– Смотрит и читает. – Помолчал, подумал и добавил: – Мне еще семь месяцев париться. Дотяну. У меня все в порядке. Скажите, чтобы себя берегла, не волновалась зря. Не о чем уже, в общем, волноваться. Скажите, что я ее очень люблю… Что она мне очень нужна… Никого ближе и роднее у меня нет. Только здесь я это понял… Ну, вы сами сообразите, что сказать.
Я записала телефон.
Но мне требовалось передать еще одну маляву. Я решила действовать через разных людей – мало ли что, поэтому отправилась брать интервью у игроков. Пашка снимал. Я попросила переслать по тюремной почте второе сообщение. Мне обещали это сделать.
Вадим лежал на нижней, самой удобной и комфортной (если можно говорить о комфорте в тюрьме) шконке питерских «Крестов» и прикидывал: кто же мог так его подставить?
В камере его, конечно, приняли по высшему разряду – только узнав, КТО к ним прибыл. И администрация относилась к нему уважительно, лишь во время задержания этот ментовский подполкаш все время борзел. Мусора… и в Сибири, и в Питере одним миром мазаны. Одним словом – мусора.
* * *
Отдых у ребят, конечно, был испорчен. В музей «Крестов», называется, собрались! Вот он сам: вместо музея – в самой настоящей камере. Хорошо хоть из его ребят никого тут не закрыли.
Вадим еще не решил, что он будет делать. Но ребята сейчас явно что-то предпринимают. Выйдут на кого-то из питерских, те помогут, организуют ему «грев» и толкового адвоката.
Не успел Вадим об этом подумать, как «грев» и пришел – словно по мановению волшебной палочки. Вместе с малявой от Ивана Захаровича Сухорукова.
Ишь ты, старый хитрый жук! Уже прослышал…
Отправляясь в Питер, Вадим просто думал прощупать почву. Рынок-то тут огромный, есть выходы на Запад. Ребята захотели в музей, и он решил с ними поехать. Все в компании веселее. И как раз Тахир совсем недавно звонил. Тахир был готов увеличить поставки. У него большая семья, родственников много, все кушать хотят.
Но ведь со своим уставом в чужой монастырь не придешь? Не заявишься в Питер: вот он я! Следовало осмотреться, выяснить обстановку, с людьми пообщаться и только потом принимать решение.
– «Криминальная хроника» начинается! – крикнули от стоявшего в углу камеры телевизора.
Как уже понял Вадим, вся камера собиралась у ящика на просмотр аэробики, эротики и криминала. Другие передачи, конечно, тоже смотрели, телевизор работал круглосуточно, вернее, с начала показа программ до самого окончания, но не полным составом. Кто-то подтягивался к экрану, кто-то уходил спать. Но бабы и криминальная хроника – это было святое.
Стройная брюнеточка с длинными волосами с модельной стрижкой рассказывала про музей «Крестов». «Это по заказам телезрителей, что ли?» – усмехнулся про себя Вадим. А брюнеточку знала вся камера. Но Вадим для начала решил послушать про музей.
Телекамера крупным планом показывала поделки, изготовленные заключенными. Не все из них были безобидными – например, ножи, сделанные из супинаторов, извлеченных из обуви, деталей шконок и других железяк, муляжи гранат и пистолетов, причем так умело их смастерили и раскрасили, что поверить в то, что они не металлические, а из хлеба слепленные, можно было, только взяв их в руки. Поражал воображение огромный макет «Крестов». В музее была выставлена на всеобщее обозрение лишь малая толика из имевшихся там экспонатов. Не позволяла площадь.
На стендах демонстрировались фотографии – например, первой Государственной Думы, все члены которой по указу государя императора были препровождены в «Кресты». На другом стенде – конструкторы-затворники и документы об их работе: с 1937 по 1945 год в «Крестах» работало конструкторское бюро под руководством Туполева. Идея создания бюро принадлежала Берии.
После окончания программы сокамерники стали обсуждать не музей, а журналистку. Юлию Смирнову, как понял Вадим.
– Кто она такая? – спросил он, потом удивленно раскрыл рот.
Ну Иван Захарович и развернулся! Уже и пресс-атташе личным обзавелся. Интересно, а к Вадиму Сухоруков сам пожалует или пресс-атташе своего пришлет? Лучше б, конечно, он прислал эту девочку. Она как раз во вкусе Вадима. И Юля эта, как он понял, тут уже неоднократно бывала. Интересная девочка…
* * *
Лязгнули засовы, открылась дверь. Заключенные напряглись. Ночной визит контролера может означать что угодно. Скорее всего, это событие не предвещает никому из них ничего хорошего.
