А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Нет, некогда… Сейчас некогда.
Пока я отвлекался, Лавр распластался на полу и пытался закопаться под груды бумаги, ища защиту. Я поднимаю его на ноги. Он беззвучно скулит. Ему еще не так плохо, как он думает. На самом деле его пока давит собственный ужас от того, что он видит. Но физически он справляется. Внутренних магических барьеров в нем нет, и царящая здесь сила просто неспособна сокрушить его. Только подточить и уничтожить со временем. Но для этого нужно время…
«Рисуй!» – командую я беззвучно.
«Не могу… Не умею…» – в панике мысленно верещит он.
Заставляю взять в негнущуюся руку один из карандашей, предусмотрительно положенных в карман, и поднять с пола первый попавшийся пергамент. Волоча ноги, Подипол бредет вдоль стеклянных глаз, выискивая нужное. То ли у меня, то ли у него темнеет в глазах, и обнаружить искомое удается лишь с пятой попытки. Дрожащими руками, ломая один карандаш за другим, он принимается выводить корявые линии, пытаясь точно срисовать очертания гор…
Была у меня мысль попытаться заставить его сложить нужную головоломку. Но потом я осознал, что это бессмысленно. Во-первых, Подипол умрет раньше, чем закончит рисунок. Во-вторых, нам самим придется ждать внутри, чтобы воспользоваться выходом. А в-третьих… где гарантия, что эта местность еще существует?
Последний карандаш обламывает грифель, проделав в бумаге рваную дыру. Лавр комкает все свои рисунки, пытаясь запихать за пазуху. И на четвереньках ползет к выходу. Попытки заставить его снова принять вертикальное положение бесполезны. Да у меня уже и сил не осталось. Я сам, словно в бреду, плохо соображаю, что делаю. Мне кажется, что это я тащусь, медленно и безнадежно, как муравей по футбольному полю… И мучительно ломит виски. И чужой, недобрый взгляд сверлит голову насквозь, пытаясь перехватить управление уже мной самим. А по следам крадутся Тени, вымораживая спину и затылок…
…Что-то теплое прикасается, обволакивает, позволяет вдохнуть. Краем сознания я ощущаю, как тонкие, теплые пальцы переплетаются с моими, вливая новые силы. Карабкающийся по бесконечному полю муравей внезапно обретает крылья…
– Все, уже все… – прошептал знакомый… нет, почти родной голос.
Рядом кто-то дышит – тяжело, с подвыванием и хрипом, но уверенно. Приоткрыв глаза, я вижу скрючившегося в углу Лавра Подипола, который жадно глотает воздух. Глаза его круглы и налиты кровью. Рот перекошен. Пальцы тискают скомканную бумагу.
Я перевожу взгляд и замечаю Ксению, сидящую рядом. Наши пальцы еще переплетены, однако почему-то в этом нет ничего интимного. Как ни странно, но сейчас это воспринимается как необходимый узел, сцепивший спасательную веревку.
– Теперь мы квиты, – проговорил я. – На этот раз ты вытянула нас наружу…
Она рассеянно улыбается.
– Вы… за это… ответите… – неожиданно бормочет Лавр, в который раз поражая меня своей живучестью. Воистину этот человек как червяк. Раздави его, а он все равно способен ползти и думать о насущном.
Я еще не успел до конца вынуть незримые руки из сознания лауреата, сейчас напоминающего снежную метель – темно, холодно, круговерть неясных образов, можно заблудиться и умереть. Добыть оттуда что-то нужное не так просто. Но я справляюсь, вытаскивая тающий комок.
Ничего не вспомнишь. К своему счастью.
На этот раз Ксения молчит. Забирает из рук оцепеневшего Подипола клочья пергаментов, машинально перелистывая их.
– Ты за этим его туда посылал?
– Горы. Ты узнаёшь эти горы?
– Это горы? – с сомнением спрашивает Ксения, всматриваясь в каракули.
– Нужно… – Договорить я не успел. Ощущение неминуемой катастрофы обваливается внезапно, как лавина, накрывая с головой. Ксения вздрагивает, глядя куда-то мимо, сквозь стены и крышу. Я чувствую, как пространство наполняется напряжением и застывает, мелко сотрясаясь, будто исполинский студень. И все в нем увязает и теряет способность освободиться…
Дробный перестук шагов. В дверях подвала появляется Герайд.
– Они уже близко! Окружают район… Слышите?
