А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


И это повеление было исполнено. Гарун аль-Вакиль увидел, что за прошедшие годы новый халиф возмужал, превратившись из юноши в статного и красивого молодого мужчину с шелковистой бородкой. Он восседал на престоле, а на коленях его седела принцесса Ситт аль-Мульк. Сестра повелителя правоверных тоже повзрослела и расцвела, ее девичья прелесть сменилась красотой юной женщины. Груди принцессы соблазнительно округлились, и на одной из них лежала рука брата с длинными, изящными пальцами.
Долгое время аль-Хаким молча смотрел на полководца, а потом спросил:
– Как смел ты вернуться в Каир и предстать пред моими очами, не выполнив данного тебе повеления?
– О владыка, – возразил Гарун, – враги твои повержены, и во владениях твоих, от западного океана до границ Хинда, воцарился мир.
– Ты лжешь.
Аль-Вакиль, пораженный и возмущенный, уже потянулся было к рукояти меча, но тут вспомнил о слове, данном покойному халифу, и, проглотив оскорбление, низко склонился перед аль-Хакимом.
– О повелитель правоверных, скажи, какого врага верный раб еще не поверг к твоим стопам?
Халиф слегка улыбнулся.
– Скажи мне, не разорил ли ты недавно город Ирам?
– Да, владыка, Ирам Многоколонный, лежащий далеко за пределами широких пустынь.
– И оттуда ты прислал мне множество пленных и рабов?
– Ради твоей славы и чести, о повелитель.
Халиф, едва заметно кивнув, хлопнул в ладоши.
– Вот один из них.
И тут же из теней выступил черный мавр, могучий чреслами, безобразный с виду и более походивший на ужасного демона, чем на смертного, ибо белые зубы его сверкали подобно клыкам хищника, а в глазах полыхал адский огонь.
– Масуд, – повелел халиф, – повтори ему то, о чем недавно говорил мне.
Черный мавр шагнул вперед и, возвышаясь над Гаруном, как башня, прорычал:
– Узнай, о водитель воинств, что далее Ирама расположен другой город, именуемый Лилат-ах, изобильный сокровищами и чудесными творениями, ибо никому еще не удавалось пробить брешь в его высокобашенных стенах. Трепет внушает он недругам, поелику прославлен как Город Проклятых.
– Но почему этот город нарекли именно так? – спросил Гарун, охваченный одновременно и страхом, и любопытством. – Отчего пошла о нем столь дурная слава?
– Утверждают, – ответил мавр с мерзкой ухмылкой, – что жители прокляты за то, что отдали свои души.
– Но кому? Кому?
Мавр сложил огромные ладони.
– В своих храмах, – промолвил он, – они поклоняются не Аллаху, но Лилат, каковую объявляют Великой Богиней, приписывая ей сотворение всего сущего. Они утверждают, – да помилует меня Аллах, – что даже человек был сотворен этой богиней, вылеплен ею из праха земного и оживлен ее кровью.
Мавр помолчал и, взглянув на халифа, добавил:
– Повелитель правоверных, все это я подтверждаю клятвенно, перед твоим троном и ликом Всевышнего.
– Итак... – Голос халифа неожиданно сделался высоким и резким. Он крепче обнял сестру, прижал ее к себе, и лицо его расплылось от удовольствия. – Мне очень хотелось бы знать, за какую цену жители Города Проклятых уступили этой богине свои души.
Он медленно наклонил голову.
– Уж, надо думать, они получили взамен нечто чудесное. Не иначе как некий удивительный дар.
Неожиданно по его телу пробежала дрожь. Он взглянул на сестру с таким видом, словно увидел ее впервые, скривился в гримасе и вскочил на ноги, так что сброшенная с его коленей принцесса упала на пол.
– Разве я не повелитель правоверных?! – визгливо вскричал аль-Хаким. – Разве не должны все сокровища этого города стать моими? Разве не должны его стены быть сровненными с песками, а его идолы низвергнутыми и разбитыми в пыль? – Халиф уставил палец на полководца. – Как можешь ты, о Гарун аль-Вакиль, наслаждаться отдохновением в тенистых садах Каира, в то время как город воистину проклятых нечестивцев, утверждающих, будто человек был создан шлюхой и оживлен ее нечистой, сочащейся из срамного места кровью, стоит и жители его кощунственно потешаются над именем Аллаха? Этого терпеть нельзя!
Глаза халифа выкатились и стали дико вращаться, на губах выступила пена.