– Татаринов, на выход! – прозвучала команда.
Сергей внутренне сжался. Сколько у него уже было таких выводов… Он не мог не помнить, чем они для него заканчивались.
Он слез со своей верхней шконки.
– Живее давай! Чего копаешься? – рявкнул контролер, постукивая черной дубинкой по своей ладони. Пока по своей… Ох, как же бывает больно, когда ПР опускается тебе между лопаток! А уж когда тебя лупят, не разбирая куда…
Сергей вышел в коридор, держа руки за спиной.
– Вперед! Живо! – приказал контролер.
Наученный горьким опытом, Татаринов не задавал никаких вопросов. Какой в них смысл? Ведь все равно отведут, куда собирались. Независимо от того, будет ли он знать, на встречу с кем его ведут, или не будет. Встреча все равно состоится. За нее заплачено. Вот только с кем свиданка на этот раз?
Его доставили в тюремный дворик. Там его ждал Ящер.
– Ну, здравствуй! – Славик первым протянул руку и добавил: – Кто старое помянет – тому глаз вон.
– Враг моего врага… – ответил Сергей с улыбкой и пожал протянутую руку.
– Ну давай, рассказывай подробно, о чем ты там вспомнил, – предложил Ящер. – Только не тяни резину. Сам понимаешь…
Сергей кивнул и выдал неоднократно прокрученную в мозгу версию. Он уже два дня лежал на шконке, репетируя про себя, что скажет Ящеру.
Репетиции не прошли даром. Версия звучала убедительно.
– Хм, – сказал Славик, выслушав Сергея, не перебивая. – Очень и очень любопытно. Но ты уверен?..
– Как в наше время вообще можно быть в чем-то уверенным? Но вероятность очень велика.
– Я с тобой свяжусь, – заявил Ящер на прощание и опять пожал Сереге руку. Крепко и по-дружески. Они стали партнерами. «Враг моего врага»…
* * *
– Так ты с рождения знал, что станешь аптекарем? – спрашивала Светка у Отто Дитриха, нежась с ним в постели и наманикюренным пальчиком выписывая на груди немца непонятные барону узоры.
– Да, Светлана, – ответил фон Винклер-Линзенхофф.
Аптекари, как и врачи, в Европе всегда считались людьми уважаемыми. Дело это было не только почетным, но и доходным, во все века. Вот только во время эпидемий им запрещалось покидать свои аптеки, когда их соседи бежали из городов куда глаза глядят, причем подальше. Но эпидемий давно нет, а бизнес остался. Доходный бизнес… Отто Дитрих мечтал сделать его еще доходнее. Каждый мужчина в роду фон Винклер-Линзенхоффов считал своим долгом удвоить состояние, доставшееся ему от предков. Правда, не у всех получалось. Некоторые – теряли. А сколько преданий было в их семье… Преданий, передававшихся из поколения в поколение, причем половина из них пересказывалась только шепотом.
* * *
– Значит, они общаются? – уточнил Иван Захарович у Лопоухого.
– Да, шеф. Вот запись разговора.
– Ну-ну, – хмыкнул Сухоруков. Его взгляд не предвещал Сергею и Ящеру ничего хорошего.
Глава 2
Во второй половине дня в воскресенье позвонил Пашка. Оказалось, с ним только что связался еще один оператор с конкурирующего канала, но не соперничающий лично с Пашкой, наоборот, его приятель и собутыльник. Этот оператор, Коля, тоже был в «Крестах» в субботу, появился там впервые и снимал КВН. Коля хотел с нами посоветоваться по одному вопросу, вернее, даже не с нами обоими, а со мной.
– Что-то заснял интересное? – догадалась я.
– Я понял – да, – подтвердил мою догадку Пашка.
– Перезванивай ему и договаривайся. Или мы к нему, или он к тебе, или вы оба – ко мне.
В результате я поехала за Пашкой, по пути мы затоварились пивом. Пашка сказал, что им на двоих десяти бутылок хватит, в чем я, признаться, сомневалась, и я порулила на Гражданку. Далековато, конечно, с юга на север родного города пилить, но куда только не поедешь ради пользы дела, а возможно, и собственного благополучия – во всех смыслах этого слова.
