Даже если бы и был какой-то прок в граничащем с невозможным — в том, чтобы излить невысказанный за год миллион слов, — время и место для этого были неподходящие.
Думаю, что человек в белом облачении, вернувшись, не увидел на моем лице ничего, что могло его заинтересовать. Я взял себя в руки и, стоя у двери, мысленно готовил вопросы, которые намеревался задать епископу Джонсону.
Монах, или кем бы он там у них ни числился, взглянул на меня и кивнул так, словно только что выиграл заключенное с самим собой пари.
— Епископ примет вас с радостью, — произнес он. — Прошу вас, следуйте за мной.
Я прошел за ним в небольшую бежевую комнату с несколькими креслами и раскладными столами — очевидно, помещение для переговоров — и через нее — вверх по лестнице. Мы поднялись на третий этаж и, проследовав по темному серому коридору, в который выходило множество дверей, очутились в почти лишенной мебели, если не считать стоявших по центру два белых табурета, комнате. Два запыленных окна без всяких гардин, занавесок или ставней выходили на А-авеню и Томп-кинс-Сквер-Парк. Мой сопровождающий сказал: “Епископ сейчас придет” — и вышел, закрыв за собой дверь.
Комната была квадратной, футов десять на десять, с серыми стенами и пожелтевшим, в пятнах потолком. Пол покрывал выцветший линолеум с темным узором. Краска на табуретах пооблупилась. Стекло в окне справа в верхней части рамы треснуло и было заделано липкой лентой, отставшей с одного конца трещины.
Облик комнатушки был в общем-то характерным для зданий по соседству, и, может, поэтому контраст между нею и залой на первом этаже невольно действовал на нервы. Почему эту комнату они сохранили в таком виде? Зачем было еще больше подчеркивать ее убожество, оставив с голыми окнами и почти без мебели?
Я подошел к окну и выглянул в парк, где было полным-полно детей, резвившихся, качавшихся на качелях и игравших в баскетбол так, словно снаружи не было изнуряющего пекла. Я стоял, глядя в окно, пытаясь не дать себе отвлечься от цели своего визита.
Не прошло и двух минут, как дверь открылась, и вошел епископ Вальтер Джонсон, удивив меня тем, что не заставил себя ждать; мне почему-то казалось, что меня долго промаринуют в одиночестве.
Сам епископ Джонсон тоже не мог не вызвать удивления. Я не представлял его себе отчетливо, но в моем списке “тех, кем бы он мог оказаться с виду”, и в помине не было стройного, с короткой стрижкой, слепого мужчины, лет тридцати, в опрятном светло-сером костюме и с отливающим перламутром серым галстуком.
Войдя в комнату, он закрыл дверь, сделал два шага вперед, втянул носом воздух, протянул руку и сказал:
— Мистер Тобин? Рад с вами познакомиться. Вчера вечером позвонил Эйб и сообщил, что вы зайдете.
Я поспешно отошел от окна, спеша скорей пожать протянутую мне руку.
— Епископ Джонсон? Как дела?
— Да, я — епископ. — Улыбка его так же, как и рукопожатие, внушала доверие. — Садитесь, — предложил он и указал рукой на одну из табуреток, а сам без суеты подошел к другой и сел на нее.
На него нельзя было смотреть без сожаления. Его слепота была того рода, что делает глаза безжизненными, серыми и почти не моргающими — такая нелепая деталь на таком красивом лице. Должно быть, он это понимал, потому что сразу же, как только сел, достал темные очки и надел их. Я понял, что он вошел в комнату без них только для того, чтобы я сразу понял, что он слеп, и не мог не восхититься тем, как ненавязчиво этот человек подчиняет себе окружающих.
Сев напротив него, я произнес:
— Надеюсь, что Селкин объяснил, по какому поводу я хотел с вами встретиться?
— Думаю, что да. Из-за этих убийств в какой-то степени. Но в основном из-за ключей.
— Верно. Возникает вопрос, как Айрин Боулз — так звали девушку, которую тоже убили...
— Да, я знаю.
— Ну вот. Спрашивается, как она могла попасть в помещение.
Он кивнул:
— Насколько я понимаю, вы хотите знать, сколько ключей и у кого они?
— Да, пожалуй.
— Здесь у нас двое ключей, — ответил он. — Один, вместе с несколькими другими не на связке, лежит в старом потайном ларце в среднем ящике стола в моем кабинете наверху. Я проверял, он на месте. Другой, вместе с другими ключами, на связке, всегда, как правило, находится в кармане Риггса, нашего служки, и он тоже все еще там — можете проверить. — Он склонил голову набок. — А теперь, думаю, вы не прочь узнать, есть ли какая-то связь между Айрин Боулз и “Самаритянами Нового Света”.
