Потом вскочил с прытью, удивительной для человека в его состоянии, и бросился к ночному горшку опорожнять желудок.
К несказанному удивлению Себастьяна, Корделия, заслышав омерзительные звуки, этому сопутствовавшие, улыбнулась и воскликнула:
– Великолепно!
Когда викарий вернулся к кровати, она вновь протянула ему склянку. На сей раз он покорно отпил значительную часть, несколько раз отрыгнул и, о чудо, даже немного порозовел.
Увидев, что ему лучше, Корделия закупорила пузырек и стала деловито собирать его вещи.
– Как ты думаешь, ты сможешь теперь поесть? – осведомилась она, будто ничего и не произошло.
Как поесть? – удивился Себастьян. Выпив ночью бутылку бренди, человек не в состоянии думать о еде.
Но викарий кивнул.
– Пожалуй, съем кусочек поджаренного хлеба.
Себастьян задумчиво молчал, размышляя о чудодейственном снадобье Корделии. Он наблюдал за викарием и его дочкой, за тем, как викарий приходил в себя, а дочка ему помогала.
Сколько раз они проходили через это? Сколько раз Корделия выхаживала отца после ночных возлияний?
Он не мог ею не восхищаться. Но не мог и не думать о том, как долго будет викарий пользоваться добротой своей дочери. А что, если однажды она откажется его выхаживать? Правда, если бы она отказалась делать это сегодня утром, они все попали бы в ужасное положение. Достаточно одного того, что им всем пришлось бы терпеть дурное расположение духа викария.
Себастьян чувствовал свою вину. Если бы ему удалось проследить за викарием, ей не пришлось бы «лечить» его. Да, Себастьян обвинял ее в том, что она не умеет бороться с пьянством отца, но и сам не преуспел в этом. Постепенно он начинал понимать, почему она сочла его обвинения скоропалительными.
– Я буду весьма признательна, если ваша светлость позовет слугу – отцу надо помочь одеться. – Спокойный голос Корделии прервал его размышления. – Обычно отец немного приходит в себя и справляется с этим сам, но сегодня…
– Все в порядке, Корделия. Я помогу ему.
Она слабо улыбнулась, и Себастьян заметил, как она грустна. Вчера она, хоть и недолго, не выглядела такой озабоченной. Ему было не по себе, оттого что частично он был виновником ее беспокойства.
Она уже собиралась выйти из комнаты, но вдруг повернулась к нему.
– Если вы не возражаете, прежде я хотела бы сказать вам несколько слов. С глазу на глаз. – При этих словах викарий хотел было что-то возразить, но она продолжала: – Если вы, ваша светлость, соблаговолите выйти в коридор.
– Конечно, – быстро согласился Себастьян.
Чувствуя спиной рассерженный взгляд викария, он вышел и прикрыл за собой дверь.
– Я думал, что после вчерашнего вечера вы будете называть меня Себастьяном.
– Я… я забыла, – сказала она, отводя глаза.
Как бы и ему хотелось забыть! Не следовало и заговаривать об этом, подумал он, заметив, как она покраснела.
– О прошедшей ночи… – начала она. Себастьян напрягся. Она продолжала: – Вы сказали, что все время были с отцом.
Он с облегчением кивнул.
Тяжело вздохнув, она указала на дверь в свою комнату.
– А Пруденс, она тоже была с вами весь вечер?
Он кивнул, не понимая, к чему она клонит.
– Она выходила на минуту в свою комнату, вернее, в вашу, за пяльцами. Потом вернулась в гостиную и сидела за вышиванием, пока мы с викарием не отправились спать.
– Вы не помните, не подходила ли она к отцу? – озабоченно спросила Корделия.
– Не думаю, что вам надо беспокоиться относительно вашего отца и Пруденс, – рассмеялся он. – Эту фурию трудно назвать привлекательной.
Корделия нетерпеливо покачала головой.
– Я не это имею в виду. Я хочу знать, подходила ли она к нему. Может, она показывала ему свою работу или просто спрашивала о чем-либо?
Он попытался вспомнить подробности предыдущего вечера.
– Да, кажется, один раз она показывала ему свои пяльцы. Спрашивала, не слишком ли ярки цвета. Мне показалось странным, что она задает такой вопрос мужчине, тем более своему хозяину, но… – И тут он уловил ход ее мысли. – Неужели вы думаете, что это она передала ему бренди?
– Не знаю. – Она беспомощно развела руками. – Я никак не могла понять, как он прямо у меня под носом проносит в дом выпивку. Прошлой ночью Пруденс заглянула в комнату, взяла что-то из сумки и вышла. Наверное, это были пяльцы, но…
– Но что?
