Лицо ее было озарено улыбкой.
– Корделия, Боже мой, как чудесно, что ты приехала, – обрадовалась хозяйка. – Что-то я не помню, чтобы ты когда-нибудь посещала мои вечера. Да и путь не слишком ли долог?
Корделия засмеялась в ответ и бросилась в объятия женщины, которая и была миссис Бердсли – йоркская знаменитость. Пока обе они обнимались и припоминали, сколь давно не видели друг друга, Себастьян внимательнейшим образом наблюдал за немолодой вдовой.
Она сама, как только что и ее дом, обманула его ожидания. Со слов викария ему казалось, что он встретит даму внушительного телосложения с надменными манерами и язвительным языком. Живая, веселая, с напудренными волосами красавица в шелковом платье, украшенном искусной вышивкой, совсем не походила на женщину, которую рисовало Себастьяну его воображение. Ну, может, только в ее величественной осанке было что-то, что он угадал.
Он бросил взгляд на викария, последний что-то ворчал себе под нос. Когда же женщины принялись болтать, то и дело вскрикивая от радости, викарий произнес вслух:
– Гонорина, старая ты болтушка, мы не для того проделали столь долгий путь, чтобы смотреть, как вы разводите здесь сантименты.
Миссис Бердсли повернулась к викарию и окинула его взглядом с головы до ног, глаза ее еще были влажны.
– Сам ты старый болтун, – сказала она. Себастьян заметил что-то грустное в ее взгляде, будто она волновалась за викария. Она продолжала тихо, но решительно: – Тебе никогда не нравились нежности.
– Пожалуй, да, – ответил он запальчиво.
Она скептически посмотрела на него.
– Тебе бы самому хотелось, чтобы кто-нибудь с тобой понежничал, как бы ты не зачах. Я уверена, что Корделия хорошо заботится о тебе, но она слишком молода.
Уши викария слегка покраснели.
– Девочка не так глупа, чтобы думать, что она знает, что мне нужно, не то что некоторые.
Миссис Бердсли усмехнулась.
– Все знают, что для тебя лучше, только не ты.
– А ну-ка оба замолчите, – смеясь, прикрикнула Корделия. Она взяла под руку миссис Бердсли, успешно отвлекая ее внимание от викария. – Гонорина, позволь мне представить тебе… – глаза Корделии вспыхнули ярче, когда она перевела свой взгляд с лица женщины на лицо Себастьяна.
Когда миссис Бердсли обратила свой взор на Себастьяна, он понял, что эта женщина будет куда более ярой защитницей добродетели Корделии, чем ее отец. Хотя он и уговаривал себя, что все это к лучшему, однако не находил приятным то, что эта дама может встать между ним и Корделией.
– Позволь мне представить нашего компаньона… Себастьяна Кента, герцога Веверли. – В глазах Корделии блеснула веселая искорка: – Лорд Веверли, а это самый дорогой и верный друг моей матери… миссис Гонорина Бердсли.
Себастьян глянул на Корделию, но по ее лицу нельзя было понять, что же явилось причиной такого веселья. Затем он взглянул на миссис Бердсли и поднес к губам ее руку, встретившись глазами с ее взглядом.
– Большая честь для меня, – пробормотал он, пытаясь угадать, что кроется за этим взглядом.
– Да что вы, – произнесла она, отведя наконец глаза от собственной руки, – это для меня огромная честь, ваша светлость. Боюсь, вы застали меня врасплох. Вы давно из дома?
Он вопросительно посмотрел на нее, затем выпустил из своих рук ее руку.
Викарий пояснил:
– Во всей Северной Англии не найдешь человека более осведомленного, чем Гонорина. Несомненно, она удивлена, увидев вас здесь, а не в Индии. – Он повернулся к миссис Бердсли, чье лицо уже заливала краска. – Не ты ли в последнем письме сообщала нам о том, где пребывает его светлость?
– Отец, веди себя прилично, – укоряла его Корделия, хотя глаза ее блестели. – Ты выдаешь все секреты Гонорины.
Себастьян улыбнулся ошеломленной миссис Бердсли, хотя ему было интересно, что же, собственно, знала эта дама о нем и делах его семьи. Надо будет ему обратиться к Корделии, чтобы выяснить, какие еще сплетни известны вдове. – Я польщен, что в своих письмах вы упоминаете мою скромную персону, и смею надеяться, что только с лучшей стороны.
