моя единственная дочь.
Если бы спасенная им только что девочка увидела его в эти мгновения, то наверняка бы заплакала, ибо ее крошечные ручки не смогли бы утереть те слезы, что катились по его лицу.
* * *
— Он уже в пути!
Чень Чжу весь сиял от радости. Мгновением раньше он снял с головы наушники и выключил рацию.
— Хуайшань Хан, — позвал он. — Я только что разговаривал с Белоглазым Гао. Как вы и планировали, Джейк Ши направляется сюда.
Он остановился на пороге комнаты. Старый министр, скрючившись по обыкновению, сидел в плетеном кресле. У его ног расположилась девушка. Они держали друг друга за руки. Казалось, они оба спали.
Что да странная близость между уродливым стариком и молоденькой девушкой, — подумал Чень Чжу. — Интересно, какие чувства она испытывает по отношению к нему. Любовь, ненависть, страх? Возможно, и то, и другое, и третье. Определенно “промывание мозгов” сделало ее совершенно другим человеком. Впрочем, кому было доподлинно известно, на что она способна? Теперь она превратилась в орудие мести в руках Хуайшань, Хана. Она, дочь Джейка Мэрока Ши.
Оружие, которым располагал сам Чень Чжу, было куда могущественнее любого человека, кем бы он ни был. Шань — беспощадная гора, международная организация, превращенная десятилетиями неустанного труда в самую разветвленную и влиятельную сеть торговли наркотиками в мире. Да, Чень Чжу предпочитал полагаться на страшные, перемалывающие кости любого врага челюсти своей дицуй, нежели на обработанную психику отдельного человека.
То, что его уход из фирмы “Сойер и сыновья” в конечном счете обернулся для него необыкновенной удачей, перевернувшей всю его жизнь, никак не влияло на желание Чень Чжу добиться справедливости. В том, что он сумел извлечь выгоду из страшного удара, обрушившегося на него, была заслуга исключительно его гения. Однако это не оправдывало зло, причиненное ему.
Кстати, не кто иной, как Цунь Три Клятвы, один из его теперешних врагов, подал ему идею заняться наркобизнесом. Прежде чем поступить на службу в “Сойер и сыновья” по рекомендации Ши Чжилиня, Цунь был крупнейшим торговцем опиума в районе Шань. Он извлекал поистине астрономическую прибыль из своего бизнеса. Узнав об этом, Чень Чжу задумался над тем, насколько больше они могут оказаться у того, кто займет место не на периферии, а в самом центре опиумной империи.
Так появилась на свет дицуй, разветвленная благодаря поддержке Хуайшань Хана организация. Могущество Чень Чжу стало поистине устрашающим. Но оно казалось ему недостаточным. Он котел большего. Он котел править всем миром.
И вот теперь он готовился воплотить свою мечту в реальность с помощью двух американцев: Эдварда Мартина Беннетта и Питера Каррена.
* * *
Даниэла сама поражалась изменениям, произошедшим с ней. С тех пор, как она удостоверилась, что внутри нее теплится новая жизнь, ребенок Карелина, все остальное перестало казаться ей столь существенным, как раньше. И в первую очередь угрозы, исходившие от Олега Малюты.
Предаваясь мечтам о будущем, она сняла трубку телефона и, набрав номер Малюты, назначила ему свидание после работы. Ее предложение сходить в театр, а затем поужинать вместе привело его в восторг.
Даниэла сказала, что сама заедет за ним. Она отослала домой водителей “Чаек” — и своей, и его — и распорядилась, чтобы ей приготовили служебную “Волгу”. Кроме того один из ее помощников зарезервировал места в Концертном зале Гнесинского училища, где в этот день должны были исполнять Бетховена.
Они прибыли на место за пять минут до начала концерта. Если Малюту и удивило то обстоятельство, что Даниэла сама села за руль, то он ничем не выдал этого. Впрочем, скорее всего он сам был рад остаться с ней наедине.
