А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Они делали сбережения. Они заглядывались на особнячки на Вудлэндских высотах.
Жена Шуновера торчала весь день дома, если не выходила куда-нибудь потрахаться на стороне. Гарри вечно покупал ей всякий ненужный хлам, лишь бы ее ублажить. А пятеро детей грызли деньги, как крекеры.
Так что подружиться этим двоим напарникам было совсем не просто. Но в конце концов им это удалось.
– Зубы болят? – спросил Оборн.
– Хочешь сказать, не разболелся ли у меня какой-нибудь новенький, – огрызнулся Шуновер.
– Нет, я имею в виду твою всегдашнюю боль, – невозмутимо ответил Оборн.
– Нет, не болят.
– А как насчет чирья в жопе? У тебя ведь здоровенный чирей в жопе, – все тем же бесстрастным тоном заметил Оборн.
До Шуновера дошло. Он расхохотался.
– Да все из-за этого чертова Уистлера, – пояснил он. – Вот уж Свистун так Свистун! От тебя вздумал припереться ко мне послушать, подтвержу ли я твой рассказ.
– Хочешь сказать, что этот подонок не поверил мне на слово?
Оборн наполовину шутил, наполовину и впрямь был заинтригован подобным поворотом событий.
– По тому, что он говорил, видно, что он сам там присутствовал и смылся до нашего появления. Пари держу, так оно и было.
– Смылся, так что ж, ничего удивительного. Люди, как правило, не хотят ввязываться в подобные истории.
– Если бы Свистуну не хотелось ввязываться в эту историю, чего ради он пристал бы к тебе и ко мне с расспросами?
Шуновер мрачно пожал плечами. Он зачастую не понимал мотивов собственных действий и поэтому не любил размышлять о чужих мотивах.
– А тебе не кажется, что сукиного сына могли прислать из отдела внутренних расследований? – спросил Оборн.
– Думаешь, эти мудаки решили устроить нам западню?
– Им же, ублюдкам, делать нечего, вот они и придумывают себе работенку.
– О Господи… Да нет, впрочем, не думаю. Если не ошибаюсь, этот козел захаживает к «Милорду» уже пару лет. Я его там вроде бы видел.
– Да, я вроде бы тоже. И вот что я еще припоминаю. Не раз и не два я видал его с детективом из полиции нравов. С Канааном. Ну, с тем, что занимается педофилами.
– А тебе известно что-нибудь про этого Канаана?
– Кое-что. Не знаю, идет ли на пользу полицейскому такая ненависть, как та, какую он испытывает к преступникам. По-моему, это отрицательно влияет на его карьеру. Мешает вести себя во всяких уличных переделках надлежащим образом.
– Думаю, если бы дочь моего брата похитили с детской лужайки и обошлись бы с нею, как с его малюткой, я бы тоже проникся ненавистью.
– А когда это случилось?
– Два года назад. Точнее, около двух лет назад.
– Говорят, он с тех пор не спит по ночам.
Какое-то время они проехали молча, прислушиваясь к чавкающему скрипу колес по мокрому асфальту и к тихому шарканью «дворников», смахивающих испарину тумана и дорожную грязь с лобового стекла.
Через какое-то время Оборн заговорил:
– По-моему, нет оснований для тревоги. Не думаю, что Свистун работает на кого-нибудь из полиции. Мне кажется, он просто-напросто торчал у «Милорда» и стал случайным свидетелем аварии. Мне кажется, он решил, что тут можно кое-что заработать, и даже не остановился перед определенными затратами. Сколько он тебе отвалил?
– Сотню, – солгал Шуновер, не желая признаваться в том, что его купили задешево.
– Мне он столько не предлагал!
– А ты взял?
Оборн помедлил с ответом, а потом в свою очередь солгал:
– Да… А потом его выставил. А ты что-нибудь ему рассказал?
– Ну, а почему бы, собственно говоря, и нет? Они сказали нам свернуть дело, но не сказали почему. Что это, по-твоему, должно значить? Мы что, роботы? Или собачки, которых держат на поводке? Лаббок и Джексон даже не удосужились выдумать для нас какую-нибудь легенду. Просто похлопали нас по плечам: парни, так надо, сами понимаете… Да ни хера я не понимаю! Не понимаю даже, чью шкуру мы спасаем! И уж все это проплачено по высшему классу, можешь не сомневаться!
– Я и не сомневаюсь. Но это нас с тобой не касается.
