А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Кошки, задрав хвосты, уверенными прыжками неслись впереди хозяина, как заправские сторожевые псы, спешащие обследовать вторгшегося чужака. Только что не лаяли.
– Изучаю достопримечательности, – сообщил я, когда старикан приблизился. – Это же памятник архитектуры?
– Он и есть, – нелюбезно согласился старик, внимательно рассматривая меня. – Из города, что ли, прибыли?
– Из города.
– А, тогда глядите… – Он почесал переносицу. – Я-то сторож местный. Думал, опять кто из нашенских пришел утащить чего. Чисто муравьи, несут все, что плохо прибито. Отвернешься, как опять чего уволокли. Скоро весь замок по камешку разберут на хозяйство. Днем-то не шастают, а ночью не углядишь… Вам экскурсию провести? Оплата по тарифу, пустяки сущие… Скидка для группы. Только вы, как я погляжу, один?
– Один. Я просто посмотрю, если вы не против.
– Нет, просто посмотреть – это всегда пожалуйста. Только не отламывайте ничего… – Он выразительно посмотрел на черепичный обломок у меня в руках. – Проклятие на здешние камни наложено, накличете беду на свою голову…
– Так что ж, ваши односельчане не боятся проклятий? – хмыкнул я.
Старик крякнул огорченно и вздохнул:
– Язык мой болтливый… А мозги за ним не поспевают. Запоздал я с придумкой. Сразу не сообразил на проклятие сослаться, а теперь никто, кроме приезжих, уж и не верит. Раньше хоть ведьма чуток спасала, не всякий мимо ее дома по ночам осмеливался шастать, а теперь точно спасу не будет…
– Не беспокойтесь, я только погуляю…
Некоторое время сторож еще неслышно крался следом, а потом отстал. За мной неотступно следовала только голубоглазая дымчатая кошка.
Я лениво озирался.
Замок был очень стар. И выстроен на природном узле силы. Потому остался неприступен во время штурмов. Жаль, что стихия не спасает от любителей выложить вековыми камнями дорожку к палисаднику…

Вечером поселок ожил и повеселел.
Осенью темнеет быстро, сумерки подернули воздух серым, едва только солнце скрылось за макушками дальнего леса. Заметно похолодало, и над крышами вздыбились белые дымные столбы из печных труб. А в окошках разноцветных домов зажглись огоньки. Потянуло жареным и сдобой; дневная поспешная суета сменилась неторопливостью движений и обстоятельностью разговоров.
Меня, когда я шел по улице, теперь провожали заинтересованными взглядами, обмениваясь впечатлениями с соседями. Через какое-то время я стал ощущать себя эстафетной палочкой, которую передают глазами.
Поначалу я выбрал неверную дорогу, и то, что днем мимоходом принял за скобяную лавку, оказалось магазинчиком уцененных товаров. Пришлось возвращаться и искать снова. Впрочем, нужный дом обнаружился сам, без дополнительных ориентиров – по изобилию света во всех окнах, смутной музыке и невнятным голосам, доносившимся изнутри. Перед домом, сцепившись рулями, скопилось несколько велосипедов, чуть в стороне стояли крытый фургончик и грузовик.
– Эй! – донесся откуда-то сверху и слева мальчишеский голос. – Сюда!
Перевесившись через опасно покосившийся штакетник, белобрысый парнишка размахивал руками, подзывая меня. Кажется, это тот, что встретился мне днем с рыбой. Сейчас рыбы при нем не было, а имелся здоровенный надкусанный крендель.
– Привет, – сказал я.
– Папаня беспокоился, что вы долго не идете. – Паренек сверзился со штакетника, по ходу дела отхватив кусок от своего хлебобулочного изделия, и продолжил, жуя: – Я тут битый час торчу, замерз весь… Папаня велел вас вести, как только появитесь.
– Веди, – разрешил я. От кренделя пахло корицей. Я бы пошел за этим запахом на край света без разговоров.
– Я давеча так сразу и понял, что колдуна встретил, когда вас увидел, – доверчиво поведал паренек. – У нас-то никто в рощу ходить не решается. Там вроде как ведьмино место было…
Дверь дома качнулась в петлях, выплеснув в вечер порцию золотого света и разноголосицу. Кто-то вышел и остановился, разжигая сигарету. В сгустившейся полутьме вспыхнул и затлел красный огонек.
– Папаня просил не обижаться, но нам через кухню идти, – проговорил парнишка.