Миссис Бердсли посмотрела на викария испепеляющим взором, затем натянуто улыбнулась Себастьяну:
– Уверяю вас, лорд Веверли, что, несмотря на то, что сказано Освальдом, я никогда ничего плохого не говорила ни в ваш адрес, ни в адрес вашей семьи.
– Никто и не сомневается в этом, – вмешалась Корделия. – Гонорина упомянула ваше имя только потому, что я сообщала ей о делах, которые имею с вашим братом. В устах моего отца все это звучало чудовищно, но в самом деле это пустяки.
Миссис Бердсли вздохнула.
– Освальд всегда был груб и нетактичен. Я и понять не могу, как ему удалось воспитать такую чудесную дочь.
– Я уверен, преподобный Шалстоун и не думал никого обидеть, – сказал примирительно Себастьян, обращаясь сразу и к Корделии, и к ее отцу, которые с удивлением смотрели на него.
Последние несколько дней его сильно раздражал характер викария, сейчас настала пора расположить к себе старика, иначе он совсем откажется участвовать в их плане. Он уже, похоже, расквитался с викарием, и для упрочения позиций неплохо было бы сыграть на добрых чувствах старика. Да и то, что тот в последнее время не пил, делало его все более раздражительным, и проблем с ним по-прежнему хватало.
– В конце концов все это не столь важно, – сказала миссис Бердсли, взмахнув рукой в элегантной перчатке. Она уже вполне овладела своими чувствами, чтобы пустить в ход ослепительную улыбку хозяйки дома, умеющей выйти из положения. – Я счастлива видеть всех вас в моем доме, и даже необузданный темперамент Освальда не омрачит моей радости. – И она похлопала Корделию по руке. – Пожалуй, я не слишком внимательна. Будьте добры, проходите в гостиную, можете там подкрепиться. Вы весь день в дороге и, видимо, сильно утомлены.
– А как же твой вечер? – спросила Корделия.
– Ничего страшного, – и миссис Бердсли жестом пригласила всех в соседнюю комнату. – Эти люди бывают у меня каждую неделю. Собираются, чтобы послушать последние сонаты, – и она гордо улыбнулась. – Все знают, что у меня бывают только лучшие музыканты, и когда я устраиваю музыкальные вечера, приходят все.
– Я, право же, сожалею, что мы вот так без предупреждения, – извинялась Корделия. – Я и не думала, что у тебя гости.
Они вошли в гостиную, убранство которой было столь же безупречно, как и прихожей.
Миссис Бердсли покачала головой.
– Не беспокойся об этом.
Подозвав к себе слугу, она велела принести горячие напитки и приготовить легкий ужин. Себастьян и Корделия слегка нахмурились, услышав, как хозяйка велела приготовить пунш и подать его с кофе, но ничего не сказали. Себастьян украдкой взглянул на викария, но тот сохранял невозмутимое выражение лица.
Закончив отдавать распоряжения, миссис Бердсли пригласила всех сесть и сама устроилась на роскошном диване возле Корделии.
– А теперь расскажи мне начистоту, почему вы с Освальдом оказались в Йорке. – И, подарив герцогу очаровательную улыбку, прибавила: – А также и ваш замечательный спутник.
Корделия поморщилась:
– Наш безусловно замечательный спутник доставил мне много хлопот. Как бы тебе объяснить ситуацию, в которую мы с отцом попали благодаря ему. Боюсь, ты рассердишься на меня.
Когда вдовушка бросила озабоченный взгляд на Себастьяна, тот тяжело вздохнул. Корделия и не подозревала, как те язвительные слова, которые предназначались для того, чтобы задеть герцога, могли быть истолкованы. Он тут же поспешил на помощь с разъяснениями.
– Корделия имела в виду, что попала в затруднительную ситуацию благодаря своему последнему увлечению – сочинению музыки под чужим именем.
Миссис Бердсли в удивлении подняла брови, выражение же лица Корделии стало суровым.
– В устах его светлости все это звучит так презрительно.
Она улыбнулась ему. Он недоумевал, намекала ли она на то, что он говорил о пьянстве ее отца. Нет, похоже, что она все еще сердилась за их встречу у дуба. Видимо, придется встретиться с ней наедине, чтобы уверить ее в том, что он не считает ее потаскухой.
– Не все, – отпарировал он, встретившись с ней взглядом. – Но, должно быть, это довольно часто звучит отвратительно, особенно если я сбит с толку. А Корделия просто слишком чувствительна ко всему, что касается меня.
Миссис Бердсли на мгновение задумалась, а Корделия отвела взгляд, плечи ее слегка дрожали.