– Так что я не сказал этому Свистуну ничего такого, что не могли бы поведать ему полдюжины зевак, столпившихся там под дождем.
Оборн мысленно упрекнул себя в излишней щепетильности. Надо было взять предложенную двадцатку. Нет, надо было, подобно Шуноверу, доторговаться до сотни. Оставаться честным непросто, а главное, как ему все чаще кажется, что никому не нужно.

Глава двенадцатая

Свистуну нужен был человек с хорошей памятью. А Эдди Дин, репортер из отдела криминальной хроники, был у него в долгу.
Дин одевался как голливудский новобранец, надеющийся на то, что его прямо у стойки бара высмотрят вторые режиссеры. Красные кожаные ботфорты, армейского покроя брюки, темная джинсовая рубаха. Подлинная куртка Иностранного Легиона, купленная через торгово-посылочную фирму двадцать лет назад. Фетровая шляпа с двумя здоровенными охотничьими спичками, заткнутыми за ленточку. Хотя Дин и не курил, поскольку легких у него и без того практически не осталось. В руке, чтобы производить впечатление, всегда бокал с чем-нибудь соблазнительно-янтарным, хотя он и не пил, потому что печень ответила бы на первый же глоток спиртного категорическим протестом.
– Наркотики мое поколение, можно сказать, не застало. Но я отказался от выпивки, табака, сахара, кофеина, мяса, жиров и скоро откажусь от баб. И тогда стану полным совершенством. И меня причислят к лику святых. Если ты, Свистун, запишешься ко мне в ученики, то вскоре почувствуешь, что родился заново, и доживешь до ста десяти лет.
– Дожить до таких лет, чтобы превратиться в страшилище вроде тебя?
– Я красив. Я мужествен. Я свожу женщин с ума. Когда я прохожу мимо, то слышу, как они перешептываются обо мне, восседая, как птички на насесте, у стойки бара. Но что тебе нужно выяснить и с чего ты взял, что я тебе расскажу об этом?
– Мне надо разузнать об обезглавленном теле. Некоей женщины. Азиатского происхождения. Возможно, вьетнамки.
– Ничего не знаю про обезглавленный труп. Ни про азиатский, ни про вьетнамский, ни про какой другой. Так что мы с тобой теперь квиты.
– Ты что, меня выпроваживаешь?
– У меня нет причин ничего от тебя скрывать. Мне не дали взятку. Мне не угрожали. Никто не велел мне держать язык за зубами.
– Значит, ты просто-напросто прозевал историю об обезглавленном трупе.
– Вот как? А как ты сам узнал об этой диковине? Уистлер пересказал ему заметку об отрубленной голове из «Энквайрера». Рассказал об аварии под окнами «Милорда» и о том, как обезглавленный труп чуть ли не полетел ему под ноги. Рассказал о манекене и о том, что полиция выдает аварию за происшествие, в котором участвовала только одна машина.
– А на кого ты работаешь?
– Ни на кого.
– А что подозреваешь?
– Только то, что здесь заметают следы.
– Заметают следы конкретно чего?
– Не имею ни малейшего представления.
– А насчет манекена – это не может оказаться правдой?
– Я в состоянии отличить труп от надувной куклы.
– И ты полагаешь, что тело в Лос-Анджелесе и голова в Новом Орлеане – это «комплект»?
– Не своди меня с ума! А как же иначе?
– Забавно, что в любой ужас мы пытаемся привнести некую логику, – заметил Дин с таким видом, как будто частный сыщик наведался к нему, чтобы пофилософствовать.
– А тебе известно что-нибудь про неопознанных азиаток? Убитых, разумеется.
Дин закрыл глаза.
– Была одна такая история. Убитое и изуродованное тело вьетнамки. Его нашли два года назад. Нет, два с половиной. Она жила на Альпийском холме с десятилетним сыном и с сестрой. Однажды сестры поссорились. Одна из них ушла из дому…
– А из-за чего они поссорились? Дин открыл глаза.
