– Цена?
– Я читал сообщения о том, что произошло во время осады последней крепости, и даже говорил с воинами, чудом оставшимися в живых после той ночи, когда появившийся демон уничтожил Чардин Шера и Микаэла. Как вы полагаете, откуда появился этот демон?
– Мне не нужно гадать, я знаю наверняка, – сказал я. – Его призвал Провидец Тенедос.
– И чем он за это расплатился? – по-совиному широко раскрыл глаза Хами, глядя на меня.
Сам Тенедос ответил мне на этот вопрос, когда я вызвался пробраться в замок Чардин Шера с неким снадобьем. Я решил рассказать Хами о том, что в ту грозовую ночь сказал мне Лейш Тенедос – Император сказал, что та сила, демон, просит его доказать свою искренность. Человек, которого он любит, должен выполнить одно поручение, – сказал я. – И этим человеком, как решил император, являюсь я. Поэтому я исполнил то, о чем он меня просил.
– И больше он вам ничего не объяснил? – недоверчиво спросил Хами.
– Тенедос также сказал, что это еще не все, но окончательная расплата наступит не скоро. – Возможно, мне не следовало говорить об этом Хами, но тем не менее я не удержался.
– И как вы думаете, о чем шла речь? – усмехнулся искусный спорщик.
– Понятия не имею, – честно признался я. – В демонах я разбираюсь так же плохо, как вы в военных.
– Справедливое замечание, – согласился Хами. – Кстати, я настоятельно не рекомендую вам посвящать человека, провозгласившего себя императором, в суть нашего разговора. Вне всякого сомнения, Провидцу Тенедосу пришлось дорого заплатить за услуги демона, а чародеи, заключившие подобные сделки, не любят, когда им об этом напоминают.
Но я опять увлекся, а ведь вы пригласили меня не для этого.
Я передал ученому мужу вопрос императора: что мешает имперской магии действовать в Каллио, преграждая ей путь, словно облако тумана лучам света?
Почесав подбородок, Хами поднял было кубок, но снова поставил его, не сделав ни одного глотка.
– Война Каллио и Нумантии потрясла до основания как этот мир, так и тот, другой. Люди призывали на помощь магию такой разрушительной силы, подобной которой еще не было в истории человечества. Это чувствую даже я, кого Ирису обделил талантом.
После окончания войны, в тот короткий промежуток времени до моего ареста и водворения в тюрьму, я обнаружил, что мне с огромным трудом даются даже самые простые заклинания. Полагаю, это объяснялось побочным действием разрушительных энергий, не подвластных мне, – если хотите, отголосками столкновения Микаэла Янтлуса и Провидца Тенедоса. Я ощущаю их до сих пор.
– Вот мое самое вероятное объяснение, – продолжал ученый-колдун, переходя на нудную монотонную речь профессора, втолковывающего очевидные истины тупым ученикам. – Возможно и другое предположение, которое не придется по нраву вашему императору, состоящее в том, что существует другой всемогущий чародей, желающий Тенедосу зла. Этот неизвестный до сих пор волшебник может находиться как в Нумантии, так и за ее пределами. Пока что я ничего не могу сказать, – добавил Хами, – но если вы не побоитесь предоставить мне доступ к определенным вещам, я могу поэкспериментировать. Я рассмеялся.
– Прорицатель Хами, я все-таки не такой желторотый птенец, каким кажусь. Можете не сомневаться, я ни за что не позволю вам творить какие-либо заклинания. – Я встал. – Благодарю за то, что уделили мне время.
Улыбнувшись, ученый муж тоже поднялся с места. Я заметил, что его слегка пошатывает.
– Мы можем продолжить наш разговор. Вы прекрасно разбираетесь в винах.
Вопреки настоятельному совету каллианского чародея, я передал императору все, о чем мы с ним говорили. Где-то в середине сеанса ртутное зеркало подернулось рябью, и я испугался, что связь прервалась. Однако через мгновение лицо императора снова появилось.
Когда я замолчал, Тенедос долго сидел не шелохнувшись. Его лицо оставалось непроницаемым. Наконец, не выдержав, я тихо кашлянул, и император пришел в себя.
– Гм, любопытно, – задумчиво произнес он. – Значит, в Каллио действительно что-то есть. Любопытно, очень любопытно. И все же я готов поспорить, что суть происходящего надо искать в настоящем, а не в прошлом.
– Ваше величество, у вас есть какие-то предположения?