– Во всяком случае, когда несколько дней тому назад его светлость нанес нам визит в Белхаме, он сделал нам интересное предложение.
– Безумное предложение, – добавил ее отец.
– О, расскажите мне, – воскликнула миссис Бердсли в волнении от предвкушения пикантных новостей. – Звучит увлекательно.
Корделия облизала пересохшие губы и стала подробно излагать суть предложения Себастьяна.
Когда она закончила, глаза миссис Бердсли загорелись веселым огнем.
– Поверить не могу, Корделия, что ты согласилась на это. Освальду медведь на ухо наступил. Каким образом за неделю вы собирались сделать из него музыканта?
– Я пытался объяснить ей это, – вмешался викарий, – но и она, и его светлость вбили себе в голову, что это возможно.
– Почему бы тебе самой, Корделия, не встретиться с Генделем? – продолжала миссис Бердсли, не обращая внимания на ремарку викария. – Это твоя музыка, ты и должна сама ее представить. Хорошо, что вы взяли с собой Освальда, но предложить ему такую роль… – она ухмыльнулась, – это совершеннейшая чепуха.
Корделия, скрестив руки на коленях, откинулась на спинку дивана. Она смотрела на Себастьяна и глаза ее светились.
– Но его светлость, Гонорина, абсолютно убежден в том, что женщина-сочинитель его брату совсем не нужна. В конце концов истинные музыканты никогда всерьез не относились к женской музыке.
– Мне помнится, – вмешался Себастьян, – вы сами, Корделия, были того же мнения, когда я впервые это предложил.
Откинув голову, Корделия отвечала:
– Только потому что вы убедили меня, что отца можно обучить, в чем теперь, после двух дней, проведенных в экипаже, я сильно сомневаюсь.
– Давайте не будем забывать, что вся история началась с маленького обмана, – безжалостно продолжал Себастьян, – вы воспользовались именем своего отца. Как вы помните, дела моего брата расстроились из-за того, что он потерял репутацию, издавая произведения непорядочных композиторов. Неужели вы думаете, что Гендель будет защищать моего брата, если вновь узнает, что тот пытался водить публику за нос?
Корделия вздохнула.
– Не думаете ли вы, что и Гендель, и ваш брат будут негодовать, если им представят мошенника, да притом еще такого неумелого. Кроме того, мои произведения были напечатаны анонимно. Гендель и не знает, что мой отец как-то с этим связан.
– Это так. Но мой брат в курсе, и он не станет представлять вас Генделю, узнав, что вы женщина.
– А, так ваш брат женоненавистник, – улыбаясь, уточнила миссис Бердсли.
Себастьян вздохнул. – Не совсем, но, боюсь, у него сложилось определенное мнение относительно женщин-композиторов. В прошлом он имел некий… печальный опыт, который и породил его предубеждения. Он скорее поверит, что мисс Шалстоун украла хоралы у какого-то композитора, чем в то, что это ее собственные сочинения. – Он хмуро улыбнулся. – У него было слишком много неприятностей с плагиатом, чтобы рисковать на этот раз.
Лицо Корделии выражало разочарование, и он подивился, как долго она хранила в себе надежду поведать правду его брату.
– Действительно, – подводя итог всему этому, сказал Себастьян, – если мы представим мисс Шалстоун как композитора, скорее всего мой брат откажется от дальнейших публикаций ее произведений, поскольку непорядочные композиторы поставили его в довольно-таки щекотливое положение.
– О Боже, – произнесла миссис Бердсли, положив руку на колено Корделии. – Но мы-то этого не хотим. Как нехорошо, что ваш брат такой правдоискатель. Этим теперь уже никто не занимается. Вы не считаете, что это слишком скучно?
Викарий громко засмеялся, а Себастьян решил, что миссис Бердсли ему положительно нравится.
– Может быть. Но я не разделяю мнения своего брата, иначе бы не предложил вам столь изысканную ложь.
Себастьян посмотрел на Корделию. Та удрученно глядела на огонь. Если бы он знал, в каком направлении витали ее мысли, то постарался бы задавить их в зачатке. Черт побери, он превознес бы до небес ее талант, но это было невозможно.
В этот момент в комнату вошел слуга с подносом фруктовых пирожных и дымящихся чашечек пунша и кофе. Себастьян с облегчением заметил, что викарий отказался от пунша и взял себе кофе. Ему было интересно, заметила ли это Корделия.
