бескомпромиссный ход
Сегодня утром известный своей репутацией жесткого руководителя глава Бюро расследований Эдмунд Дж. Эксли неожиданно устроил пресс-конференцию. Предполагалось, что данная акция призвана отвлечь внимание от нашумевшего федерального расследования и объяснить, почему ФБР и полиция Лос-Анджелеса отказались от новоиспеченной идеи «сотрудничества» в деле расследования деятельности организованной преступности в южном Лос-Анджелесе и разоблачения сотрудников Полицейского управления из Отдела по борьбе с наркотиками.
Ни того ни другого не произошло. Вместо этого в решительном, заранее подготовленном заявлении заместитель начальника Управления единолично высказал свои обвинения в адрес упомянутого отдела, заявив при этом, что собственноручно передаст обличающие доказательства специально для этого созванному Большому жюри округа и в одностороннем порядке направит материалы дела о нарушениях налогового законодательства в генеральную прокуратуру.
Характеризуя Отдел по борьбе с наркотиками «автономной структурой в составе Полицейского управления, которая вышла из-под контроля», Эксли выразил твердое убеждение, что «подобные тенденции не успели перекинуться на остальные отделы» и что Отдел внутренних расследований под его непосредственным руководством намерен «прочесать все отделения полиции, подобно охотничьим псам, вынюхивая все негативные тенденции».
Ошарашенные репортеры задавали вопросы, но ответа не получили: Эксли отказался. Правда, сообщил, что глава Отдела по борьбе с наркотиками сорокачетырехлетний капитан Дэниэл Уилхайт на прошлой неделе совершил самоубийство и что следователи ОВР в настоящее время заняты допросами сотрудников Отдела по борьбе с наркотиками – им приходится быть осторожными, – с расчетом на то, что показания перед Большим жюри будут добровольными.
На вопрос, насколько погряз в коррупции Отдел по борьбе с наркотиками, Эксли ответил так: «Весьма. Я лично сообщаю, что почти все сотрудники отдела на протяжении двадцати лет были связаны с печально известной семьей наркоторговцев, и мое главное желание теперь – полностью реформировать отдел и нейтрализовать семейство. Я обязуюсь передавать федеральному атторнею мистеру Уэллсу Нунану информацию, имеющую касательство к федеральному расследованию, но хочу довести до его сведения, что наводить порядок в собственном доме я намерен лично – на правах хозяина».
Журнал «Строго секретно», 11 декабря 1958 года
«Свобода слова» с кляпом во рту: J'accuse!!! Я обвиняю (фр).
J'accuse!!!
Бумажный нитроглицерин – только таким словом можно было охарактеризовать девяносто четыре страницы, что появились в редакции «Строго секретно» десять дней назад – атомные бомбы обвинений; копии тех же страниц были отосланы в одну из лос-анджелесских газет и генеральную прокуратуру штата.
Они предпочли не заметить этих страниц – мы же вознамерились их напечатать. Доверенный источник, передавший в наши руки сию атомную бомбу, ручался за достоверность информации – и мы ему поверили. Девяносто четыре страницы: обжигающего, бурлящего, кипящего потока признаний коррумпированного лос-анджелесского полицейского, скрывающегося от мафии, от бывших собратьев-легавых и собственного зловещего прошлого. Вы прочли бы их 18 декабря – если бы кое-что не случилось.
А случилось то, что мы, дорогой наш читатель, вступили в противоречие с законом. Мы можем поведать вам о «законных» способах цензуры, что обратили против нас; и наши адвокаты разъяснили нам, что расплывчатое описание страниц не нарушит того запрета на «законных» основаниях, что наложило Полицейское управление Лос-Анджелеса на их публикацию.
Мы продвинемся еще на крошечный шажок в описании этого материала: те девяносто четыре страницы запросто могли бы поставить полицию Лос-Анджелеса на колени. Наш оставшийся (к сожалению) неизвестным автор, решительно признающийся в своей собственной коррумпированности, также обвиняет знаменитых лос-анджелесских полицейских в чудовищных злоупотреблениях служебными полномочиями и заявляет, что именно они стоят за недавним небывалым разгулом преступности в городе. Обжигающие, бурлящие, кипящие признания – притом абсолютно достоверные, – и мы не можем их напечатать.
Вот и все, что наши адвокаты позволили нам поведать о тех самых девяноста четырех страницах. Разыгрался аппетит? А теперь позвольте раззадорить твой гнев, дорогой наш читатель.