Мы слышим. Чужие беззвучные, но проникающие через все препятствия голоса вливаются в уши, рождая сонливость и желание не двигаться… «Вам не причинят вреда… Трой Стокол, вы слышите нас?.. Оставайтесь на своих местах…» Реальность подергивается золотистыми искрами… Плывет…
– Быстрее! – пробормотал Герайд. – Еще есть шанс…
Барахтаясь в золотом неводе, в который распустились одиночные искры, мы проломились наверх и устремились прочь из дома. Небо над Набрегом цвело малиновыми и голубыми пятнами, которые не скрадывал даже непрерывный снег.
– Там ребята серьезные пришли, – проворчал Герайд, вскидывая руки и запуская вверх перепут , смявший невод . Я дублирую его заклятие, углубляя дыру, и мы проскальзываем в образовавшуюся прореху. Ксения спотыкается и болезненно вскрикивает. И одновременно с этим за домами полыхает белоснежная зарница, на фоне которой даже снег становится черным, как на негативе.
Подхватив с двух сторон девушку – руки ее горячие, как в лихорадке, а глаза черны и страшны, словно она видит нечто недоступное нам, – мы устремились к единственной нашей надежде. К терпеливому «кентавру», которого Герайд подогнал почти к самому дому Подипола. Впрочем, небольшое расстояние (всего лишь до другой стороны улицы) превращается в томительный марафон, потому что кто-то из незримых пока соперников прочел замедлитель , и мы еле переставляем ноги, увязая в воздухе, как жуки в банке с клеем…
Я выплевываю заклятия как непристойные ругательства, потому что губы немеют и лицевые мышцы словно парализованы. И пытаюсь исполнить хоть один пасс правильно свободной рукой, хотя конечность непослушна и неподатлива… Снег рождает аморфные фигуры, попытавшиеся подмять нас. Это не моя работа, это кто-то из противников подчиняет водные стихии…
– Откуда они взялись? – спросил я, когда мы ввалились в салон «кентавра». Оттого что часть мышц все еще парализована, вопрос звучит невнятно.
– …Ждали, – отрывисто, но уже от того, что занят попытками завести машину, ответил Герайд. – Система сторожей вокруг дома… Высшая защита.
Вот оно что. Пока я разбирался с охранной системой вокруг дома Подипола, вторая система, более чуткая и гораздо лучше замаскированная, поставленная высококлассным магом, посылала сигнал тревоги… Не так сложно предположить, кому именно. То ли они знали, что я вернусь. То ли поставили на всякий случай.
«Кентавр» сорвался с места и заскользил по снежной каше дороги. Добравшись до конца улицы, мы уткнулись в мерцающий барьер, резко повернули, разнеся чей-то дворик, перескочили на соседнюю улицу… Вскрикнула Ксения. Зашипел Герайд, тяжело ударившись о приборную доску, когда пришлось тормозить перед очередным препятствием… Какие-то белые мелкие твари попытались пробить стекло… Машина отчаянно взревела, ускользая в очередной поворот…
– …гонят нас куда-то, – процедил Герайд, пытаясь вытереть слезящиеся глаза.
Всей погони было едва ли несколько минут. Нас умело выдавили из города, чтобы не пострадали местные жители. Мы не сразу поняли, что все наши удачные повороты и увертки всего лишь скольжение по грамотно созданному коридору…
А потом город вдруг остался позади, и перед нами растеклась равнина, почти неразличимая за беспрерывно сыплющимися снежными хлопьями. Одна уцелевшая фара «кентавра» высвечивала сбитую в складки землю, по которой быстро ехать невозможно. И кольцо чужой, сплетенной воедино воли сжималось…
Не знаю толком, что произошло дальше. Дорога, точнее, ее видимость здесь шла под уклон, а нанесенный снег вперемешку с грязью превратили ее в каток. Тормоза у «кентавра» барахлили давно, а сейчас отказали начисто. В какой-то сильно запоздавший момент мы поняли, что почти неуправляемую машину занесло безнадежно. И что темнота, раскрашенная белыми хлопьями, наваливается, как душная перина. И что верха и низа уже не различить…
– Держи-итесь!!
И что под нами внезапно кончилась земля. А внизу тускло блеснула водяная лента, подернутая слоем стремительно тающего и вновь падающего снега.
…Ощущение свободного полета, когда желудок подскакивает к глотке…
Я мельком вспомнил крутой обрыв, что видел в подзорную трубу с другого берега реки Бережной.