– Ступай! – выкрикнул он, указав на ворота. – Ступай! Этого терпеть нельзя!
Низко поклонившись, Гарун покинул дворец и, памятуя о слове, данном им прежнему повелителю, без промедления покинул Каир, дабы двинуть войска на Город Проклятых. Но, седлая коня и подвешивая к поясу сияющий меч, он вспоминал руку халифа, ласкающую грудь сестры, и не переставал дивиться тому, что человек, твердо приверженный величию и славе Аллаха, может в то же время быть столь порочным и развращенным.
«Увы, многое в мире непостижимо для смертного. Лишь Аллаху ведомы все тайны сущего», – сказал он себе под конец и, дабы не смущать свое сердце подобными размышлениями, сосредоточился на Городе Проклятых.
Сорок дней и сорок ночей вел аль-Вакиль свое войско через пустыню, пока не достиг Ирама. Город сей выглядел теперь совсем не так, как в тот день, когда Га-рун увидел его впервые: стены его смешались с песком, дома лежали в развалинах, а жители превратились в скопище жалких, голодных оборванцев. Узрев сие бедствие из бедствий, Гарун сокрушился сердцем и, памятуя, что именно он довел людей до столь плачевного состояния, повелел, чтобы их накормили и оделили милостыней.
Но когда он предложил щедрую плату каждому, кто проводит его в Лилат-ах, все, кто услышал его, побледнели и попятились.
– Поворачивай назад! – воскликнули они. – Возвращайся, воитель, ибо даже твой несравненный меч не осилит проклятия, лежащего на этом городе.
Гарун потребовал объяснить, в чем заключается это столь устрашающее всех проклятие, но люди, побледнев и задрожав еще сильнее, сказали, что сие неведомо, ибо оттуда никто не возвращался. Но, увидев, что все сказанное ничуть не устрашило Гаруна и он, как прежде, исполнен решимости, они согласились раскрыть ему некий секретный способ, позволяющий найти путь к этому вместилищу зла.
– Пролей кровь на песок, – молвили сведущие, – и отметь направление, в котором потечет она, ибо идол Лилат всегда притягивает кровь. И таким образом – да хранит Аллах твою голову! – ты, возможно, узнаешь, что за проклятие тяготеет над тем городом и чем оно столь ужасно.
Гарун продолжил путь по пустыне и спустя еще сорок дней и сорок ночей на закате узрел впереди полированную колонну из черного камня. Приблизившись, полководец увидел, что на колонне высечены арабские письмена, а к основанию оной прикован сияющими цепями закопанный по грудь в песок иссохший и изможденный демон, подобный гулу или ифриту.
Однако при виде воинства повелителя правоверных нечистое чудовище вдруг выкрикнуло священное имя Аллаха, и по щеке его покатилась одна-единственная слеза. Скованный узник не в состоянии был вымолвить еще хоть слово, ибо язык его ссохся, и лишь беспомощно махал руками, словно пытаясь избавиться от оков. Наконец, когда слеза упала на его язык и увлажнила его, демону удалось произнести слово «вода».
Сжалившись, Гарун приказал напоить его.
– Именем того, кто властвует над видимым и невидимым, ответствуй, какова твоя природа, – потребовал полководец.
– Я не отвечу тебе, пока ты не поклянешься, что, узнав истину, пронзишь мое сердце мечом, – заявил демон.
– Воистину это странная просьба.
– Поклянись!
– Не могу, – промолвил Гарун, – ибо никогда не лишал я жизни живое существо без веского на то основания.
Демон издал столь жалобный стон, что сердце полководца исполнилось сострадания к этому пусть ужасному с виду, но глубоко несчастному существу.
– Поверь, совершив то, о чем я прошу, ты не поступишь вопреки своему обычаю. Выслушай меня и выполни мою мольбу.
– Говори. Если я сочту твои доводы убедительными, просьба твоя будет исполнена.
– Слушай же. Некогда я был человеком – и не только человеком, но, как и ты, правоверным мусульманином и предводителем войска сияющих клинков. Целью моей было вступить в город Лилат-ах, дабы возгласить в его храмах ту истину, что нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его. Но, увы, сила лежащего на нечестивом граде проклятия столь велика, что я был разбит, пленен, зарыт в песок и прикован к этому столбу, на коем в насмешку над Аллахом и пророком его начертан сей кощунственный стих.
Гарун воззрился на столб и прочел следующие слова:
– "О Лилат помыслил ли ты? Помыслил ли об иной, великой? Воистину надобно трепетать пред ликом ее, ибо велика Лилат среди богов".