Один из наших сотрудников, ответственный за сбор информации на электронных носителях, имеет проблемы с алкоголем. Увидев эти девяносто четыре страницы, он тут же разглядел их убойную силу и позвонил своему знакомому в Управление. Тот самый сотрудник – злостный нарушитель правил условно-досрочного освобождения, систематически игнорирующий повестки за вождение в нетрезвом виде, – и передал материал своему знакомому. Информация о нем быстро дошла до высших чинов Управления, и последовало решение о запрете на его публикацию.
Наш сотрудник был вознагражден за бдительность: все его повестки были признаны недействительными и аннулированы. Девяносто же четыре страницы горячей информации изъяли: мы не можем напечатать ничего из этого под угрозой быть обвиненными в нарушении «закона».
А что газета? И генеральная прокуратура?
Свои копии пресловутых девяноста четырех страниц они выбросили, высмеяв их содержимое, обозвав его «помоями». Чудовищные факты были слишком чудовищны, чтобы в них поверить.
А что автор? Он где-то здесь, скрывается среди темных ночей Города Падших Ангелов.
Какова же развязка этой драмы? Вам решать, дорогие наши читатели. Мы ждем вашего осуждения фашистской цензуры. Пишите нам. Пишите в Полицейское управление Лос-Анджелеса. Не скрывайте своего гнева. Поддержите раскаявшегося полицейского, чье чистосердечное признание сочли слишком взрывоопасным для публикации.
ЗАГОЛОВКИ:
«Лос-Анджелес Таймс», 14 декабря 1958 года
Созыв Большого жюри: сотрудники Отдела по борьбе с наркотиками дают показания
«Лос-Анджелес Миррор», 15 декабря 1958 года
Обвинения в цензуре журналистов «Строго секретно» проигнорированы
«Лос-Анджелес Геральд Экспресс», 16 декабря 1958 года
Полицейское управление называет обвинения «Строго секретно» смехотворными
«Лос-Анджелес Таймс», 19 декабря 1958 года
Приговоры сотрудникам Отдела по борьбе с наркотиками
«Лос-Анджелес Миррор», 21 декабря 1958 года
Эксли: обвинения «Строго секретно» – чушь!
«Лос-Анджелес Миррор», 22 декабря 1958 года
Семейство наркоторговцев предстанет перед Большим жюри
«Лос-Анджелес Геральд Экспресс», 23 декабря 1958 года
Шокирующие результаты заседания Большого жюри: Кафесьянам не вынесен ни один приговор. И. о. окружного прокурора объясняет это компромиссом в связи с суровыми приговорами сотрудникам Отдела по борьбе с наркотиками
«Лос-Анджелес Икзэминер», 26 декабря 1958 года
Галлодет все еще не найден: поиски продолжаются
«Лос-Анджелес Миррор», 27 декабря 1958 года
Мэр Поулсон: обвинения «Строго секретно» смехотворны!
«Лос-Анджелес Миррор», 22 декабря 1958 года
Федеральное расследование прекращено
«Лос-Анджелес 1еральд Экспресс», 3 января 1959 года
Бессменный тамада Полицейского управления удостоен специальной пенсии
Грустная, трогательная сцена – в противовес недавним газетным заголовкам о приговорах сотрудникам Отдела по борьбе с наркотиками за взяточничество и налоговые махинации. Сцена: израненный лос-анджелесский полицейский борется за жизнь на больничной койке.
Дадли Л. Смит, ПУ Лос-Анджелеса, уроженец Дублина, выросший в Лос-Анджелесе, во Вторую мировую ловивший шпионов в ОСС, пятидесяти трех лет, муж и отец пяти дочерей, тридцать лет на службе в полиции. Обладатель множества наград за доблесть, постоянный тамада и светский капеллан Полицейского управления Лос-Анджелеса, Дадли Л. Смит – пять недель назад получивший ножевые ранения во время задержания грабителя – борется за жизнь.
Пока ему удается выиграть борьбу: он лишился глаза, парализован; у него – повреждения головного мозга, и, вероятнее всего, ходить он больше не сможет. Будучи в памяти, он веселит медсестер своим ирландским говорком и шутками, что, мол, теперь он станет сниматься в рекламе – вроде того парня с повязкой на глазу, который толкает рубашки фирмы «Хэтуэй». Однако на долгое время он впадает в беспамятство, и это весьма прискорбно.