Корделия покраснела.
– Сегодня утром, когда она спустилась вниз за горячей водой, я осмотрела ее багаж. – Она взглянула на герцога. – И среди вещей я нашла бутылку бренди.
– Которую она наверняка намеревалась передать вашему отцу сегодня вечером, – мрачно закончил он.
– Наверное. Я не знаю. Но я решила подстраховаться.
Он удивленно посмотрел на нее.
Она мрачно улыбнулась и объяснила:
– Я вылила бренди и налила в бутылку воду.
– Это только временное решение.
– Понимаю, – с грустью согласилась она. – Придется все выяснить. Но прежде мне хотелось удостовериться в ее вине. В конце концов, она могла захватить эту бутылку для себя.
Он попытался представить, как ханжа Пруденс тайком потягивает бренди, но не смог.
– Вы же сами в это не верите, не так ли?
Она пожала плечами.
– Сегодня вечером мы сами сможем узнать наверняка, предназначалось ли бренди отцу. Мне нужно будет поймать ее за руку, иначе она будет от всего открещиваться. Вы поможете мне?
Лорд Веверли кивнул утвердительно. Значит, ему-таки удастся отомстить викарию!
– Уверяю вас, я сделаю все, что от меня зависит.
Когда час спустя они покинули гостиницу, и внутри кареты, и снаружи холод был нестерпимый. Все были взвинчены и раздражены, но особенно викарий, который грозился, если его немедленно не оставят в покое, выкинуть ноты в окно. Кое-как Корделии удалось его успокоить. Она даже позанималась с ним некоторое время, и только ближе к полудню, когда он погрузился в беспокойный сон, ей удалось хоть немного передохнуть.
Корделия взглянула на герцога, но он смотрел в окно, причем поза его была столь напряженной, будто он ожидал появления бандитов. А может, так оно и было. Этот человек всегда настороже, подумала она. Потерял голову он, лишь когда бросился ее целовать.
Она готова была вновь предаться упоительным воспоминаниям, но, стиснув зубы, отринула их. Вместо этого она стала вспоминать все оскорбления, которыми он осыпал ее вечером. «Вы слишком нянчитесь со своим отцом. Вы создаете условия, которые позволяют ему потакать своим дурным наклонностям. Вы не даете ему видеть последствия его поведения».
Отец захрапел рядом, Корделия вновь почувствовала, что сердится, и это помогло ей забыть ненадолго о поцелуях герцога. Как смеет Себастьян обвинять ее? Он провел с ними только три дня и возомнил, будто ему все про них известно! Это неслыханно!
Но, хоть она и сердилась, все же думала о словах Себастьяна. Что он имел в виду, говоря, что она создает своему отцу условия? Она же не дает отцу вина. Наоборот, старается, чтобы в доме вообще не было спиртного. К столу давно уже не подают вина. Да и когда была жива мама, вина почти не подавали. Эль бывал, но не всякий раз, как в других домах.
Впервые Корделия подумала, не потому ли мама предпочитала «бодрящие напитки» вроде кофе и лимонада, что знала о расположенности отца к выпивке? Мысль эта поразила Корделию. Она всегда считала, что отец запил, потому что впал в тоску после смерти мамы. А что, если это не так? Вдруг он всегда был таким, но мама умела бороться с его привычками?
Отец заворочался и прислонился к стенке кареты. Себастьян посмотрел сначала на него, потом на Корделию. Их взгляды встретились. Он почти застенчиво улыбнулся ей, и ей стало стыдно за свои мысли. Ведь герцог говорил ей правду в лицо не для того лишь, чтобы досадить ей. Себастьян действительно хотел помочь… Все время, кроме того момента, когда кинулся на нее как одержимый.
Но и тогда он принес ей свои извинения.
Боже мой, как же трудно понять его! То он беспокоится о ее здоровье, то говорит, что она виновата во всем, что случилось с отцом. Она с ним нянчится и не дает ему осознать последствий его поведения.
Осознать последствия его поведения… Как это понимать? Она что, должна ничего не предпринимать и смотреть, как отец спивается? И что тогда с ними будет? У нее нет выбора, она должна следить за тем, чтобы он был трезв, даже если приходится порой брать на себя его обязанности.
Если она просто оставит все как есть… Нет, это невозможно!
