Он прочитал имя лейтенанта Беллерозе, прочитал имя Свистуна, увидел вписанный номер телефона.
Она сонно открыла глаза.
– Привет, Нонни! Привет, милый!
Ярость вскипела у него в низу живота. Он понял – сразу же понял, что сейчас убьет ее. Лучше, конечно, было бы провернуть это хладнокровно, а не с бухты-барахты, но бешенство било его электротоком. У него даже руки онемели от злости, жилы на шее вздулись, кровь отчаянно забарабанила ему в мозг. Наполнила живот и мошонку. Внезапно его болт встал так, как этого не бывало уже лет двадцать. Он убьет ее, но только сначала заебет. Накажет ее болтом. Накажет и спереди, и сзади, и в ротик. Разнесет ее своим болтом в клочья.
Буш ухмылялась ему своей всезнающей ухмылочкой, словно заранее обо всем догадалась.
– Эй, Нонни, никак взыграл? – насмешливо спросила она.
Он рывком расстегнул ремень и чуть ли не тем же движением приспустил брюки. Первую палку он кинет ей как уличной потаскушке, берущей по доллару за раз. Кинет на ходу, а уж потом перейдет к главному.
– Эй, Нонни, ради Бога, пойдем в постель. Триста долларов в сутки за номер, и даже до постели не дойти!
Он навалился на нее, не думая о том, что может задавить ее тяжестью своего тела. Она попыталась вывернуться, но он ухватился за нее, как зверь, стиснувший добычу перед тем, как нанести ей последний удар.
«О Господи, – подумала она. – Это не от похоти он так раздухарился. Настал день, когда он собрался меня убить».
Кряхтя и мотая головой из стороны в сторону, он все шире и шире раздвигал ей ноги. Его слюна летела ей на шею и на щеки. И обжигала, как серная кислота, и в то же самое время, казалось, замораживала. Ей удалось оттолкнуть его настолько, чтобы его тело не придавливало ее к дивану. Но он вновь набросился на нее и повалил на пол. Она даже не закричала. И вообще ни тот, ни другая не произнесли ни слова. Ее руки были заведены ему за спину, кисти рук беспомощно трепыхались в воздухе. Она почувствовала, что он входит в нее и, чтобы не ощутить боли, инстинктивно раскрылась, облегчив тем самым дальнейшее проникновение. Ее мечущаяся по воздуху рука ухватилась за край стола. Упала бутылка, загрохотала, разбиваясь, посуда. Пальцы ухватили нож для резки хлеба. Она поглядела на то вздымающуюся, то опускающуюся спину Баркало. Подняла нож и вонзила его аккурат над почками.
Как раз недавно она невольно напророчила: Баркало жив, пока стоит на своих двоих, а как ляжет, так и не встанет.

Глава сороковая

Боско, сидя за стойкой, читал «Раннюю диалектику» Платона во втором издании. Дождь все лил, и дела в заведении шли паршиво.
Беллерозе и Канаан сидели рядышком в нише за столиком, положив между собою алюминиевый туб. Шила и Свистун сидели напротив. Каждый из троих мужчин был в той или иной степени мрачен – и только на взгляд Шилы все складывалось более чем нормально. Теперь ей стало абсолютно нечего опасаться. Строго говоря, она никогда не верила, будто Уолтер Кейп способен послать ее в Новый Орлеан и заставить сниматься в порнофильме только затем, чтобы заткнуть ей рот в связи с аварией, в которую попал Тиллмэн. Но даже если так, ворошить уже остывшую золу явно не следовало. Сказано же: не будите спящих псов – и ведь неглупым человеком сказано. Пора было заняться собственной жизнью, собственной карьерой. Теплое бедро Свистуна прижималось под столом к ее бедру.
– Этот дождь никогда не кончится, – сказал Свистун. – Будет лить до тех пор, пока все дома, стоящие на склонах, не сползут вниз, в каньоны. А потом воды поднимутся и смоют все в океан. А когда солнце наконец выглянет, на месте Лос-Анджелеса уже будет озеро.
