И она подошла, потерлас
ь о его валенки и покорно уселась у ног.
Ц Пальма, подь сюда! Ц дико закричал Семенов, и собака стремглав бросил
ась к нему, подпрыгнув, лизнула его волосатое лицо и радостно залаяла.
Я спросил Сухореброва:
Ц Вы охотник?
Ц Никак нет, гражданин судья. Мы больше рыбешкой балуемся.
Ц Так зачем же тебе охотничья собака? Она же тебе совершенно не нужна.
Ц Знамо дело, не нужна, Ц согласился Сухоребров.
Ц Зачем же тогда эту судебную канитель завел?
Ц Как зачем? Ц изумился Сухоребров. Ц Собака моя Ей Ц богу, моя. Спроси
те в деревне, и все скажут Ц моя.
Суд отказал в иске Сухореброву, ссылаясь на то, что нет доказательств, буд
то и правда лайка раньше принадлежала ему.
Когда я разъяснил решение суда, Сухоребров согласно кивал головой и подд
акивал: «Так, так, понятно гражданин судья», а потом спросил, как быть тепе
рь с его собакой. Сейчас ее отдаст ему Семенов или придется забирать с мил
иционером? Я сказал ему резко и категорически, что собака Семенова, а он на
нее никаких прав не имеет. Сухоребров швырнул на пол шапку и пригрозил, чт
о пойдет выше, до Москвы, а животину свою все равно отсудит, и стал настойч
иво просить, чтобы, пока он будет ходить по судам, отобрать у Семенова соба
ку и наложить на нее арест, чтоб тот ее не продал или нарочно бы не испорти
л. Это поставило меня в тупик. Требование Сухореброва было законным, но я н
е знал, как его удовлетворить. Позвонил начальнику милиции и попросил по
мочь мне наложить на лайку арест. Начальник милиции заявил, что у него для
арестованных собак нет камер Ц не положено, и посоветовал оставить врем
енно собаку у хозяина под сохранную расписку до вступления решения суда
в законную силу. Но Сухоребров и слушать не хотел о расписке. Этот коротко
ногий мужичонка проявил такую энергию, упорство и знание законов, что я р
астерялся. Передо мной стоял хитрющий сутяга, который способен на любую
пакость, и я трусливо пошел ему на уступки. Я предложил истцу с ответчиком
найти человека, которому бы они на время доверили собаку.
Я ушел к себе в кабинет, закрылся на ключ. Меня бил озноб, болела голова и то
шнило. Подмывало желание плюнуть на все это и бежать отсюда не оглядывая
сь. В дверь постучали. Я открыл и опять увидел их вместе с собакой. Они ввал
ились в мой кабинет и заявили, что пока они будут тягаться, пусть собака ос
танется у меня, как у самого надежного в районе человека. Я не знал, что мне
делать Ц плакать или смеяться. Впрочем, мне было все равно, и я, устало мах
нув рукой, согласился. И они ушли, оставив мне лайку.
Ц Фу, наконец-то от них отвязался, Ц облегченно вздохнул я и прилег на ди
ван.
Собака вела себя спокойно, зевала и изредка потихоньку повизгивала, а по
том начала скулить. Я отдал Пальме свой ужин Ц ломоть хлеба с маслом. Она
понюхала, отошла к двери и залаяла. Я попытался ее успокоить, но она оскали
лась… Я распахнул дверь и выгнал Пальму в сени. Через пятнадцать минут Па
льма начала драть когтями дверь и сотрясать дом оглушительным лаем. Лай
я еще мог стерпеть, но когда она протяжно завыла, мне стало жутко.
Около печки на гвозде висела веревка, на которой уборщица носила дрова. Я
схватил веревку и, дрожа от страха, открыл дверь в сени. Пальма с радостным
визгом бросилась ко мне и уткнулась носом в колени Я торопливо привязал
к ее ошейнику веревку, выволок собаку на улицу и привязал к забору. Закрыв
дверь на железный засов, я лег на диван, с головой накрылся шубой и заткнул
пальцами уши. «Довольно, Ц сказал я себе решительно, Ц утром отправляю
собаку с милиционером к ее хозяину».
Однако моему благоразумному намерению не суждено было свершиться… Мен
я разбудил визгливый голос уборщицы Манюни. Она выскребала железной лоп
атой смерзшийся собачий помет и отчаянно ругалась. Я вспомнил о собаке, б
ыстро оделся, выбежал на улицу… и нашел у забора одну лишь веревку с оборв
анным концом. Все уверяют, что это дело волков. Я же над этим не задумываюс
ь. Не все ли равно, кто увел собаку, волки ли, человек ли, а может быть, она сам
а убежала, Ц отвечать-то теперь за все придется мне.