Не откладывая дело в долгий ящик, Коля поставил кассету, перемотанную на нужное место, и продемонстрировал нам заинтересовавший его кадр.
Певец Артур Небосклонов, прославившийся любовной лирикой, передавал что-то одному из заключенных. Как я поняла, маляву.
Но это оказалось не все. Один из депутатов сделал то же самое, пока его коллега общался с народом.
– Давайте просмотрим все с самого начала, – предложила я.
Больше ничего интересного на пленке не было. Меня в компрометирующей ситуации Коля не заснял, как, впрочем, и Пашка, других операторов на КВНе не было, только пишущая братия, да и вообще, я действовала осторожно. И опыт у меня уже имеется в таких делах, не то что у Небосклонова и депутата.
– Ты это не записал? – спросила я у Пашки.
– Да нет вроде, – задумчиво произнес он. – Я же игроков снимал, потом тебя, когда ты с ними после игры разговаривала. Можем отсюда ко мне проехать, просмотреть повнимательнее. Тем более что мы знаем теперь, когда это было, – Пашка кивнул на экран.
Я спросила у Коли, чего он хочет. Он, оказывается, желал только посоветоваться со мной:
– Идти мне в ментовку или нет?
– Точно – не идти. Хотя бы для того, чтобы не подставлять ребят, которым эти малявы предназначались. Они могут быть вполне безобидными: например, весточка от родственников. Людям за решеткой очень важно, чтобы родственники о них помнили. Весточка с воли – праздник. И не надо подставлять тех, кто это передавал. Я говорю о заключенных, которым их дали в руки. Они по себе знают, как их товарищи по несчастью будут рады получить маляву.
– Юль, мне бабки нужны! Я весь в долгах.
– А, тогда без проблем. Делаешь снимок с пленки или часть пленки переписываешь на чистую кассету – и вперед. Грозишь Небосклонову и депутату ментовкой. Им полезно будет понервничать.
– Депутаты же вроде неприкосновенные?
– Только из Госдумы, из нашего ЗакСа, слава богу, нет. Отбрешется избранник народа, конечно, но я своим знакомым в органах передам пленочку, если хочешь. А там у многих на депутатов зуб. Серьезных неприятностей у него не будет, но… Думаю, и певец, и депутат решат, что лучше заплатить, если, конечно, ты не собираешься потребовать слишком много.
– По тысяче баксов с носа.
– Сойдет, – сказала я и спросила, нельзя ли для меня сделать копию кассеты. Тысячи баксов у меня с собой, правда, не было, только сто.
– Юль, да я тебе бесплатно сделаю, – сказал Коля. – Ну а ты, в случае чего, свяжешься со своими знакомыми в органах.
– Тебе-то кассета на что? – посмотрел на меня Пашка.
– Не мне, а Ивану Захаровичу.
– А-а… – протянули хором Пашка и Коля, также знавший об Иване Захаровиче, в основном благодаря мне.
Я шантажировать Небосклонова и депутата не намеревалась. Вообще, подожду-ка я пару-тройку дней, пока Коля не решит свой денежный вопрос (я просила сообщить, когда решит, и, если не решит, уже действовать самой), и только после этого отдам кассету Ивану Захаровичу. У Сухорукова целая коллекция компромата на чиновников и политиков. Мне ее пополнение зачтется в будущем.
Коле сто баксов я все-таки всучила, сказав, что компенсирую свои затраты у Сухорукова. Если же его мальчики приедут за оригиналом, следует оригинал им отдать, а я покапаю им на мозги, чтобы они не жмотничали. Довольные друг другом, мы с Колей расстались, я загрузила Пашку в свою машину и порулила к нему.
На Пашкиной кассете не оказалось ничего интересного. Два человека, как я помнила, тоже бегали по залу с обычными фотоаппаратами, но их опасаться не следовало. Компромата на меня нет ни у кого. Что же касается Небосклонова и депутата… Пусть Иван Захарович решает. Хотя мне было любопытно, кому они передавали малявы и с каким текстом.
* * *
В воскресенье вечером мне позвонила мать Сергея, моя несостоявшаяся свекровь. Сообщила о том, что я уже знала: на завтра назначено слушание Сережиного дела в суде.
– В каком? – спросила я, хотя знала все от Сухорукова.
– На Фонтанке. В Горсуде. Юленька, ты приедешь?
Я обещалась быть, вместе с оператором. Пашку я уже предупредила, где именно мы должны появиться в понедельник. Я ему лично перед отходом будильник в кастрюлю поставила и телефон под ухо подсунула. Мне придется позвонить ему раза два-три, если не все десять, чтобы оператор соизволил проснуться.