– Я очень рада, что вы заехали ко мне по дороге в Лондон, – проговорила миссис Бердсли. – Эту историю следовало услышать из первых уст, в письме бы она звучала не столь живо.
– Дело в том, Гонорина, – вмешался викарий, – что это не просто визит.
– Вот как? – спросила недоуменно миссис Бердсли.
– Это правда, – очнувшись от своих мыслей, подтвердила Корделия. – Можешь представить, как отцу не нравится вся эта затея. Он считает, что я не должна путешествовать без компаньонки.
«Да нет, – подумал Себастьян, – просто твой отец хотел любым способом расстроить поездку».
Но миссис Бердсли не нашла ничего удивительного в словах Корделии. Ее лицо просияло.
– Не может быть, ты хочешь, чтобы я стала твоей компаньонкой?
– Я понимаю, что у тебя масса неотложных дел, – поспешил вмешаться викарий, – и мы не обидимся, если ты откажешься ехать с нами. Я с самого начала считал этот план безумием.
– Да я ни за что не упущу такую возможность! – с готовностью отозвалась миссис Бердсли. – Какая удача!
Викарий сердито посмотрел и что-то проворчал, Корделия же, наоборот, сжала руку миссис Бердсли.
– Так ты поедешь с нами в усадьбу его светлости? И в Лондон?
– Конечно же. С превеликим удовольствием. Боже мой! Как же не воспользоваться возможностью побывать в Веверли! Моих друзей удар хватит от зависти. Представляешь, какое столпотворение будет на моих вечерах, когда я вернусь… – слова ее повисли в воздухе. – О, Боже мой, я совсем забыла о гостях, что-то там подозрительно тихо.
По правде говоря, Себастьян слышал, что музыка только что утихла.
Смеясь, миссис Бердсли вскочила на ноги.
– Я с вами так заболталась, что совсем пренебрегла своими обязанностями. Я думаю, они меня простят, когда услышат столь ошеломительную новость.
Она поспешила к двери, на ходу пересчитывая по пальцам, что необходимо сделать срочно:
– Думаю, надо взять с собой желтое платье, это сейчас модно… и новое шелковое манто. – Она на минуту остановилась в дверях: – Я не была на лондонском сезоне целую вечность. Надеюсь посетить парочку концертов по подписке. Отдыхайте и ужинайте пока без меня здесь. Я быстро управлюсь со своими гостями и вернусь.
Сделав глубокий вдох, она улыбнулась им ослепительной улыбкой и скрылась за дверью, слышно было, как зашуршали юбки.
– Она совсем не изменилась, – сказал преподобный Шалстоун, как только убедился, что миссис Бердсли его не может услышать. – Кипящий чайник в юбке. Попомните мои слова, покоя нам не будет на пути в Лондон. Она будет вмешиваться во все дела. Я полагаю, вы оба довольны. Связаться с женщиной такого язвительного нрава – вы еще об этом пожалеете. Вот увидите.
– Если бы я вас плохо знал, преподобный, я бы подумал, что эта женщина вам очень нравится.
Корделия украдкой улыбалась, а викарий в ярости изрыгал проклятия. Себастьян же принялся за пунш, совершенно довольный собой. Несмотря на свою решимость сохранять добрые отношения с викарием, он не удержался от колкости. Изводить викария представлялось ему забавным.
В действительности ему почти удалось отвлечься от Корделии и мечтаний о ее прекрасном теле. Несомненно, это было благо.
Рано утром на следующий день Корделия сидела за завтраком и пила травяной чай, который заварил для нее повар, едва заметив, что девушка встала и бродит по комнатам.
Корделия была в этом доме лишь во второй раз – впервые она гостила здесь как-то летом, а теперь с удовольствием отметила, что слуги помнят ее.
Она вздохнула и поглядела в окно. Ей нравилось у Гонорины, и, судя по тому, каким густым покровом снег устелил землю, можно было догадаться, что они еще задержатся здесь, и быть может, не на один день. Вот Себастьян рассердится, подумала она с горьким удовольствием. Наконец-то появилось нечто не контролируемое его светлостью.
– Не хотела бы я, чтобы кто-нибудь так на меня смотрел, – послышался мягкий голос за спиной Корделии, и она увидела Гонорину, которая, придвинув стул, присела рядом.
Корделия вежливо улыбнулась:
– Не волнуйся, этот взгляд предназначен для самодовольных и важных персон, к таковым ты решительно не относишься.