Если бы вместо четырех виртуозов на сцене играли, скажем, свиньи, облаченные во фраки, Даниэла и тогда вред ли обратила бы на это внимание; гениальная музыка великого композитора захватила ее. Уставясь в потолок, она перестала ощущать себя, сердце ее словно остановилось, и она, неподвижная и бездыханная, была в эти минуты наедине со своей чудовищно исковерканной жизнью.
Даниэла чувствовала себя роботом, тупо шагающим неизвестно куда по изрытой ямами и ухабами дороге. Вся ее родина, прежде такая близкая и дорогая ее сердцу, вдруг представилась ей всего лишь умело оборудованной сценой, на которой сама она исполняла причудливую и совершенно непонятную ей роль. Чем она занималась на протяжении стольких лет? И каким образом ухитрялась все это время чувствовать себя вполне счастливой?
С тоскливым, щемящим чувством в груди она призналась себе самой, что никогда не имела сколько-нибудь ясного представления о том, что такое счастье. Или о том, что значит жить. Все, чем она занималась до сих пор, сводилось к элементарному выживанию. Ее жизнь превратилась в повседневную борьбу за власть. Сколь жалким выглядело такое существование перед лицом ее чистой и прекрасной любви к Михаилу Карелину.
Малюта что-то говорил ей, но она не могла разобрать ни единого слова, словно перестала понимать русский язык, далекая от всех и вся, как крошечный астероид, затерявшийся в бесконечных просторах холодного, черного космоса.
— Даниэла...
—Да?
Ярко вспыхнувший свет люстр заставил ее зажмуриться.
Должно быть, антракт, — подумала она.
— Концерт закончился.
— Разве?
— Пора идти.
Пора идти. Эти слова эхом отозвались в ее голове, точно под сводами пещеры или собора. Она вспомнила о своей набожной матери. Религия сыграла существенную, хотя и скрытую роль в формировании характера Даниэлы. Даже начав работать в Комитете, она сохранила в душе веру в православного Бога и, не имея возможности посещать церковь, регулярно молилась про себя.
Пора идти. Даниэла поднялась, повинуясь какому-то внутреннему голосу. В фойе ее внимание привлекла женщина с бледным, красивым лицом. В ее ясных, серых глазах застыло выражение, которое Даниэле было хорошо знакомо. Она не раз видела его в глазах заключенных, которых ей приходилось допрашивать на Лубянке.
Вздрогнув, она поняла, что смотрит на собственное отражение в зеркале. Слегка тряхнув пышными локонами, она выбросила из головы гнетущие мысли и, натянув плащ, вышла на улицу под руку с Малютой.
Небо над вечерней Москвой прояснилось, и свежий вечерний ветерок уносил прочь удушливые бензиновые пары и цементную пыль. Малюта пришел в восхищение от предложения Даниэлы прокатиться вдоль Москвы-реки.
Даниэла привезла его на то самое место на берегу реки, где между ними в один из вечеров минувшей зимы состоялся разговор, так сильно врезавшийся ей в память. Перебирая в памяти детали этой встречи, она вспомнила рассказ Малюты про то, как он в детстве провалился под лед и едва не утонул. Теперь она поняла, что в его тогдашних словах таилось грозное предостережение: я пережил тот случай в детстве и точно так же переживу любую опасность.
Даниэла чувствовала, что он придавал мистическое значение тому происшествию, видя в своем спасении чуть ли не вмешательство сверхъестественных сил. Я избранник небес, — казалось, говорил он. — Поэтому будь довольна тем, что исполняешь мои приказы. Примерно на такой же суеверной основе зиждилось и его отношение к Ореанде. Малюта искренне верил, что она продолжает жить после смерти, точно так же, как в то, что рука всевышнего вытащила его из-подо льда.
Они выбрались из машины и направились к реке, поблескивавшей отраженным светом в вечерних сумерках. На сей раз Малюта заботливо помог Даниэле спуститься по ступенькам лестницы. Наконец они подошли к воде.
— Даниэла, — промолвил Малюта, поворачиваясь к ней. В то же мгновение она крепко схватила его за руки и ловкой подсечкой сбила с ног. С громким изумленным возгласом он рухнул на поросшие мхом камни, а Даниэла, упав на колени, изо всех сил ударила его локтем в солнечное сплетение.