Он попал в точку, но меня поразило, как он мог догадаться, каким будет мой следующий вопрос.
— А что — это не исключается? — ушел я немного в сторону.
Он развел руками:
— Нет, во всяком случае пока. Никому из нас, постоянных обывателей, не известна женщина с таким именем, хотя, конечно, некоторым из живущих здесь приходится время от времени иметь дело с такими, как она. Конечно же я буду и дальше наводить справки, если что-то всплывет на поверхность, буду только рад позвонить и поставить вас в известность.
— Спасибо. — Я не успел даже опомниться — он ответил на все мои вопросы еще до того, как я успел их задать, и предложил свою помощь до того, как я о ней попросил. У меня не оказалось ни малейшего шанса обдумать его ответ и прийти к какому-то мнению — о нем лично. Я заметил:
— Просто мне кажется, если кто-нибудь из здешних постоянных обитателей был связан с Айрин Боулз, то маловероятно, что при таком развитии событий он в этом сознается.
Он негромко возразил:
— В этой обители друг другу не лгут, мистер Тобин.
— К убийцам это не относится — им придется лгать, — заметил я. — На карту поставлена их жизнь.
— Душа важнее, чем жизнь, — ответил он. — И в этом доме нет убийц, уверяю вас. Ваш убийца где-то там, за этими стенами, мистер Тобин.
— Возможно.
— Когда вы нас получше узнаете, — продолжил он, — вы поймете, откуда у меня такая уверенность.
— Возможно, вы и правы, — согласился я. — Впрочем, есть и еще что-то, о чем бы я хотел вас спросить. Он широко улыбнулся:
— Знаю. О “Частице Востока”?
— Вы опять угадали, — признался я, начиная испытывать легкую досаду. — Вызывает недоумение — как это религиозная община могла сдать помещение в аренду под кафетерий в Гринвич-Виллидже.
— Недоумение? А что в этом особенного?
— Одно с другим не вяжется, — попытался я втолковать. — Молодежь, которая посещает подобные заведения, далека от религии.
— По-моему, — возразил он, — кафетерий вряд ли можно считать рассадником зла. Там нет ни наркотиков, ни проституток, ни азартных игр, нет даже крепких спиртных напитков. Между церковью и кофе конфликта нет и не было, мистер Тобин. Боюсь, что он присутствует только в вашем воображении, забитом штампами.
— Где уж нам уж... — не скрывая раздражения, ответил я. — Конечно, я не дока в вопросах веры...
— Особенно нашей? — Его улыбка стала заметно саркастической. — Как можно разобраться в том, о чем никогда прежде не слышали? О вере, о которой вы не имеете представления? О нашей церкви, расположенной в бывшем складском помещении? В Нижнем Ист-Сайде? Ну что, мистер Тобин, вы по-прежнему уверены, что вам с нами все ясно?
— Здесь все по-другому, — кивнул я. — Не могу в этом не признаться. Я обычный мирянин.
Епископ снова склонил голову набок, и благодаря темным очкам возникло впечатление, будто он пристально разглядывает меня. Задумчиво, скорее для себя, спросил:
— Я, наверное, должен перед вами извиниться?
— Что вы, ничуть, — ответил я, не поняв, о чем он.
— Брат Вильям, — объяснил он, — поведал мне, что, как он думает, вас тревожит совсем другое, никак не связанное с объявленной целью вашего визита. Скажу вам, у него очень зоркий глаз. Хотел бы я, чтобы мой слух не уступал его зрению. В вашем голосе мне послышалась горечь, и я ошибочно принял ее за сожаление — признак недалекого ума — реакцию, к которой уже успел привыкнуть. Но брат Вильям оказался прав, не так ли? То, что я услышал, — это борьба с самим собой, чтобы не высказать того, что накипело на душе?
— Пусть так, — не замедлил я с ответом. — Надеюсь выйти из этой борьбы победителем. Вы были знакомы с Терри Вилфордом до того, как он пришел с предложением взять в аренду ваше прежнее помещение?
Поколебавшись, словно собираясь перевести разговор на другую тему, он все же ответил:
— Нет, это была наша первая встреча. Его привела миссис Джойс Риган, он дружил с ее сыном Эдом.
— Вы сразу приняли идею открыть там кафетерий?
— Нет, не сразу. Даже и не думали сдавать здание в аренду: скорее, искали для него покупателя. Но Терри был весьма настойчив и обещал сразу же освободить помещение, как только найдем желающих приобрести здание, и я в конце концов сдался. — Он улыбнулся, припоминая. — Терри, как личность, производил впечатление, держался запросто, но весьма уверенно. И подкупал своим энтузиазмом.