Пасечник Инор Блащатый и впрямь не бедствовал. И гостей любил, иначе зачем ему могла понадобиться кухня такого размера? Пока я с любопытством озирался, пытаясь не глазеть на приготовленные и расставленные на столах в ожидании свого срока яства, а две работницы, занимавшиеся очередными блюдами, старались не смотреть на меня, парнишка привел полную, невысокую и заметно обеспокоенную женщину.
– А вот и вы, господин, – нервно комкая краешек нарядной блузы, сказала она. – Муж говорил. Я Аглая Блащатая. Вы… – Она запнулась, покосившись на работниц, и продолжила торопливым шепотом: – Пойдемте… Гости почти собрались, так что пойдемте…
И мы пошли.
В большой комнате, украшенной по стенам венками из спелых колосьев, находилось человек сто, но казалось, что их все двести. В дальнем углу пристроились музыканты. А возле окна за главным столом расположились виновники торжества и, надо полагать, их ближайшие родичи. Во всяком случае, возле центральной молодой пары сидел сам Инор Блащатый.
Он озабоченно смотрел на входивших и при моем появлении мигом повеселел, удовлетворенно кивнув. Кроме Инора, мое прибытие ни на кого не произвело особого впечатления.
Дочь Инора, молодая женщина, вряд ли больше чем года на два-три старше меня, светловолосая, миловидная, большеглазая, действительно могла привлечь внимание любого мужчины. Не то чтобы красавица, но ямочки на пухлых щеках в иных случаях еще более неотразимы, чем классический профиль. А округлости в нужных местах притягивают чаще, чем осиная талия и хрупкие запястья. Парень рядом с ней, широкоплечий, тяжеловатый, но статный – из тех, кто тоже явно разбивал девичьи сердца огненным взглядом и шапкой буйных кудрей. Вот и разбил одно, на свою голову…
Даже отсюда можно было заметить признаки насильственного приворота. Я отвел глаза. Не хотелось портить аппетит. До сего момента я надеялся, что никакого приворота нет и в помине, как это часто случается.
Запах еды сбивал с ног и начисто лишал рассудка. На некоторое время я полностью отключился от происходящего, сосредоточив свое внимание на тарелке. Даже мой сосед по столу одобрительно крякнул, наблюдая, с какой скоростью исчезает печеное мясо.
– Ежли бы не чесночная-то подливка, которой славится тетка Аглая, я бы решил, что ты прожор, по недосмотру затесавшийся среди гостей… – доверительно сообщил он мне, наклонившись к уху.
Я поперхнулся от неожиданности и лишь через пару секунд сообразил, что он не пытается укорить меня в обжорстве, а вспоминает нечисть, что вечно вьется возле людских поселений – прожора-оборотня.
– Не, прожоры на дух не выносят чеснок, да и обереги тут кругом, – вмешалась женщина напротив. – Инор бережет дом от сглазу пуще всех. Оно и есть, что поберечь.
– Да много те обереги помогают, – отмахнулась ее соседка. – Вон давеча у Келены все молоко враз скисло. А ведь везла оберег из самого района. Стоил словно новый холодильник. Уж лучше бы она холодильник прикупила…
– Не скажи, – возразили ей. – А вон вспомни, чем дело кончилось у Клопа и его жены? Если бы не оберег над дверями, так бы впустили они завертыша.
– Ой, да что вы все о нечисти за столом? Икотку подхватите! Вот лучше угостите городского гостя грибочками… У Аглаи всегда знатные грибочки выходят.
И аборигены умиленно принялись наблюдать, как я дегустирую предложенное блюдо. Надо признать, грибочки в золотистой сметане с пряностями были отменными. И даже приправа из чужих взглядов их вкус не испортила.
Утолив первый голод, я расслабился и принялся озирать присутствующих. У кого-то в волосах заплетены колдовские нитки. В основном белые, но есть несколько черных. Девушки вокруг талий обернули пояски с вышитыми хранителями . Кряжистый мужик с мутными глазами, молча и тихо сидевший в углу, носил на левой щеке цепное клеймо . Причем такой силы, что вытравить его можно, только убив обладателя. Вряд ли это работа местной ведьмы… Кстати, ведьма тоже пометила часть присутствующих, и метки все еще тлели черным, как мазки сажи. Могучая была старуха, надо заметить. Если и после ее смерти следы не сошли. Судя по характерному изгибу, это были знаки подчинения .
Музыканты заиграли что-то веселое, и слегка осоловевший от угощения народ встрепенулся и потянулся танцевать. В большой гостиной сразу стало тесно. Запахи перемешались. Звуки брызнули словно фейерверк.