Его колени подогнулись. Он принялся судорожно глотать ртом воздух. Не теряя и доли секунды, Даниэла вскочила на ноги и, умудрившись нечеловеческим усилием сдвинуть с места грузное тело, сунула Малюту по плечи в ледяную воду. Ее пальцы, сомкнувшиеся у него на шее, не позволяли ему даже пошевелить головой.
Малюта отчаянно сопротивлялся, и Даниэле пришлось сесть на него верхом, чтобы сковать его сильные ноги. Она не хотела, чтобы перед смертью он успел насладиться хоть одним глотком воздуха, не говоря уже о том, что малейшая оплошность с ее стороны могла предоставить ему шанс воспользоваться своим превосходством в силе.
Ей становилось все труднее, и тогда она, изловчившись, ударила его коленом в пах. Она представляла себе, как в отчаянии он стискивает зубы, преодолевая инстинктивное желание открыть рот, как его легкие разрываются от чудовищной нехватки кислорода. Как его мозг мечется в поисках спасения из подводной могилы.
Однако на сей раз провидение решило не встревать в земные перипетии, и спасения не было: об этом Даниэла позаботилась. Она продолжала держать Малюту даже когда его тело, обмякнув, замерло неподвижно. Чуть придя в себя она обнаружила, что за какую-то минуту полторы успела пропотеть насквозь. Все вокруг нее расплывалось, точно в тумане, но она сама не знала что тому виной: пот или может быть слезы? Вполне возможно, что она плакала даже не заметив этого.
Не вытаскивая его голову из-под воды она нащупала рукой ключ, висевший у него на шее. Дернув за него, она порвала цепочку на которой он висел, и спрятала его в карман плаща.
Затем она сделала все необходимое, чтобы тело Олега Малюты никогда не поднялось со дна Москвы-реки. Покончив с этим, она затащила его в воду так что сама в результате промокла до пояса. Ее стала пробирать дрожь.
Малюта пошел на дно, как мешок, набитый камнями, чем он, по сути, и являлся в настоящий момент. Всего лишь на мгновение свет луны блеснул на его неподвижном лице, и он исчез из виду навсегда, вняв наконец зову Ореанды. И своей вины.
* * *
Под покровом ночи она пришла в кабинет и прямо с порога почувствовала запах оставленный его уже бывшим хозяином. Сам воздух, казалось, был пропитан холодной, неутомимой злобой которую обильно источал при жизни Олег Малюта.
Она тут же направилась к столу и уселась в кресло Малюты. Вытащив нижний ящик, она открыла ключом, сорванным с шеи покойника, стальную шкатулку.
Вот он! Дрожащими руками она достала пластиковый пакет с пистолетом, до сих пор хранившим отпечатки ее пальцев. Под пакетом лежал конверт с фотографиями, на которых крупным планом было запечатлено ее заплаканное лицо.
Она сожгла снимки и негативы в пепельнице, стоявшей на столе и, положив оружие в сумочку, собралась было уходить, как вдруг заметила уголок конверта, выглядывавший из-под пустого ящика. Она попыталась выдвинуть ящик до конца, но он не поддался.
Оглядев стол в поисках подходящего предмета, она остановила свой выбор на латунном ноже для вскрытия писем и сумела просунуть его под дно ящика. Повозившись несколько минут, она все-таки вытащила конверт.
Торопливо распечатав его, она нашла внутри него четыре листка, на которых, помимо небольшого текста, были напечатаны колонки цифр с указанием доходов, издержек, процентов и прочих финансовых данных. Однако цифры, приведенные на листках, казались фантастически громадными.
Только добравшись до китайского слова дицуй, Даниэла окончательно поняла, что ей в руки попало нечто и вправду очень серьезное. С каждым прочитанным предложением ее охватывало все большее волнение. Она и думать забыла про свои грезы о доме и ребенке, про будущую идиллию. Про мечты, которые, как она знала в глубине души, никогда не смогут осуществиться.