Но кое-что она может сделать, подумала она, взглянув на Пруденс. Она сумеет узнать, какую роль во всем играет Пруденс. А ведь Пруденс имеет к этому отношение, иначе отчего она сегодня сидит как на иголках, дергается, нервничает. Она спокойно не может взглянуть на Корделию, вскидывает брови, беспрестанно теребит платье. Одно это может вывести из себя.
Слава Богу, что хоть снег перестал идти, подумала Корделия. Себастьян сказал, что хорошо бы попасть в Йорк до вечера, дальше дороги лучше.
Йорк. Там живет Гонорина. Корделия не видела мамину подругу уже несколько лет, с самых похорон. Стоит ли рассказать герцогу о Гонорине? Замечательно было бы нанести ей визит, но ее может не оказаться дома, кроме того, неприлично вваливаться такой большой компанией без предупреждения.
С другой стороны, с улыбкой подумала Корделия, Гонорина безумно расстроится, когда узнает, что упустила возможность познакомиться с герцогом Веверли.
– Позвольте узнать, чему вы улыбаетесь?
Вопрос герцога застал ее врасплох.
– Так, пустяки. Просто я вспомнила, что вы говорили о Йорке. Там живет моя подруга.
– Гонорина, – пробормотал отец.
– Я думала, ты спишь, – сказала Корделия, поворачиваясь к нему.
Он сидел с закрытыми глазами, прислонившись к стенке кареты, и улыбался.
Она легонько толкнула его в бок своим ридикюлем.
– Ах ты, притворщик! Пытаешься избежать занятий!
Он приоткрыл один глаз.
– Не совсем. Но, стоило тебе упомянуть эту бабу, как я тут же проснулся. У меня сердце подпрыгивает, едва я слышу ее имя.
Корделия сделала круглые глаза.
– Почему ты так говоришь о ней?! Она вовсе не такая уж плохая! Просто немного настырная.
Викарий хмыкнул, Корделия снова пихнула его в бок.
Тогда отец отобрал у нее ридикюль, сунул его себе за спину и с победным видом взглянул на нее.
– Знаю, знаю, о чем ты мечтаешь, детка. Чтобы мы нанесли визит вдовушке Гонорине. Так вот, выбрось это из головы. Обойдемся без ее «определенных» мнений.
– Но она мой друг.
– Да-да. – Он погрозил ей пальцем, уже не вполне шутливо. – Только у этой женщины воля тигрицы, ум судьи и голос мегеры. Если она не может убедить кого-то в своей правоте одной лишь силой воли, то пускает в ход свою дьявольскую логику. Если и это не помогает, она начинает скандалить и скандалит до тех пор, пока противник не сдается. – Он мрачно вздохнул. – И обычно побеждает. Гонорина всегда побеждает, а мне сейчас и своих забот хватает, обойдусь и без ее советов.
– Папа! Но она же совсем не такая! Она великодушна, благородна…
– И тиранит всех, кто имеет отличное от нее мнение, – закончил за Корделию викарий.
– Как ты можешь быть столь неблагодарным! Гонорина, несмотря на разницу в положении, все эти годы была мне как сестра. Вспомни, сколько раз она выручала нас своими пожертвованиями, когда дела прихода шли совсем неважно. – Голос ее задрожал. – А когда мама умирала, Гонорина приехала незамедлительно. Если бы не Гонорина…
– Ладно, – сдался наконец викарий. – В преданности ей не откажешь.
– Я с нетерпением жду встречи со столь необыкновенной женщиной, – заявил вдруг Себастьян. И добавил к несказанной радости Корделии: – Думаю, мы сможем ненадолго заехать к ней.
Пропустив мимо ушей стенания викария, Корделия поспешила сказать:
– На час-два, не больше. Я знаю, как вы торопитесь к брату, но, если мы сможем заглянуть к ней, я буду вам весьма признательна.
– В столь сердечной просьбе я не могу вам отказать. – Улыбнулся он всем присутствующим, но блеск его глаз убедил ее в том, что улыбка предназначалась именно ей.
– Благодарю вас, Себастьян.
Пруденс окинула ее презрительным взглядом, викарий нахмурился, и Корделия сконфузилась.
– Себастьян? – негодующе переспросил викарий.
Лорд Веверли лишь пожал плечами.
– Я предложил вашей дочери отринуть формальности, раз уж мы путешествуем столь тесной компанией.
Корделия бросила взгляд на отца и заметила, что тот весьма недоволен.
– Но, ваша светлость, – холодно заметил он, – не пристало нам обращаться с вами так фамильярно, ведь мы едва знакомы. Возможно, знай мы о вас побольше, я бы проще смотрел на формальности. Почему бы вам не рассказать нам о себе? О семье… о вашей жизни в Индии. – Он искоса посмотрел на Корделию и добавил: – О вашей невесте.