Гонорина хитро прищурила глаза:
– Я бы подумала, что ты говоришь об Освальде, но я обратила внимание на то, как вы пикировались с его светлостью вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Корделия, Боже мой, как чудесно, что ты приехала, – обрадовалась хозяйка. – Что-то я не помню, чтобы ты когда-нибудь посещала мои вечера. Да и путь не слишком ли долог?
Корделия засмеялась в ответ и бросилась в объятия женщины, которая и была миссис Бердсли – йоркская знаменитость. Пока обе они обнимались и припоминали, сколь давно не видели друг друга, Себастьян внимательнейшим образом наблюдал за немолодой вдовой.
Она сама, как только что и ее дом, обманула его ожидания. Со слов викария ему казалось, что он встретит даму внушительного телосложения с надменными манерами и язвительным языком. Живая, веселая, с напудренными волосами красавица в шелковом платье, украшенном искусной вышивкой, совсем не походила на женщину, которую рисовало Себастьяну его воображение. Ну, может, только в ее величественной осанке было что-то, что он угадал.
Он бросил взгляд на викария, последний что-то ворчал себе под нос. Когда же женщины принялись болтать, то и дело вскрикивая от радости, викарий произнес вслух:
– Гонорина, старая ты болтушка, мы не для того проделали столь долгий путь, чтобы смотреть, как вы разводите здесь сантименты.
Миссис Бердсли повернулась к викарию и окинула его взглядом с головы до ног, глаза ее еще были влажны.
– Сам ты старый болтун, – сказала она. Себастьян заметил что-то грустное в ее взгляде, будто она волновалась за викария. Она продолжала тихо, но решительно: – Тебе никогда не нравились нежности.
– Пожалуй, да, – ответил он запальчиво.
Она скептически посмотрела на него.
– Тебе бы самому хотелось, чтобы кто-нибудь с тобой понежничал, как бы ты не зачах. Я уверена, что Корделия хорошо заботится о тебе, но она слишком молода.
Уши викария слегка покраснели.
– Девочка не так глупа, чтобы думать, что она знает, что мне нужно, не то что некоторые.
Миссис Бердсли усмехнулась.
– Все знают, что для тебя лучше, только не ты.
– А ну-ка оба замолчите, – смеясь, прикрикнула Корделия. Она взяла под руку миссис Бердсли, успешно отвлекая ее внимание от викария. – Гонорина, позволь мне представить тебе… – глаза Корделии вспыхнули ярче, когда она перевела свой взгляд с лица женщины на лицо Себастьяна.
Когда миссис Бердсли обратила свой взор на Себастьяна, он понял, что эта женщина будет куда более ярой защитницей добродетели Корделии, чем ее отец. Хотя он и уговаривал себя, что все это к лучшему, однако не находил приятным то, что эта дама может встать между ним и Корделией.
– Позволь мне представить нашего компаньона… Себастьяна Кента, герцога Веверли. – В глазах Корделии блеснула веселая искорка: – Лорд Веверли, а это самый дорогой и верный друг моей матери… миссис Гонорина Бердсли.
Себастьян глянул на Корделию, но по ее лицу нельзя было понять, что же явилось причиной такого веселья. Затем он взглянул на миссис Бердсли и поднес к губам ее руку, встретившись глазами с ее взглядом.
– Большая честь для меня, – пробормотал он, пытаясь угадать, что кроется за этим взглядом.
– Да что вы, – произнесла она, отведя наконец глаза от собственной руки, – это для меня огромная честь, ваша светлость. Боюсь, вы застали меня врасплох. Вы давно из дома?
Он вопросительно посмотрел на нее, затем выпустил из своих рук ее руку.
Викарий пояснил:
– Во всей Северной Англии не найдешь человека более осведомленного, чем Гонорина. Несомненно, она удивлена, увидев вас здесь, а не в Индии. – Он повернулся к миссис Бердсли, чье лицо уже заливала краска. – Не ты ли в последнем письме сообщала нам о том, где пребывает его светлость?
– Отец, веди себя прилично, – укоряла его Корделия, хотя глаза ее блестели. – Ты выдаешь все секреты Гонорины.
Себастьян улыбнулся ошеломленной миссис Бердсли, хотя ему было интересно, что же, собственно, знала эта дама о нем и делах его семьи. Надо будет ему обратиться к Корделии, чтобы выяснить, какие еще сплетни известны вдове. – Я польщен, что в своих письмах вы упоминаете мою скромную персону, и смею надеяться, что только с лучшей стороны.