Прежняя, настоящая Даниэла взяла верх над новой и снова выступила на авансцену. Почти физически она ощущала, как власть и могущество, пропитавшие эти маленькие листочки, перетекают в нее. Она сознавала, что этому чувству невозможно противиться.
Судьба направила ее сюда, в этот кабинет и позволила совершить ошеломляющее открытие. Судьба сторицей возвращала ей утраченную на время власть. Ту самую власть, к которой она так стремилась.
Значит, так тому и быть!
Она знала, что ей надо предпринять.
Она вздохнула, окруженная полумраком, выдавшим ей наконец свой главный секрет Если и есть Бог на свете, то, вне всяких сомнений, он укрепил в этот момент ее сердце. Ибо одна, в ночной тишине, она готовила себя к тому, с чем ей неминуемо предстояло столкнуться. К новым испытаниям.
И, к своему удивлению, она обнаружила, что это не вызывает у нее особой тревоги.
* * *
Гроза преследовала их по пятам, когда они углубились в джунгли.
Шань. Там, где кончалось само плато, начиналась территория врага. Этой территории предстояло превратиться в поле битвы, а с поля битвы, как учил Джейка Фо Саан, отступать нельзя. Впереди их ждала победа. Или поражение.
Решимость — вот что определяет победителя в поединке. Решимость же зависит от силы воли. Очень часто ни первоначально избранная тактика, ни изменения, внесенные в нее впоследствии, не приносят успеха. Тогда главное слово остается за упорством и выдержкой. Выдержка — это не что иное, как та же сила воли. Если ты не потеряешь контроль над собой, то сможешь выдержать сколько угодно долгий поединок, и твоя сила не иссякнет. Напротив, она сохранится даже тогда, когда твое бренное тело погибнет.
Джейк и Блисс шли, следуя указаниям дядюшки Томми, однако им все равно приходилось очень несладко. С одной стороны, окружающая местность была незнакома им обоим, так что без компаса они заблудились бы. К тому же передвижение в плотных зарослях джунглей требовало немалых усилий. С другой, чем выше они поднимались по склону горного хребта, тем чаще им приходилось прятаться от патрулей, выставленных разными вождями для охраны своих границ. Время от времени им пересекали дорогу караваны мулов, тащивших вниз свежий “товар” и возвращавшихся со всевозможной поклажей, в том числе и с оружием.
Впрочем, встреча с отрядами или пограничными патрулями бирманской или китайской армий также не сулила им ничего хорошего. Эта земля живет по законам войны, — думал Джейк, вынужденный на каждом шагу сдерживать себя.
Нередко он мысленно обращался к Чжилиню, повторяя про себя: Отец, я наконец приблизился к вершине горы. Надеюсь, что, попав сюда, я буду знать, что мне делать.
Покинув деревушку на плато, они в первую ночь с трудом прошли шесть километров. Около часа пополудни они снялись с привала и, еще раз перечитав инструкцию дядюшки Томми, вновь вступили в схватку с джунглями. Море листвы поглотило их и беззвучно сомкнулось за их спинами. С таким же успехом они могли очутиться и на дне моря.
У них над головами, не умолкая, кричали и пели пестрые птицы. Время от времени раздавалось громкое хлопанье крыльев, гулким эхом отзывавшееся в джунглях. Вокруг в изобилии сновали насекомые любых видов, расцветок и размеров, однако по мере приближения к вершине, их становилось все меньше и меньше. Помня советы дядюшки Томми, Джейк и Блисс держались настороже на случай появления змей или леопардов. Пару раз им попадались на глаза обезьяны, в основном предпочитавшие селиться на самом плато.
Гроза в конце концов догнала их, и дождь полил такой плотной стеной, что даже нижние ветви деревьев, висевшие на уровне глаз, превратились в размытые зеленые пятна. Блисс, промокшая до костей, как, впрочем, и Джейк, начала дрожать от холода.
По примитивному канатному мосту они перешли через ущелье, по дну которого тянулась одна из восхитительнейших долин Шань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74