– Разумеется. Но это никак не связано с Каллио, так что ты можешь не беспокоиться. Предоставь мне разбираться с будущим. С самым ближайшим будущим.
Поколебавшись, я набрался смелости и сказал:
– Мой господин, позвольте еще вопрос... Лицо императора окаменело.
– Полагаю, тебя интересует цена, о которой упоминал каллианский прорицатель?
– Да, ваше величество.
– Нет, ответа не будет. Ни сейчас, ни когда-либо потом. Дамастес, ты хороший солдат и отличный друг. Второе определяется тем, что ты никогда не выходишь за рамки первого. К тому же этот книжный червь все равно не знает, как себя вести, чем расплачиваться в реальном мире.
Резко встав с кресла, император вышел из комнаты.
Возможно, мне следовало проявить настойчивость – если не в этот раз, то в другой. Нумантия была родиной не только Тенедоса, но и моей тоже. Как командующему армией мне нужно было знать ответы на такие вопросы. Но вместо этого, смутившись, я постарался не думать о зловещих словах Хами.
В тот момент боги отвернулись от меня: и Ирису-Хранитель, и Паноан, бог-покровитель Никеи, и Танис, бог-хранитель моего рода, и Вахан, божество в виде обезьянки, мой личный бог мудрости, – все повернулись ко мне спиной.
Осталась только Сайонджи, и сейчас, оглядываясь назад, я вижу ее злорадные ужимки: она предвкушала грядущий ужас.

Глава 3
СТЫЧКИ

Я отправился по деревням с одним из отрядов «выездного правосудия». Мне очень понравилось, как вел дела молодой легат, хотя он поначалу немного нервничал, стесняясь такого высокопоставленного наблюдателя.
Путь назад в Полиситтарию был неблизкий. Вдыхая жаркий пыльный воздух, я мечтал о горячей ванне, трех фунтах бифштекса с кровью и шести часах сна. На ванну и мясо я еще мог рассчитывать, но скопившиеся бумаги, требующие моего скорейшего рассмотрения, должны были задержать меня в кабинете минимум до полуночи, поэтому я был в отвратительном настроении.
В замке меня ждали два сюрприза. Первым был ландграф Амбойна, вальяжно развалившийся в кресле у меня в приемной с кубком вина и любезно болтающий с моей женой; вторым же была громадная картина, прислоненная к стене. При моем появлении Амбойна встал и поклонился. Маран же торопливо чмокнула меня в губы.
– Господин ландграф принес нам подарок, – сказала она, – и оказал любезность, скрасив мое одиночество. – Обернувшись, Маран указала на полотно. – Разве это не прекрасно?
По-моему, «прекрасно» было не самым удачным словом. Несомненно, картина внушала благоговейный ужас. Огромный холст размером десять на восемь футов был заключен в массивную деревянную раму, украшенную затейливой резьбой. Наверное, мне нужно было радоваться тому, что теперь, благодаря Провидцу Тенедосу и своей супруге, я стал весьма состоятельным человеком, владельцем нескольких дворцов с достаточно просторными комнатами – и прочными стенами, чтобы там можно было повесить этот шедевр живописи.
На переднем плане бурлило человеческое море: тщательно прорисованные сценки изображали жизнь подданных Нумантии, от простых крестьян до высокопоставленных вельмож, от джунглей на западе до гористых пустынь на востоке. За всем этим вращалось Колесо – неумолимое, вечное. С одной стороны от него находился Ирису, оценивающий поступки людей; с другой стороны Сайонджи проводила пальцами с длинными когтями по земле, собирая для Колеса свежую жатву смерти – и возрождения.
А за всем этим наблюдал задумчивый бородатый старик, который мог быть только Умаром-Творцом. Быть может, он восторгался делом рук своих, а может быть, наоборот, собирался все уничтожить и предпринять новую попытку. Вокруг этих главных богов толпились их многочисленные проявления: хранители, среди которых выделялся Ахархел, Бог, Разговаривающий с Владыками, затем боги и богини Огня, Земли, Воздуха и Воды, а также многие другие.
Я не мог не восхищаться теми месяцами, а может быть, и годами, которые потратил на работу художник. Однако этот холст, как и другие картины и скульптуры, не имел для меня почти никакой ценности. Для того чтобы произведение искусства мне понравилось, оно должно изображать что-нибудь знакомое, например бытовую сценку из жизни деревни, затерявшейся в джунглях Симабу, или, что еще лучше, карту одной из моих боевых кампаний. Подобным признанием я, вне всякого сомнения, ставлю на себя несмываемое клеймо простолюдина – но что делать, если я действительно сердцем был и остаюсь крестьянином. Из всех видов искусства лишь музыка обладает способностью трогать меня.