Я позвонила нашему главному редактору, Виктории Семеновне, и предупредила, где мы будем с Пашкой с утра.
– Милого своего жаждешь в эфир дать? – хмыкнула Виктория Семеновна прокуренным басом. – Ну-ну.
– Там не только милый будет. Найду что-нибудь интересное.
– Иван Захарович не планирует очередное свое явление народу?
Я хотела было ответить, что Иван Захарович планирует выступить в роли кукловода из-за кулис, но сдержалась.
В камере Вадима, одной из немногих больших камер «Крестов», народ ловил «коня». Потом один из ребят приблизился к его шконке и вежливо сообщил: малява для Вадима Дмитриевича. Он поблагодарил парня и вскрыл запаянную «торпеду».
Маляву каким-то образом передали его друзья, вместе с ним прибывшие в Питер из Сибири. Вадим не хотел поддерживать связь со своими ребятами через людей Ивана Захаровича и воспользовался многократно опробованным узниками «Крестов» способом передачи ответов. В результате ребята Вадима поймали записку с сообщением и указаниями на набережной.
Кому-то из питерских приколистов, с которыми сдружились сибирские, ударила в голову любопытная мысль. Вадиму она пришлась по душе. Надо попробовать. Он всегда любил многоходовые комбинации. А эта, похоже, еще обещает быть и приятной. А если ничего не получится, есть запасной вариант, предлагаемый Иваном Захаровичем.
– Народ, «Криминальная хроника» начинается, – крикнул кто-то.
Юлия Смирнова на этот раз рассказывала о мебельном производстве в «пятерке», колонии номер пять в поселке Металлостроя.
* * *
Они опять встретились ночью в тюремном дворике. «Интересно, во сколько эти наши свидания обходятся Ящеру?» – почему-то подумал Сергей, но чисто из праздного любопытства. Ясно было одно: раз Ящер за них платит и о них договаривается, значит, предложение Сергея его заинтересовало. А это – главное.
– Ты получил от нее маляву? – сразу же взял быка за рога Славик.
Сергей кивнул.
– Почерк не ее, – сказал он.
– Ну, это понятно. Зачем ей подставляться? Девочка-то она у нас умненькая, – Ящер хмыкнул. – Но вот ведь стерва… – Он снова посерьезнел. – Я давал задание своим людям. Ты меня не обманул. Есть шанс, и немалый. Теперь насчет мероприятия…
– Но неужели Сухоруков?.. – открыл было рот Сергей.
– Да, у него тут свой интерес. Потом расскажу, когда выберемся. Костя мой установил слежку за нашей девочкой. Она на самом деле была у Сухорукова. Правда, зачем – выяснить не удалось. Может, снимать будет в нужном месте? – Ящер усмехнулся. – Обговаривала с Сухоруковым лучший ракурс? Но нас не это интересует. Важен сам факт. Девочка о нас побеспокоилась. Жалостливая наша… Тебе вообще крупно повезло – тебя в спецавтозаке везти должны, ну а я уж как-нибудь себе местечко сорганизую. Ты, главное, следуй за мной.
– А что с Юлькой будем делать?
– В смысле? – не понял Ящер.
– Ну… ты, или…
Ящер опять усмехнулся:
– А вот это мы уж предложим решать ей. И вообще, в делах с женщинами – каждый за себя. Тут мы с тобой не партнеры, уж извини.
Получив маляву, Ящер решил бежать – это был шанс быстро вырваться из тюрьмы. Он не мог больше здесь находиться! Наверное, Сухоруков отдал дополнительные распоряжения.
Уж лучше побег, а потом – откупиться. Вырваться на волю – а там будь что будет. Да в крайнем случае за границу можно уехать. Пусть придется заплатить в три раза больше, чем он планировал изначально, но не оставаться в тюрьме. Тут его могут убить. И опустить – а что для мужчины может быть страшнее? Конечно, для того, кто дорожит своим мужским «лицом».
* * *
– Света, – инструктировал дочь депутат Ковальчук, – ты понимаешь, что такой шанс выпадает раз в жизни?! Второго барона у тебя не будет! Ты совершенно не разбираешься в мужчинах. Слушай отца, пока я жив.
– До сих пор я прекрасно разбиралась в мужчинах без твоей помощи, папа!
Александр Евстафьевич аж задохнулся от возмущения.