– Хотите как следует промокнуть, приезжайте к нам в Новый Орлеан, – сказал Беллерозе. – Вот уж где, бывает, льет как из ведра. Так что приезжайте в гости.
Он посмотрел на часы.
– Когда у вас самолет?
– Через пару часов пойду ловить такси.
– Я вас подброшу, – сказал Канаан. Беллерозе поглядел на него.
– Казенная машина? И бензин тоже казенный? – Да.
– Благодарю.
Свистун посмотрел сперва на лейтенанта, потом на сержанта и наконец на алюминиевый туб.
– А с этой хреновиной вы что собираетесь делать?
– Да уж, багаж неудобный, не так ли?
– Можете оставить у меня. А я позабочусь о том, чтобы эта штука попала в надежные руки, – сказал Канаан.
Шила, вздрогнув, посмотрела на чудовищный предмет, но не сказала ни слова.
Молчание постепенно натекало в их разговоры – так застывают мелкие лужицы на тротуаре или на автостоянке.
– Сукин сын, – в конце концов пробормотал Свистун тихим, срывающимся чуть ли не в стон голосом. – Ничего мы не добились!
– Полегче, приятель, – возразил Беллерозе. – На это можно посмотреть по-другому. Мы ликвидировали трех мудаков – прошу прощения, мэм. Так или этак, но мы вывели их из игры.
– А Кейп по-прежнему сидит у себя во дворце на вершине холма и продает и покупает мальчиков.
– Когда-нибудь и до него дойдет черед, – заметил Канаан. – Мы сделали ему предупреждение. Замер говна, в которое мы его окунем.
– Тьфу ты, черт, – сказал Свистун. – Что же мы, говночисты?
Канаан кивнул, как мудрый старый филин.
– Именно так, Свистун. А ты что, сам об этом не догадывался?
– Если кто-нибудь из вас сейчас скажет: «Это грязная работа, но кому-то приходится делать и ее», я все это сраное кафе… И не собираюсь просить ни у кого прощения, – сказала Шила.
Ее собеседникам эти слова вовсе не показались шуткой. Они мрачно уставились на Шилу, словно бы вдруг усомнившись в ее подлинных намерениях.
– Но уж если я нахлебался дерьма, то будет только честно, если и Кейп нахлебается дерьма, – сказал Свистун. – Сегодня мне позвонил Тиллмэн. Ему хотелось поплакаться. Хотелось узнать, можно ли выпутаться из ситуации, в которую загнал его Кейп. А тот созвал на нынешний вечер совещание акционеров. Я сказал ему, чтобы не бздел. Кейп, скорее всего, распустит акционерное общество, по меньшей мере на какое-то время. Но, как мне кажется, прямо сейчас они всей честной компанией ужинают.
Канаан схватил алюминиевый туб и выскочил из ниши. Следом за ним бросился Беллерозе. Кое-как распрощавшись с Шилой, они устремились на выход.
Свистун передал Шиле ключи от своей машины.
– Хочешь пока заехать к Боско и забрать свои вещи? А Канаан закинет меня сюда.
– Я хочу домой, Свистун.
– Ладно, он забросит меня домой.
– Я хочу к себе домой, Свистун. В свою квартиру. Понимаешь? Мне хочется выспаться в собственной постели.
Он все-таки всучил ей ключи.
– Значит, он забросит меня к тебе.
– Я хочу поспать одна. Ну прошу тебя! Подожди до завтра. Завтра я верну тебе машину. Договорились? Может быть, вместе и позавтракаем.
– Что ж, может быть, завтра с утра не будет дождя.

Глава сорок первая

Увидев машину Канаана, в которой на переднем сиденье рядом с сержантом сидел Беллерозе, а на заднем – Уистлер, охранник вышел из будки, держа на весу пистолет. На нем была широкополая шляпа, но под дождем все равно приходилось щуриться, тем более что прямо в глаза ему били фары. Канаан высунул голову из машины, принялся шарить по карманам.
