— Терри думает, что ему нужна девушка.
— Ты?
— Может быть. Или, вполне вероятно, просто любая девушка. Терри говорит, что, не исключено, он один из тех, кто считает, будто все, кто связан с кофейнями, исповедуют свободную любовь.
— Значит, Терри полагает, что ему нужна взятка натурой, так?
Она кивнула.
— А ты хочешь узнать мое мнение по этому поводу, так? — спросил я.
— Вроде того, — ответила она. — Но... Она, поколебавшись, поглядела на Кейт, снова перевела на меня беспомощный взгляд и вновь пожала плечами и понурила голову.
Кейт впервые заговорила:
— Митч, это не смахивает на вымогательство?
— Весьма похоже на это, — ответил я. — Может, здесь и что-то другое, я не знаю. Но вероятнее всего — вымогательство.
Кейт обратилась к девушке:
— И ты хочешь, чтобы Митч с этим человеком поговорил, верно?
Я, пораженный, переводил взгляд с одной на другую. Мне это и в голову не приходило. Я думал, что девушка просто пришла за советом, услышать мое мнение о том, чего хочет этот полицейский, и пытался сообразить, что же ей сказать. Очень похоже было на то, что этот тип решил подзаработать и регулярно получать белый конвертик в виде благодарности за свое невмешательство, но я и сам до конца не был уверен в своих догадках и не хотел, чтобы мой совет поставил ребят в еще более трудное положение. Так что я размышлял, взвешивая все “за” и “против”, прежде чем принять окончательное решение, и у меня и в мыслях не было, что моя новоявленная родственница пожелает, чтобы я выбрался из дому и самолично занялся этим типом.
Но хотела она именно этого. Кейт сразу обо всем догадалась, и Кейт была права, как это часто с ней бывает, когда речь идет о том, что у других на уме. Робин Кеннеди с благодарностью ухватилась за эту фразу Кейт, воскликнув:
— О да! Никто из нас не способен на это, правда-правда! — И обратилась ко мне умоляющим тоном:
— А может быть, вы согласитесь?
— Ну... — начал было я, чувствуя, что попался в ловушку. Мне не хотелось высовываться ни ради Робин Кеннеди, ни ради кого другого. Я выходил из дому несколько месяцев тому назад в силу необходимости, чтобы подзаработать деньжат и обеспечить себе еще год или чуть больше безмятежного существования, но это было лишь раз и отбило у меня желание повторить опыт: честно говоря, эта вылазка не вызвала у меня особого желания повторить ее в ближайшем будущем.
Я чувствовал на себе взгляд Кейт, но избегал встречаться с ней глазами. Она хотела, чтобы я пошел с этой девушкой, я это знал, и лишь отчасти из-за того, что Кейт сразу же прониклась к ней симпатией. Основная же причина была в том, что она полагала, что мне гораздо полезнее шевелиться, чем сидеть без дела. Здесь Кейт была не права, но нельзя же винить ее за такие мысли.
Девушка продолжала умолять:
— Прошу вас, мистер Тобин. Если бы вы только смогли, если бы вы с ним поговорили. Мы вложили в этот кафетерий все, что у нас было, и, если он прогорит, мы пропали. А если этот человек от нас не отстанет, к нам никто не будет ходить, и мы останемся на бобах. Прошу вас.
— Как зовут этого полицейского? — спросил я.
— Эдвард Донлон. Детектив второй категории.
— А сколько ему лет?
Она пожала плечами; слишком стар.
— Не знаю, — сказала она. — Около пятидесяти, наверное. Значит, где-то за сорок. Молодые склонны преувеличивать возраст тех, кто старше.
— Как он выглядит? — спросил я.
Не успела она ответить, как вмешалась Кейт:
— Митч, сходи и сам на него полюбуйся. Иначе ты ничего не выяснишь.
— В этом нет необходимости, — возразил я. — Может, тут что-то другое.
— Тем более, — настаивала она.
— Он обронил, что вернется в воскресенье, — продолжала девушка. — Завтра. Он сказал, в воскресенье после обеда.
— Вот тогда ты и встреться с ним, — заметила Кейт.
— Я могу кое-кому позвонить, — ответил я. — У меня в полиции остались еще знакомые... Какой у вас участок? — спросил я девушку.
— Митч, это же несерьезно! — воскликнула Кейт. — Ты что — хочешь еще усугубить их положение?
Робин Кеннеди смотрела поочередно то на меня, то на Кейт, и лицо ее принимало все более озабоченное выражение.
— Если вы не хотите... — произнесла она срывающимся голосом.