Я смотрел на картину, а у меня в душе тем временем шевелились мрачные мысли. Наконец я обернулся к своему гостю.
– Это очень впечатляющее полотно, ландграф Амбойна. Что побудило вас подарить его нам?
Прежде чем наш гость успел что-либо ответить, заговорила Маран.
– Эта картина называется «Судилище», и ее написал один из самых знаменитых художников Каллио, человек по имени Мулугета, умерший больше ста лет назад. В Ирригоне уже есть две его работы. Дамастес, разве это не прелесть? Она будет великолепно смотреться в Ирригоне рядом с двумя другими полотнами Мулугеты... или, быть может, лучше будет повесить ее в Водяном Дворце?
Я набрал полную грудь воздуха, призвав на помощь всю свою решимость.
– Прошу прощения, дорогая, но я так ничего и не понял. Господин ландграф, откуда эта картина?
– Раньше она находилась в поместье лорда Тасфая Бирру, – ответил Амбойна.
– Я с ним не знаком, – сказал я. – Когда этот человек умер и почему он соизволил завещать мне эту картину? Разве у него не было родственников и наследников?
Амбойна неуверенно рассмеялся, словно я неудачно пошутил, но, увидев, что я говорю серьезно, осекся. Я пришел к выводу, что ландграф мне определенно не нравится.
– Лорд Бирру еще жив, граф Аграмонте.
– Прошу вас, обращайтесь ко мне «трибун», а не «граф», потому что именно этот титул является основным, особенно в Каллио, при сложившихся обстоятельствах.
– Приношу свои извинения, трибун. Как я уже сказал, лорд Бирру еще жив, хотя, смело могу предсказать, в течение ближайших двух недель он вернется на Колесо. В настоящее время он находится в подземелье этого замка, куда заточен по обвинению в измене. Ему может быть вынесен только один приговор.
– Понятно. И эта картина принадлежит ему? – спросил я.
– Принадлежала. Картина, а также вся остальная собственность лорда Бирру перейдет государству. После того как определенный процент будет отправлен императору, остальное будет распродано. Следить за этим будет человек, назначенный принцем Рейферном. В последнее время его высочество возложил эту обременительную задачу на меня.
– Простите, если мой вопрос покажется вам глупым, – сказал я, – но разве закон Нумантии не гласит, что у человека нельзя отобрать собственность: земли, рабов или, скажем, картину, до тех пор, пока ему не вынесен обвинительный приговор?
Амбойна самодовольно улыбнулся.
– Закон гласит именно это, но, как я уже говорил, приговор не вызывает сомнения: лорд Бирру был одним из ближайших сподвижников Чардин Шера. После гибели Шера Бирру удалился в одно из своих поместий и неизменно отвечал отказом на неоднократные приглашения принца Рейферна вернуться в Полиситтарию.
– Это говорит о том, что лорд Бирру глуп, – заметил я. – Кроме того, ему, возможно, надоело жить. Но при чем тут измена? Есть ли против него какие-нибудь серьезные улики?
– Я могу быть искренним?
– Мне бы этого очень хотелось.
– Лорд Бирру владеет... владел обширными поместьями. Принц Рейферн пришел к выводу, что для блага Нумантии будет гораздо лучше, если эти поместья перейдут в нужные руки.
– В руки принца-регента?
– Полагаю, принц Рейферн действительно имеет виды на некоторые из них. Остальные будут распределены среди наиболее преданных придворных.
– Таких, как вы?
Слегка покраснев, Амбойна промолчал.
– Отлично, – сказал я, чувствуя, что в моем голосе зазвучали резкие нотки. – Благодарю вас за подарок. Но я вынужден от него отказаться. Не соблаговолите ли сделать так, чтобы картину забрали отсюда?
– Но я ее уже приняла, – удивленно промолвила Маран.
Я начал было читать ей отповедь, но вовремя остановился.
– Приношу вам свои извинения, господин ландграф, – сказал я – По-видимому, моя жена не подумала о последствиях. Мы не можем принять этот подарок.
