Ц Много могут дать?

Я сказал, что это дело суда и что готовиться надо к худшему.
Он дернулся и зябко поежился, словно бы ему было холодно, и заговорил, пыта
ясь придать голосу равнодушный тон:
Ц Наплевать на все! Дадут год, отсижу как Ц нибудь, потом получу паспорт
и махну куда Ц нибудь в город, а то в Сибирь Ц белку промышлять. Не страшн
о. Голова нигде не пропадет!
Ц А если два? Ц спросил я.
Ц Все равно, Ц как эхо отозвался он.
Я объяснил Голове, что нужно срочно предпринять. В первую очередь не хнык
ать и немедленно ехать в город, искать адвоката. При нем я позвонил в облас
тную прокуратуру, и мне назвали фамилию толкового защитника.
В день суда рано утром явился адвокат и до открытия судебного заседания
успел познакомиться с делом. Впрочем, дело было простое, ясное и не вызыва
ло никаких сомнений. Адвокат разочаровался и сказал, что ему здесь делат
ь нечего.
Когда мы вошли в зал судебного заседания, он был полон. Еще бы! Кого судят-т
о? Знаменитого Илью Голову. Он стоял, вытянувшись по стойке «смирно», в нач
ищенных до солнечного блеска сапогах, в синих диагоналевых галифе и в но
вой зеленой гимнастерке, подпоясанной широким офицерским ремнем. На гим
настерку он нацепил все свои регалии, а сбоку повесил полевую сумку. Я взг
лянул на Илью Антоновича и подавил улыбку. Он сделал все, чтобы выглядеть
солидно и внушительно.
Меня беспокоил вопрос о составе суда. В последнюю минуту прокурор может
заявить мне отвод. И это не только законно, но и обоснованно. Но я уповал на
строптивость своих заседателей, которые из чувства противоречия возьм
ут да и отклонят ходатайство прокурора. К счастью, до этого не дошло. Когда
я спросил прокурора, доверяет ли он слушать дело этому составу судей, он с
разу же ответил, что не возражает. Хуже было с подсудимым. Илья Антонович н
икак не мог понять, что значит возражать против состава суда, да и вообще
Ц может ли он здесь против чего Ц либо возражать. А когда наконец дошел д
о него смысл слов, он очень удивился и дал мне понять, что кому же еще, как не
мне, может он доверить свое печальное дело.
Я машинально вел процесс и плохо слушал, что говорилось. Я думал об одном
Ц как вести себя с заседателями. Если я буду настаивать на условном осуж
дении, они восстанут против меня и будут требовать подсудимому самого ст
рогого наказания. Если же вести себя так, чтобы они потребовали условног
о осуждения, тогда областной суд отменит наш приговор. Там не очень любят,
когда приходят дела с условным осуждением. Областные судьи скорее сами п
рименят условное наказание, чем позволят это нам. Они считают себя выше н
ас по крайней мере на три головы, а умнее Ц на все четыре. Перед ними не сид
ит человек, у которого глаза ошалели и с носа каплет пот. А у моего подсуди
мого пот тек даже из ушей.
К концу заседания у меня полностью созрел план действий.
В прениях прокурор просил суд определить Голове год лишения свободы; адв
окат, как я и ожидал, просил тоже год лишения свободы, но условно.
Когда Илье Антоновичу предоставили последнее слово, он вскочил, вытаращ
ил глаза и заговорил одними междометиями: «Э Ц э… Я Ц я… И…» Ц и, не сказа
в ничего вразумительного, махнул рукой и сел.
Как я предполагал, так оно и вышло. Не успел я сказать, что подсудимый, хотя
и виновен, но заслуживает снисхождения, как заседатели в один голос заяв
или, что никаких снисхождений ему Ц два года тюрьмы, и баста. Я подписал п
риговор, но предупредил, что не согласен с ним и буду писать особое мнение
. Должен сказать, что они не возражали, когда я попросил их забрать осужден
ного под стражу до вступления приговора в законную силу.
Когда я огласил этот приговор, зал ахнул. У прокурора почему-то неестеств
енно задергалась шея. Но он ничего не сказал, схватил портфель и стремите
льно вышел. Зато возмущению адвоката не было предела. Он долго доказывал
в канцелярии суда, секретарям, что это предел дикости и жестокости.
Ц Нет, вы только подумайте! Ц страстно говорил он, размахивая руками. Ц
Сам прокурор просил год, а, они Ц два. О, идиоты, варвары, бессердечные!