Но я уже понял, что это неизбежно. Придется посвятить этому почти целый день. Когда я подумал, что предстоит разговаривать с кем-то из полиции, с теми, кто, может, знает меня по имени, и в курсе того, что я натворил, у меня все внутри напряглось, хотя такая возможность и казалась маловероятной. На службе в полиции числятся тысячи людей, а имя Митчелла Тобина вряд ли вызовет какие-нибудь ассоциации больше чем у сотни.
От этой мысли мне намного лучше не стало. И все же я знал, что ничего другого не остается. Придется завтра доехать на метро до Манхэттена, встретиться с копом-хапугой и выяснить, что можно сделать, чтобы помочь этой молодежи с их заведением. Едва ли имело смысл объяснять Робин Кеннеди, что их предприятие все равно обречено, независимо от результатов моей миссии. Этот хрупкий бизнес то и дело возникает на окраинах Гринвич-Виллиджа. Им занимаются юнцы, глядящие на мир широко раскрытыми глазами, сами не знающие толком, чего хотят, и не имеющие ни малейшего понятия, как вести дела; несколько месяцев они ни шатко ни валко кое-как перебиваются с хлеба на воду, а потом их предприятия заканчивают свое существование либо в залах для судебных разбирательств, либо в потоке неоплаченных чеков. В бытность свою на службе мне частенько доводилось иметь дело с юнцами-предпринимателями, рухнувшими под бременем долгов, и я так насобачился, что с первого взгляда мог определить так называемый бизнес, неспособный на самом деле продержаться и один финансовый год.
Но с Робин Кеннели я своими мыслями не поделился. Сказал только:
— Ладно, приду. В котором, он сказал, часу?
Глава 3
После обеда. Вот я и прибыл в назначенное время в “Частицу Востока”, а Робин Кеннели, перепачканная в крови и все еще сжимавшая в руках нож для разделки мяса, лежала у моих ног без сознания.
Я обратился к усатому юнцу:
— Иди запри парадный вход. Где тут у вас телефон? Ответа не последовало. Я поглядел на него и увидел, что он, побледневший и с трясущимися губами, стоит уставившись на лежащую на полу девушку. Пришлось дернуть его за руку.
— Очнись. Иди запри дверь. И ответь, где телефон. Он вздрогнул, моргнул и затряс головой, словно внезапно пробудившись от глубокого сна. Поглядел на меня расширенными глазами.
— Телефон, — проговорил он. — Там, на стене. — И указал на противоположный конец кухни.
— Хорошо. Иди запри дверь.
— Да. Да, сэр.
Он ушел, а я направился к телефону. Набрав номер дежурки, сообщил свое имя, откуда звоню, и сказал:
— Пришлите полицейскую машину, здесь, похоже, поножовщина. И “скорая помощь” тоже понадобится.
Повесив трубку, я прошел в зал и обнаружил, что молодой человек, как манекен из витрины, застыл у двери.
— Ты ее запер?
Он бросил на меня испуганный взгляд.
— Да, — ответил он и подергал за ручку.
— Еще какая-нибудь лестница есть? — спросил я. — Как еще можно подняться наверх? Он покачал головой.
— Должна быть, по крайней мере пожарная, — возразил я. — Где она? Сзади?
— Да. Сзади.
— А еще какой-нибудь выход? Раскинь мозгами! Он снова заморгал:
— Нет, больше нет. Только лестница, вот эта лестница. И пожарный выход.
— Ладно. Стой здесь. Я вызвал полицию и “скорую помощь”. Когда они сюда прибудут, впусти их. Никого другого не пускай. Ясно?
Он кивнул.
— Хорошо. Как тебя зовут?
— Джордж, — ответил он. — Джордж Пэдберри.
— Это у тебя брат — почти адвокат?
— Да, — с удивлением отозвался он. — Ральф. Мой брат Ральф.
— Наверху есть сейчас кто-нибудь?
— Наверху?
— Из тех, кого ты знаешь.
— Ну, только Терри.
— Терри Вилфорд? Он снова кивнул:
— Там его пристанище.
— Он тут один?
— Да, единственный жилец, — сказал Пэдберри. — Кроме него, больше никого.
— Ладно. Никуда отсюда не уходи.
— Не уйду.
Я поспешно прошел по длинному залу и, войдя в кухню, обнаружил, что Робин Кеннели все еще без сознания. Она прерывисто дышала, и лицо ее, все в кровавых потеках, было мертвенно-бледным.