Полиция не стала обнародовать детали происшествия, в результате которого так серьезно пострадал Дадли Смит; ибо людям из Управления прекрасно известно, что он предпочел бы, чтобы семья убитого им грабителя избежала тяжкой участи общественного порицания. Тоже прискорбный факт – особенно если учесть, что остаток своих дней Дадли Смит будет нуждаться в интенсивном стационарном лечении.
Его пенсии и сбережений на это не хватит, и он слишком гордый, чтобы принять помощь из Благотворительного фонда Полицейского управления. Он – легендарный полицейский, всеобщий любимец, неустрашимый коп, убивший восемь человек – по долгу службы, ибо без этого в полиции никак. Зная об этом, шеф Бюро расследований Полицейского управления Эдмунд Эксли попросил Городской совет Лос-Анджелеса использовать редко употребляемую свою прерогативу и проголосовать за назначение отважному полицейскому специальной пенсии в том размере, что позволит покрыть расходы на пожизненное содержание и уход в соответствующем лечебном учреждении.
Члены совета с предложением согласились; соответствующее постановление было принято единогласно. В интервью корреспондентам шеф Эксли заявил: «Очень важно, что капитан Смит получит содержание и уход, которых заслуживает. Он будет в полной безопасности и проживет остаток своих дней, не беспокоясь о налогах и прочих материальных проблемах работы в полиции».
Дадли Л. Смит, герой. Пусть дни твои будут долгими и преисполненными мира и покоя.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
БАЮ-БАЙ
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Коробки из закусочных «навынос», кипы газет: месяц скрываюсь в квартире Пита.
Дом у дороги на выезде из Сан-Диего: его бывшей жены – та уехала в Европу на полтора месяца. Пит-живодер: две штуки в неделю арендной платы.
Газеты – а в них вот что:
Мое признание – запрещено к публикации.
Дадли – между жизнью и смертью.
Федеральное расследование накрылось медным тазом.
Отдел по борьбе с наркотиками повержен – Эксли-триумфатор.
Время подумать.
Звонки: Пит – мой связной с тем светом:
Ордера на мой арест – из ФБР и из полиции – обвинения по девяти пунктам: «Убийство Мишака, нарушение уголовного законодательства, два случая преступного сговора в нарушение УК штата и три – в нарушение федерального законодательства. Ты объявлен в федеральный розыск – причем теми и другими, – что еще веселей. До двадцать седьмого января можешь пожить в моем доме, но не более того».
Пит, 13 января:
– Гленда все еще во Фресно. Федералы наблюдают за ней, но полагаю, что втихаря смогу привезти ее на свиданку перед тем, как ты свалишь.
14 января:
– Звонил Джеку Вудсу. Он сказал, что Мег в порядке; связывался с одним знакомым в ФБР, и тот сказал, что Нунан не собирается предъявлять ей обвинений в нарушении налогового законодательства – слишком уж занят очередным гребаным расследованием.
15 января.
16 января.
17 января.
Уставший, грязный – месяц кряду жрать одну дрянь из китайских забегаловок.
18 января:
– Дейв, я не могу достать тебе паспорт. Законным путем точно нет, и, слышал, на черном рынке тоже не купить – все ведь знают, что тебя заказали.
19 января: борюсь с чудовищным желанием бежать куда глаза глядят.
Ночные кошмары: ВСЕ вертится.
20 января:
– Гленда полагает, что наблюдение снято. Через пару дней она собирается приехать к тебе и привезти твои деньги.
21 января: чертовски перепуганный Пит:
– Мистер Хьюз узнал, что я тебя прячу. Он разозлился, что Гленда избежала наказания за Мишака, ну, и… ты знаешь, вы с ней… Он хочет свести личные счеты и сказал, что, если ты поддашься, он не станет сдавать тебя. Дейв, я постараюсь полегче.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
На коленях – шатаясь от головокружения. Шок от удара волнами расходится по позвоночнику – хорошего такого удара.
Задний двор – Говард Хьюз не спускает глаз.
Точно одурманенный, я с трудом поднялся на ноги – расшатанные зубы, разбитая губа. Левой-правой, левой-правой, левой-правой – мой нос затолкали куда-то в горло. Кто-то схватил меня за шкирку – под ударами брови превратились в ошметки кожи и нависли над глазами.
Говард Хьюз в деловом костюме и тупоносых, как законцовка крыла самолета, ботинках.
Меня пинком распялили вдоль стены. Нет, кулаками.
Рывком выпрямили – хук слева, хук справа – рассекая десны; носа нет – трудно дышать. Хук слева, еще хук – треск ломающихся костей.