— И вы попались на эту удочку?
— Да, пожалуй, что так. Не то чтобы я поверил, что в финансовом отношении они не вылетят в трубу в ближайшем будущем, но, как говорят, решил, пусть ребята потешатся немного.
— Сколько вы с них взяли за аренду?
— Мы сошлись на восьмидесяти долларах в месяц, — сказал он.
Для той части города это было дешево, чуть ли не половина того, что с полным правом мог бы запросить епископ Джонсон. Я продолжал допытываться:
— Сколько времени пустовало здание?
— Мы переехали сюда в феврале.
— Полгода назад?
— Вы, кажется, удивлены.
— Молельня на первом этаже выглядит более древней.
— Среди нашей паствы есть мастера на все руки, — объяснил он.
Я продолжал:
— Там внизу на витрине написано: “Американское отделение”. Что — кроме вас, есть еще? Он с улыбкой ответил:
— Нет, боюсь, что нет. Некоторые прихожане слишком оптимистично смотрят на наше будущее. Сам я витрин, разумеется, не видел, но, как я понимаю, те, кто их расписывал... большие энтузиасты. — Смеясь, он добавил:
— И даже способны заразить и других своим энтузиазмом, как Терри Вилфорд.
— Видно, не всех, — возразил я, вставая с табурета. — Спасибо, что уделили мне время...
— Не за что, — произнес он, тоже вставая, — Не знаю, оказался ли я вам чем-нибудь полезным.
— Я и сам еще не знаю, — признался я.
— А вот с тем, что у вас на душе, — с мягкой улыбкой добавил он, — мы, возможно, помогли бы вам разобраться.
— Вряд ли есть такая необходимость, — возразил я. — Благодарю, но я уж как-нибудь и сам...
— Ни капли не сомневаюсь. И все же если у вас когда-нибудь появится желание излить душу — всегда с радостью к вашим услугам!
Меня покоробило от этих слов — показалось в них что-то обидное и навязчивое. Какое у него право — думать, что полностью успел меня раскусить за столь короткое время? Я напыщенно произнес:
— Премного благодарен. Буду иметь в виду.
— Надеюсь. Не будете ли так добры — обождать минутку, я попрошу брата Вильяма проводить вас.
Он двинулся к двери, но я остановил, сказав:
— В этом нет необходимости. Я сам найду обратную дорогу.
— Из чистой вежливости мы бы предпочли, чтобы вас сопровождали, — дружески произнес он и обернулся, держа руку на дверной ручке. — Не волнуйтесь, мистер Тобин. Он не будет вам докучать.
— Хорошо, — согласился я и повернулся к нему спиной, чего он, конечно, видеть не мог. Он вышел, закрыв за собой дверь, а я снова подошел к окну и посмотрел на парк.
От меня не ускользнуло, как инспектор Донлон, поднявшись со скамейки возле дорожки в этом конце парка, прошел к черному, ничем не примечательному “форду”. Просунув руку в машину, он достал из бардачка пачку сигарет и направился обратно к скамейке, по пути разорвав целлофановую обертку и выбросив ее вместе с фольгой. Дети носились вокруг него, словно чайки вокруг утеса. В мою сторону он вообще не смотрел.
Когда вошел брат Вильям, я спросил:
— Здесь есть черный ход?
— Должен быть, брат мой, — ответил он. — Из-за этого мы сюда и переехали.
— Тогда я хотел бы выйти через него.
— Могу я узнать почему? Я показал на окно:
— Там сидит полицейский, он следит за мной. Я хочу от него отвязаться.
Брат Вильям подошел к окну:
— Где он?
— На скамейке рядом с...
— Донлон!
Я с удивлением уставился на брата Вильяма:
— Вы его знаете?
— Для нас самым приятным в том, что мы сюда перебрались, — ответил он, — стало, пожалуй, то, что наконец-то убрались с территории инспектора Донлона. — Он поглядел на меня. — И вот вы снова притащили его сюда к нам за собой.
— Какие же с ним были проблемы? Я имею в виду по старому адресу.
Брат Вильям стоял, не отводя глаз от окна.
— Неприятный человек, — заметил он. — Непременно должен найти какую-нибудь грязь. Если не найти, так самому придумать.
— Так чем же он занимался?
— Искал грязь, — повторил он. И, покачав головой, добавил:
— До него трудно добраться. Неприступный. — Он отвернулся от окна со словами:
— Пойдемте, я покажу вам другой выход.