И, честно скажу, не успел ни испугаться, ни отреагировать. И остальные не успели. Все произошло слишком быстро. Тяжелая машина должна была камнем рухнуть в студеную воду, и никакой магии не успеть подхватить и удержать на весу подобную махину… Дело даже не в магии, а в том, что человеческие реакции слишком медлительны…
В багажник «кентавра» что-то глухо, но сильно ударило. Машину дернуло и круто бросило вперед и вниз, будто некий исполин поддал несчастному «кентавру» напоследок под задний бампер. Нас бросило друг на друга, и тоже вперед и вниз. Звучно лязгнули зубы…
– Все?
Но прошла секунда, вторая, третья… Завозился придавленный нами Герайд. Затрещало под тяжестью лобовое стекло, которое теперь оказалось внизу…
– Мы не падаем, – тихо, будто боясь спугнуть удачу, констатировала Ксения. Ее лицо было совсем близко от моего, и щеку согревало дыханием. И я внезапно обнаружил, что держу ее за локоть, будто пытался предотвратить падение…
– Это гобелен, – вспомнив глухой удар в багажнике, сообразил я. – Он нас держит… Хорошая штука. Жаль, что срабатывает только в экстремальных ситуациях.
Мы зависли над медленной рекой, постепенно дрейфуя над ее течением. Машина сильно накренилась вниз капотом, отчего мы втроем повалились друг на друга, цепляясь за переднее сиденье, приборную доску и опираясь на вот-вот готовое разлететься лобовое стекло. Мимо плыли черно-белые безжизненные берега. Те, кто преследовал нас, или растерялись, или еще не поняли, что произошло, или искали нас на дне реки…
– Ну раз такое дело, может, вы с меня слезете? – задушенным голосом осведомился Герайд.

Возмущенно потрескивал костерок, дымя и жалуясь на отсыревшую пищу и с неохотой принимаясь обгладывать подброшенные в его жаркое чрево ветки. Входил во вкус, оживлялся, азартно пытаясь достать языками хлопья сыплющегося снега и распространяя вокруг дымное тепло. Наслаждался до следующей порции влажного топлива. Как мы наслаждались покоем до следующего шквала событий.
За пределами освещенного круга мир утрачивал цвет и перспективу. За стеной снега при желании можно было различить лишь смутные, серые тени и зыбкие силуэты, как на недодержанном снимке. Звуки гасли почти все, кроме самых близких, – плеск тяжелой, холодной воды, шелест обрушивающегося с ветвей мокрого снега, поскрипывание зависшего в воздухе гигантским нетопырем «кентавра»…
– А он не рухнет? – обеспокоенно спросила Ксения, когда мы решили так и оставить его над водой.
– Ты еще спроси, а не выдохнутся ли у гобелена батарейки… – отозвался изрядно помятый и побитый, а оттого слегка нервный Герайд.
«Кентавр» покорно вытерпел и это издевательство. Пожалуй, я переменил свое мнение относительно его названия. Сроду кентавры не отличались подобной покорностью… Оставили мы его висеть потому, что, дезактивировав непредсказуемый гобелен, мы рисковали, он мог перестать действовать, а второй попытки сброситься с обрыва никому предпринимать не хотелось.
Любопытно, отчего он вообще пробудился? Тоже почуял во мне формулу чужой силы, или его создатель вложил в свое творение очень странный способ запуска?.. Шутник.
Свалив свою охапку мокрого и грязного хвороста (а иного на этом крошечном островке посреди реки, где росла жидкая рощица из десятка рябин, и не водилось), я устроился поближе к огню и выудил из-за пазухи сбереженные клочья пергамента. Нетерпение давно глодало меня, но времени обстоятельно рассмотреть добычу все не находилось. То погоня мешала, то безумный полет вдоль русла реки Бережной, по границе Черных и Белых территорий, то попытка устроиться на отдых посреди разлившейся и совсем уже не бережной реки на маленьком островке… Кто его знает, что будет дальше.
Плотная, приятная на ощупь поверхность пергаментов лоснилась.
М-да… А ведь даже по этим кривым каракулям можно угадать рисунок горной гряды. Больше того, можно даже точно назвать место, где стоял художник. Я был там не один раз в своей жизни… Практически любой маг, обучавшийся в Академии, был там хотя бы единожды. Почему я сразу не догадался? Потому что сейчас пустошь застроена и обжита. И стел в Мемориале уже давно нет. Разбились…
– Нашел, что искал? – Падающий снег крал звуки, и Ксению я услышал, лишь когда она остановилась рядом и прибавила к моей охапке собранных веток свою порцию.
– Да… Пожалуй.
– Можно посмотреть?