Ни ног, ни лица – перстень с печаткой рассек кожу от челюсти до линии волос.
– Еще пару ударов.
– С него хватит.
– Не возражай.
Ни ног, ни лица. Глаза смотрят на солнце – ярко-красное от залившей их крови – пожалуйста, оставьте мне зрение. Левой-правой, левой-правой. «Теперь пусть врачи разбираются».
Проваливаюсь куда-то – пожалуйста, не вырывайте мне глаза.
Кружусь, падаю.
Музыка.
Темнота – свет – боль. Уколы в руку – безумное наслаждение. Свет = зрение: не вырывайте мне глаза.
Кружась и падая – в ритмах бибопа. Под аккорды Чампа Динина – Люсиль и Ричи машут мне с небес.
Пот – и тут же лицо мне моют чем-то холодным. Чье-то лицо: пожилой человек.
Уколы иглы поглощают боль.
В руку – безуууумное наслаждение.
ВСЕ – кружится и падает.
В полубреду провожу рукой по щекам – густая поросль щетины.
Время – из света во тьму, из света во тьму, из света во тьму…
Человек в очках – приснилось, должно быть. Голоса – в полусне, почти нереальны.
Музыка.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
Четыре дня на успокоительных.
Врач, выходя из палаты: «Оставляю вам несколько шприц-тюбиков с морфием. Выздоровление идет хорошо, но примерно с месяц вас будут беспокоить мелкие косточки. Ах да – вам тут один друг ваш просил передать пакет».
От подбородка до лба – тупое покалывание. Свежие газеты – с 22 по 25 января.
Посмотрел на себя в зеркало:
Нос – превратился в лепешку.
Челюсть скошена набок.
Вместо бровей – сплошной шрам.
Линия волос уползла вверх – зашитые порезы наделали мне залысин.
Два совершенно новых уха.
Один глаз раскосый, второй – нет.
Темно-русые волосы полностью поседели меньше чем за неделю.
Скажем так:
Новое лицо.
Заживает: синяки спадают, швы рассасываются.
Раскрываю пакет:
Незаполненный паспорт.
Револьвер тридцать восьмого калибра – с глушителем.
Записка без подписи:
«Клайн,
ОВР нашел вас, но я решил отпустить. Вы хорошо мне послужили и заслуживаете еще один шанс.
Оставьте украденные деньги себе. Я не питаю радужных надежд, но полагаю, что паспорт поможет. Я не стану просить прошения за то, что использовал вас, поскольку считаю, что история со Смитом это оправдывает. Теперь он нейтрализован, но, если вы считаете, что справедливость восторжествовала не до конца, я даю вам шанс это исправить. Скажу вам откровенно – с ним покончено. Он и так стоил мне слишком дорого».
Между строк – приказ: убей его. Не ЕГО – ИХ.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
– Мы были красивой парой.
– Ну, ты-то останешься красивой.
– А ты изменился, Дэвид.
– Еще бы. Только посмотри на меня.
– Я не о том. Мы вместе уже почти пять минут, и ты ни разу не попросил меня рассказывать.
Гленда: загорелая – работа-то на воздухе, почти худышка. «Просто хочу посмотреть на тебя».
– Я выглядела и лучше.
– Нет, не выглядела.
Она коснулась моего лица. «Неужели я того стоила?»
– Как бы то ни было, во что бы то ни стало.
– Вот так?
– Именно так.
– Надо было все-таки тебе тогда податься в Голливуд.
У двери – сумки с деньгами – время неумолимо бежит.
Гленда сказала: «А теперь рассказывай ты».
Назад, в прошлое – вперед, в бесконечность: я рассказал ей ВСЕ.
Иногда я замолкал: священный ужас лишал меня дара речи. Молчание намекало: ты – расскажи мне.
Легкие касания губ ответили: «нет».
И я рассказал ей все. Гленда слушала, точно одурманенная, – так, словно она знала.
История осталась между нами. Поцелуи причиняли мне боль – руки ее сказали: позволь мне.
Она раздела меня.
Сняла с себя все, придвинувшись в пределы моей досягаемости.
Я не спешил: сперва позволь мне посмотреть. Настойчивая Гленда, нежные лапки – внутри нее, полубезумный от одного ее вида.
Она приподнялась надо мной – опираясь на руки, чтобы не касаться моих синяков. Но просто смотреть меня не устраивало – я притянул ее к себе.
