А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но убеждение в том, что Сталин, подобно Петру Первому, преобразовал Россию и сделал ее могущественной индустриальной державой, удивительно живуче, и его придерживаются даже такие несомненные противники Сталина, как Милован Джилас и ряд буржуазных политологов.
Живучесть этого вымысла тем более непонятна, что в самом факте превращения России в течение полстолетия в одну из самых крупных индустриальных держав мира нет ничего из ряда вон выходящего. Примерно за такой же исторический срок, например, Япония превратилась из страны полуфеодальной в одну из самых передовых стран мира. Ныне по объему производства промышленных товаров Япония занимает третье – после США и СССР – место, а темпы роста ее народного хозяйства вообще сравнимы с темпами роста хозяйства СССР. Так, с 1945 по 1973 гг. народное хозяйство СССР выросло в 12 раз, а Японии – в 70 раз (почти такое же «чудо» произошло в ФРГ).
Неверно поэтому утверждение Джиласа, что Сталин, превратив Россию из отсталой в передовую индустриальную державу, принес этим победу идее коммунизма и осуществил эту идею в обществе и государстве. Ничего специфически социалистического и коммунистического в этом превращении нет. Конечно, для более успешной эксплуатации трудящихся Сталин и его аппарат использовали и коммунистические лозунги, и ту гибкую маневренную систему, которая была создана в России революционным пролетариатом, и то доверие, которое трудящиеся массы испытывали тогда к коммунистической партии. Все это было нужно Сталину для утверждения своего господства, все это способствовало превращению России в могучую державу, но не сделало и не могло сделать Советский Союз социалистической страной, превосходящей по своим экономическим показателям передовые капиталистические страны.
Несмотря на свое бесспорное индустриальное могущество, СССР до сих пор значительно отстает от этих стран (и еще больше отставал от них при Сталине) прежде всего по производительности труда – показателю, более всего характеризующему превосходство того или иного общественного строя (характерно, что именно по этому показателю наша статистика не дает сравнительных данных). Отстает СССР по ряду отраслей промышленности – и как раз тех, которые определяют технический прогресс (кибернетика, приборостроение и др.).
Чрезвычайно характерным и опасным является многолетнее, нарастающее отставание от передовых стран Запада в производстве сельскохозяйственной продукции. Здесь надо подчеркнуть, что сельское хозяйство СССР отстает от сельского хозяйства именно индустриальных стран, так что пытаться объяснить это индустриализацией, по меньшей мере, нелепо. Из всех развитых стран только Япония вынуждена в больших размерах импортировать сырье и некоторые продукты питания, но это объясняется ограниченностью ее территории и бедностью естественных ресурсов. СССР же обладает гигантскими посевными площадями и огромными запасами естественных богатств. Чем же объяснить, что из страны, экспортирующей сельскохозяйственную продукцию, Советский Союз превратился в страну, зависящую от ввоза из США зерна и других сельскохозяйственных продуктов?
Ничем иным, как политикой Сталина: его дикими методами коллективизации, уничтожением идейных и квалифицированных кадров, консерватизмом и инертностью партийной бюрократии, распоряжавшейся по своему усмотрению наукой, культурой, производством. К тому же, боясь проникновения правдивой информации, сталинский аппарат резко ограничил внешние связи – особенно ученых и деятелей культуры. Наука же, по самой природе, не терпит ни тоталитарной команды, ни изоляции. Неисчислим вред, который причинило и причиняет советской науке сталинское командование, в том числе некомпетентное вмешательство лично Сталина в область науки (вспомним невежественное запрещение генетики и кибернетики как «буржуазно-идеалистических» теорий).