Миссис Бердсли посмотрела на викария испепеляющим взором, затем натянуто улыбнулась Себастьяну:
– Уверяю вас, лорд Веверли, что, несмотря на то, что сказано Освальдом, я никогда ничего плохого не говорила ни в ваш адрес, ни в адрес вашей семьи.
– Никто и не сомневается в этом, – вмешалась Корделия. – Гонорина упомянула ваше имя только потому, что я сообщала ей о делах, которые имею с вашим братом. В устах моего отца все это звучало чудовищно, но в самом деле это пустяки.
Миссис Бердсли вздохнула.
– Освальд всегда был груб и нетактичен. Я и понять не могу, как ему удалось воспитать такую чудесную дочь.
– Я уверен, преподобный Шалстоун и не думал никого обидеть, – сказал примирительно Себастьян, обращаясь сразу и к Корделии, и к ее отцу, которые с удивлением смотрели на него.
Последние несколько дней его сильно раздражал характер викария, сейчас настала пора расположить к себе старика, иначе он совсем откажется участвовать в их плане. Он уже, похоже, расквитался с викарием, и для упрочения позиций неплохо было бы сыграть на добрых чувствах старика. Да и то, что тот в последнее время не пил, делало его все более раздражительным, и проблем с ним по-прежнему хватало.
– В конце концов все это не столь важно, – сказала миссис Бердсли, взмахнув рукой в элегантной перчатке. Она уже вполне овладела своими чувствами, чтобы пустить в ход ослепительную улыбку хозяйки дома, умеющей выйти из положения. – Я счастлива видеть всех вас в моем доме, и даже необузданный темперамент Освальда не омрачит моей радости. – И она похлопала Корделию по руке. – Пожалуй, я не слишком внимательна. Будьте добры, проходите в гостиную, можете там подкрепиться. Вы весь день в дороге и, видимо, сильно утомлены.
– А как же твой вечер? – спросила Корделия.
– Ничего страшного, – и миссис Бердсли жестом пригласила всех в соседнюю комнату. – Эти люди бывают у меня каждую неделю. Собираются, чтобы послушать последние сонаты, – и она гордо улыбнулась. – Все знают, что у меня бывают только лучшие музыканты, и когда я устраиваю музыкальные вечера, приходят все.
– Я, право же, сожалею, что мы вот так без предупреждения, – извинялась Корделия. – Я и не думала, что у тебя гости.
Они вошли в гостиную, убранство которой было столь же безупречно, как и прихожей.
Миссис Бердсли покачала головой.
– Не беспокойся об этом.
Подозвав к себе слугу, она велела принести горячие напитки и приготовить легкий ужин. Себастьян и Корделия слегка нахмурились, услышав, как хозяйка велела приготовить пунш и подать его с кофе, но ничего не сказали. Себастьян украдкой взглянул на викария, но тот сохранял невозмутимое выражение лица.
Закончив отдавать распоряжения, миссис Бердсли пригласила всех сесть и сама устроилась на роскошном диване возле Корделии.
– А теперь расскажи мне начистоту, почему вы с Освальдом оказались в Йорке. – И, подарив герцогу очаровательную улыбку, прибавила: – А также и ваш замечательный спутник.
Корделия поморщилась:
– Наш безусловно замечательный спутник доставил мне много хлопот. Как бы тебе объяснить ситуацию, в которую мы с отцом попали благодаря ему. Боюсь, ты рассердишься на меня.
Когда вдовушка бросила озабоченный взгляд на Себастьяна, тот тяжело вздохнул. Корделия и не подозревала, как те язвительные слова, которые предназначались для того, чтобы задеть герцога, могли быть истолкованы. Он тут же поспешил на помощь с разъяснениями.
– Корделия имела в виду, что попала в затруднительную ситуацию благодаря своему последнему увлечению – сочинению музыки под чужим именем.
Миссис Бердсли в удивлении подняла брови, выражение же лица Корделии стало суровым.
– В устах его светлости все это звучит так презрительно.
Она улыбнулась ему. Он недоумевал, намекала ли она на то, что он говорил о пьянстве ее отца. Нет, похоже, что она все еще сердилась за их встречу у дуба. Видимо, придется встретиться с ней наедине, чтобы уверить ее в том, что он не считает ее потаскухой.
– Не все, – отпарировал он, встретившись с ней взглядом. – Но, должно быть, это довольно часто звучит отвратительно, особенно если я сбит с толку. А Корделия просто слишком чувствительна ко всему, что касается меня.
Миссис Бердсли на мгновение задумалась, а Корделия отвела взгляд, плечи ее слегка дрожали.