Я колебался мгновение, перед тем как отдать ей мокрые от снежинок пергаменты. Она заметила это сомнение и слегка сощурила глаза, пытаясь спрятать изучающий взгляд.
– Ты говорил, что эти зубцы – горы?.. – задумчиво произнесла она, просматривая один лист за другим. Добавила разочарованно: – Н-нет, не узнаю…
Конечно. Она же никогда не училась в Академии.
– А ты узнал?
– Нет, – солгал я, прежде чем спохватился, что делаю. По наитию. И продолжил, чтобы уже в свою очередь скрыть заминку. – Но знаю, где можно найти ответ… Надо попасть в Академию.
– Далеко… Что ты делаешь? – изумилась Ксения, когда я бросил разрисованную пачку в огонь. Обрадованное пламя, получившее сухую пищу, встрепенулось. Листки стремительно скукоживались, сворачиваясь по краям, чернели, исчезали.
– Теперь они ни к чему. Память у меня хорошая… – ответил я как можно небрежнее. Потому что второй раз подойти незаметно не мог позволить никому. И приближение Герайда услышал за пару шагов. А показывать рисунки ему я не собирался. Он узнает очертания горной гряды так же легко, как и я.
И тогда зачем я буду им нужен? И каким образом я смогу попасть в Академию раньше их… То есть раньше его?
Герайд ссыпал хворост в общую кучу. Присел напротив, протягивая к огню озябшие руки, и флегматично сообщил:
– На правом берегу какое-то волнение… Да и с левого тянет… – Он сделал неопределенный жест. – Ничего особенного, но висит что-то в воздухе…
– Так быстро не найдут, – ответил я с несколько показным равнодушием. И добавил, словно очередной бес уселся на кончике моего языка: – Если, конечно, никто им не подскажет, где искать.
Повисла пауза. Объемная, выразительная, горячая… Не поймешь, отчего снег испаряется, не долетая до земли, – то ли из-за костра, то ли из-за накала напряжения между собеседниками.
– Ты что-то хочешь сказать? – бесцветно осведомился Герайд, обращаясь к немому огню словно к собеседнику.
– А разве того, что я сказал, еще недостаточно?
– Я не так догадлив. Развей свою мысль.
– Видишь ли, мне все еще кажется странным внезапное появление чужаков возле дома лауреата. Ты ведь не спускался в подвал…
– То есть ты готов обвинять кого-либо другого, вместо того чтобы признать, что оплошал сам, когда не заметил дублирующую охранную систему?
– Я не мог не заметить ее.
– Позволь? – Он неожиданно поднялся, обошел костер и наклонился ко мне. Я едва удержался от того, чтобы не вскочить, когда он протянул руку и снял что-то с моего рукава. Развернул ладонь – там тускло поблескивала глиняная, с остатками лака крошка, отлетевшая от керамической жабы в саду Подипола.
– Только маг мог разбить ее. Ты сам дал знать, что идешь… – Бросил крошку в костер, нарочито спокойным голосом сообщил: – Пожалуй, пойду еще веток соберу. А то неуютно здесь как-то… – и канул в белой метельной мути.
Нахохлившаяся, как больная птица, Ксения выжидающе смотрела на меня:
– Зачем ты так?
– Как?
– Знаешь, мне отчего-то кажется, что ты намеренно хочешь разозлиться на него, чтобы легче было сделать… что? – Она не спускала с меня внимательного, беспокойного взгляда. В зрачках отражался костер, и казалось, что глаза ее огненные.
– Почему я должен ему доверять? Он был наверху, пока мы оставались в подвале.
– Мне ты тоже не веришь? Хотя зачем же я спрашиваю. Конечно, не веришь. Разве можно верить тем, с кем связан корыстными интересами. Верно?.. – Она помолчала и тихо добавила: – Неужто ты думаешь, что я стремилась к человеку, которого не знаю? И неужто я могла бы полюбить того, кто способен на предательство?
«Ты его действительно любишь?» – хотел спросить я, но лишь молча облизнул снежинки с запекшихся губ, скравших непрозвучавший вопрос. Я не желал слышать «да». И боялся услышать «уже нет».

В путь мы снова отправились той же ночью. Во-первых, на островке оставаться не хотелось – неуютно, сыро и холодно. Во-вторых, никто не мог с уверенностью сказать, что преследователи отказались от мысли заполучить нас. В-третьих, я подгонял всех. Время утекало быстрее воды. Я буквально каждым клочком шкуры ощущал налившееся мертвенной белизной яблоко луны, хоть и упрятанное за плотный слой туч, но обжигающее не хуже полуденного солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63