О каких же заслугах Сталина перед страной и народом может идти речь? Если бы не сталинские «ежовые рукавицы», процесс индустриализации страны и укрупнения ее сельского хозяйства шел бы нормальным, естественным путем, творческие силы трудящихся, не скованные диктаторским режимом и не отягощенные необходимостью содержать колоссальный бюрократический аппарат, показали бы действительно чудеса. Можно без преувеличения предполагать, что если бы во главе СССР после смерти Ленина не встал Сталин, наша страна по всем экономическим показателям была бы сейчас впереди на 20–25 лет. Громадные потери, которые уже понесла и продолжает нести страна от диктаторских методов управления, от нерациональной, бесхозяйственной организации труда, от внедрившихся за десятилетия и ставших привычными «липы», «туфты», обмана и самообмана, – все это результат ликвидации Сталиным начатков социалистической демократии, зарождавшихся было в стране. Только одни потери скота в ходе раскулачивания и коллективизации (от которых по сию пору не может оправиться наше животноводство) в ценностном выражении поглощают весь прирост, достигнутый промышленностью за первые годы индустриализации. А все последующее? Разорение колхозов в результате лишения колхозников стимулов к работе? Громадные потери от нерациональной организации труда, от неправильного хранения и использования материалов, сырья, оборудования, продукции? А длительное омертвление капитальных вложений в незавершенном строительстве, ввод в эксплуатацию новых предприятий с морально устаревшим оборудованием? Да мало ли – все перечислить просто невозможно. Еще хочется лишь сказать о политике в области оплаты труда – политике, как нельзя нагляднее показывающей, что социализмом у нас и не пахнет.
Не говоря уже о том, что в стране до сих пор продолжает занимать ведущее положение столь любимая Сталиным сдельщина, сдерживающая рост производительности труда, но зато создающая видимость перевыполнения норм, негоден был сам провозглашенный Сталиным принцип: «предпосылкой повышения заработной платы является повышение производительности труда». Проведение в жизнь этого «принципа» не вело к повышению производительности труда, оно лишь развращало трудящихся, толкая их к обману, припискам, снижению качества продукции.
Милован Джилас, возможно, прав, когда называет Сталина организатором новой социальной системы. Только какой? Социализмом ее, во всяком случае, не назовешь. Пожалуй, лучше многих других характеризует эту систему родная дочь Сталина, Светлана Аллилуева, в своей книге «Только один год»:
"Для меня, – писала она, – было много труднее освободиться от мифов и лжи, чем для любого сталиниста. Все, что охватывает собою этот политический термин, всегда было чуждо мне. Даже когда я узнала многое, мне еще долго представлялось, что отец сам был жертвой системы, а не ее создателем и двигателем.
НЕТ, жертвами были другие, жертвами были миллионы людей.
А он дал свое имя системе кровавой единоличной диктатуры. Он знал, что делал, он не был ни душевнобольным, ни заблуждающимся. С холодной расчетливостью утверждал он свою власть и больше всего на свете боялся ее потерять. Поэтому первым делом его жизни стало устранение противников и соперников, а потом уже все остальное. В пореволюционной России он воскресил абсолютизм, террор, тюрьмы, бюрократию, полицию, шовинизм и империалистическую внешнюю политику. В стране, где демократия в 1917 году оставалась выкидышем истории и умерла тут же после рождения, это только укрепило его власть и славу".
В последних словах Аллилуевой кратко, но выразительно изложена суть сталинской идеологии, имеющей много общего с идеологией тысячелетней русской монархии (хотя сталинская практика во многом «превосходила» своих предшественников), но не имеющей ничего общего с гуманной и прогрессивной идеологией основоположников коммунизма, да и с Лениным, который шел лишь на временное подавление демократии.
И глубоко неправ В. Гроссман, утверждая, что Сталин потому-де стал после смерти Ленина во главе государства, что он якобы лучше всех друзей Ленина выражал основную его суть. «Ненависть Сталина к лидерам оппозиции, писал В. Гроссман, – была ненавистью к тем чертам характера, которые противоречили ленинской сути. Сталин казнил ближайших друзей и соратников Ленина потому, что они, каждый по-своему, мешали осуществиться тому главному, в чем была сокровенная суть Ленина».