– Во всяком случае, когда несколько дней тому назад его светлость нанес нам визит в Белхаме, он сделал нам интересное предложение.
– Безумное предложение, – добавил ее отец.
– О, расскажите мне, – воскликнула миссис Бердсли в волнении от предвкушения пикантных новостей. – Звучит увлекательно.
Корделия облизала пересохшие губы и стала подробно излагать суть предложения Себастьяна.
Когда она закончила, глаза миссис Бердсли загорелись веселым огнем.
– Поверить не могу, Корделия, что ты согласилась на это. Освальду медведь на ухо наступил. Каким образом за неделю вы собирались сделать из него музыканта?
– Я пытался объяснить ей это, – вмешался викарий, – но и она, и его светлость вбили себе в голову, что это возможно.
– Почему бы тебе самой, Корделия, не встретиться с Генделем? – продолжала миссис Бердсли, не обращая внимания на ремарку викария. – Это твоя музыка, ты и должна сама ее представить. Хорошо, что вы взяли с собой Освальда, но предложить ему такую роль… – она ухмыльнулась, – это совершеннейшая чепуха.
Корделия, скрестив руки на коленях, откинулась на спинку дивана. Она смотрела на Себастьяна и глаза ее светились.
– Но его светлость, Гонорина, абсолютно убежден в том, что женщина-сочинитель его брату совсем не нужна. В конце концов истинные музыканты никогда всерьез не относились к женской музыке.
– Мне помнится, – вмешался Себастьян, – вы сами, Корделия, были того же мнения, когда я впервые это предложил.
Откинув голову, Корделия отвечала:
– Только потому что вы убедили меня, что отца можно обучить, в чем теперь, после двух дней, проведенных в экипаже, я сильно сомневаюсь.
– Давайте не будем забывать, что вся история началась с маленького обмана, – безжалостно продолжал Себастьян, – вы воспользовались именем своего отца. Как вы помните, дела моего брата расстроились из-за того, что он потерял репутацию, издавая произведения непорядочных композиторов. Неужели вы думаете, что Гендель будет защищать моего брата, если вновь узнает, что тот пытался водить публику за нос?
Корделия вздохнула.
– Не думаете ли вы, что и Гендель, и ваш брат будут негодовать, если им представят мошенника, да притом еще такого неумелого. Кроме того, мои произведения были напечатаны анонимно. Гендель и не знает, что мой отец как-то с этим связан.
– Это так. Но мой брат в курсе, и он не станет представлять вас Генделю, узнав, что вы женщина.
– А, так ваш брат женоненавистник, – улыбаясь, уточнила миссис Бердсли.
Себастьян вздохнул. – Не совсем, но, боюсь, у него сложилось определенное мнение относительно женщин-композиторов. В прошлом он имел некий… печальный опыт, который и породил его предубеждения. Он скорее поверит, что мисс Шалстоун украла хоралы у какого-то композитора, чем в то, что это ее собственные сочинения. – Он хмуро улыбнулся. – У него было слишком много неприятностей с плагиатом, чтобы рисковать на этот раз.
Лицо Корделии выражало разочарование, и он подивился, как долго она хранила в себе надежду поведать правду его брату.
– Действительно, – подводя итог всему этому, сказал Себастьян, – если мы представим мисс Шалстоун как композитора, скорее всего мой брат откажется от дальнейших публикаций ее произведений, поскольку непорядочные композиторы поставили его в довольно-таки щекотливое положение.
– О Боже, – произнесла миссис Бердсли, положив руку на колено Корделии. – Но мы-то этого не хотим. Как нехорошо, что ваш брат такой правдоискатель. Этим теперь уже никто не занимается. Вы не считаете, что это слишком скучно?
Викарий громко засмеялся, а Себастьян решил, что миссис Бердсли ему положительно нравится.
– Может быть. Но я не разделяю мнения своего брата, иначе бы не предложил вам столь изысканную ложь.
Себастьян посмотрел на Корделию. Та удрученно глядела на огонь. Если бы он знал, в каком направлении витали ее мысли, то постарался бы задавить их в зачатке. Черт побери, он превознес бы до небес ее талант, но это было невозможно.
В этот момент в комнату вошел слуга с подносом фруктовых пирожных и дымящихся чашечек пунша и кофе. Себастьян с облегчением заметил, что викарий отказался от пунша и взял себе кофе. Ему было интересно, заметила ли это Корделия.
– Я очень рада, что вы заехали ко мне по дороге в Лондон, – проговорила миссис Бердсли. – Эту историю следовало услышать из первых уст, в письме бы она звучала не столь живо.