– Прошу прощения. Я, кажется, сбился с дороги.
Охранник промолчал. Он стоял с внушительным видом и подозрительно поглядывал на вновь прибывших; профессионал, которому платят именно за то, чтобы он подозревал каждого.
Канаан окончательно вылез из машины и тут же сунул голову в салон.
– Эй, Карл, – громко окликнул он. – Где у тебя план, который нарисовала твоя свояченица?
Беллерозе вылез из машины и подошел к охраннику, на ходу достав из кармана клочок бумаги. Канаан подошел к охраннику с другой стороны. Они взяли его в клещи, оказавшись на расстоянии в десять футов друг от друга. Охранник подрастерялся, его глазки неуверенно забегали. Он начал было поднимать пистолет поприцельней. Канаан достал свой и ткнул под ребра охраннику, после чего Беллерозе перехватил руку охранника, сжимающую оружие. А другой рукой достал собственный пистолет.
– Будь умницей. Не стоит умирать за те деньги, которые тебе платят.
Охранник отдал ему пистолет. Канаан постучал его по плечу. Охранник завел руки за спину. Канаан приковал его за оба запястья к решетке ворот. Свистун пересел за руль. Он медленно подъехал к воротам и включил их раздвижной механизм. Тот сперва заупорствовал, но потом начал поддаваться. Охранник отпрянул, когда ворота образовали узкий проход, в который удалось втиснуться Беллерозе. Он проник в будку и нажал на рубильник. Ворота начали раздвигаться быстрее. Канаан стоял рядом с охранником, подстраховывая его от каких-нибудь глупостей.
Пистолет охранника достался Свистуну. По пешеходной дорожке вдоль по длинному и довольно крутому подъему он шел в центре, а оба детектива – по бокам. Они очутились у главного входа.
– Звонить не будем, – сказал Беллерозе.
Свистун разрядил в замок всю обойму. Они вошли, а навстречу им уже мчался дворецкий. Но, увидев у них в руках оружие, застыл на месте.
– Веди нас, – сказал Свистун, отшвырнув пистолет на антикварную козетку.
Дворецкий подвел всю троицу к двустворчатым дверям в столовую.
Канаан показал ему свой жетон.
– Отойди и не вздумай звонить в полицию. – Он передал Свистуну алюминиевый туб. – Думаю, Уистлер заслужил эту честь.
Из столовой доносился гул голосов. Голоса зазвучали гораздо громче, когда вновь прибывшие, открыв дверь, устремились к обеденному столу.
– Сидеть, на хер. – Пистолет в руке у Беллерозе смотрел в никуда, зато был виден каждому из сидящих за столом.
Мэй Такерман, монсиньор Мойнихен, Ширли Квон, Фрэнк Менифе, Ральф Паркер, Генри Уорсоу и Эммет Тиллмэн сидели за столом. А на хозяйском месте во главе стола восседал Уолтер Кейп. Судя по всему, он никак не отреагировал на пальбу из пистолета.
Место напротив него было пусто. Свистун положил туда туб и отщелкнул застежки.
– Вы, любезные, ради денег родной матери не пожалеете. Сыновей и дочерей продадите. А кое-кому из вас даже понравится наблюдать за тем, что станет вытворять с ними какой-нибудь засранец типа Уолтера Кейпа.
– Полегче, – сказал Кейп.
– В другое время и при других обстоятельствах вы приставали бы к туристам, предлагая им непристойные открытки. А что, дело как дело, не хуже любого другого… Так вы, по-моему, любите выражаться? Но это дело хуже любого другого. Вы торгуете фильмами, в которых женщин истязают, насилуют, даже убивают. И не только женщин, но и маленьких детей. Вы не просто педофил, вы педофил-убийца!
Свистун поднял крышку туба, и оттуда повалил пар и начал растекаться омерзительный запах.
– Хочу, чтобы вы, любезные, посмотрели, что он вытворяет.