Корделия залилась краской. У отца могла быть лишь одна причина лишний раз напомнить о том, что герцог помолвлен. Неужели он знает про поцелуй? Господи, только не это. И она смущенно заметила:
– Неприлично расспрашивать человека о его личной жизни, – и незаметно ущипнула его за руку.
Но он будто ничего не замечал.
– Мы позволили этому человеку увезти нас в Лондон, причем на сборы нам был дан один-единственный день. Думаю, мы вполне можем ожидать от него откровенности.
– Вы полностью правы. – Себастьян говорил сдержанно, но немного холодно. Потом он скрестил руки на груди и откинулся на спинку сиденья. – Я с радостью расскажу вам про свою жизнь. Надеюсь, вы ответите мне тем же. Особенно меня интересует, как вы несли службу последние три года.
Викарий стал усиленно теребить собственное ухо. Выражение его лица изменилось.
«С ними просто нет никакого сладу, – думала Корделия. – Почему отец с Себастьяном не могут разговаривать мирно? Они сталкиваются по любому поводу».
Викарий наклонился вперед, явно готовясь дать Себастьяну отповедь, и она изо всех сил наступила ему на ногу.
– Папина служба не так занимательна, как ваши путешествия, ваша светлость, – сказала она, стараясь заглушить недовольный вскрик викария. – Расскажите нам о них, это так интересно!
Герцог не спускал глаз с викария.
– Думаю, вашего отца больше интересуют подробности моей личной жизни, а не рассказ об Индии.
Теперь Корделия сердилась на герцога. Она уставилась на него и смотрела до тех пор, пока он не обратил взор на нее.
Тогда она одарила его самой чопорной улыбкой, на какую только была способна.
– Так чье же любопытство вы удовлетворите? Дамы? Или пожилого невежи?
– Корделия! – возмутился отец. – Послушай, детка…
– Так чье же, ваша светлость? – Она с вызовом смотрела на Себастьяна. – Если вы предпочтете отвечать на вопросы отца, я на вас обижусь, определенно обижусь. – И она бросила на отца уничтожающий взгляд.
Викарий слишком хорошо знал этот взгляд, поэтому он насупился, но возражать не стал. Тогда она снова посмотрела на Себастьяна. Резкие линии у его рта разгладились, он почти улыбался. И, приподняв бровь, сказал с довольным видом:
– Раз вы так ставите вопрос, мисс Шалстоун, я не могу вам отказать. – Он устроился поудобнее. – Скажите, что именно вы хотите услышать про Индию?
Она облегченно вздохнула. Только сейчас она поняла, как была обеспокоена тем, что эти двое снова начнут ссориться, и из-за чего – из-за того лишь, что она назвала его светлость Себастьяном. Впредь ей надо быть осмотрительнее.
Она пыталась придумать подходящий вопрос и наконец сказала:
– Прежде всего мне интересно, почему вы отправились именно в Индию. Кажется, эта страна не входит в обычное турне для молодых людей, желающих посмотреть мир.
Себастьян улыбнулся.
– Вы совершенно правы. Индия страна слишком дикая и непредсказуемая для отпрысков благородных семей.
– Вы хотите сказать, языческая, – к всеобщему изумлению заявила вдруг Пруденс, молчавшая, против своего обыкновения, все утро. – Я слышала, это нечестивая страна.
– Каждый вкладывает в понятие «нечестивый» что-то свое, – сухо ответил Себастьян. – Индусы, к примеру, считают нас нечестивцами за то, что мы едим говядину, а мусульмане считают, что наши женщины ведут себя непристойно.
– Возможно, мусульмане в чем-то правы, – не удержался викарий, а Пруденс презрительно фыркнула и вновь погрузилась в молчание.
Корделия, отлично понявшая, кого он имеет в виду, бросила на него сердитый взгляд.
– Папа, давно ли ты стал поддерживать мусульман? Может, ты хочешь, чтобы мы с Пруденс надели паранджу?
– О, так вы знакомы с мусульманскими обычаями? – заинтересованно спросил Себастьян.
– Вполне. Отец позаботился о том, чтобы я получила некоторое образование. Он сам большой охотник до знаний. Благодаря ему я много читала с самого детства. Меня учили математике, географии, древним языкам… много чему.
– И видите, какая дерзкая дочь у меня выросла, – проворчал викарий, правда, не без гордости.
Себастьян с любопытством смотрел на ее отца.