Мне смертельно хотелось прилечь где-нибудь под столом и выспаться. Словно в еду подмешали снотворное. Требовалось изрядное усилие, чтобы просто держать голову прямо. Кое-как выбравшись из-за стола, я вышел на кухню, где работницы уже закончили приготовление последних блюд и мирно перекусывали остатками первой перемены, болтая у окошка.
Они с любопытством уставились на меня.
– …Магическое сообщество шокировано!.. – радостно объявил телевизор на холодильнике. Хрустальный шар пестрел красками, лихо меняя изображения. – …Неслыханное злодеяние. Просочились слухи, что Белая Королева похищена, однако служба безопасности Королевы пока не дает официальных комментариев…
Девушки у стола что-то спросили, но я не услышал, потому что сунул голову под кран с холодной водой. Ледяные струйки потекли за шиворот.
– Может, кофе? – предложил осторожный голосок, когда остатки воды удалось вытряхнуть из ушей.
– Спасибо, – рассеянно отозвался я. – Может быть, позже…
И вернулся в гостиную. После пустоты и кухонного покоя словно окунулся в жаркое, душное, плотное варево чужого веселья.
Только взгляды пронзали его, как холодные стальные клинки.
На один из них наткнулся я сразу, как только вернулся. Инор вопрошающе смотрел через всю комнату. Аглая Блащатая беспокойно глядела на мужа, кусая губы. Сидевший в одиночестве Тивен не сводил больного взгляда с Ильмы, которую пригласил кто-то из родичей на танец.
Впрочем, еще один человек смотрел на Ильму практически весь вечер. Парень возле входной двери таращился на нее, машинально сгибая пальцами перья зеленого лука. Их уже с десяток, словно плоеных, лежало перед ним на столе. Иногда, когда танцующие пары слишком приближались, на скулах у парня неровными пятнами выступал румянец.
А еще были девицы, что не сводили глаз с Тивена и Ильмы. Пересмеиваясь, кокетничая, перешептываясь с подружками, они нет-нет да и глянут в сторону хмурого сына кузнеца и веселящейся дочки пасечника. И взгляды их жалили не хуже пчел.
Только сама Ильма ничего не видела. Смеющаяся и оттого вдвойне притягательная, забыв обо всем, кружилась по комнате, не замечая ничьих взглядов… Или нет, замечала. Когда она оборачивалась к мужу, лицо ее застывало на несколько мгновений, словно замерзало, и улыбка, не успевшая слететь с губ, становилась зыбкой и неуверенной. Но лишь на доли секунды. Этого можно было и не засечь, если не знать, что надо замечать.
– Ну за здоровье годовалого брака Тивена и Ильмы! – громко выкрикнули от окна, едва музыка чуть притихла. – Пусть растет и крепчает год от года…
Тост поддержали дружными возгласами и потребовали поцелуя молодых супругов, чтобы скрепить его. Раскрасневшаяся Ильма с явной неохотой пошла к столу. Тивен нетерпеливо встал, пожирая ее глазами. Парень возле двери опустил голову к тарелке. Багровые пятна на его коже казались ожогами.
Пасечник резко поднялся, стряхивая со своего локтя руку супруги, пытавшуюся его удержать, выбрался из-за своего стола и двинулся ко мне, на ходу скупо кивая поздравлявшим его гостям.
– Господин маг, – проговорил он, оказавшись рядом, – не хотелось бы вас торопить, но, может быть, пора уже приступать?
Я молча наклонил голову. В самом деле, оттягивать неприятный момент не имело смысла.
– Только вы… полегче как-нибудь. Понезаметнее…
– Постараюсь.
– Вам это… – Пасечник неуверенно потер руки. – Ничего особого не надо? Ну там трава какая-нибудь, куклы восковые, зеркала… Или еще что?
– Я маг, – напомнил я, – а не колдун.
– Нет, значит? – на всякий случай уточнил он. – Тогда ладно, пойду я…
Воодушевленный, Инор отправился обратно, пританцовывая на ходу. Я сделал несколько шагов в другую сторону, откуда можно было повнимательнее понаблюдать за парой, связанной страшным и злым приворотом. Который мне придется рвать по-живому.
Всего лишь слегка изменить угол зрения, и…
Между Ильмой и Тивеном, словно мохнатые, шевелящиеся волокна, протянулись клубки и петли приворотного заклятия. Черные, шерстяные змеи… У Ильмы меньше, за нее зацеплены лишь крюки и иглы. А Тивен прошит ими как тряпичная кукла. Они свиваются в плотные жгуты, проходя через глаза, через уши, через рот. Через сердце и легкие. Мозг и позвоночник. Пах. Чтобы видел только объект своего желания. Чтобы слышал только ее. Чтобы мог говорить лишь о ней. Чтобы думал о ней. И тело жило для нее. И желало только ее.