Но что было с Ильей Антоновичем! Приговор пригвоздил его к полу. Все давно
уже разошлись, а он все стоял перед столом суда, беспомощно разводя рукам
и Адвокат подошел к нему, посадил на стул, стал горячо убеждать, что он это
му позорному приговору сломает хребет. Он поинтересовался, кто остался п
ри особом мнении. И когда я назвал себя, он изумленно вскинул брови:
Ц О Ц оЦ о Ц о! Ц И сразу же сел писать кассационную жалобу.
Жалко Голову, до слез жалко! Но что делать?! У меня другого выхода не было.
Посыпались телефонные звонки. Меня беспрерывно спрашивали, утка это или
правда, что Голове дали два года.
Позвонил и Сергей Яковлевич и холодно сказал, что он был обо мне лучшего м
нения. Я обиделся и заявил, что суд ни от кого не зависит и подчиняется тол
ько закону.
Ц Понятно. Будь здоров, судья! Ц оборвал он меня и повесил трубку…
Я пошел в канцелярию. Секретари о чем-то вполголоса разговаривали с суде
бными исполнителями. При моем появлении они замолчали, разбежались по св
оим местам и с усердием принялись скрести перьями А уборщица и сторож Ма
нюня демонстративно бросила на пол швабру и заявила, что завтра же берет
расчет.
Спустя две недели дело Головы рассматривалось в кассационной инстанци
и облсуда. К делу, кроме жалобы, был приложен ворох характеристик и справо
к. Но на всю эту бумажную шелуху я меньше всего рассчитывал. Главным козыр
ем в этой рискованной игре был сам Голова, его личное обаяние: на суде долж
ен был присутствовать Илья Антонович.
В тот день я с утра ходил как чокнутый. За эти две недели нервы окончательн
о растрепались, и мною овладело отчаяние. Теперь я был твердо убежден, что
, несмотря ни на что, приговор будет оставлен в силе. До обеда я себя еще кое
Ц как держал в руках, а потом стал звонить председателю уголовной колле
гии. Без счету я вызывал город, и каждый раз мне отвечали, что дело еще не ра
ссматривалось. И только к вечеру я услышал сиплый, не женский голос Павли
ны Тимофеевны, или попросту Павлинихи, как зовут ее все народные судьи. Я р
обко спросил, как решилось дело Головы.
Ц Мы считаем, что народный суд правильно решил это дело. Самогоноварени
е по области приняло угрожающий характер, и борьба с ним должна вестись с
амая решительная.
Я ничего ей не ответил. У меня вывалилась из рук трубка.
Ц Алло, Бузыкин! Ц взывала ко мне Павлиниха, Ц Куда ты пропал? Так я гово
рю, Ц продолжала она, Ц в этом смысле ты молодец, что ведешь жестокую кар
ательную политику… Но, Ц она чуть-чуть смягчила голос, Ц все же мы решил
и сохранить ему свободу. Два года так и оставили, но считать их условными.
Человек он заслуженный, неопасный и весьма симпатичный… Ц Дальше я не п
омню, что она говорила, но говорила что «то приятное и хорошее…
Мои расчеты и надежды оправдались. Голова остался на свободе. Но это не пр
инесло мне ни радости, ни удовлетворения, хотя мой авторитет бесстрастно
го и строгого судьи в глазах начальства подпрыгнул сразу на три ступени.
Зато я навсегда потерял друга и хорошего человека. Теперь мы не встречае
мся. Он считает, что за все его добро я отплатил ему черной неблагодарност
ью. Разве мог он, да и кто Ц либо другой, предположить, что только для спасе
ния его свободы я затеял эту рискованную игру с правосудием! Об этом не уз
нал ник»! то. Да и надо ли об этом рассказывать?
А лихой партизан Голова после всех этих судебных передряг сник. С предсе
дателей его сняли, назначили бригадиром. Он пробыл на этой должности с по
лгода, потом выправил паспорт и уехал, а куда Ц никому не известно.

Заседатели

Если судьба меня оставит в Узоре на долгие годы, тогда я подберу себе наст
оящих заседателей, А сейчас таких у меня немного, Вот они: санинспектор Ли
дия Михайловна Афонина, колхозник Петр Арсентьевич Ефимов, счетовод Вас
илий Анохин, колхозный казначей Вадим Артемьевич Ухорин. Они всегда с ох
отой готовы разбирать любое запутанное дело, и, как они сами признаются, в
суде для них Ц отдых. Это явление обычное Кому неизвестно, что человек по
Ц настоящему отдыхает от одной работы, когда берется за другую?