Это – абсурд, вытекающий из того абсурда, до которого довел В. Гроссман свою, в общем, имеющую основания мысль о влиянии тысячелетнего рабства России на характер русской революции. Доведя свою мысль до абсурда, В. Гроссман заявляет, что это тысячелетнее рабство создало и воспитало «сокровенную суть» В.И. Ленина.
Нет, Ленин воспитывался на демократических традициях своих предшественников на Западе и в России – и именно его «сокровенная суть» состояла в стремлении к освобождению всего человечества, к международному братству, а не к личной власти и господству русского великодержавия, в чем состояла «сталинская суть».

19. Эволюция сталинского режима

Еще в 1929 году, характеризуя путь, по которому сталинская группировка шла к неограниченной власти, Л.Д. Троцкий писал: «…реакция может придти не только после буржуазной революции, но даже после революции пролетарской». Жизнь подтвердила правоту этого теоретического утверждения Л.Д. Троцкого, как и своевременность его более раннего предостережения о возможном перерождении партийных кадров – предостережения, казавшегося многим из нас в 20-е годы чрезмерно пессимистическим.
Прошло полвека – и теперь мы видим, что предсказания Л.Д. Троцкого, к сожалению, не только сбылись, но и, выражаясь сегодняшним языком, «перевыполнены». Эволюция советского общества, начавшаяся с внутрипартийного преследования левой оппозиции, закономерно привела к бесконтрольной власти правящей касты (класса?) бюрократии и фактическому бесправию подавляющей массы народа.
Перерождение советской власти не было, конечно, мгновенным. Это был длительный процесс, растянувшийся на несколько десятилетий, в течение которых шла (особенно вначале) борьба между силами реакции и революции. Впрочем, после кровавых репрессий конца 30-х годов и вплоть до смерти Сталина сил, которые могли остановить процесс сползания режима в сторону реакции, уже почти не было.
Смерть Сталина и решения XX, а затем ХХII съездов партии принесли некоторую надежду на то, что удастся возродить социалистический характер советского общества. Некоторые попытки хотя бы приостановить процесс сползания были, действительно, предприняты Н.С. Хрущевым. К ним относятся не только массовая реабилитация и освобождение заключенных и резкое сокращение (на первых порах) репрессий против инакомыслящих, но и некоторое ослабление цензуры, некоторые (весьма робкие) попытки очистить историю партии и страны от сталинской лжи и сокращение (тоже очень робкое и незначительное) чрезмерных благ для высокопоставленных сановников. Но все это проводилось сверху, без всякого контроля и участия широких масс, без всякого пересмотра законов, в порядке «дарования милости». И «милости» эти очень скоро были отняты самим же Хрущевым, а затем еще более рьяно – теми, кто его сместил.
Сегодняшняя советская бюрократия обладает неизмеримо большей силой и влиянием, чем в 20-е годы, когда о ней писал Л.Д. Троцкий. Со всеми социалистическими принципами она давно покончила. Однако последнего шага она все же не делает: на открытую реставрацию капитализма не идет. Как и прежде, она пользуется социалистической, марксистской, коммунистической терминологией, хотя этот словарь, ставший для нее чем-то вроде «закона божия», все гуще прослаивается терминами, взятыми из словаря националистически-шовинистского.
Почему наше бюрократическое руководство продолжает пользоваться социалистическим словарем? Сознательно ли оно обманывает массы, сея иллюзии, будто продолжает дело Ленина? Или, может быть, обманывается само, веря в то, что говорит?
Вероятно, и то, и другое. Среди наших руководящих деятелей есть, конечно, и законченные циники, которые прекрасно понимают, что никакого социализма у нас нет, да и не нужен им никакой социализм, а нужна власть и предоставляемые ею блага. Но есть, надо полагать, и другие, думающие, что они в самом деле строят социализм в каком-то своем понимании этого слова. Тут и «двоемыслие», гениально обрисованное Оруэллом, и укоренившееся у них, прошедших сталинскую школу, представление о естественном сочетании социализма с великодержавностью (как же, ведь они построили социализм «в одной, отдельно взятой стране»!), и простая теоретическая безграмотность. Современные руководители партии – это не Ленин, не Троцкий, не Бухарин. Они не имеют ни глубоких знаний, ни собственных теоретических концепций. Они держат около себя специалистов (философов, историков, экономистов и др.), которые пишут им доклады, готовят решения, а они принимают и прочитывают их. Специалисты, может быть, и понимают, как обстоит дело по существу, но действуют так, как им велят мало что понимающие политики.
