А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Бесси была подавлена г
орем, и не о ней он должен был сейчас думать. Та часть его существа, которая
всегда заставляла его хотя бы внешне приноравливаться к чужим требован
иям, не допускала и теперь в его сознание того, чего жаждало его тело. Он ус
лышал шелест ткани в темноте и понял, что Бесси снимает пальто. Сейчас она
ляжет тут, рядом с ним. Он ждал. Через несколько секунд ее пальцы легко зад
ели его по лицу; она ощупью искала изголовье. Он потянулся и нашел ее локот
ь.
Ц Здесь, здесь; ложись.
Он приподнял одеяло, она заползла туда и вытянулась рядом, с ним. Теперь, к
огда она оказалась так близко, голова у него закружилась сильнее и напря
жение во всем теле стало еще больше. Налетел порыв ветра, ветхая рама затр
ещала, и по всему дому пошел скрип. Под одеялом было тепло и уютно, несмотр
я на подстерегавшую опасность. Старый дом может обрушиться и похоронить
его во время сна, но зато здесь меньше риска попасться полиции. Он положил
руку Бесси на плечо; он чувствовал, как она отходит, успокаивается, но, по м
ере того как она успокаивалась, его напряжение все росло, кровь обращала
сь быстрее.
Ц Холодно? Ц спросил он шепотом.
Ц Холодно, Ц чуть слышно отозвалась она.
Ц Прижмись ко мне.
Ц Не думала я, что так будет.
Ц Так не всегда будет.
Ц Лучше бы мне умереть сейчас.
Ц Не говори так.
Ц Я вся закоченела. Мне кажется, я никогда не согреюсь.
Он притянул ее к себе, так что ее дыхание согревало ему лицо. Снова ветер р
ванул окно, завыл, отдался где-то в углах тихим шелестом и стих. Он поверну
лся на бок, лицом к ней. Он поцеловал ее; губы у нее были холодные. Он целовал
ее до тех пор, пока они не стали мягкими и теплыми. Огромная теплая волна ж
елания поднялась в нем, настаивая и требуя; его рука скользнула с ее плеча
ниже, нащупала ее грудь; он просунул другую руку под ее голову и продолжал
целовать ее крепкими, долгими поцелуями.
Ц Биггер…
Она хотела повернуться к нему спиной, но он держал ее и не отпускал; она по
дчинилась и только негромко всхлипывала. Потом он услышал вздох Ц вздо
х, который он хорошо знал, потому что много раз слышал его раньше; но на это
т раз он прозвучал глубже, чем всегда: в нем была покорность, отказ от борь
бы, как будто она отдала ему не только свое тело…
Он лежал неподвижно, довольный, что уже не чувствует голода и напряжения,
и слушал вой ночного ветра, покрывавший дыхание обоих. Он отвернулся от н
ее и лежал опять на спине, широко раскинув ноги. Остатки напряжения посте
пенно покидали его. Дыхание успокаивалось, становилось все менее и менее
слышным и наконец пошло настолько ровно и тихо, что он совсем перестал ег
о замечать. Спать ему не хотелось, и он лежал, чувствуя Бесси тут же, рядом. О
н повернул к ней голову в темноте. До него донеслось ее мерное дыхание. Ему
захотелось узнать, спит она или нет; где-то в глубине у него притаилась мы
сль, что он дожидается, когда она уснет. В том, что он рисовал себе впереди, Б
есси не было места. Он вспомнил, что, войдя в комнату, видел на полу два кирп
ича. Он попытался представить себе точно, где они лежали, но не смог. Однак
о он знал, что они есть; все-таки придется найти хотя бы один. Лучше бы он ни
чего не говорил Бесси про это убийство. Но она сама виновата. Она так прист
авала к нему, что пришлось сказать. А потом, откуда же он мог знать, что кост
и Мэри найдут так скоро. Он не чувствовал сожаления, когда перед ним вновь
возник образ дымящей топки и белых осколков кости в золе. Почти целую мин
уту он тогда смотрел на эти осколки и не догадывался, что это кости мертво
й Мэри. Что так или иначе все станет известно и его постараются захватить
врасплох внезапно предъявленной уликой, такая мысль у него была. Но он не
мог себе представить, что будет стоять и смотреть на эту улику, не узнавая
ее.