Чувствовать вес ее тела было больно – я впивался в нее губами, чтобы желание заглушило боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Сегодня утром известный своей репутацией жесткого руководителя глава Бюро расследований Эдмунд Дж. Эксли неожиданно устроил пресс-конференцию. Предполагалось, что данная акция призвана отвлечь внимание от нашумевшего федерального расследования и объяснить, почему ФБР и полиция Лос-Анджелеса отказались от новоиспеченной идеи «сотрудничества» в деле расследования деятельности организованной преступности в южном Лос-Анджелесе и разоблачения сотрудников Полицейского управления из Отдела по борьбе с наркотиками.
Ни того ни другого не произошло. Вместо этого в решительном, заранее подготовленном заявлении заместитель начальника Управления единолично высказал свои обвинения в адрес упомянутого отдела, заявив при этом, что собственноручно передаст обличающие доказательства специально для этого созванному Большому жюри округа и в одностороннем порядке направит материалы дела о нарушениях налогового законодательства в генеральную прокуратуру.
Характеризуя Отдел по борьбе с наркотиками «автономной структурой в составе Полицейского управления, которая вышла из-под контроля», Эксли выразил твердое убеждение, что «подобные тенденции не успели перекинуться на остальные отделы» и что Отдел внутренних расследований под его непосредственным руководством намерен «прочесать все отделения полиции, подобно охотничьим псам, вынюхивая все негативные тенденции».
Ошарашенные репортеры задавали вопросы, но ответа не получили: Эксли отказался. Правда, сообщил, что глава Отдела по борьбе с наркотиками сорокачетырехлетний капитан Дэниэл Уилхайт на прошлой неделе совершил самоубийство и что следователи ОВР в настоящее время заняты допросами сотрудников Отдела по борьбе с наркотиками – им приходится быть осторожными, – с расчетом на то, что показания перед Большим жюри будут добровольными.
На вопрос, насколько погряз в коррупции Отдел по борьбе с наркотиками, Эксли ответил так: «Весьма. Я лично сообщаю, что почти все сотрудники отдела на протяжении двадцати лет были связаны с печально известной семьей наркоторговцев, и мое главное желание теперь – полностью реформировать отдел и нейтрализовать семейство. Я обязуюсь передавать федеральному атторнею мистеру Уэллсу Нунану информацию, имеющую касательство к федеральному расследованию, но хочу довести до его сведения, что наводить порядок в собственном доме я намерен лично – на правах хозяина».
Журнал «Строго секретно», 11 декабря 1958 года
«Свобода слова» с кляпом во рту: J'accuse!!! Я обвиняю (фр).
J'accuse!!!
Бумажный нитроглицерин – только таким словом можно было охарактеризовать девяносто четыре страницы, что появились в редакции «Строго секретно» десять дней назад – атомные бомбы обвинений; копии тех же страниц были отосланы в одну из лос-анджелесских газет и генеральную прокуратуру штата.
Они предпочли не заметить этих страниц – мы же вознамерились их напечатать. Доверенный источник, передавший в наши руки сию атомную бомбу, ручался за достоверность информации – и мы ему поверили. Девяносто четыре страницы: обжигающего, бурлящего, кипящего потока признаний коррумпированного лос-анджелесского полицейского, скрывающегося от мафии, от бывших собратьев-легавых и собственного зловещего прошлого. Вы прочли бы их 18 декабря – если бы кое-что не случилось.
А случилось то, что мы, дорогой наш читатель, вступили в противоречие с законом. Мы можем поведать вам о «законных» способах цензуры, что обратили против нас; и наши адвокаты разъяснили нам, что расплывчатое описание страниц не нарушит того запрета на «законных» основаниях, что наложило Полицейское управление Лос-Анджелеса на их публикацию.
Мы продвинемся еще на крошечный шажок в описании этого материала: те девяносто четыре страницы запросто могли бы поставить полицию Лос-Анджелеса на колени. Наш оставшийся (к сожалению) неизвестным автор, решительно признающийся в своей собственной коррумпированности, также обвиняет знаменитых лос-анджелесских полицейских в чудовищных злоупотреблениях служебными полномочиями и заявляет, что именно они стоят за недавним небывалым разгулом преступности в городе. Обжигающие, бурлящие, кипящие признания – притом абсолютно достоверные, – и мы не можем их напечатать.
Вот и все, что наши адвокаты позволили нам поведать о тех самых девяноста четырех страницах. Разыгрался аппетит? А теперь позвольте раззадорить твой гнев, дорогой наш читатель.