– А вы знаете, сколь необычна такая образованность для молодой девушки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
К несказанному удивлению Себастьяна, Корделия, заслышав омерзительные звуки, этому сопутствовавшие, улыбнулась и воскликнула:
– Великолепно!
Когда викарий вернулся к кровати, она вновь протянула ему склянку. На сей раз он покорно отпил значительную часть, несколько раз отрыгнул и, о чудо, даже немного порозовел.
Увидев, что ему лучше, Корделия закупорила пузырек и стала деловито собирать его вещи.
– Как ты думаешь, ты сможешь теперь поесть? – осведомилась она, будто ничего и не произошло.
Как поесть? – удивился Себастьян. Выпив ночью бутылку бренди, человек не в состоянии думать о еде.
Но викарий кивнул.
– Пожалуй, съем кусочек поджаренного хлеба.
Себастьян задумчиво молчал, размышляя о чудодейственном снадобье Корделии. Он наблюдал за викарием и его дочкой, за тем, как викарий приходил в себя, а дочка ему помогала.
Сколько раз они проходили через это? Сколько раз Корделия выхаживала отца после ночных возлияний?
Он не мог ею не восхищаться. Но не мог и не думать о том, как долго будет викарий пользоваться добротой своей дочери. А что, если однажды она откажется его выхаживать? Правда, если бы она отказалась делать это сегодня утром, они все попали бы в ужасное положение. Достаточно одного того, что им всем пришлось бы терпеть дурное расположение духа викария.
Себастьян чувствовал свою вину. Если бы ему удалось проследить за викарием, ей не пришлось бы «лечить» его. Да, Себастьян обвинял ее в том, что она не умеет бороться с пьянством отца, но и сам не преуспел в этом. Постепенно он начинал понимать, почему она сочла его обвинения скоропалительными.
– Я буду весьма признательна, если ваша светлость позовет слугу – отцу надо помочь одеться. – Спокойный голос Корделии прервал его размышления. – Обычно отец немного приходит в себя и справляется с этим сам, но сегодня…
– Все в порядке, Корделия. Я помогу ему.
Она слабо улыбнулась, и Себастьян заметил, как она грустна. Вчера она, хоть и недолго, не выглядела такой озабоченной. Ему было не по себе, оттого что частично он был виновником ее беспокойства.
Она уже собиралась выйти из комнаты, но вдруг повернулась к нему.
– Если вы не возражаете, прежде я хотела бы сказать вам несколько слов. С глазу на глаз. – При этих словах викарий хотел было что-то возразить, но она продолжала: – Если вы, ваша светлость, соблаговолите выйти в коридор.
– Конечно, – быстро согласился Себастьян.
Чувствуя спиной рассерженный взгляд викария, он вышел и прикрыл за собой дверь.
– Я думал, что после вчерашнего вечера вы будете называть меня Себастьяном.
– Я… я забыла, – сказала она, отводя глаза.
Как бы и ему хотелось забыть! Не следовало и заговаривать об этом, подумал он, заметив, как она покраснела.
– О прошедшей ночи… – начала она. Себастьян напрягся. Она продолжала: – Вы сказали, что все время были с отцом.
Он с облегчением кивнул.
Тяжело вздохнув, она указала на дверь в свою комнату.
– А Пруденс, она тоже была с вами весь вечер?
Он кивнул, не понимая, к чему она клонит.
– Она выходила на минуту в свою комнату, вернее, в вашу, за пяльцами. Потом вернулась в гостиную и сидела за вышиванием, пока мы с викарием не отправились спать.
– Вы не помните, не подходила ли она к отцу? – озабоченно спросила Корделия.
– Не думаю, что вам надо беспокоиться относительно вашего отца и Пруденс, – рассмеялся он. – Эту фурию трудно назвать привлекательной.
Корделия нетерпеливо покачала головой.
– Я не это имею в виду. Я хочу знать, подходила ли она к нему. Может, она показывала ему свою работу или просто спрашивала о чем-либо?
Он попытался вспомнить подробности предыдущего вечера.
– Да, кажется, один раз она показывала ему свои пяльцы. Спрашивала, не слишком ли ярки цвета. Мне показалось странным, что она задает такой вопрос мужчине, тем более своему хозяину, но… – И тут он уловил ход ее мысли. – Неужели вы думаете, что это она передала ему бренди?
– Не знаю. – Она беспомощно развела руками. – Я никак не могла понять, как он прямо у меня под носом проносит в дом выпивку. Прошлой ночью Пруденс заглянула в комнату, взяла что-то из сумки и вышла. Наверное, это были пяльцы, но…
– Но что?