Его мысли вернулись к этой комнате в старом доме. Как же быть с Бесси? Он пр
ислушался к ее дыханию. Нельзя было взять ее с собой Ц и нельзя было оста
вить ее здесь. Да. Она спала. Он восстановил по памяти расположение комнат
ы, насколько он успел ее рассмотреть раньше, при свете фонаря. Окно приход
илось прямо над его головой. Фонарь стоял рядом, револьвер лежал тут же, ру
кояткой к нему, так что стоило только протянуть руку Ц и можно было стрел
ять. Но револьвер не годится: выстрел произвел бы слишком много шуму. Лучш
е кирпич. Он вспомнил, как он открывал окно; оно открывалось без труда. Да, д
ругого ничего не придумаешь, придется выбросить это за окно, в глухой про
лет между домами, там этого никто не заметит, разве что позднее, когда пойд
ет запах.
Нельзя было оставить ее здесь Ц и нельзя было взять ее с собой. Если взят
ь ее, она постоянно будет плакать; будет упрекать его за все, что случилось
, будет требовать виски, чтобы легче забыть, а случатся такие дни, когда он
не сможет достать ей виски. В комнате стояла черная тьма и было тихо; город
перестал существовать. Он медленно сел, затаив дыхание, прислушиваясь. Б
есси дышала глубоко и мерно. Нельзя было взять ее Ц и нельзя было ее остав
ить. Он протянул руку и нащупал фонарь. Он снова прислушался; она дышала, к
ак дышит во сне очень усталый человек. Когда он сел, одеяло с нее соскользн
уло, и он боялся, что холод разбудит ее. Он поправил одеяло, она не проснула
сь. Он надавил пуговку фонаря, и на противоположной стене возникло пятно
желтоватого света. Он поспешно отвел его на пол, боясь потревожить ее сон;
и при этом в какую-то долю секунды перед ним промелькнул один из кирпичей
, которые он видел, когда вошел в комнату.
Он замер: Бесси заворочалась во сне. Ее глубокое, мерное дыхание прервало
сь. Он вслушивался, но не мог его услышать. Ее дыхание было белой нитью, све
шивающейся над бездонным черным провалом; он висел на конце этой нити и в
идел, что в одном месте она перетерлась; если она оборвется, он полетит вни
з, на острые камни. Но тут он опять услышал дыхание Бесси: вдох, выдох, вдох,
выдох. Тогда и он перевел дух, но старался дышать как можно тише, чтобы не р
азбудить ее. Страх, который он испытал, когда она пошевелилась, убедил его
, что нужно действовать уверенно и быстро. Он осторожно высунул ноги из-по
д одеяла, потом подождал с минуту. Бесси дышала ровно, глубоко, нетороплив
о. Он поднял руку, и одеяло свалилось с него. Он уперся ногами, и усилие мышц
медленно, плавным движением подняло его тело. За окном, в холодной ночи, ве
тер жалобно выл, точно дурачок, упавший в ледяной черный колодец. Биггер о
сторожно навел пятно света туда, где, по его расчетам, должно было находит
ься лицо Бесси. Да. Она спала. Ее черное лицо, мокрое от слез, было спокойно.
Он выключил свет, повернулся к стене и стал шарить по холодному полу в пои
сках кирпича. Он нашел его, крепко стиснул в руке и на цыпочках пошел назад
, к постели. Ее дыхание указывало ему путь в темноте; он остановился возле
того места, где должна была лежать ее голова. Ее нельзя было взять с собой
Ц и нельзя было оставить; значит, нужно было ее убить. Нужно было ценой ее
жизни купить свою. На одно мгновение, чтобы точнее наметить удар, он включ
ил свет, с опаской, как бы не разбудить ее; потом выключил снова, сохранив п
еред глазами образ ее черного лица, спокойного и ясного во сне.
Он выпрямился и поднял кирпич, но в этот самый миг у него исчезло ощущение
реальности всего происходящего. Сердце отчаянно стучало, точно пробива
ло себе выход из груди. Нет! Только не это! Дыхание застряло в груди, распир
ая легкие, он напряг все мышцы, стараясь усилием воли сдержать усилие тел
а. Нужно найти другой путь. Потом ужас рассеялся так же внезапно, как возни
к. Но ему пришлось ждать, пока вернется этот образ, этот импульс, это неодо
лимое желание уйти от руки закона. Да. Так должно быть. Вновь явилось перед
ним видение приближающегося белого пятна, Мэри, объятой пламенем, Бритт
ена, правосудия, гонящегося за ним по пятам. Он снова был готов. Рука крепк
о сжимала кирпич. Мысленно он увидел, как рука с кирпичом описала быструю
невидимую дугу в холодном воздухе комнаты, застыла на мгновение высоко н
ад головой и Ц в мыслях Ц обрушилась туда, где должна была находиться го
лова Бесси. Он стоял неподвижно, не шевелился. Но так это должно было быть.