Голова

Однажды под суд попал председатель колхоза «Ленинский труд» Илья Антон
ович Голова. Нас с ним сблизила и спаяла охотничья страсть. А познакомил м
еня с Головой председатель райисполкома Сергей Яковлевич Штыков.
В первый год работы я старался не за страх, а за совесть Ц до полуночи зас
иживался за изучением судебных дел. как-то вечером раздается телефонный
звонок. Узнаю голос Сергея Яковлевича.
Ц Судья, ты охотник? Ц спрашивает он и просит срочно зайти к нему в райсо
вет.
Прихожу и вижу Ц сидит у него курчавый, с выпученными озорными глазами м
ужик.
Сергей Яковлевич кивает на него и улыбается:
Ц Знакомься. Сам Голова, знаменитый председатель колхоза «Ленинский тр
уд».
Мы познакомились. «Ну и что дальше? Ц думаю я. Ц К чему это знакомство?»
Штыков, посмеиваясь, посматривает то на меня, то на Голову.
Ц Ну что, Илья Антонович, возьмем парня?
Ц Куда? Ц удивленно спрашиваю я.
Ц За глухарем, Ц отвечает Штыков таким тоном, словно бы речь шла о каком-
то пустяке. И, не дав мне опомниться и возразить, что я не только не охотник,
но даже и ружья в руках ни разу не держал, Сергей Яковлевич приказывает, чт
обы я через час был готов.
На исполкомовском «газике» по сквернейшей дороге, в такую густую темень
Ц хоть ножом режь, мы выехали в колхоз «Ленинский труд». Всю дорогу Штыко
в с Головой хвастались друг перед другом своими охотничьими удачами. Я ж
е с ужасом думал о походе по болоту за глухарем. На мне было легкое осеннее
пальтишко и ботиночки с калошами. Но мои опасения были преждевременны. У
Головы нашлось все: и резиновые сапоги Ц заколенники, и куртка, и ружье. И
лья Антонович отдал мне все лучшее. Когда я опоясался тяжелым патронташе
м, сбоку подвесил новенький ягдташ и закинул за спину двустволку, Сергей
Яковлевич насмешливо посмотрел на меня и сказал:
Ц Тартарен из Тараскона.
Я, разумеется, ничего не убил. Штыков с Головой стукнули по великолепному
глухарю. Я им не завидовал, не раскаивался, да и сейчас не раскаиваюсь в эт
ой поездке. Я видел, я слышал весеннее утро в лесу. Раньше я только читал о н
ем в книжках. Но какое может быть сравнение!
Когда мы возвращались с Сергеем Яковлевичем в Узор, он спросил:
Ц Ну и как?
Я глубоко вздохнул и закрыл глаза от удовольствия:
Ц Чудесно!
Ц Да, ты прав. Чудесно! Лучше и не скажешь.
Охотничий зуд не давал мне покоя. Я не утерпел, позвонил в колхоз Голове, д
оговорился с ним на неделе провести зорьку в лесу. Он с радостью согласил
ся, и я принес Васюте тяжелого глухаря. Васюта взвесила его на безмене. Глу
харь весил без малого пятнадцать фунтов. После этого я зачастил к Илье Ан
тоновичу. Потом обзавелся собственным ружьем. С Головой я ходил и на зайц
ев, ходил и на кабана.
Голову знает весь район. Да еще бы не знать! В войну он командовал партизан
ским отрядом. «Отчаянный мужик!» Ц говорят о нем. У Ильи Антоновича два ор
дена Ц Отечественной войны, Красного Знамени Ц и куча медалей.
Характер у Ильи Антоновича горячий, резкий. Однако душа у него добрая и да
же возвышенная.
Был случай, он чуть не пристрелил меня на охоте. По неопытности я подбил гл
ухарку. У Ильи Антоновича от гнева глаза кровью налились, он схватился за
ружье и так заорал, что перепугал всех птиц в лесу. А через пять минут сам ж
е успокаивал меня, чтоб я не очень-то переживал, потому что со всяким тако
е бывает, и привел мне пример, как он сам из озорства пульнул по дятлу «Так
батька, Ц рассказывал он, Ц взял этого дятла Ц и мне по морде, по морде. И
до тех пор хлестал, пока всего дятла не измочалил. С тех пор я понапрасну н
и по одной птахе не стрельнул. А стреляю я во как, смотри». Он мгновенно вск
инул ружье и хлопнул на лету сойку.
Ц Видал, миндал, как надо стрелять!
Голова подобрал сойку и отрезал у нее лапы, сунул их в карман.
Ц Зачем они тебе? Ц спросил я.
Ц Для лицензии. Настреляю сто пар, сдам в охотничье общество и получу лиц
ензию на отстрел лося.