Один из наших сотрудников, ответственный за сбор информации на электронных носителях, имеет проблемы с алкоголем. Увидев эти девяносто четыре страницы, он тут же разглядел их убойную силу и позвонил своему знакомому в Управление. Тот самый сотрудник – злостный нарушитель правил условно-досрочного освобождения, систематически игнорирующий повестки за вождение в нетрезвом виде, – и передал материал своему знакомому. Информация о нем быстро дошла до высших чинов Управления, и последовало решение о запрете на его публикацию.
Наш сотрудник был вознагражден за бдительность: все его повестки были признаны недействительными и аннулированы. Девяносто же четыре страницы горячей информации изъяли: мы не можем напечатать ничего из этого под угрозой быть обвиненными в нарушении «закона».
А что газета? И генеральная прокуратура?
Свои копии пресловутых девяноста четырех страниц они выбросили, высмеяв их содержимое, обозвав его «помоями». Чудовищные факты были слишком чудовищны, чтобы в них поверить.
А что автор? Он где-то здесь, скрывается среди темных ночей Города Падших Ангелов.
Какова же развязка этой драмы? Вам решать, дорогие наши читатели. Мы ждем вашего осуждения фашистской цензуры. Пишите нам. Пишите в Полицейское управление Лос-Анджелеса. Не скрывайте своего гнева. Поддержите раскаявшегося полицейского, чье чистосердечное признание сочли слишком взрывоопасным для публикации.
ЗАГОЛОВКИ:
«Лос-Анджелес Таймс», 14 декабря 1958 года
Созыв Большого жюри: сотрудники Отдела по борьбе с наркотиками дают показания
«Лос-Анджелес Миррор», 15 декабря 1958 года
Обвинения в цензуре журналистов «Строго секретно» проигнорированы
«Лос-Анджелес Геральд Экспресс», 16 декабря 1958 года
Полицейское управление называет обвинения «Строго секретно» смехотворными
«Лос-Анджелес Таймс», 19 декабря 1958 года
Приговоры сотрудникам Отдела по борьбе с наркотиками
«Лос-Анджелес Миррор», 21 декабря 1958 года
Эксли: обвинения «Строго секретно» – чушь!
«Лос-Анджелес Миррор», 22 декабря 1958 года
Семейство наркоторговцев предстанет перед Большим жюри
«Лос-Анджелес Геральд Экспресс», 23 декабря 1958 года
Шокирующие результаты заседания Большого жюри: Кафесьянам не вынесен ни один приговор. И. о. окружного прокурора объясняет это компромиссом в связи с суровыми приговорами сотрудникам Отдела по борьбе с наркотиками
«Лос-Анджелес Икзэминер», 26 декабря 1958 года
Галлодет все еще не найден: поиски продолжаются
«Лос-Анджелес Миррор», 27 декабря 1958 года
Мэр Поулсон: обвинения «Строго секретно» смехотворны!
«Лос-Анджелес Миррор», 22 декабря 1958 года
Федеральное расследование прекращено
«Лос-Анджелес 1еральд Экспресс», 3 января 1959 года
Бессменный тамада Полицейского управления удостоен специальной пенсии
Грустная, трогательная сцена – в противовес недавним газетным заголовкам о приговорах сотрудникам Отдела по борьбе с наркотиками за взяточничество и налоговые махинации. Сцена: израненный лос-анджелесский полицейский борется за жизнь на больничной койке.
Дадли Л. Смит, ПУ Лос-Анджелеса, уроженец Дублина, выросший в Лос-Анджелесе, во Вторую мировую ловивший шпионов в ОСС, пятидесяти трех лет, муж и отец пяти дочерей, тридцать лет на службе в полиции. Обладатель множества наград за доблесть, постоянный тамада и светский капеллан Полицейского управления Лос-Анджелеса, Дадли Л. Смит – пять недель назад получивший ножевые ранения во время задержания грабителя – борется за жизнь.
Пока ему удается выиграть борьбу: он лишился глаза, парализован; у него – повреждения головного мозга, и, вероятнее всего, ходить он больше не сможет. Будучи в памяти, он веселит медсестер своим ирландским говорком и шутками, что, мол, теперь он станет сниматься в рекламе – вроде того парня с повязкой на глазу, который толкает рубашки фирмы «Хэтуэй». Однако на долгое время он впадает в беспамятство, и это весьма прискорбно.