Пока мы спускались, я попытался выудить из него подробности того, что же все-таки натворил Донлон, но ничего нового так и не услышал. По его словам, Донлон применил к ним ту же тактику, что и позже к кафетерию: докучал по мелочам, донимал визитами, придирался без видимой цели и непонятно к чему.
Задняя дверь выходила в захламленный переулок, который, судя по всему, выходил на Восточную Девятую улицу. Брат Вильям показал мне дорогу и сказал на прощанье:
— Удачи, брат.
Удачи? В чем? В поисках убийцы Терри Вилфорда? В общении с Донлоном? В борьбе с самим собой? Брат Вильям закрыл дверь прежде, чем я успел уточнить.
Глава 14
Квартира находилась на четвертом этаже, куда я поднялся по грязной лестнице, провонявшей запахом мочи из подвала. Я остановился перед дверью, чтобы отдышаться перед тем, как постучать. Рубашка опять пропиталась потом, а голова начала болеть тупой, изматывающей болью.
После того как я постучал, ждать пришлось довольно долго. Наконец дверь чуть приоткрылась, и сквозь узенькую щелку я смог разглядеть один большой карий глаз на лице выглянувшей девушки. Моргнув, она вопросительно произнесла:
— Да?
Минуло уже одиннадцать часов, но в видневшейся за ней через щель квартире было темно.
— Я разбудил вас? — спросил я. — Простите, я загляну попозже.
— Нет, ничего, нам все равно пора вставать. А что вы хотели?
— Вы — Энн?
Она удивленно ответила:
— Да. А что?
— А Джек Паркер здесь?
— Это его квартира. Что вам нужно?
— Меня зовут Митчелл Тобин, — ответил я. — Я — кузен Робин Кеннеди.
— Робин... а! Подруга Терри. — Ее лицо, равно как и голос, посуровело. — Как же, наслышаны... — сказала она.
— О чем?
— Не важно. Так вы ее кузен?
— Двоюродный дядя, — уточнил я, зная, что ее смутила разница в возрасте. — Я хотел бы побеседовать с Джеком, если он здесь.
— Здесь, где же еще, — ответила она. Она, видимо, растерялась, так как глаз, которым она разглядывала меня, беспокойно заморгал. — Ух, — выдохнула она. — Погодите минутку. — И закрыла дверь.
Я подождал минуты две или три, затем дверь снова приоткрылась почти на столько же и через щель я увидел ту же часть ее лица, затем она спросила:
— Что вы хотите у него узнать?
— Речь идет о Робин, ей надо помочь, — объяснил я. — Мне надо поговорить с ним о людях, которые знали Терри.
— И что же вы хотите выяснить о них?
— Во-первых, кто они, знали ли убитую девушку, возможно, они кого-то подозревают или знают возможного убийцу — словом, все, что только можно.
— В газетах пишут, что это дело рук Робин.
— Поэтому мне и пришлось вмешаться. Я не верю газетам. Она задумалась, не отводя от меня изучающего взгляда, а затем резко произнесла:
— Подождите минуту, — и снова закрыла дверь. На этот раз ждать пришлось гораздо дольше, и я хотел уж было постучаться, как дверь снова приоткрылась на то же расстояние, что и прежде, и девушка заявила:
— Джек говорит, что ничего не знает и не может вам помочь. Извините.
И она снова захлопнула бы дверь, но я успел сказать:
— Тогда можно поговорить с вами? Она, не мигая, уставилась на меня.
— А при чем тут я? — с вызовом спросила она.
— Вы тоже были знакомы с Терри, — напомнил я ей. — Более того, встречались с ним.
— Это было давно.
— Полгода назад. Вы же должны знать, с кем он общался, куда ходил и были ли у него какие-нибудь неприятности?
— Вам и так уже известно больше, чем нужно, — заявила она с явной неприязнью.
— Мне известно далеко не все, — возразил я, — хотелось бы узнать кое-что еще.
— Тогда обратитесь к копам.
— Они мне ничем не смогут помочь.
— И мы тоже, — отрезала она и закрыла дверь.
Постучать? Продолжать настаивать? Нет, теперь я уже не выступаю в прежнем качестве — и все, на что могу рассчитывать, это на желание сотрудничать со мной. И, хотя я понимал, почему эти двое отнеслись ко мне так настороженно, не желая оказаться замешанными в убийстве Терри Вилфорда, но мне от этого было не легче, сведения надо было как-то выудить у них. Попытаюсь еще раз к ним подъехать не мытьем так катаньем.
Я вышел на раскаленную, как сковородка, улицу и завернул за угол, где находилась аптека без кондиционера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18