– Дело в том, Гонорина, – вмешался викарий, – что это не просто визит.
– Вот как? – спросила недоуменно миссис Бердсли.
– Это правда, – очнувшись от своих мыслей, подтвердила Корделия. – Можешь представить, как отцу не нравится вся эта затея. Он считает, что я не должна путешествовать без компаньонки.
«Да нет, – подумал Себастьян, – просто твой отец хотел любым способом расстроить поездку».
Но миссис Бердсли не нашла ничего удивительного в словах Корделии. Ее лицо просияло.
– Не может быть, ты хочешь, чтобы я стала твоей компаньонкой?
– Я понимаю, что у тебя масса неотложных дел, – поспешил вмешаться викарий, – и мы не обидимся, если ты откажешься ехать с нами. Я с самого начала считал этот план безумием.
– Да я ни за что не упущу такую возможность! – с готовностью отозвалась миссис Бердсли. – Какая удача!
Викарий сердито посмотрел и что-то проворчал, Корделия же, наоборот, сжала руку миссис Бердсли.
– Так ты поедешь с нами в усадьбу его светлости? И в Лондон?
– Конечно же. С превеликим удовольствием. Боже мой! Как же не воспользоваться возможностью побывать в Веверли! Моих друзей удар хватит от зависти. Представляешь, какое столпотворение будет на моих вечерах, когда я вернусь… – слова ее повисли в воздухе. – О, Боже мой, я совсем забыла о гостях, что-то там подозрительно тихо.
По правде говоря, Себастьян слышал, что музыка только что утихла.
Смеясь, миссис Бердсли вскочила на ноги.
– Я с вами так заболталась, что совсем пренебрегла своими обязанностями. Я думаю, они меня простят, когда услышат столь ошеломительную новость.
Она поспешила к двери, на ходу пересчитывая по пальцам, что необходимо сделать срочно:
– Думаю, надо взять с собой желтое платье, это сейчас модно… и новое шелковое манто. – Она на минуту остановилась в дверях: – Я не была на лондонском сезоне целую вечность. Надеюсь посетить парочку концертов по подписке. Отдыхайте и ужинайте пока без меня здесь. Я быстро управлюсь со своими гостями и вернусь.
Сделав глубокий вдох, она улыбнулась им ослепительной улыбкой и скрылась за дверью, слышно было, как зашуршали юбки.
– Она совсем не изменилась, – сказал преподобный Шалстоун, как только убедился, что миссис Бердсли его не может услышать. – Кипящий чайник в юбке. Попомните мои слова, покоя нам не будет на пути в Лондон. Она будет вмешиваться во все дела. Я полагаю, вы оба довольны. Связаться с женщиной такого язвительного нрава – вы еще об этом пожалеете. Вот увидите.
– Если бы я вас плохо знал, преподобный, я бы подумал, что эта женщина вам очень нравится.
Корделия украдкой улыбалась, а викарий в ярости изрыгал проклятия. Себастьян же принялся за пунш, совершенно довольный собой. Несмотря на свою решимость сохранять добрые отношения с викарием, он не удержался от колкости. Изводить викария представлялось ему забавным.
В действительности ему почти удалось отвлечься от Корделии и мечтаний о ее прекрасном теле. Несомненно, это было благо.
Рано утром на следующий день Корделия сидела за завтраком и пила травяной чай, который заварил для нее повар, едва заметив, что девушка встала и бродит по комнатам.
Корделия была в этом доме лишь во второй раз – впервые она гостила здесь как-то летом, а теперь с удовольствием отметила, что слуги помнят ее.
Она вздохнула и поглядела в окно. Ей нравилось у Гонорины, и, судя по тому, каким густым покровом снег устелил землю, можно было догадаться, что они еще задержатся здесь, и быть может, не на один день. Вот Себастьян рассердится, подумала она с горьким удовольствием. Наконец-то появилось нечто не контролируемое его светлостью.
– Не хотела бы я, чтобы кто-нибудь так на меня смотрел, – послышался мягкий голос за спиной Корделии, и она увидела Гонорину, которая, придвинув стул, присела рядом.
Корделия вежливо улыбнулась:
– Не волнуйся, этот взгляд предназначен для самодовольных и важных персон, к таковым ты решительно не относишься.
Гонорина хитро прищурила глаза:
– Я бы подумала, что ты говоришь об Освальде, но я обратила внимание на то, как вы пикировались с его светлостью вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36