Он вытащил чудовищно распухшую и практически сгнившую голову, вытащил ее за короткие и густые черные волосы, вытащил – и покатил по столу. Ошметки плоти и гнили запятнали чистую скатерть, брызги полетели на манишки и платья. Когда голова докатилась до Кейпа, ему пришлось оттолкнуть ее, чтобы она не упала к нему на колени.
Никто не закричал, никто не рухнул в обморок. Никого не вырвало в блюда, наполненные изысканными яствами. Гости и гостьи поодиночке поднялись с мест, прошли мимо Беллерозе, Канаана и Уистлера и исчезли за дверью. Выскочили из дома, замок на парадной двери которого был прострелен, бросились врассыпную к своим машинам, оставив Уолтера Кейпа во главе стола в одиночестве вглядываться в мертвые глаза Лим Шу Док.

Глава сорок вторая

Боско подсел за столик к Уистлеру. Дождь прекратился. Ночной воздух был так чист, что его можно было запечатывать в бутылки и продавать хоть в девственном Вермонте. На каждом углу торчали малолетние проститутки, столь же малолетние сутенеры, шлюхи поопытней, потаскухи из «голубых», розничные и мелкооптовые торговцы «травкой» и тайные агенты, которых легко можно было опознать по ухмылке от уха до уха, заставляющей все лицо дрожать медузой.
Свистун докладывал о содеянном.
– Просто чудовищно, – подчеркнуто нейтральным голосом сказал Боско.
Свистун, выдержав его взгляд, кивнул.
– Чудовищно, Боско. Согласен. Но горькая ирония заключается в том, что Лим Шу Док удалось отомстить. Да и вернуть себе кое-что. Утром ее похоронят в полном комплекте.
Уистлер писал какие-то цифры, и Боско, взглянув на его расчеты, спросил:
– Занимаешься домашней бухгалтерией?
– Я получил две сотни баксов от Тиллмэна за то, что доставил Шилу домой. Потратил пятьдесят на офицера Шуновера, семь на сандвичи психопату из морга. Дал еще пятьдесят Чарли. За пятнадцать добрался до аэропорта и за сто двадцать девять по кредитной карточке слетал в Новый Орлеан. Затем – двести пятьдесят за кассету, сорок – за номер в гостинице, десять – за прокат видеомагнитофона. Сперва десять, а потом еще пять на чай Крибу Кокси.
– Но у тебя появилась открывалка с Микки Маусом. -. Боско, не отрывая взгляда от листка с расчетами, внимательно следил за пояснениями Свистуна.
– Кредит, пятьдесят девять центов. Прокат машины, тридцать восемь баксов в день на два дня. Ах ты, Господи. Два раза по сто семьдесят восемь долларов за авиабилеты из Нового Орлеана в Лос-Анджелес.
– Как это у тебя выходит: сто двадцать девять туда и сто семьдесят восемь обратно?
– Мы спешили, а прямого рейса не было. Еще такси из аэропорта.
– А расходы на бензин, на продукты в дороге и тому подобное?
– Я провожу это по графе «сопутствующие расходы». И оцениваю в сотню.
– Надо тебе выходить из бизнеса, Свистун. У тебя не сходятся концы с концами.
– Я не учитываю те трапезы, которые делила со мной Шила.
– Рассматриваешь их в качестве любовных свиданий?
– В каком-то смысле.
– А как поживает Шила? Что-то ее последнее время не видно.
Свистун замешкался с ответом лишь на мгновение.
– Получила приглашение на съемки в Нью-Йорк. Шесть недель с недурной оплатой.
– Сколько теперь снимают не в Голливуде!
– И не говори! Куда подевались киномонополисты? – Свистун вздохнул. – Но знаешь, Боско, зато я опять предоставлен самому себе.
– Надоело повторять тебе одно и то же – и все-таки: так я тебе и говорил?
– Что ты мне говорил? Ты действительно без конца повторяешь эту похвальбу, а вот скажи: что ты мне такое говорил, что мне следовало бы запомнить?
– Я говорил тебе: железо ржавеет. И я говорил тебе: даже не пробуй лакомиться слезой из швейцарского сыра.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30