Каждое движение Ильмы тянуло за собой нити, заставляя Тивена, как марионетку, дергаться вслед. Взмах руки девушки – рывок жгута. Тивен поворачивает голову и улыбается от счастья.
Все через живое.
Тело парня заходится от нестерпимой боли, но мозг тоже подчинен заклятию, и он не реагирует на сигналы. Рано или поздно это убьет жертву приворота. Все зависит от того, насколько силен человек. Некоторые живут годами…
Была такая пытка у древних, когда человека подвешивали на множестве мелких крючьев, зацепленных за кожу. Так вот это еще хуже.
М-да… Незаметно это разорвать невозможно. Проклятая ведьма была и впрямь редкой силы. Настоящий приворот встречается нечасто. Если исключить откровенное вранье, рассчитанное на простаков, то мелкие ведьмы, как правило, ограничиваются психологической обработкой объектов да плетут сеть притяжений , которые приручают пару друг к другу. А потом уже работает привычка и обычные человеческие чувства.
А здесь… Ну и дрянь.
Музыка примолкла, и разгоряченные танцоры разошлись к столам. Смеющуюся Ильму партнер возвратил мужу. Черные жгуты спружинили и сократились, когда пара сблизилась друг с другом. И стали заметно плотнее. Со стороны казалось, что эти двое сшиты друг с другом грубыми широкими стежками нитью толщиной с корабельный канат.
Еще не поздно отказаться. Потребуется столько силы, чтобы распороть этот жуткий шов, что от моего так и не успевшего восстановиться резерва снова ничего не останется… Впрочем, раз уж взялся, надо хоть попытаться.
По правилам спрашивать разрешения на танец с супругой следовало у мужа. Но не в данном случае. Да и нравы в деревне попроще.
– Разрешите вас пригласить… – произнес я, и одновременно со мной прозвучало справа искаженным осмысленным эхом: «Потанцуешь со мной?»
Ильма, разговаривавшая с матерью, повернула к нам разрумянившееся лицо. Глянула с любопытством и некоторым самодовольством на меня, затем на парня, что подошел следом, опоздав на пару мгновений.
Я тоже мельком покосился на него. Если не ошибаюсь, это тот, который сидел возле двери и сверлил молодую жену Тивена неотрывным взглядом. Решился-таки пригласить ее…
Девушка даже не раздумывала.
– Прости, Мик, – кокетливо произнесла она, – но ты опоздал. Я уже приглашена…
Танцевал я, надо признать, так себе. Тем более эти деревенские танцы, которые словно на век-два отстают от столичных. К тому же танец под перекрестным огнем взглядов – занятие для экстремалов.
Но музыка вела и завораживала, Ильма улыбалась, на щеках играли ямочки…
А на дне карих, древесного оттенка, глаз плескалась мука черная и гибельная, как омут на дне озера. И жили там ночные кошмары и бесконечная боль.
– …Не смотри на меня так. – Голос Ильмы наконец достиг моего сознания. Она уже не смеялась и глядела с напряжением. – Ты пугаешь меня… Кто ты? Ты не из наших…
– Я проездом, – отозвался я. – Твой отец пригласил меня зайти. Он хочет, чтобы я оказал ему… и всем вам одну услугу. Вот только я не уверен, нужно ли мне это делать…
– Что за услуга?
Я смотрел за ее плечо на Тивена. Тот, улыбаясь, не спускал глаз с жены, поворачивая голову как механическая игрушка. А пальцы его беспрерывно, словно сами по себе, впивались в мякоть хлебной горбушки. Драли печеную плоть, скребли, рассыпая крошки.
– Скажи, Ильма, ты и твой муж счастливы?
Лицо девушки на пару мгновений взялось испугом. Словно проступили все до единой пока еще невидимые будущие морщины. Как трещины под нежной глазурью фарфора.
– Д-да… – отозвалась она с запинкой. И уже увереннее: – Да, конечно!
Если бы не это ее почти незаметное замешательство, я наверняка не стал бы вмешиваться. Кто я такой, чтобы решать за них? Но…
– Значит, вы любите друг друга?
– Разумеется. – Ильма задорно усмехнулась. Страх утек из карих глаз, притаился. – А что? Уж не влюбился ли ты в меня сам? – Она потянулась ко мне, опалив прикосновением горячей скулы к щеке, и сказала в самое ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63