Корделия покраснела.
– Сегодня утром, когда она спустилась вниз за горячей водой, я осмотрела ее багаж. – Она взглянула на герцога. – И среди вещей я нашла бутылку бренди.
– Которую она наверняка намеревалась передать вашему отцу сегодня вечером, – мрачно закончил он.
– Наверное. Я не знаю. Но я решила подстраховаться.
Он удивленно посмотрел на нее.
Она мрачно улыбнулась и объяснила:
– Я вылила бренди и налила в бутылку воду.
– Это только временное решение.
– Понимаю, – с грустью согласилась она. – Придется все выяснить. Но прежде мне хотелось удостовериться в ее вине. В конце концов, она могла захватить эту бутылку для себя.
Он попытался представить, как ханжа Пруденс тайком потягивает бренди, но не смог.
– Вы же сами в это не верите, не так ли?
Она пожала плечами.
– Сегодня вечером мы сами сможем узнать наверняка, предназначалось ли бренди отцу. Мне нужно будет поймать ее за руку, иначе она будет от всего открещиваться. Вы поможете мне?
Лорд Веверли кивнул утвердительно. Значит, ему-таки удастся отомстить викарию!
– Уверяю вас, я сделаю все, что от меня зависит.
Когда час спустя они покинули гостиницу, и внутри кареты, и снаружи холод был нестерпимый. Все были взвинчены и раздражены, но особенно викарий, который грозился, если его немедленно не оставят в покое, выкинуть ноты в окно. Кое-как Корделии удалось его успокоить. Она даже позанималась с ним некоторое время, и только ближе к полудню, когда он погрузился в беспокойный сон, ей удалось хоть немного передохнуть.
Корделия взглянула на герцога, но он смотрел в окно, причем поза его была столь напряженной, будто он ожидал появления бандитов. А может, так оно и было. Этот человек всегда настороже, подумала она. Потерял голову он, лишь когда бросился ее целовать.
Она готова была вновь предаться упоительным воспоминаниям, но, стиснув зубы, отринула их. Вместо этого она стала вспоминать все оскорбления, которыми он осыпал ее вечером. «Вы слишком нянчитесь со своим отцом. Вы создаете условия, которые позволяют ему потакать своим дурным наклонностям. Вы не даете ему видеть последствия его поведения».
Отец захрапел рядом, Корделия вновь почувствовала, что сердится, и это помогло ей забыть ненадолго о поцелуях герцога. Как смеет Себастьян обвинять ее? Он провел с ними только три дня и возомнил, будто ему все про них известно! Это неслыханно!
Но, хоть она и сердилась, все же думала о словах Себастьяна. Что он имел в виду, говоря, что она создает своему отцу условия? Она же не дает отцу вина. Наоборот, старается, чтобы в доме вообще не было спиртного. К столу давно уже не подают вина. Да и когда была жива мама, вина почти не подавали. Эль бывал, но не всякий раз, как в других домах.
Впервые Корделия подумала, не потому ли мама предпочитала «бодрящие напитки» вроде кофе и лимонада, что знала о расположенности отца к выпивке? Мысль эта поразила Корделию. Она всегда считала, что отец запил, потому что впал в тоску после смерти мамы. А что, если это не так? Вдруг он всегда был таким, но мама умела бороться с его привычками?
Отец заворочался и прислонился к стенке кареты. Себастьян посмотрел сначала на него, потом на Корделию. Их взгляды встретились. Он почти застенчиво улыбнулся ей, и ей стало стыдно за свои мысли. Ведь герцог говорил ей правду в лицо не для того лишь, чтобы досадить ей. Себастьян действительно хотел помочь… Все время, кроме того момента, когда кинулся на нее как одержимый.
Но и тогда он принес ей свои извинения.
Боже мой, как же трудно понять его! То он беспокоится о ее здоровье, то говорит, что она виновата во всем, что случилось с отцом. Она с ним нянчится и не дает ему осознать последствий его поведения.
Осознать последствия его поведения… Как это понимать? Она что, должна ничего не предпринимать и смотреть, как отец спивается? И что тогда с ними будет? У нее нет выбора, она должна следить за тем, чтобы он был трезв, даже если приходится порой брать на себя его обязанности.
Если она просто оставит все как есть… Нет, это невозможно!
Но кое-что она может сделать, подумала она, взглянув на Пруденс. Она сумеет узнать, какую роль во всем играет Пруденс. А ведь Пруденс имеет к этому отношение, иначе отчего она сегодня сидит как на иголках, дергается, нервничает. Она спокойно не может взглянуть на Корделию, вскидывает брови, беспрестанно теребит платье. Одно это может вывести из себя.