Лидии Афониной лет двадцать пять. Она не замужем. И это меня удивляет. У не
е все данные, чтоб нравиться мужчинам; и внешность, и характер Ц добрый, в
еселый. Она судит не умом, а сердцем. Во время слушания дела Лидия Ц дотош
ный следователь, в комнате тайного совещания Ц невыносимый спорщик. Это
злит меня и возмущает. Но стоит взглянуть на ее разгоряченное розовое ли
цо, на приоткрытые в легкой улыбке губы Ц злость мгновенно пропадает. Ул
ыбка у Лидии покоряющая, она выражает красоту, радость жизни, и больше нич
его. Вероятно, поэтому большинство приговоров, вынесенных с участием Лид
ии Михайловны, отменяется областным судом за мягкостью меры наказания.

Петр Ефимов и Василий Анохин Ц толковые заседатели, и работать с ними од
но удовольствие.
Выше всех я ценю, конечно, Вадима Артемьевича Ухорина. Философу свойстве
нно разумно мыслить и неразумно поступать. Обывателю Ц наоборот. Ухорин
па своему складу ума ближе к философам. Начнет говорить Ц не наслушаешь
ся, а возьмется за дело… Все у него получается так, как у того кузнеца, кото
рый за неимением зубов раскалывает орехи кувалдой. Вадим Артемьевич, кро
ме как к умным разговорам, больше ни к чему не приспособлен.
Вадиму Артемьевичу шестьдесят лет, а за плечами у него никакого ремесла,
Пробовал пахать Ц бросил, пытался служить Ц не получилось. Уехал в горо
д, поступил на завод, а через три года опять вернулся в деревню, оставив в г
ороде и жену и детей.
Про Ухорина ходят самые нелепые слухи. Вадим Артемьевич и не пытается их
опровергать. С невозмутимым спокойствием философа он рассуждаем «О чел
овеке можно ничего не знать, зато о нем можно все сказать».
Заседателем он стал, мне кажется, по ошибке, зато «ошибка» эта дала мне пре
восходного заседателя. Жизненные наблюдения, незаурядный ум Ухорина, не
находившие до сего времени применения, как нельзя лучше пригодились для
суда. В самых затруднительных, казуистических делах он умел найти верный
выход, а порою подсказывал поистине мудрое решение.
Два охотника никак не могли поделить волчью шкуру.
Голодный волк, бродя вокруг деревушки Козий Рог, напоролся на капкан, Жел
езные челюсти капкана схватили его за лапу. Но зверь был матерый и настол
ько сильный, что уволок капкан. Хозяин капкана бродил по следу двое суток
и, совершенно отчаявшись, бросил поиски. А через неделю узнал, что километ
ров за пятнадцать от его деревни был убит волк с капканом на лапе Он разыс
кал охотника, который убил волка, и потребовал свой капкан. Тот отдал ему б
ез всяких возражений Делу бы на этом и кончиться. Но хозяина капкана заму
чила зависть и обида. Государство за убитого волка выплачивало четырест
а рублей премии и девяносто рублей за шкуру до денежной реформы. Все это п
ривело в конце концов к судебной тяжбе. Владелец капкана требовал призна
ния за ним абсолютных прав на зверя, утверждая, что все равно волк с капкан
ом далеко бы не ушел и в конце концов сдох бы. Его противник иска не призна
вал, доказывая, что, если бы он не пристрелил волка, тот бы великолепно еще
лет десять душил овец и резал коров, так как капкан уже едва держался на ла
пе зверя. Доводы обеих сторон звучали убедительно, однако проверить их д
остоверность не представлялось возможным. Приходилось обоим верить на
слово. Но кому из них верить, что принять за истину и как решить это одновр
еменно столь простое и сложное дело? Я обратился к Вадиму Артемьевичу, он,
улыбаясь, полол плечами, как бы говоря: «Ну вот, нашел над чем задумываться
!» Ц но ничего не сказал. Другой мой заседатель уверенно заявил, что в иск
е надо отказать, так как волк должен принадлежать тому, кто убил его аз руж
ья. Я с ним согласился и быстро написал решение.
Вадим Артемьевич несколько раз внимательно перечитал его, старательно
очистил перо, нехотя обмакнул его в чернила и, вздохнув, вывел жирную подп
ись.
Ц Что это вы так тяжело вздыхаете? Ц спросил я.
Ц Нелегко подписываться под несправедливостью, Ц ответил он.
Это меня удивило.
Ц Зачем же ты подписался, если сомневаешься?
Ухорин усмехнулся:
Ц Ведь ты же, Семен Кузьмич, тоже сомневаешься. И тоже подписался, и не тол
ько подписался, но и сам сочинил это решение.
Меня взорвало.
Ц Что ты этим хочешь сказать? Ц резко спросил я.