– Тогда скажи мне: что ты нашла в Леше?! – взревел он.
– Я его за силу чувств полюбила. Он как пистолет достал и объявил: «Застрелюсь, если не будешь моей!
1 2 3 4 5 6
Я записала телефон.
Но мне требовалось передать еще одну маляву. Я решила действовать через разных людей – мало ли что, поэтому отправилась брать интервью у игроков. Пашка снимал. Я попросила переслать по тюремной почте второе сообщение. Мне обещали это сделать.
Вадим лежал на нижней, самой удобной и комфортной (если можно говорить о комфорте в тюрьме) шконке питерских «Крестов» и прикидывал: кто же мог так его подставить?
В камере его, конечно, приняли по высшему разряду – только узнав, КТО к ним прибыл. И администрация относилась к нему уважительно, лишь во время задержания этот ментовский подполкаш все время борзел. Мусора… и в Сибири, и в Питере одним миром мазаны. Одним словом – мусора.
* * *
Отдых у ребят, конечно, был испорчен. В музей «Крестов», называется, собрались! Вот он сам: вместо музея – в самой настоящей камере. Хорошо хоть из его ребят никого тут не закрыли.
Вадим еще не решил, что он будет делать. Но ребята сейчас явно что-то предпринимают. Выйдут на кого-то из питерских, те помогут, организуют ему «грев» и толкового адвоката.
Не успел Вадим об этом подумать, как «грев» и пришел – словно по мановению волшебной палочки. Вместе с малявой от Ивана Захаровича Сухорукова.
Ишь ты, старый хитрый жук! Уже прослышал…
Отправляясь в Питер, Вадим просто думал прощупать почву. Рынок-то тут огромный, есть выходы на Запад. Ребята захотели в музей, и он решил с ними поехать. Все в компании веселее. И как раз Тахир совсем недавно звонил. Тахир был готов увеличить поставки. У него большая семья, родственников много, все кушать хотят.
Но ведь со своим уставом в чужой монастырь не придешь? Не заявишься в Питер: вот он я! Следовало осмотреться, выяснить обстановку, с людьми пообщаться и только потом принимать решение.
– «Криминальная хроника» начинается! – крикнули от стоявшего в углу камеры телевизора.
Как уже понял Вадим, вся камера собиралась у ящика на просмотр аэробики, эротики и криминала. Другие передачи, конечно, тоже смотрели, телевизор работал круглосуточно, вернее, с начала показа программ до самого окончания, но не полным составом. Кто-то подтягивался к экрану, кто-то уходил спать. Но бабы и криминальная хроника – это было святое.
Стройная брюнеточка с длинными волосами с модельной стрижкой рассказывала про музей «Крестов». «Это по заказам телезрителей, что ли?» – усмехнулся про себя Вадим. А брюнеточку знала вся камера. Но Вадим для начала решил послушать про музей.
Телекамера крупным планом показывала поделки, изготовленные заключенными. Не все из них были безобидными – например, ножи, сделанные из супинаторов, извлеченных из обуви, деталей шконок и других железяк, муляжи гранат и пистолетов, причем так умело их смастерили и раскрасили, что поверить в то, что они не металлические, а из хлеба слепленные, можно было, только взяв их в руки. Поражал воображение огромный макет «Крестов». В музее была выставлена на всеобщее обозрение лишь малая толика из имевшихся там экспонатов. Не позволяла площадь.
На стендах демонстрировались фотографии – например, первой Государственной Думы, все члены которой по указу государя императора были препровождены в «Кресты». На другом стенде – конструкторы-затворники и документы об их работе: с 1937 по 1945 год в «Крестах» работало конструкторское бюро под руководством Туполева. Идея создания бюро принадлежала Берии.
После окончания программы сокамерники стали обсуждать не музей, а журналистку. Юлию Смирнову, как понял Вадим.
– Кто она такая? – спросил он, потом удивленно раскрыл рот.
Ну Иван Захарович и развернулся! Уже и пресс-атташе личным обзавелся. Интересно, а к Вадиму Сухоруков сам пожалует или пресс-атташе своего пришлет? Лучше б, конечно, он прислал эту девочку. Она как раз во вкусе Вадима. И Юля эта, как он понял, тут уже неоднократно бывала. Интересная девочка…
* * *
Лязгнули засовы, открылась дверь. Заключенные напряглись. Ночной визит контролера может означать что угодно. Скорее всего, это событие не предвещает никому из них ничего хорошего.