Полиция не стала обнародовать детали происшествия, в результате которого так серьезно пострадал Дадли Смит; ибо людям из Управления прекрасно известно, что он предпочел бы, чтобы семья убитого им грабителя избежала тяжкой участи общественного порицания. Тоже прискорбный факт – особенно если учесть, что остаток своих дней Дадли Смит будет нуждаться в интенсивном стационарном лечении.
Его пенсии и сбережений на это не хватит, и он слишком гордый, чтобы принять помощь из Благотворительного фонда Полицейского управления. Он – легендарный полицейский, всеобщий любимец, неустрашимый коп, убивший восемь человек – по долгу службы, ибо без этого в полиции никак. Зная об этом, шеф Бюро расследований Полицейского управления Эдмунд Эксли попросил Городской совет Лос-Анджелеса использовать редко употребляемую свою прерогативу и проголосовать за назначение отважному полицейскому специальной пенсии в том размере, что позволит покрыть расходы на пожизненное содержание и уход в соответствующем лечебном учреждении.
Члены совета с предложением согласились; соответствующее постановление было принято единогласно. В интервью корреспондентам шеф Эксли заявил: «Очень важно, что капитан Смит получит содержание и уход, которых заслуживает. Он будет в полной безопасности и проживет остаток своих дней, не беспокоясь о налогах и прочих материальных проблемах работы в полиции».
Дадли Л. Смит, герой. Пусть дни твои будут долгими и преисполненными мира и покоя.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
БАЮ-БАЙ
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Коробки из закусочных «навынос», кипы газет: месяц скрываюсь в квартире Пита.
Дом у дороги на выезде из Сан-Диего: его бывшей жены – та уехала в Европу на полтора месяца. Пит-живодер: две штуки в неделю арендной платы.
Газеты – а в них вот что:
Мое признание – запрещено к публикации.
Дадли – между жизнью и смертью.
Федеральное расследование накрылось медным тазом.
Отдел по борьбе с наркотиками повержен – Эксли-триумфатор.
Время подумать.
Звонки: Пит – мой связной с тем светом:
Ордера на мой арест – из ФБР и из полиции – обвинения по девяти пунктам: «Убийство Мишака, нарушение уголовного законодательства, два случая преступного сговора в нарушение УК штата и три – в нарушение федерального законодательства. Ты объявлен в федеральный розыск – причем теми и другими, – что еще веселей. До двадцать седьмого января можешь пожить в моем доме, но не более того».
Пит, 13 января:
– Гленда все еще во Фресно. Федералы наблюдают за ней, но полагаю, что втихаря смогу привезти ее на свиданку перед тем, как ты свалишь.
14 января:
– Звонил Джеку Вудсу. Он сказал, что Мег в порядке; связывался с одним знакомым в ФБР, и тот сказал, что Нунан не собирается предъявлять ей обвинений в нарушении налогового законодательства – слишком уж занят очередным гребаным расследованием.
15 января.
16 января.
17 января.
Уставший, грязный – месяц кряду жрать одну дрянь из китайских забегаловок.
18 января:
– Дейв, я не могу достать тебе паспорт. Законным путем точно нет, и, слышал, на черном рынке тоже не купить – все ведь знают, что тебя заказали.
19 января: борюсь с чудовищным желанием бежать куда глаза глядят.
Ночные кошмары: ВСЕ вертится.
20 января:
– Гленда полагает, что наблюдение снято. Через пару дней она собирается приехать к тебе и привезти твои деньги.
21 января: чертовски перепуганный Пит:
– Мистер Хьюз узнал, что я тебя прячу. Он разозлился, что Гленда избежала наказания за Мишака, ну, и… ты знаешь, вы с ней… Он хочет свести личные счеты и сказал, что, если ты поддашься, он не станет сдавать тебя. Дейв, я постараюсь полегче.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
На коленях – шатаясь от головокружения. Шок от удара волнами расходится по позвоночнику – хорошего такого удара.
Задний двор – Говард Хьюз не спускает глаз.
Точно одурманенный, я с трудом поднялся на ноги – расшатанные зубы, разбитая губа. Левой-правой, левой-правой, левой-правой – мой нос затолкали куда-то в горло. Кто-то схватил меня за шкирку – под ударами брови превратились в ошметки кожи и нависли над глазами.
Говард Хьюз в деловом костюме и тупоносых, как законцовка крыла самолета, ботинках.
Меня пинком распялили вдоль стены. Нет, кулаками.
Рывком выпрямили – хук слева, хук справа – рассекая десны; носа нет – трудно дышать. Хук слева, еще хук – треск ломающихся костей.