– Принцу Рейферну это очень не понравится, – пригрозил ландграф – Поскольку я сомневаюсь, что затея с подарком была его идеей – скорее, это придумали вы сами, – предложу в ваших же собственных интересах не сообщать принцу-регенту о случившемся. Ландграф, вам следует уяснить две вещи, и хорошенько уяснить. – Чувствуя, как во мне вскипает злость, я дал ей волю. Слишком долго мне приходилось сдерживаться, общаясь с этими напыщенными дураками. – Ни я, ни моя жена не занимаемся мародерством. Далее, на эту должность меня назначил сам император. Разве этого не достаточно для того, чтобы вы навсегда забыли об этом недоразумении?
Поспешно кивнув, Амбойна развернулся, торопливо поклонился моей жене и быстро вышел. Подойдя к окну, я сделал шесть глубоких вдохов и выдохов.
– Как ты смеешь! - прошипела у меня за спиной Маран.
Это переполнило чашу моего терпения. Я стремительно развернулся.
– Как я смею что, моя дорогая?
– Как ты смеешь так оскорблять меня? Сперва ты отказываешься от фамилии Аграмонте, которая была древней уже тогда, когда твои предки валили деревья в джунглях, добывая себе средства к существованию, затем позоришь меня лично, заявляя этому благородному ландграфу, что считаешь его подлым грабителем!
Я мог бы попытаться воззвать к голосу разума, объяснить, что ландграф, обратившись ко мне как к официальному лицу, попытался польстить мне, назвав графом Аграмонте. Но я очень устал, и с меня было довольно этого вздора.
– Графиня Аграмонте, – ледяным тоном произнес я. – Это вы переступаете всякие границы. Позвольте напомнить, что в Каллио у вас нет ни обязанностей, ни чина. Вы здесь находитесь в качестве моей жены. И только. Поэтому впредь в подобных случаях будьте любезны подчиняться власти, возложенной на меня императором.
И я добавлю еще две вещи личного характера.
Во-первых, как смеешь ты вести себя так безответственно? Ведь ты не настолько глупа, чтобы наивно полагать, будто Амбойна преподнес нам этот подарок, потому что считает нас милейшими людьми! Тебе прекрасно известно, что он хочет втянуть нас в компанию продажных подхалимов, приближенных принца-регента.
Во-вторых, да, моя семья действительно валила деревья в джунглях и, вероятно, какое-то время жила этим. Признаю, что я солдат и недалеко ушел от крестьянина.
Но, видят боги, графиня Аграмонте, мы честные люди! Что далеко не всегда можно сказать о гораздо более древних родах, достигших положения и богатства, слетаясь на падаль!
Маран сверкнула глазами.
– Ах ты... ублюдок!
Развернувшись, она бросилась из комнаты. Шагнув было за ней следом, я вдруг осознал, что и так сказал более чем достаточно. Но я был слишком разгорячен, чтобы приносить извинения, – если сейчас было до извинений. Вместо того чтобы идти за Маран, я отправился проверить посты. Боюсь, я рявкнул на часовых, заставив их испуганно гадать, не будут ли они наказаны за какой-нибудь неведомый проступок.
Мне потребовалось много времени, чтобы остыть. Оглядываясь назад, я вижу, что на самом деле втайне для себя злился на многое: на бестолкового принца, к которому меня приставили нянькой, на таких наглых, самоуверенных павлинов, как Амбойна, на то, что вынужден находиться в мрачном болоте придворной дипломатии, чему я с превеликой радостью предпочел бы простодушную прямоту казарм или, что еще лучше, постоянные стычки на границе Спорных Земель.
В конце концов я все же успокоился. Было уже поздно. Больше всего мы с Маран гордимся тем, что наши ссоры не только редки, но и неизменно быстро улаживаются. Мы никогда не позволяем злости укореняться глубоко в душе.
Вернувшись в наши апартаменты, я постучал в дверь спальни. Тишина. Я нажал на ручку. Дверь была заперта. Я постучал громче. И снова никакого ответа. Почувствовав, как во мне снова вскипает ярость, я вынужден был признать, что не могу ничего поделать.
Поэтому, поднявшись в кабинет, я проработал до самого рассвета, а затем лег на походную кровать. У меня хватило ума отложить отдельно бумаги, вышедшие из-под моего пера этой ночью, чтобы можно было заново просмотреть их, когда я приду в себя. Мне удалось заснуть на часок, но тут горнист затрубил подъем. Выйдя на балкон, я посмотрел, как во дворе солдаты, назначенные в патруль, седлают коней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68