– Нет бога, кроме Аллаха! – воскликнул Гарун, покачав головой. – Но все же эта Лилат, видимо, и вправду обладает немалым могуществом. – Он опустился на колени возле поверженного. – Поведай мне, в чем секрет ее силы? И какое проклятие могло довести тебя до подобного состояния?
– Ну что ж, – ответил несчастный, – секрет прост. Сила ее коренится в обладании тем, что именуют философским камнем. Алчущие обрести этот камень обшаривали все уголки земли.
Узник рассмеялся, столь горестно и ужасно, что у всех внимавших ему мороз пробежал по коже.
– Ибо ведай, – продолжил он, – хотя я был рожден смертным, как ты, мое пребывание здесь, у этой колонны, длится уже три сотни лет.
Гарун воззрился на него в изумлении.
– Неужто в городе Лилат-ах все живут так долго, как и ты?
– Воистину так, – бедняга поморщился, – ибо будь даже их головы снесены с плеч, животы вспороты, а внутренности выброшены в пыль, на другой день они все равно восстанут из праха и продолжат сражаться.
– И в чем же заключается секрет этого чуда?
Несчастный, прежде чем ответить, вновь содрогнулся и застонал.
– В эликсире – в жгучем и горьком на вкус снадобье, каковое влили в горло мне и моим бойцам, дабы наши мучения и страдания никогда не кончались.
– Воистину это дивный рассказ. Но как приготовляется эликсир бессмертия?
– Сие мне не ведомо, о поборник праведности, ибо это есть тайна, известная лишь жрецам Лилат. Говорят, в незапамятные времена они прибыли в этот город из Египта, где правил фараон-язычник.
– Из Египта? – Гарун обвел задумчивым взглядом бескрайние пески. – Но зачем жрецам, обладавшим таким могуществом, потребовалось покидать столь богатую и счастливую землю?
– Зачем? – Закованное существо горько усмехнулась. – А как ты сам думаешь, о воитель? Да затем, чтобы такие, как ты и я, их не тревожили!
Выкрикнув эти слова, несчастный стал как безумный извиваться и биться в своих цепях, на губах его выступила пена.
– Поворачивай! – прохрипел он. – Поворачивай назад! Возвращайся! Неужели ты не постиг, что я оставлен здесь, дабы служить предостережением, наглядным и ужасным предостережением для всякого, кто дерзнет двинуться дальше? Поворачивай немедленно!
Гарун долго молчал, размышляя об обетах, данных халифу аль-Азизу, а потом твердо сказал:
– Нет, повернуть назад я не могу.
Скованный демон обмяк и обвис на цепях.
– О несчастный, – проговорил он, – возможно, через некоторое время, когда сила твоя будет сломлена и мощь сокрушена, ты сменишь меня здесь, у этого столба, и будешь страдать до скончания времен.
Гарун покачал головой и, медленно извлекши из ножен меч, приставил острие к иссохшей груди страдальца.
– Ты сам знаешь, – улыбнулся он, – что даже проклятые Лилат могу вернуть милость Аллаха. Нет Бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его!
С этими словами аль-Вакиль вонзил меч в грудь несчастного, и тот конвульсивно забился в своих оковах, пальцами хватаясь за отточенную сталь.
– Ты умираешь? – вопросил его Гарун. – Чувствуешь, что жизнь покидает тебя?
– Да, – ответил прикованный и собственными руками еще глубже погрузил клинок в свою изможденную плоть...
Из раны сочилась черная кровь.
– Но как может мой клинок, обычная, созданная человеком сталь, отнять жизнь у того, кого напоили магическим эликсиром? – осведомился аль-Вакиль.
– Помню... – едва слышно пробормотал демон, – тогда тоже... на стенах... тот человек... Я пронзил его мечом, и мне казалось, что он умирает на моих глазах...
Бывший воин закашлялся и выплюнул на песок черную жидкость.
– Все эти годы... – Неожиданно на его лице появилось некое подобие улыбки. – Все эти долгие столетия я размышлял, гадал, надеялся. Дерзал уповать на то, что тогда враг действительно был мною убит. И вот теперь... кажется... кажется, я знаю истину.
Он еще продолжал говорить, а глаза его начали вращаться. Свет в них потускнел. Едва несчастный произнес последнее слово, глазные яблоки сморщились и раскрошились. Следом за ними рассыпалось в прах и иссохшее тело. Всего несколько мгновений потребовалось для того, чтобы оно превратилось в облачко невесомой пыли и было развеяно ветром. На столбе остались лишь пустые цепи.