Так они и правят страной вот уже более четверти века – по сталинским методам, с именем Сталина если не на устах, то в умах и сердцах.
Но мир изменился – и открыто следовать сталинскому курсу они кое в чем просто не в состоянии. Так, хотя СССР, благодаря своему могуществу, все еще удерживает в своей орбите ряд стран Восточной Европы и сохраняет свое влияние в большинстве коммунистических партий, советскому руководству сегодня приходится проявлять в международной политике гораздо больше гибкости, чем допускал Сталин. Безоговорочного подчинения, которого требовал Сталин от всех компартий, сегодняшние руководители КПСС уже добиться не могут. Не говоря уже о полностью отпавшем Китае, им приходится делать ряд уступок странам-сателлитам и компартиям капиталистических стран, которые (особенно итальянская, испанская, французская и др.) по ряду вопросов открыто критикуют КПСС и СССР. Даже свою поддержку полуфашистских режимов в ряде стран «третьего мира» (Ливия, Сирия, Ирак, Йемен и др.) им приходится маскировать, объявляя эти режимы «освободительными» и «прогрессивными».
Что касается внутренней политики, то здесь советское руководство особенно консервативно и неуступчиво, особенно старается сохранить сталинские нравы, хотя в ряде случаев тоже вынуждено отступать.
Больше всего советские руководители боятся свободной информации, потому что им нечего противопоставить ей. Отсюда – засекречивание ряда сведений, которые ни в одной стране мира не являются секретными, отсюда – ксенофобия, усиленно насаждавшаяся Сталиным и оставшаяся со сталинских времен незыблемым принципом воспитания советского человека. Отсутствие свободы печати и свободы критики позволяет скрывать от советских трудящихся как огромный разрыв их условий жизни с условиями жизни правящей верхушки, так и неизмеримое отставание их материального уровня от уровня трудящихся западных стран. Свободное общение с иностранцами способно прорвать этот заслон. И поэтому и сейчас, как при Сталине, всякий иностранец (даже член братской компартии) рассматривается как потенциальный шпион, за ним и за теми советскими людьми, которые с ним общаются, устанавливается слежка, и постепенно люди начинают бояться контактов с иностранцами. Что и требуется! Выработан также устойчивый (хотя и негласный) кодекс правил, которыми регламентируется поведение людей, получающих разрешение выезжать за границу. Чрезвычайно неодобрительно относятся наши власти к бракам советских людей с иностранцами. При Сталине такие браки были вообще запрещены специальным законом (что кажется чудовищным в Европе в XX веке). Сейчас этот сталинский закон отменен, но неофициальные попытки помешать таким бракам продолжаются.
Чем объяснить такое болезненно-подозрительное отношение наших властей к общению советских людей с иностранцами? Боязнью шпионажа? Но, не говоря уже о том, что для шпионажа сейчас существуют средства куда более совершенные, чем вербовка отдельных, часто даже малокомпетентных людей, все применяемые методы не против него направлены и от него не гарантируют. Через какое бы анкетное сито ни пропускались направляемые за границу работники, а нет-нет, да и оказываются среди них пользовавшиеся «особым доверием» Шевченко и Пеньковские. Потенциальная возможность шпионажа существует для всех стран, и во всех странах с этим борются специальные органы разведки, что не мешает всем гражданам спокойно ездить за границу и обратно, посещать иностранцев и принимать их у себя.
Нет, ограничение общения советских людей с зарубежными гостями, воспитание их в духе национальной ограниченности и ксенофобии преследует другую цель:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67