Я прошел мимо девушки, разыскал дверь между плитой и раковиной и, раскрыв ее, вновь очутился в потоке солнечного света. И жары. Контраст между этим прохладным, похожим на грот помещением и окружающим миром был поразительным. Когда я открыл дверь, меня обдало влажным пахучим жаром, и я почувствовал, как на лбу и на руках выступили капельки пота.
Шагнув за порог, я очутился в квадратной светло-серой бетонной коробке с небом вместо крыши. С четырех сторон от меня возвышались стены, справа и слева — сплошные, спереди и сзади — с оконными прорезями. По стене здания, из которого я только что вышел, черными витками устремлялась вверх пожарная лестница, но на противоположной стене ничего подобного не было. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что в здание напротив отсюда не попасть: окна не только находились от земли на высоте около десяти футов, но и были зарешечены.
С того момента, когда Робин Кеннели, как в мелодраме, рухнула к моим ногам, сюда никто не выходил. При условии, что спуститься сверху можно было или так, как это сделала Робин, или же по пожарной лестнице, через этот тупик, тот, кто находился наверху пять минут назад, должен был все еще оставаться там.
Я вернулся на кухню, закрыл за собой дверь и увидел, что Робин начала приходить в себя. Ее движения были вялыми, неуверенными, плохо скоординированными. Я подошел к ней, присел на корточки и, не касаясь ее, спросил:
— Ты можешь рассказать мне, что произошло? Она с трудом сфокусировала на мне глаза:
— Мистер Тобин?
— Что произошло наверху?
Она нахмурилась, пытаясь сосредоточиться.
— Наверху?
— Ты не помнишь?
Она поднесла было к лицу руку и остановилась, глядя на размазанную по ней кровь. Тем же неестественно высоким, тонким голосом, каким произнесла единственную фразу перед тем, как потерять сознание, она спросила:
— Что произошло? Что со мной случилось?
— Не знаю, — ответил я. — Не пытайся подняться, оставайся на месте. Я вызвал полицию.
Она в замешательстве поглядела на меня:
— Я ранена?
— Думаю, что нет, — ответил я. — По-моему, это не твоя кровь.
Она оглядела себя и заметила нож, валявшийся рядом на полу. Я весь напрягся, но Робин не потянулась за ним. Она посмотрела на него так, словно не могла уяснить, что это за предмет и каково его назначение.
— Но... — начала было она и замолчала.
— Скоро здесь будет полиция, — сказал я. — Подождем немного.
Казалось, она меня не слышала, так как не могла отвести глаз от ножа.
Глава 4
Из двух прибывших на вызов полицейских ни один не был мне знаком. Джордж Пэдберри открыл им дверь, и они прошли туда, где я поджидал их, стоя в дверях на кухню. Я занял эту позицию, чтобы не упускать из виду Робин Кеннели и дверь, ведущую на лестницу.
Я представился — не упоминая, что когда-то тоже имел отношение к полиции, — рассказал о случившемся и о своих действиях, и они принялись за дело. Один патрульный самолично убедился в том, что через пожарный выход уйти невозможно, и они вдвоем поднялись наверх.
Как только патрульные исчезли из виду, Джордж Пэдберри, вернувшийся на кухню, шепнул мне на ухо:
— Что они собираются делать?
— Найти наверху что-нибудь не слишком приятное. — Я обратился к Робин, все еще сидевшей на полу и не отрывающей глаз от ножа:
— Что они там найдут, Робин?
Она взглянула на меня, но ничего не ответила, и нам оставалось только ждать. Я не повторил своего вопроса, поскольку Робин, судя по всему, едва ли была в состоянии дать вразумительный ответ — по крайней мере сейчас.
Патрульные пробыли наверху, наверное, минуты три и спустились вниз. Они казались очень бледными. Первый направился к выходу, а второй тем временем обратился ко мне:
— Вы туда не поднимались?
— Нет.
У входа послышался какой-то шум. Я поглядел в ту сторону и увидел, как вместо вышедшего полицейского в кафетерии появилось два человека в белых халатах.
Оставшийся патрульный, тот, что спросил, поднимался ли я наверх, теперь повернулся к Робин со словами:
— Вы что-нибудь хотите рассказать? Когда она не ответила ему, я предложил:
— Может, мы лучше дадим осмотреть ее врачу?
Он окинул меня взглядом, затем отступил на шаг и крикнул:
— Давайте сюда. Первым делом взгляните на нее. А потом поднимайтесь наверх — там для вас есть работенка.