– Татаринов, на выход! – прозвучала команда.
Сергей внутренне сжался. Сколько у него уже было таких выводов… Он не мог не помнить, чем они для него заканчивались.
Он слез со своей верхней шконки.
– Живее давай! Чего копаешься? – рявкнул контролер, постукивая черной дубинкой по своей ладони. Пока по своей… Ох, как же бывает больно, когда ПР опускается тебе между лопаток! А уж когда тебя лупят, не разбирая куда…
Сергей вышел в коридор, держа руки за спиной.
– Вперед! Живо! – приказал контролер.
Наученный горьким опытом, Татаринов не задавал никаких вопросов. Какой в них смысл? Ведь все равно отведут, куда собирались. Независимо от того, будет ли он знать, на встречу с кем его ведут, или не будет. Встреча все равно состоится. За нее заплачено. Вот только с кем свиданка на этот раз?
Его доставили в тюремный дворик. Там его ждал Ящер.
– Ну, здравствуй! – Славик первым протянул руку и добавил: – Кто старое помянет – тому глаз вон.
– Враг моего врага… – ответил Сергей с улыбкой и пожал протянутую руку.
– Ну давай, рассказывай подробно, о чем ты там вспомнил, – предложил Ящер. – Только не тяни резину. Сам понимаешь…
Сергей кивнул и выдал неоднократно прокрученную в мозгу версию. Он уже два дня лежал на шконке, репетируя про себя, что скажет Ящеру.
Репетиции не прошли даром. Версия звучала убедительно.
– Хм, – сказал Славик, выслушав Сергея, не перебивая. – Очень и очень любопытно. Но ты уверен?..
– Как в наше время вообще можно быть в чем-то уверенным? Но вероятность очень велика.
– Я с тобой свяжусь, – заявил Ящер на прощание и опять пожал Сереге руку. Крепко и по-дружески. Они стали партнерами. «Враг моего врага»…
* * *
– Так ты с рождения знал, что станешь аптекарем? – спрашивала Светка у Отто Дитриха, нежась с ним в постели и наманикюренным пальчиком выписывая на груди немца непонятные барону узоры.
– Да, Светлана, – ответил фон Винклер-Линзенхофф.
Аптекари, как и врачи, в Европе всегда считались людьми уважаемыми. Дело это было не только почетным, но и доходным, во все века. Вот только во время эпидемий им запрещалось покидать свои аптеки, когда их соседи бежали из городов куда глаза глядят, причем подальше. Но эпидемий давно нет, а бизнес остался. Доходный бизнес… Отто Дитрих мечтал сделать его еще доходнее. Каждый мужчина в роду фон Винклер-Линзенхоффов считал своим долгом удвоить состояние, доставшееся ему от предков. Правда, не у всех получалось. Некоторые – теряли. А сколько преданий было в их семье… Преданий, передававшихся из поколения в поколение, причем половина из них пересказывалась только шепотом.
* * *
– Значит, они общаются? – уточнил Иван Захарович у Лопоухого.
– Да, шеф. Вот запись разговора.
– Ну-ну, – хмыкнул Сухоруков. Его взгляд не предвещал Сергею и Ящеру ничего хорошего.
Глава 2
Во второй половине дня в воскресенье позвонил Пашка. Оказалось, с ним только что связался еще один оператор с конкурирующего канала, но не соперничающий лично с Пашкой, наоборот, его приятель и собутыльник. Этот оператор, Коля, тоже был в «Крестах» в субботу, появился там впервые и снимал КВН. Коля хотел с нами посоветоваться по одному вопросу, вернее, даже не с нами обоими, а со мной.
– Что-то заснял интересное? – догадалась я.
– Я понял – да, – подтвердил мою догадку Пашка.
– Перезванивай ему и договаривайся. Или мы к нему, или он к тебе, или вы оба – ко мне.
В результате я поехала за Пашкой, по пути мы затоварились пивом. Пашка сказал, что им на двоих десяти бутылок хватит, в чем я, признаться, сомневалась, и я порулила на Гражданку. Далековато, конечно, с юга на север родного города пилить, но куда только не поедешь ради пользы дела, а возможно, и собственного благополучия – во всех смыслах этого слова.
Не откладывая дело в долгий ящик, Коля поставил кассету, перемотанную на нужное место, и продемонстрировал нам заинтересовавший его кадр.
Певец Артур Небосклонов, прославившийся любовной лирикой, передавал что-то одному из заключенных. Как я поняла, маляву.