Ни ног, ни лица – перстень с печаткой рассек кожу от челюсти до линии волос.
– Еще пару ударов.
– С него хватит.
– Не возражай.
Ни ног, ни лица. Глаза смотрят на солнце – ярко-красное от залившей их крови – пожалуйста, оставьте мне зрение. Левой-правой, левой-правой. «Теперь пусть врачи разбираются».
Проваливаюсь куда-то – пожалуйста, не вырывайте мне глаза.
Кружусь, падаю.
Музыка.
Темнота – свет – боль. Уколы в руку – безумное наслаждение. Свет = зрение: не вырывайте мне глаза.
Кружась и падая – в ритмах бибопа. Под аккорды Чампа Динина – Люсиль и Ричи машут мне с небес.
Пот – и тут же лицо мне моют чем-то холодным. Чье-то лицо: пожилой человек.
Уколы иглы поглощают боль.
В руку – безуууумное наслаждение.
ВСЕ – кружится и падает.
В полубреду провожу рукой по щекам – густая поросль щетины.
Время – из света во тьму, из света во тьму, из света во тьму…
Человек в очках – приснилось, должно быть. Голоса – в полусне, почти нереальны.
Музыка.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
Четыре дня на успокоительных.
Врач, выходя из палаты: «Оставляю вам несколько шприц-тюбиков с морфием. Выздоровление идет хорошо, но примерно с месяц вас будут беспокоить мелкие косточки. Ах да – вам тут один друг ваш просил передать пакет».
От подбородка до лба – тупое покалывание. Свежие газеты – с 22 по 25 января.
Посмотрел на себя в зеркало:
Нос – превратился в лепешку.
Челюсть скошена набок.
Вместо бровей – сплошной шрам.
Линия волос уползла вверх – зашитые порезы наделали мне залысин.
Два совершенно новых уха.
Один глаз раскосый, второй – нет.
Темно-русые волосы полностью поседели меньше чем за неделю.
Скажем так:
Новое лицо.
Заживает: синяки спадают, швы рассасываются.
Раскрываю пакет:
Незаполненный паспорт.
Револьвер тридцать восьмого калибра – с глушителем.
Записка без подписи:
«Клайн,
ОВР нашел вас, но я решил отпустить. Вы хорошо мне послужили и заслуживаете еще один шанс.
Оставьте украденные деньги себе. Я не питаю радужных надежд, но полагаю, что паспорт поможет. Я не стану просить прошения за то, что использовал вас, поскольку считаю, что история со Смитом это оправдывает. Теперь он нейтрализован, но, если вы считаете, что справедливость восторжествовала не до конца, я даю вам шанс это исправить. Скажу вам откровенно – с ним покончено. Он и так стоил мне слишком дорого».
Между строк – приказ: убей его. Не ЕГО – ИХ.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
– Мы были красивой парой.
– Ну, ты-то останешься красивой.
– А ты изменился, Дэвид.
– Еще бы. Только посмотри на меня.
– Я не о том. Мы вместе уже почти пять минут, и ты ни разу не попросил меня рассказывать.
Гленда: загорелая – работа-то на воздухе, почти худышка. «Просто хочу посмотреть на тебя».
– Я выглядела и лучше.
– Нет, не выглядела.
Она коснулась моего лица. «Неужели я того стоила?»
– Как бы то ни было, во что бы то ни стало.
– Вот так?
– Именно так.
– Надо было все-таки тебе тогда податься в Голливуд.
У двери – сумки с деньгами – время неумолимо бежит.
Гленда сказала: «А теперь рассказывай ты».
Назад, в прошлое – вперед, в бесконечность: я рассказал ей ВСЕ.
Иногда я замолкал: священный ужас лишал меня дара речи. Молчание намекало: ты – расскажи мне.
Легкие касания губ ответили: «нет».
И я рассказал ей все. Гленда слушала, точно одурманенная, – так, словно она знала.
История осталась между нами. Поцелуи причиняли мне боль – руки ее сказали: позволь мне.
Она раздела меня.
Сняла с себя все, придвинувшись в пределы моей досягаемости.
Я не спешил: сперва позволь мне посмотреть. Настойчивая Гленда, нежные лапки – внутри нее, полубезумный от одного ее вида.
Она приподнялась надо мной – опираясь на руки, чтобы не касаться моих синяков. Но просто смотреть меня не устраивало – я притянул ее к себе.
Чувствовать вес ее тела было больно – я впивался в нее губами, чтобы желание заглушило боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41