Он глубоко вздохнул, и рука, сжав кирпич, взлетела вверх и на секунду засты
ла и потом ринулась в темноте, под вырвавшийся из его груди короткий, сдав
ленный хрип, и с глухим стуком упала. Вот! Раздался тихий, как будто удивле
нный вздох, потом стон. Нет, так нельзя! Он еще раз взмахнул кирпичом, потом
еще и еще…
Он остановился, прислушался к шуму собственного дыхания. Он был весь мок
рый и сразу окоченел. Он не знал, сколько раз он замахнулся и ударил. Он зна
л только, что в комнате холодно и тихо и что дело сделано.
В левой руке он все еще изо всех сил сжимал фонарь. Он хотел зажечь его и по
смотреть, но не мог. Колени у него были слегка подогнуты, как у бегуна на ст
арте. Страх снова вернулся к нему, он напряг слух. Кажется, она дышит. Он нак
лонился, вслушиваясь. Но он услышал только свое собственное дыхание; оно
было таким громким, что он не мог разобрать, дышит Бесси или нет.
У него заболела рука, державшая кирпич: казалось, вся его сила ушла в пальц
ы за эти несколько минут. Он почувствовал на ладони что-то теплое и липкое
, и это ощущение разошлось по всему телу; вся кожа покрылась легкой испари
ной. Он хотел бросить кирпич, хотел избавиться от этой крови, которая расп
олзалась и густела с каждой минутой. Но вдруг страшная мысль парализовал
а его движения. Что, если все не так, как казалось по звуку кирпича? Если, вкл
ючив свет, он увидит, что она лежит там и смотрит на него своими большими к
руглыми черными глазами и залитый кровью рот раскрыт в гримасе ужаса, и н
едоумения, и боли, и безмолвного обвинения? Страшный холод, не такой, как х
олод воздуха, лег на его плечи, точно шаль с ледяной бахромой. Вынести это
не было сил, отчаянный вопль возник и замер где-то у него внутри. Он стал ме
дленно нагибаться с кирпичом в руке; когда кирпич коснулся пола, он выпус
тил его, поднес руку к животу и досуха вытер о пиджак. Мало-помалу дыхание
его успокоилось и стало неслышным, и тогда он убедился, что Бесси не дышит
. Комнату наполняли тишина, и холод, и смерть, и глухие стоны ночного ветра.

Но посмотреть нужно было. Он поднял фонарь на тот уровень, где, по его расч
етам, находилась ее голова, и нажал пуговку. Желтый круг, широкий и расплыв
чатый, задрожал в пустом углу; он перевел его на кучу смятых одеял. Вот! Она
не шевелилась; можно было действовать. Он выключил свет. Может быть, остав
ить ее здесь? Нет. Здесь ее могут найти.
Стараясь держаться от нее подальше, он обошел постель кругом, повернулся
в темноте и зажег фонарь, наводя его туда, где, по его расчетам, должно было
находиться окно. Потом он подошел к самому окну и остановился, ожидая, что
сейчас раздастся чей-то голос, оспаривающий его право на то, что он хотел
сделать. Но все было тихо. Он ухватился за раму, медленно поднял ее, и холод
ный ветер ударил ему в лицо. Он снова обернулся к Бесси; навел круг на обра
з смерти и крови. Потом он спрятал фонарь в карман и, осторожно ступая в те
мноте, подошел к Бесси. Нужно было взять ее на руки; но руки висели неподви
жно. А поднять ее нужно было. Нужно было подтащить ее к окну. Он нагнулся и п
одсунул руки под тело, ожидая, что почувствует под руками кровь, но крови н
е было. Потом он поднял ее, слыша ропот в завываниях ветра. Он шагнул к окну
и взвалил тело на подоконник; теперь, начав уже действовать, он действова
л быстро. Он просунул ее вперед, насколько хватало рук, потом столкнул. Она
полетела вниз, в черноту, перевертываясь и стукаясь о стены узкого проле
та. Он услышал, как она ударилась о землю.
Он осветил постель со смутным чувством, что Бесси по-прежнему лежит там; н
о он увидел только лужу теплой крови, над которой стлалось редкое дымное
облачко. Подушки тоже были в крови. Он взял их и выбросил в окно, одну за дру
гой. Теперь все было кончено.