– Не помню. И вроде бы никто никогда не задавался этим вопросом. Во всяком случае, одна из сестер ушла из дому и больше не вернулась. Через два месяца ее тело нашли в Елисейском саду. Со следами пыток и надругательств. За месяц до того, как нашли тело, арестовали братьев Корвалис… Они исповедовали какой-то дикий культ… Кажется, были сатанистами. Братья вместе с тремя последователями совершили целую серию убийств с надругательством над жертвами. Вьетнамка оказалась одной из этих жертв. Возможно, последней. Ее тело нашли уже после того, как братьев взяли под стражу. Убийств было в общей сложности не меньше дюжины, но обвинение им удалось предъявить лишь в связи с четырьмя. В том числе и в связи с убийством вьетнамки. Представители обвинения сообщили родственникам погибшей, что ее тело понадобится им в качестве вещественного доказательства, потому что раны на шее и зазубрины на кости, сделанные ножом, недостаточно четко видны на фотографиях, а им не хотелось давать в руки защите такой козырь. Представители прокуратуры сказали, что убитую можно похоронить, однако необходимо учитывать возможность позднейшей эксгумации. Семья покойной оказалась южными буддистами из секты Махаяны. По их верованиям, погребенное тело нельзя эксгумировать ни при каких обстоятельствах. Поэтому тело держали в морге округа.
– А дело дошло до суда?
– Предстояли проверка на детекторе лжи, психиатрическая экспертиза, следственные эксперименты и другие мероприятия, неизбежно вызывающие отсрочку. В результате процесс начался всего два месяца назад.
– Но в газетах я ничего про это не видел!
– Ну и что в этом удивительного? Я хочу сказать: такие дела сперва попадают на первую полосу, а потом исчезают бесследно. Это подобно лунному циклу. То полная луна, то нет ее вовсе. А сейчас внимание публики ни на одном предмете подолгу не задерживается. Даже сообщение о Страшном суде стало бы первополосным материалом только на день.
Он выпил безалкогольный напиток и сделал вид, будто получил от этого необычайное удовольствие.
– Так ты говоришь, тела подвергались надругательству?
– Но не декапетизации. Ни одно из них не было найдено обезглавленным.
– А имя убитой вьетнамки ты случайно не помнишь?
Дин вновь закрыл глаза.
– Дай-ка пороюсь в памяти. – Он сильно сощурился. – Насколько могу припомнить, нечто вроде Лин Шу.
– Не слишком-то по-вьетнамски это звучит.
– Не наседай на меня. Так оно звучит, а как пишется, черт его знает. Поди да посмотри сам в архивах.
Фотографическая память, которой так гордился Дин, была уже не той, что прежде. Серия убийств, совершенных братьями Корвалис, началась не два с половиной года назад, а все-таки два. Из микрофильмов «Таймс» можно было узнать, что шестнадцать месяцев назад, в начале марта прошлого года, Карл Корвалис, 34 лет от роду, был арестован по обвинению в истязаниях некоей Агнес Истер, семнадцатилетней проститутки. Он заковал ее в наручники, исколол ножом, прижег сигаретами и сексуально надругался над нею, прежде чем вышвырнуть ее, обнаженную и истекающую кровью, на приморском шоссе между Малибу и портом Хьюнем.
Через две недели он был отпущен под залог в пятьдесят тысяч долларов, причем пять тысяч наличными внесла его родная тетка, воспитывавшая его с раннего детства. Ее звали Мэйбл Путнэм.
Еще одна проститутка, с которой обошлись аналогичным образом, опознала мини-грузовик Корвалиса. Опознала его и мисс Истер.
Корвалиса вновь взяли под арест в апреле и повысили сумму залога до миллиона долларов. Такую сумму его тетка собрать уже не смогла.
Затем Эрик Янт, двадцати трех лет от роду, проживавший до ареста Корвалиса вместе с ним, не выдержав проверку на детекторе лжи, сообщил полиции о теле, погребенном на холме над хайвеем в прибрежной местности, которую называют Транкас. Полиция обшарила тамошние склоны и ущелья как метановыми детекторами, так и простыми лопатами и обнаружила первое из четырнадцати тел, которые позднее свяжут с именами Карла Корвалиса (судя по всему, вожака группы, исповедующей странный культ), его брата Йэна, 30 лет, Эрика Янта, Пола Фирса, 22 лет, и подружки Йэна Шарлотты Ричи, которой было всего восемнадцать.
Вскоре после того, как Янт начал «колоться», он обвинил Фирса в убийстве, отягощенном изнасилованием и глумлением, еще трех женщин, две из которых были профессиональными проститутками. Два тела были найдены в болотах в окрестностях Малибу.
Янт и Фирс были арестованы с предъявлением обвинения в начале мая.
В ходе нескольких допросов Янта полиция собрала материал, достаточный для ареста Йэна Корвалиса и его подружки Ричи. Все обвиняемые, за исключением Карла Корвалиса, отказавшегося от сотрудничества с полицией, сделали заявления, уличающие друг друга в совершении культовых убийств – как тех, жертвы которых уже были найдены, так и тех, фактические доказательства по которым еще отсутствовали.