Ц Сомневаешься Ц не торопись делать выводы, Ц спокойно ответил Вадим
Артемьевич и, помолчав, добавил: Ц Мне кажется решение неверным Ц по-ваш
ему выходит, что волка убить так же легко, как курицу. Да если бы у него на ла
пе не было капкана, разве бы его убили! Волк хитрый и осторожный зверь, нед
аром на него облавой ходят.
Ц Если бы волка не убили из ружья, он все равно ушел бы, отгрыз лапу и ушел,
Ц веско заявил заседатель Ефимов.
Ц Конечно, ушел бы, Ц охотно согласился с ним Ухорин.
Ц Чего же ты хочешь наконец? Ц спросил я Вадим Артемьевич сказал, что он
ничего не хочет и ему совершенно наплевать на этого волка, но справедлив
ость требует, чтобы шкуру и премию поделить между охотниками поровну.
Мы еще немного поспорили с ним, но уже для вида, из самолюбия. Неопровержим
ая логика Ухорина была очевидна.
Когда я заново переписал решение и огласил его в зале судебных заседаний
, охотники дружно сказализ «Спасибо, гражданин судья». Другого решения о
ни и не ожидали. В таких делах они разбираются лучше всех судей, вместе взя
тых.
Вадим Артемьевич готов в любое время слушать любое дело. Если я его не выз
ываю, он идет в сельсовет и напоминает мне по телефону.
Ц Семен Кузьмич, вы меня не забыли? Ц спрашивает он.
Ц Никак нет, Вадим Артемьевич. Только что думал о тебе.
Ц Значит, мне завтра приходить?
Ц Обязательно.
В колхозе Ухорин числится общественным казначеем. Я очень смутно предст
авляю, что это за должность На работу в суде он смотрит как на свою основну
ю и дорожит ею.

Примирение

Позавчера я провел выездную сессию суда в Макарьевском сельсовете. Вы, н
аверное, думаете, что для этого мне специально по заказу подали машину и я
погрузился в нее с заседателями, прокурором, адвокатом, экспертами и про
чими участниками процесса. Ничего подобного! Я сунул в портфель три тощи
е синие папки и сказал своему секретарю Тонечке Пишулиной: «Идем». И мы по
шли.
По большаку до Макарьева километров пятнадцать Мы же двинулись напрями
к тропинкой. Утро было ясное, тихое, прохладное, с обильной росой. Солнце е
ще не жгло Ц оно тепло и приветливо улыбалось нам с бездонно прозрачног
о неба. Река, отшумев в узком каменистом русле, спокойно текла, мягко покач
ивая прибрежный камыш, звонко клокотала на перекатах. Над густыми заросл
ями березняка, свистя и хоркая, тянули вальдшнепы; с противным пронзител
ьным криком как настеганный носился чибис.
Но уже чувствовалось, что весна догуливает свои последние деньки, а на см
ену ей идет лето Ц душное, пыльное, с роями мух и назойливыми слепнями, с п
олуденной сонной истомой, соленым потом, с горячим дыханием ветров, бурн
ыми грозовыми дождями и изнурительными полевыми работами.
Влажная, упругая тропинка вела вдоль берега, крутого и обрывистого. Над в
одой клубился пар, словно ее подогрели. От берегов стремительно шмыгали
ельцы, узкие и темные, как тени, на быстринах плескались язи, а в густых зар
ослях осоки тяжело, как камень, бултыхнулся лещ.
Тропинка свернула в сторону, и мы, перейдя по бревнам крошечное болотце с
протухшей ржавой водицей, вышли на широкий низинный луг с редкими призем
истыми кустами ольшаника. Свежий, сочный, изумрудный, он цвел вовсю, блест
ел и переливался мириадами радужных искр.
И я задрожал, как от озноба. Моя душа встрепенулась, и я чуть не задохнулся
от радости. Свершилось чудо! Оно, это тонкое едва уловимое «я», внезапно ве
рнулось, и мне захотелось кричать и плакать. И я бы закричал и навзрыд запл
акал от счастья, если бы не было рядом секретаря, Ц упал бы в траву, исступ
ленно целовал бы эту благодатную сырую землю, дающую нам все; и жизнь, и си
лу, и счастье, и любовь. И мне стало легче и привольнее, чем птице. Я мог своб
одно дышать, чувствовать и наслаждаться. Теперь я обладал всем! Все, что ок
ружало меня, было мое: солнце Ц только для меня, и этот веселый пестрый лу
г существовал, чтобы услаждать и радовать мое «я».
Удивительно тонкая, капризная и чудесная штукенция собственное «я» Ц т
о, что способно чувствовать, понимать и находить смысл и радость жизни в с
амом простом и обычном;
1 2 3 4 5 6