Гарун, преклонив колени, произнес молитву, после чего поднял оковы и повернулся к своим солдатам.
– Воистину велик Аллах! – возгласил он. – Зрите, о правоверные, разве не был дарован нам знак, указующий, что даже проклятые в городе Лилат-ах уязвимы для праведной стали? Хвала Аллаху, ибо нет для него ничего невозможного.

* * *

Ничто не могло поколебать веру Гаруна и отвратить его от намеченной цели, хотя когда на следующий вечер впереди показались пламенеющие в лучах кровавого заката башни и стены, войско повелителя правоверных охватил столь великий ужас, что даже такому прославленному и могучему полководцу, каким был аль-Вакиль, с трудом удавалось удерживать людей от бегства. Чудовищен был облик Города Проклятых, ибо зазубренные башни его возносились к небу, полированные стены заслоняли окоем, и закатный багрянец заставлял эти укрепления казаться не сложенными из камня, но сотворенными из живого огня.
Когда же пала ночь, зарево угасло и город вырисовывался на фоне звездного неба выраставшей из голой пустыни грозной, черной громадой.
Гарун аль-Вакиль извлек из ножен свой сияющий меч и повелел воинам быть наготове. Повеление сие поспело вовремя, ибо проклятые жители Лилат-ах под покровом ночи совершили яростную вылазку. Ужасные видом, ибо очи их походили на горящее серебро, а кожа тускло мерцала даже во тьме, они, суля неминуемую погибель, словно духи смерти обрушились на правоверных с леденящими кровь воплями. Однако по благоволению Аллаха строй мусульман стоял крепко. Яростные атаки продолжались всю ночь, но с приближением рассвета стали ослабевать, а когда первые солнечные лучи вызолотили восточный небосвод, враг отступил за городские стены. Множество поверженных недругов осталось на поле боя, но, к ужасу и изумлению правоверных, все они, даже получившие самые ужасные раны, были живы. Весть о том, что врагов нельзя убить, едва не повергла мусульман в отчаяние. И тогда Гарун прошел по полю боя, острием своего меча поражая раненых в сердце, и каждый, кого касалось его оружие, издав пронзительный вопль, рассыпался в пыль.
Видя это, воины халифа воспрянули духом, и аль-Вакиль, не теряя времени, повел их на штурм Оказавшись в тени величественных стен, он поднял глаза, изумляясь виду вздымавшихся над стенами богато изукрашенных, вызолоченных башен и осыпанных драгоценностями куполов, но более, чем шпили, арки и пирамиды, более, чем все дивные чудеса и красоты, внимание его привлекли несчастные пленники. Вдоль всей линии укреплений можно было видеть истерзанные ужасными пытками человеческие тела, но, как ни страшны были муки этих несчастных, им не дано было обрести покой в смерти. При мысли о веках ужасных страданий, выпавших на долю пленников по воле проклятых нечестивцев, сострадательная душа Гаруна исполнилась праведного гнева. Движимый оным, он воздел над головой свой меч, издал грозный боевой клич и галопом устремился вперед.
Восхваляя Аллаха, дарующего победу, воины отважно последовали за ним и вступили в ожесточенную схватку со злобным и яростным врагом. Многие правоверные сложили головы под мерцающими стенами Города Проклятых, ибо силен и злобен был исполненный нечестивой ярости недруг. Защитники Лилат-ах дрались как одержимые, однако от полководца мусульман не укрылось, что, по мере того как выше поднимается солнце, силы идолопоклонников убывают. Наконец к полудню поборники ислама ворвались в город, но битва продолжалась и за его стенами. Кровь ручьями струилась по улицами, мертвые тела обращались в прах, и из-под копыт арабских скакунов вздымались клубы пыли. В центре города высился огромный, с башнями из черного мрамора храм, на стенах которого были изображены устрашающего вида демоны. Туда, в широкие золотые ворота этого идольского капища, стремились заползти раненые поклонники Лилат. При виде их Гарун аль-Вакиль едва не проникся сочувствием, но вовремя вспомнил, что солнце уже достигло зенита, и когда оно начнет клониться к западу, силы зла и тьмы начнут возрастать.
– Убивайте всех! – крикнул он своим воинам. – Разите без пощады! Да сгинут неверные во имя Аллаха и пророка его!
Однако самому ему убийство и кровопролитие уже опостылели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46