Работу председателя Голова не любит и не дорожит ею. У него в жизни три стр
асти. Наипервейшая Ц охота. Вторая Ц это страсть предаваться воспомина
ниям о былых, незабвенных делах партизанских. Если ему попадался в лапы с
лушатель (а мне Ц таки приходилось не раз), он всю ночь напролет рассказыв
ал ему о вероятных и невероятных подвигах своего отряда. Когда слушателе
й нет, он вспоминает сам для себя. На него тяжелым грузом наваливается том
ительная и сумбурная бессонница. Перед его широко открытыми, выпуклыми,
как лупы, глазами кинолентой бегут ожесточенные бои, дерзкие налеты на ж
елезнодорожные станции, походы, переправы, рукопашные схватки и прочие ж
утко интересные события. Он то смеется, то скрежещет зубами и, вскакивая, р
угается и проклинает себя: «У черт, дурак, баранья голова, как глупо я упус
тил тогда этот эшелон с танками! Если б я его свалил Ц наверняка, наверняк
а был бы Героем». Его разгоряченный мозг дорисовывает картины боев и при
думывает новые. Это привело к тому, что теперь Илья Антонович и сам не може
т разобраться, где в его рассказах правда, а где вымысел.
Есть еще одна страсть, которой он страшно стыдится, хотя в этой страсти ни
чего позорного нет. Илья Антонович очень любит макароны. Когда они случа
йно появляются у нас в поселке, Голова все бросает и мчится в Узор за макар
онами. В деревнях спать ложатся ранним вечером. И если в глухую ночь в Бере
зовке у председателя горит свет, а из трубы валит дым, все знают, что Илья А
нтонович жарит макароны.
Председатель Голова посредственный, а как хозяйственник и гроша ломано
го не стоит.
В районе его терпят, поскольку Голова фигура знаменитая и поскольку есть
председатели и еще хуже Ильи Антоновича. Колхозом он командует, как кома
ндовал когда-то партизанским отрядом Ц дерзко и решительно. Встает Гол
ова раньше всех в колхозе, с петухами. Ружье за спину, на лошадь Ц и в лес. К
началу трудового дня возвращается Ц и прямо в правление. Там счетовод е
му вручает листок бумаги, на котором расписано, что сегодня делать и кому
что делать. Илья Антонович опять садится на лошадь и, огрев ее плетью, напр
авляется на левый край села. Отсюда он начинает свой деловой объезд. Подс
какав к дому, не слезая с лошади, стучит по раме плеткой и кричит:
Ц Наташка, навоз возить!
Ц Ладно, Ц отвечает Наташка.
Ц Выходи!
Ц Дай печку дотопить!
Ц Выходи, а то я тебе всю печку по кирпичику разнесу! Ц орет Голова на всю
деревню.
Наташка выскакивает из дому как ошпаренная и, отбежав на приличное расст
ояние, начинает поносить председателя самыми что ни на есть последними с
ловами: зверь, изверг, макаронник!
Но ее гнев нисколько не волнует Илью Антоновича. Он свое дело сделал и нап
равляется к следующему дому Ц и опять плетью по раме.
Ц Макар!
Открывается окно, и показывается плешивая голова старика.
Ц Чего тебе?
Ц Пойдешь… Постой, куда же ты пойдешь?… Ц Голова вытаскивает из кармана
листок. Ц Ага! Пойдешь и переложишь печку на скотном дворе в водогрейке.

Ц Неможется мне нонче, Илья Антоныч, поясницу ломит, Ц жалуется Макар.
Ц Пойдешь и переложишь. Понял?
Ц Не пойду. К доктору пойду. Ц Макар захлопывает окно.
Но Илья Антонович настойчив и неумолим. Он сам открывает окно и, просунув
голову, спрашивает:
Ц Макар, где корова?
Ц Известно где. В поле, Ц отвечает Макар.
Ц Вот что, Макар, сейчас ты пойдешь в поле за коровой. Приведешь ее и поста
вишь на двор.
Ц Это почему же? Ц возмущается Макар.
Ц Потому что поля и трава колхозные, а колхоз тебе не дармовая кормушка.
Понял? И не дожидайся того, чтоб я ее сам привел, Ц с угрозой заканчивает п
редседатель, вспрыгивает на лошадь и направляется к дому Макарова сосед
а. А Макар, проклиная всех, собирается на работу Ц не потому, что боится уг
роз Головы, который, впрочем, только грозит, но никогда не переходит к реши
тельным действиям, а потому, что знает: Илья Антонович, пока не выгонит его
из дому, не успокоится.
Исполнив утренний урок, Илья Антонович едет домой завтракать. Позавтрак
ав, опять берет в руки плеть, садится на лошадь и направляется наблюдать з
а ходом работ. И весь день в полях, на скотных дворах гремит зычный команди
рский голос председателя.