Двое медиков вошли на кухню, и теперь все мы столпились вокруг сидевшей на полу девушки. Джордж Пэдберри отступил к стене и взирал на остальных с таким видом, словно опасался, что над ним сыграют сейчас профессиональную шутку. На лице патрульного появилось выражение человека, которому ничего другого не осталось, как ждать, пока другие не закончат его работу. Двое медиков, оба молодые, оба с выбритыми до синевы подбородками, казались опытными ребятами, привыкшими действовать без спешки. Меня мучило недоброе предчувствие, что я оказался замешанным в передрягу гораздо более серьезную, чем предполагал.
Один из медиков присел на корточки перед Робин и спросил:
— Ранена? Что случилось? Я ответил вместо нее:
— Она, кажется, не ранена, просто в шоке. Это не ее кровь.
Он поднял на меня глаза:
— Вы детектив?
— Нет, частное лицо. Случайно здесь оказался. Он взглянул на патрульного и снова сосредоточился на Робин. Ему удалось заставить ее оторвать взгляд от ножа, и она затверженно, как попугай, назвала свое имя и адрес. Но, когда над ней склонился патрульный и спросил, что произошло наверху, ее глаза заволокло дымкой, как занавесом; она замкнулась в себе, и из нее не удалось больше вытянуть ни одного слова.
— Может, нам забрать ее с собой? — предложил врач.
— Нет, — возразил патрульный. — Подождем, пока прибудет оперативная бригада.
Медик пожал плечами и выпрямился:
— Вы говорите, что наверху нам еще что-то оставили?
— Да. — Патрульный посмотрел на меня. — Не лучше ли вам будет пока присесть?
— Хорошо.
Джордж Пэдберри составил мне компанию, и мы оба подсели к столику, за которым он находился до моего появления. Медики отправились наверх. Робин Кеннели продолжала сидеть на полу, а патрульный встал возле нее так, чтобы не упускать из виду нас с Джорджем. Другой патрульный все еще разговаривал по рации из полицейской машины.
Я обратился к Пэдберри:
— Как давно ты здесь?
— Когда — сегодня?
— Естественно.
— А-а. Я думал, может, вы спрашиваете, как давно я с ними связался. Ну тогда где-то с половины первого.
Я взглянул на часы, которые показывали без пяти два, и продолжал:
— Когда ты в последний раз видел Робин? Я имею в виду, до того как она спустилась.
— Когда мы сюда заявились.
— Сегодня в полпервого?
— Конечно.
— Вы были вдвоем?
— Втроем, — поправил он. — Робин, Терри и я. Они заехали ко мне домой в Ист-Виллидж и подкинули сюда.
— Вы все приехали вместе. Кто здесь был?
— Никого. По воскресеньям мы открываемся только в три.
— Кафетерий был заперт? И внутри пусто?
— Ясное дело. Здесь никто, кроме Терри, не живет.
Мало-помалу я вытащил из него все подробности. Не то чтобы он держался недоброжелательно или враждебно, но отвечал только на заданный вопрос и не больше, так что на выяснение обстоятельств ушло немало времени.
Ничего сколько-нибудь ценного мне узнать не удалось. До недавних пор, пока позади здания не построили склад, задний двор не был тупиком. Но когда его закрыла четвертая стена, пожарная лестница перестала отвечать своему назначению, а следовательно, верхние этажи не могли быть официально заселены. Благодаря двери в правой стене кафетерия, ведущей в переулок и обеспечивающей запасной выход из помещения, нижним этажом пользоваться не возбранялось.
Последние несколько лет здание занимала какая-то религиозная конгрегация, использовавшая верхние этажи под общежитие прихожан, а нижний — как зал для собраний или молельню. Они приспособили планировку дома в своих целях, убрав с фасада здания наружную лестницу и оставив в качестве доступа к верхним этажам только ту, что внутри, — и, разумеется, пожарную на задней стене.
Когда пожарная инспекция сообщила этой братии, что нельзя больше жить в здании, не переместив пожарную лестницу на фасад, они предпочли переехать в другое место. Община еще не решила, что им делать со старым зданием, и согласилась сдать его в аренду этим молодым людям под кафетерий с условием, что любая сторона вправе через три месяца расторгнуть соглашение.
Еще одним условием было, что верхние этажи будут использоваться только как подсобные помещения, но Терри Вилфорд наплевал на него с самого начала. Он перетащил в комнату на втором этаже свои пожитки и жил там уже месяц, с тех самых пор, когда с ребятами начал переделывать под кафетерий первый этаж.
Что касается Джорджа Пэдберри, то он жил в нижней части Ист-Сайда, более известной в те дни под модным названием Ист-Виллидж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18