Слава Богу, что хоть снег перестал идти, подумала Корделия. Себастьян сказал, что хорошо бы попасть в Йорк до вечера, дальше дороги лучше.
Йорк. Там живет Гонорина. Корделия не видела мамину подругу уже несколько лет, с самых похорон. Стоит ли рассказать герцогу о Гонорине? Замечательно было бы нанести ей визит, но ее может не оказаться дома, кроме того, неприлично вваливаться такой большой компанией без предупреждения.
С другой стороны, с улыбкой подумала Корделия, Гонорина безумно расстроится, когда узнает, что упустила возможность познакомиться с герцогом Веверли.
– Позвольте узнать, чему вы улыбаетесь?
Вопрос герцога застал ее врасплох.
– Так, пустяки. Просто я вспомнила, что вы говорили о Йорке. Там живет моя подруга.
– Гонорина, – пробормотал отец.
– Я думала, ты спишь, – сказала Корделия, поворачиваясь к нему.
Он сидел с закрытыми глазами, прислонившись к стенке кареты, и улыбался.
Она легонько толкнула его в бок своим ридикюлем.
– Ах ты, притворщик! Пытаешься избежать занятий!
Он приоткрыл один глаз.
– Не совсем. Но, стоило тебе упомянуть эту бабу, как я тут же проснулся. У меня сердце подпрыгивает, едва я слышу ее имя.
Корделия сделала круглые глаза.
– Почему ты так говоришь о ней?! Она вовсе не такая уж плохая! Просто немного настырная.
Викарий хмыкнул, Корделия снова пихнула его в бок.
Тогда отец отобрал у нее ридикюль, сунул его себе за спину и с победным видом взглянул на нее.
– Знаю, знаю, о чем ты мечтаешь, детка. Чтобы мы нанесли визит вдовушке Гонорине. Так вот, выбрось это из головы. Обойдемся без ее «определенных» мнений.
– Но она мой друг.
– Да-да. – Он погрозил ей пальцем, уже не вполне шутливо. – Только у этой женщины воля тигрицы, ум судьи и голос мегеры. Если она не может убедить кого-то в своей правоте одной лишь силой воли, то пускает в ход свою дьявольскую логику. Если и это не помогает, она начинает скандалить и скандалит до тех пор, пока противник не сдается. – Он мрачно вздохнул. – И обычно побеждает. Гонорина всегда побеждает, а мне сейчас и своих забот хватает, обойдусь и без ее советов.
– Папа! Но она же совсем не такая! Она великодушна, благородна…
– И тиранит всех, кто имеет отличное от нее мнение, – закончил за Корделию викарий.
– Как ты можешь быть столь неблагодарным! Гонорина, несмотря на разницу в положении, все эти годы была мне как сестра. Вспомни, сколько раз она выручала нас своими пожертвованиями, когда дела прихода шли совсем неважно. – Голос ее задрожал. – А когда мама умирала, Гонорина приехала незамедлительно. Если бы не Гонорина…
– Ладно, – сдался наконец викарий. – В преданности ей не откажешь.
– Я с нетерпением жду встречи со столь необыкновенной женщиной, – заявил вдруг Себастьян. И добавил к несказанной радости Корделии: – Думаю, мы сможем ненадолго заехать к ней.
Пропустив мимо ушей стенания викария, Корделия поспешила сказать:
– На час-два, не больше. Я знаю, как вы торопитесь к брату, но, если мы сможем заглянуть к ней, я буду вам весьма признательна.
– В столь сердечной просьбе я не могу вам отказать. – Улыбнулся он всем присутствующим, но блеск его глаз убедил ее в том, что улыбка предназначалась именно ей.
– Благодарю вас, Себастьян.
Пруденс окинула ее презрительным взглядом, викарий нахмурился, и Корделия сконфузилась.
– Себастьян? – негодующе переспросил викарий.
Лорд Веверли лишь пожал плечами.
– Я предложил вашей дочери отринуть формальности, раз уж мы путешествуем столь тесной компанией.
Корделия бросила взгляд на отца и заметила, что тот весьма недоволен.
– Но, ваша светлость, – холодно заметил он, – не пристало нам обращаться с вами так фамильярно, ведь мы едва знакомы. Возможно, знай мы о вас побольше, я бы проще смотрел на формальности. Почему бы вам не рассказать нам о себе? О семье… о вашей жизни в Индии. – Он искоса посмотрел на Корделию и добавил: – О вашей невесте.