Но это оказалось не все. Один из депутатов сделал то же самое, пока его коллега общался с народом.
– Давайте просмотрим все с самого начала, – предложила я.
Больше ничего интересного на пленке не было. Меня в компрометирующей ситуации Коля не заснял, как, впрочем, и Пашка, других операторов на КВНе не было, только пишущая братия, да и вообще, я действовала осторожно. И опыт у меня уже имеется в таких делах, не то что у Небосклонова и депутата.
– Ты это не записал? – спросила я у Пашки.
– Да нет вроде, – задумчиво произнес он. – Я же игроков снимал, потом тебя, когда ты с ними после игры разговаривала. Можем отсюда ко мне проехать, просмотреть повнимательнее. Тем более что мы знаем теперь, когда это было, – Пашка кивнул на экран.
Я спросила у Коли, чего он хочет. Он, оказывается, желал только посоветоваться со мной:
– Идти мне в ментовку или нет?
– Точно – не идти. Хотя бы для того, чтобы не подставлять ребят, которым эти малявы предназначались. Они могут быть вполне безобидными: например, весточка от родственников. Людям за решеткой очень важно, чтобы родственники о них помнили. Весточка с воли – праздник. И не надо подставлять тех, кто это передавал. Я говорю о заключенных, которым их дали в руки. Они по себе знают, как их товарищи по несчастью будут рады получить маляву.
– Юль, мне бабки нужны! Я весь в долгах.
– А, тогда без проблем. Делаешь снимок с пленки или часть пленки переписываешь на чистую кассету – и вперед. Грозишь Небосклонову и депутату ментовкой. Им полезно будет понервничать.
– Депутаты же вроде неприкосновенные?
– Только из Госдумы, из нашего ЗакСа, слава богу, нет. Отбрешется избранник народа, конечно, но я своим знакомым в органах передам пленочку, если хочешь. А там у многих на депутатов зуб. Серьезных неприятностей у него не будет, но… Думаю, и певец, и депутат решат, что лучше заплатить, если, конечно, ты не собираешься потребовать слишком много.
– По тысяче баксов с носа.
– Сойдет, – сказала я и спросила, нельзя ли для меня сделать копию кассеты. Тысячи баксов у меня с собой, правда, не было, только сто.
– Юль, да я тебе бесплатно сделаю, – сказал Коля. – Ну а ты, в случае чего, свяжешься со своими знакомыми в органах.
– Тебе-то кассета на что? – посмотрел на меня Пашка.
– Не мне, а Ивану Захаровичу.
– А-а… – протянули хором Пашка и Коля, также знавший об Иване Захаровиче, в основном благодаря мне.
Я шантажировать Небосклонова и депутата не намеревалась. Вообще, подожду-ка я пару-тройку дней, пока Коля не решит свой денежный вопрос (я просила сообщить, когда решит, и, если не решит, уже действовать самой), и только после этого отдам кассету Ивану Захаровичу. У Сухорукова целая коллекция компромата на чиновников и политиков. Мне ее пополнение зачтется в будущем.
Коле сто баксов я все-таки всучила, сказав, что компенсирую свои затраты у Сухорукова. Если же его мальчики приедут за оригиналом, следует оригинал им отдать, а я покапаю им на мозги, чтобы они не жмотничали. Довольные друг другом, мы с Колей расстались, я загрузила Пашку в свою машину и порулила к нему.
На Пашкиной кассете не оказалось ничего интересного. Два человека, как я помнила, тоже бегали по залу с обычными фотоаппаратами, но их опасаться не следовало. Компромата на меня нет ни у кого. Что же касается Небосклонова и депутата… Пусть Иван Захарович решает. Хотя мне было любопытно, кому они передавали малявы и с каким текстом.
* * *
В воскресенье вечером мне позвонила мать Сергея, моя несостоявшаяся свекровь. Сообщила о том, что я уже знала: на завтра назначено слушание Сережиного дела в суде.
– В каком? – спросила я, хотя знала все от Сухорукова.
– На Фонтанке. В Горсуде. Юленька, ты приедешь?
Я обещалась быть, вместе с оператором. Пашку я уже предупредила, где именно мы должны появиться в понедельник. Я ему лично перед отходом будильник в кастрюлю поставила и телефон под ухо подсунула. Мне придется позвонить ему раза два-три, если не все десять, чтобы оператор соизволил проснуться.
Я позвонила нашему главному редактору, Виктории Семеновне, и предупредила, где мы будем с Пашкой с утра.