Он опустил окно. Теперь нужно перенести постель в другую комнату; ему не х
отелось брать ее с собой, но было очень холодно, и он не мог без нее обойтис
ь. Он свернул одеяла в узел, поднял и вышел в коридор. Но вдруг он остановил
ся как вкопанный. Господи боже! Ну да, конечно, они были у нее в кармане! Толь
ко этого не хватало. Он выбросил Бесси в окно, а все деньги остались в карм
ане ее платья! Что же теперь делать? Спуститься вниз и достать их? Его охва
тил неодолимый ужас. Нет! Только не видеть ее больше! Он чувствовал, что, ес
ли еще раз взглянет в ее лицо, чувство вины переполнит его всего, и вынести
это не хватит сил. Как можно было так сглупить? Ц думал он. Выбросить ее в
окно, забыть, что деньги у нее в кармане! Он вздохнул и пошел дальше. Толкну
в дверь, он очутился в другой комнате. Что ж, придется обойтись без этих де
нег, ничего не поделаешь. Он разостлал одеяла на полу, лег и завернулся в н
их. Только семь центов отделяли его от голода и наручников и бесконечных
дней впереди.
Он закрыл глаза, надеясь заснуть, но сон не приходил. Эти два дня и две ночи
он жил так стремительно и напряженно, что трудно было сохранить в мозгу ч
еткую память обо всем. Так близко подходили к нему опасность и смерть, что
он не мог представить себе Ц неужели все это случилось с ним? И все-таки, н
есмотря на все, покрывая все, осталось у него какое-то смутное, но живое ощ
ущение собственный силы. Он сделал это. Он был всему причиной. Эти два убий
ства были самыми значительными событиями за всю его жизнь. Он жил, жил пол
но и по-настоящему, что бы там ни думали другие, глядя на него своими слепы
ми глазами. Никогда еще ему не приходилось до конца нести ответственност
ь за свой поступок; никогда еще его воля не была так свободна, как в эти сут
ки страха, смерти и бегства.
Он убил дважды, но в истинном, глубоком смысле это были не первые его убийс
тва. Он много раз убивал и раньше, только в эти два дня его воля к насилию об
рела реальную форму. Слепая ярость находила на него часто, но он либо прят
ался за своей завесой или стеной, либо искал выхода в ссоре, в драке. Но все-
таки, убегал ли он, дрался ли, в нем всегда жила потребность когда-нибудь у
толить это чувство, дать ему полную волю, найти разрешение в открытом бою;
на глазах у всех тех, чья ненависть к нему была так беспредельно глубока, ч
то, загнав его в тесную трущобу, чтоб он там заживо гнил, они могли поверну
ться к нему, как Мэри в тот вечер в машине, и сказать: «Мне хотелось бы посмо
треть, как вы живете».
Но чего он добивался? Что ему нужно было? Что он любил и что ненавидел? Он не
знал. Кое-что он знал, а кое-что в нем было от самого себя; кое-что расстилал
ось перед ним, а кое-что лежало позади; и никогда за всю жизнь, прожитую им в
этом черном обличье, два мира: мысль и чувство, воля и разум, стремление и д
остижение Ц не сочетались друг с другом; никогда он не испытывал чувств
а цельности и полноты. Иногда, дома или на улице, мир вдруг представлялся е
му причудливым лабиринтом, хотя улицы по-прежнему были прямые, а стены кв
адратные; и он чувствовал, что какая-то внутренняя способность должна по
мочь ему разобраться в этом хаосе, понять его, привести в систему. Но тольк
о под напором ненависти противоречие разрешалось. Тесные рамки, в которы
х он вынужден был существовать, приводили к тому, что только ругань или пи
нки поднимали его на ноги и делали способным к действию, действию беспло
дному, потому что он не в силах был тягаться с миром. И вот тогда он закрыва
л глаза и бил слепо, кого и что попало, не глядя и не разбирая, кто и что отве
чает ударом на удар.
А помимо всего Ц и от этого ему было еще труднее, Ц он не хотел притворят
ься, что все хорошо и ладно, не хотел притворяться счастливым, когда на сам
ом деле это было не так. Он ненавидел свою мать за то, что она была такая же,
как Бесси. Чем для Бесси было виски, тем для матери служила религия. А он не
хотел сидеть на церковной скамье и распевать гимны, как не хотел завалив
аться в угол и спать. Только когда он читал газеты или журналы, сидел в кин
о или слонялся в уличной толпе, он понимал, что ему нужно: слиться с другим
и и стать частью этого мира, раствориться в нем, чтобы легче найти себя, жи
ть, хотя он и черный, жить так, как живут другие.
Он заворочался на своей жесткой постели и глухо простонал. Он забылся, по
дхваченный вихрем чувств и мыслей, и когда открыл глаза, то увидел, что в п
ыльном окне, приходившемся прямо над его головой, уже забрезжил день. Он в
скочил и выглянул на улицу. Снег уже не шел, и город, белый, притихший, прост
ирался во все стороны пластами неба и крыш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48