Корделия залилась краской. У отца могла быть лишь одна причина лишний раз напомнить о том, что герцог помолвлен. Неужели он знает про поцелуй? Господи, только не это. И она смущенно заметила:
– Неприлично расспрашивать человека о его личной жизни, – и незаметно ущипнула его за руку.
Но он будто ничего не замечал.
– Мы позволили этому человеку увезти нас в Лондон, причем на сборы нам был дан один-единственный день. Думаю, мы вполне можем ожидать от него откровенности.
– Вы полностью правы. – Себастьян говорил сдержанно, но немного холодно. Потом он скрестил руки на груди и откинулся на спинку сиденья. – Я с радостью расскажу вам про свою жизнь. Надеюсь, вы ответите мне тем же. Особенно меня интересует, как вы несли службу последние три года.
Викарий стал усиленно теребить собственное ухо. Выражение его лица изменилось.
«С ними просто нет никакого сладу, – думала Корделия. – Почему отец с Себастьяном не могут разговаривать мирно? Они сталкиваются по любому поводу».
Викарий наклонился вперед, явно готовясь дать Себастьяну отповедь, и она изо всех сил наступила ему на ногу.
– Папина служба не так занимательна, как ваши путешествия, ваша светлость, – сказала она, стараясь заглушить недовольный вскрик викария. – Расскажите нам о них, это так интересно!
Герцог не спускал глаз с викария.
– Думаю, вашего отца больше интересуют подробности моей личной жизни, а не рассказ об Индии.
Теперь Корделия сердилась на герцога. Она уставилась на него и смотрела до тех пор, пока он не обратил взор на нее.
Тогда она одарила его самой чопорной улыбкой, на какую только была способна.
– Так чье же любопытство вы удовлетворите? Дамы? Или пожилого невежи?
– Корделия! – возмутился отец. – Послушай, детка…
– Так чье же, ваша светлость? – Она с вызовом смотрела на Себастьяна. – Если вы предпочтете отвечать на вопросы отца, я на вас обижусь, определенно обижусь. – И она бросила на отца уничтожающий взгляд.
Викарий слишком хорошо знал этот взгляд, поэтому он насупился, но возражать не стал. Тогда она снова посмотрела на Себастьяна. Резкие линии у его рта разгладились, он почти улыбался. И, приподняв бровь, сказал с довольным видом:
– Раз вы так ставите вопрос, мисс Шалстоун, я не могу вам отказать. – Он устроился поудобнее. – Скажите, что именно вы хотите услышать про Индию?
Она облегченно вздохнула. Только сейчас она поняла, как была обеспокоена тем, что эти двое снова начнут ссориться, и из-за чего – из-за того лишь, что она назвала его светлость Себастьяном. Впредь ей надо быть осмотрительнее.
Она пыталась придумать подходящий вопрос и наконец сказала:
– Прежде всего мне интересно, почему вы отправились именно в Индию. Кажется, эта страна не входит в обычное турне для молодых людей, желающих посмотреть мир.
Себастьян улыбнулся.
– Вы совершенно правы. Индия страна слишком дикая и непредсказуемая для отпрысков благородных семей.
– Вы хотите сказать, языческая, – к всеобщему изумлению заявила вдруг Пруденс, молчавшая, против своего обыкновения, все утро. – Я слышала, это нечестивая страна.
– Каждый вкладывает в понятие «нечестивый» что-то свое, – сухо ответил Себастьян. – Индусы, к примеру, считают нас нечестивцами за то, что мы едим говядину, а мусульмане считают, что наши женщины ведут себя непристойно.
– Возможно, мусульмане в чем-то правы, – не удержался викарий, а Пруденс презрительно фыркнула и вновь погрузилась в молчание.
Корделия, отлично понявшая, кого он имеет в виду, бросила на него сердитый взгляд.
– Папа, давно ли ты стал поддерживать мусульман? Может, ты хочешь, чтобы мы с Пруденс надели паранджу?
– О, так вы знакомы с мусульманскими обычаями? – заинтересованно спросил Себастьян.
– Вполне. Отец позаботился о том, чтобы я получила некоторое образование. Он сам большой охотник до знаний. Благодаря ему я много читала с самого детства. Меня учили математике, географии, древним языкам… много чему.
– И видите, какая дерзкая дочь у меня выросла, – проворчал викарий, правда, не без гордости.
Себастьян с любопытством смотрел на ее отца.
– А вы знаете, сколь необычна такая образованность для молодой девушки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36