– Милого своего жаждешь в эфир дать? – хмыкнула Виктория Семеновна прокуренным басом. – Ну-ну.
– Там не только милый будет. Найду что-нибудь интересное.
– Иван Захарович не планирует очередное свое явление народу?
Я хотела было ответить, что Иван Захарович планирует выступить в роли кукловода из-за кулис, но сдержалась.
В камере Вадима, одной из немногих больших камер «Крестов», народ ловил «коня». Потом один из ребят приблизился к его шконке и вежливо сообщил: малява для Вадима Дмитриевича. Он поблагодарил парня и вскрыл запаянную «торпеду».
Маляву каким-то образом передали его друзья, вместе с ним прибывшие в Питер из Сибири. Вадим не хотел поддерживать связь со своими ребятами через людей Ивана Захаровича и воспользовался многократно опробованным узниками «Крестов» способом передачи ответов. В результате ребята Вадима поймали записку с сообщением и указаниями на набережной.
Кому-то из питерских приколистов, с которыми сдружились сибирские, ударила в голову любопытная мысль. Вадиму она пришлась по душе. Надо попробовать. Он всегда любил многоходовые комбинации. А эта, похоже, еще обещает быть и приятной. А если ничего не получится, есть запасной вариант, предлагаемый Иваном Захаровичем.
– Народ, «Криминальная хроника» начинается, – крикнул кто-то.
Юлия Смирнова на этот раз рассказывала о мебельном производстве в «пятерке», колонии номер пять в поселке Металлостроя.
* * *
Они опять встретились ночью в тюремном дворике. «Интересно, во сколько эти наши свидания обходятся Ящеру?» – почему-то подумал Сергей, но чисто из праздного любопытства. Ясно было одно: раз Ящер за них платит и о них договаривается, значит, предложение Сергея его заинтересовало. А это – главное.
– Ты получил от нее маляву? – сразу же взял быка за рога Славик.
Сергей кивнул.
– Почерк не ее, – сказал он.
– Ну, это понятно. Зачем ей подставляться? Девочка-то она у нас умненькая, – Ящер хмыкнул. – Но вот ведь стерва… – Он снова посерьезнел. – Я давал задание своим людям. Ты меня не обманул. Есть шанс, и немалый. Теперь насчет мероприятия…
– Но неужели Сухоруков?.. – открыл было рот Сергей.
– Да, у него тут свой интерес. Потом расскажу, когда выберемся. Костя мой установил слежку за нашей девочкой. Она на самом деле была у Сухорукова. Правда, зачем – выяснить не удалось. Может, снимать будет в нужном месте? – Ящер усмехнулся. – Обговаривала с Сухоруковым лучший ракурс? Но нас не это интересует. Важен сам факт. Девочка о нас побеспокоилась. Жалостливая наша… Тебе вообще крупно повезло – тебя в спецавтозаке везти должны, ну а я уж как-нибудь себе местечко сорганизую. Ты, главное, следуй за мной.
– А что с Юлькой будем делать?
– В смысле? – не понял Ящер.
– Ну… ты, или…
Ящер опять усмехнулся:
– А вот это мы уж предложим решать ей. И вообще, в делах с женщинами – каждый за себя. Тут мы с тобой не партнеры, уж извини.
Получив маляву, Ящер решил бежать – это был шанс быстро вырваться из тюрьмы. Он не мог больше здесь находиться! Наверное, Сухоруков отдал дополнительные распоряжения.
Уж лучше побег, а потом – откупиться. Вырваться на волю – а там будь что будет. Да в крайнем случае за границу можно уехать. Пусть придется заплатить в три раза больше, чем он планировал изначально, но не оставаться в тюрьме. Тут его могут убить. И опустить – а что для мужчины может быть страшнее? Конечно, для того, кто дорожит своим мужским «лицом».
* * *
– Света, – инструктировал дочь депутат Ковальчук, – ты понимаешь, что такой шанс выпадает раз в жизни?! Второго барона у тебя не будет! Ты совершенно не разбираешься в мужчинах. Слушай отца, пока я жив.
– До сих пор я прекрасно разбиралась в мужчинах без твоей помощи, папа!
Александр Евстафьевич аж задохнулся от возмущения.
– Тогда скажи мне: что ты нашла в Леше?! – взревел он.
– Я его за силу чувств полюбила. Он как пистолет достал и объявил: «Застрелюсь, если не будешь моей!
1 2 3 4 5 6