Правда, часть взаимообвинений оказалась ложной – или, во всяком случае, их не удалось доказать по истечении двенадцати месяцев следствия. Меж тем нашли и дополнительные тела, общее число которых достигло уже тринадцати.
В июне было найдено тело Лим Шу Док, двадцатипятилетней проститутки, американской подданной вьетнамского происхождения, – и нашли его в местечке Мад-Хол, чуть в сторонке от хайвея, как и запомнил Эдди Дин. Тело было обнаружено случайно, а вовсе не на основе информации, полученной от одного из обвиняемых, хотя Янт в конце концов вспомнил о том, как Карл Корвалис хвастался расправой над «желтопузой шлюхой с бабочкой на жопе». В результате братьев Корвалис обвинили в убийстве Лим Шу Док с отягчающими обстоятельствами.
Однако нигде не было упоминания о том, что, согласно специальному решению обвинения, тело решено было сохранить с тем, чтобы использовать в качестве вещественного доказательства в ходе предстоящего процесса или, возможно, процессов.
Адвокаты, представляющие интересы обвиняемых, инициировали в суде процедуру, препятствующую обвинению снабжать прессу информацией, порочащей их подзащитных. К этому времени уже были опубликованы подробные описания сатанистских оргий, которые имели место в подвале у Карла Корвалиса. Судья Барлингем удовлетворил соответствующий иск.
Всех пятерых обвиняемых подвергли психиатрической экспертизе. Далее обвинение предприняло попытку расщепить единый процесс на три. Братьев Корвалис должны были судить вдвоем. Янт и Фирс образовывали другую пару. Ричи шла под суд в одиночестве. Стратегия обвинения была ясна и сводилась к принципу «разделяй и властвуй». Тем более, что обвиняемые внезапно утратили склонность к сотрудничеству с обвинением и, напротив, начали относиться друг к другу вполне лояльно.
Адвокаты обвиняемых настойчиво боролись против разъединения дел. Судья Барлингем решил передать этот вопрос на усмотрение председателя суда, которого назначат после того, как и если Большое жюри признает доводы обвинения достаточными.
Все это, правда, не касалось Шарлотты Ричи, которая, будучи несовершеннолетней на момент совершения предполагаемых преступлений с ее участием, подпадала под юрисдикцию особой комиссии по делам несовершеннолетних преступников.
Пятнадцатого июля Большое Жюри признало обвинения достаточными. На шестое августа было назначено открытие процесса. Председателем суда в конце концов избрали самого Барлингема. Регулярные слушания должны были открыться два месяца спустя. К этому времени судья Барлингем распорядился о раздельном суде над братьями Корвалис применительно к четырем из общего числа в четырнадцать убийств, причем одним из этих четырех стала расправа над Лим Шу Док. Поскольку Янт и Фирс в этих убийствах не участвовали, им предстояло держать отдельный ответ за два убийства, роль в которых братьев Корвалис была пассивной. Однако позднее должен был состояться и сводный процесс по обвинению в преступном заговоре с целью совершения серии убийств, и главное внимание в ходе этого процесса должно было быть уделено убийствам, в осуществлении которых активно участвовали все четверо мужчин и Шарлотта Ричи.
Процесс был назначен на январь. И должен был затянуться, как минимум, до начала марта.
Освещение событий в прессе продолжалось. Уистлер просмотрел свежие номера «Таймс», еще не перенесенные на микропленку. Если не считать одно-двухдюймовых заметочек, всякие упоминания о суде над братьями Корвалис исчезли со страниц «Таймс». Правда, 10 июля текущего года было помещено извещение о смерти Мэйбл Путнем, тетки главных обвиняемых.
И вдруг в сегодняшнем номере Карл Корвалис опять попал на первую полосу. Он объявил, что уверовал в Иисуса Христа и готов во всем покаяться.
Антисептическое убожество морга вечно напоминало Уистлеру общественные туалеты на станциях нью-йоркского метрополитена. Холод и мерзость. Голые стены, не несущие на себе отпечаток человеческого тепла, вбирающие в себя исключительно людскую боль.
Он прибыл сюда кое с какими гостинцами в те унылые ночные часы, когда здешний смотритель наверняка обрадовался бы всякому посетителю. Он принес два больших сандвича, в которых вместо хлеба была использована маца, и два пластиковых стаканчика с кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30