Когда Голову вызывают в район драить и перевоспитывать, что случается ча
стенько, он стойко выдерживает головомойку, а потом, приняв удивленный в
ид, наивно спрашивает:
Ц А зачем такой длинный разговор, зачем эти громкие слова? Не нравлюсь? П
лохой я председатель? Так снимите!
И как бы ни было районное начальство добродушно Ц снисходительно настр
оено по отношению к Голове, мало Ц помалу над буйной его головушкой сгущ
ались тучи.
как-то в канун ноябрьских праздников Голова на общем собрании внес пред
ложение, текст которого дословно взят из протокола:
«Торжественно всем колхозом отметить день Великой Октябрьской социали
стической революции. Для этого:
а) из кладовой колхоза выделить на самогон десять пудов ржи;
б) забить на мясо яловую корову Буренку;
в) праздничное гулянье провести в помещении избы Ц читальни культурно,
без всяких скандалов и безобразий;
г) просить гармониста Василия Семипалова не напиваться и весь вечер игр
ать на гармони;
д) ответственность за проведение вечера возложить на председателя колх
оза Голову.
Принято единогласно».
Говорят, что постановление это было выполнено по всем пунктам: праздник
был проведен; весело, организованно. Пьяных было мало, а сам председатель
с Васькой Семипаловым только для приличия выпили по стопке самогона. Пот
ом они уже после гулянья, на рассвете, утолили жажду у Ильи Антоновича дом
а.
Об этом я узнал слишком поздно, когда ко мне из прокуратуры поступило дел
о о привлечении Головы к уголовной ответственности за самогоноварение.
«Ну, теперь ему крышка!» Ц подумал я и схватился за голову Что делать? Слу
чай из ряда вон, и как раз в момент кампании по борьбе с самогоноварением.
«Теперь ему крышка!» Ц подумал я, и сердце сжалось.
Я снял трубку и позвонил председателю райисполкома. Сергей Яковлевич тя
жко вздохнул и сказал:
Ц Я тут Ц пас.
Сажать Илью Антоновича очень не хотелось, да и это было бы с моей стороны ч
удовищной неблагодарностью. А что делать?! О нашей дружбе известно всему
району. Самоотвод Ц самый разумный и законный выход из этого положения.
Кому тогда доверить разбор дела? Своим заместителям?… Авениру Темкину? К
онечно, он бы с великой радостью согласился, только доверь, Ц провел бы с
уд с помпой и размотал бы Илье Антоновичу всю катушку. Ивану Михайловичу
Иришину? Этот, по доброте душевной, осудит его на год лишения свободы Ц бо
льше-то у него не поднимется рука написать, и тогда никакие жалобы и апелл
яции не помогут. Областной суд не глядя заштампует этот приговор. А год дл
я Головы при его характере Ц вечность. Нервы его не выдержат, выкинет как
ой Ц нибудь фортель… Просить областной суд передать дело в соседний рай
он? А что толку?! Самый умный и милейший судья не согласится на условное ос
уждение: приговор по протесту прокурора наверняка будет отменен за мягк
ость. Если же я сам буду слушать это дело и вынесу условное наказание… Тру
дную задачу задал мне друг Ц Илья Антонович Голова. Долго я над ней думал
и наконец сказал сам себе: «Что будет, то будет. А дело разберу сам. Проведу
процесс со всей строгостью закона, с заседателями, которые во всем идут с
удье наперекор».
Дня за три до суда ко мне в кабинет явился сам Голова. Глаза у него блестел
и, а из Ц под шапки выбивался кудрявый спутанный чуб. Он плюхнулся на дива
н, с хрустом потянулся.
Ц Ну что, судить будешь?
Ц Буду.
Ц Ну, ну, валяй, наяривай, Ц тоскливо улыбаясь, сказал Илья Антонович.
Ц Вон из кабинета! Ц строго приказал я. Он встал, сморщился, затряс голов
ой:
Ц Спасибочка, Семен Кузьмич, от всего сердца благодарен. Ц И вышел.
Я смотрел в окно. Он шел от суда по дороге к чайной и вытирал шапкой лицо.
Спустя часа два он явился Ц трезвый, робкий, совершенно подавленный.
Ц Ходил… думал… А на сердце такая тяжесть, словно убил я человека А что я
сделал? Честно выполнил волю народа, Ц с грустью пожаловался Илья Антон
ович. Ц Нет, ты скажи, неужели колхозник не имеет права на культурный отд
ых в свой праздник?
Я не стал ему отвечать. Да и что я мог ему сказать?! Он пристально посмотрел
на меня и жалобно протянул:
Ц А, молчишь! Значит, я ни в чем не виноват. Ц Он тупо уставился в пол. Потом
оторвал глаза от пола и испуганно посмотрел на меня:
1 2 3 4 5 6