Но в любом случае майор Сивашов перестал быть конкурентом в деле борьбы за золото партии. Против фамилии майора Сивашова можно поставить жирный минус.Теперь по пропавшему капитану Борцу...Александр Владимирович набрал номер телефона еще одного участкового, на территории которого проживал Борец.— Вы у кого спрашивали про гражданина Борца? — спросил он у участкового.— У соседей.— А у родственников?— У гражданина Борца родственников нет. Только мать в деревне, где-то в Тверской области.— Так, может, он у матери?— Нет, у матери нет.— Почему?— Она соседям звонила и спрашивала, почему ей сын давно не звонит.— Так, может, он после этого к ней приехал? Вот что, узнай-ка у соседей ее адрес, а лучше телефон. И адреса и телефоны всех прочих, известных соседям родственников, приятелей и любовниц.— Любовниц тоже?— Любовниц в первую очередь!— Ладно, спрошу.— Впрочем, нет, не надо. Лучше попроси кого-нибудь из соседей, раз родственников нет, написать заявление о его розыске. Ну, мол, пропал человек, две недели дома не появляется, что общественность беспокоится, и все такое прочее. Пусть они заявление тебе передадут, а ты его в отделение унеси, а отделение пусть мне его перекинет. Ну вроде как для сверки по неопознанным трупам, которые проходили у меня. Только сделай все не как обычно, а очень быстро. Сделаешь?— Сделаю. Чего не сделать. Сегодня же и сделаю. Раз надо.— Тогда все. Надеюсь на тебя...Сейчас участковый возьмет у соседей пропавшего гражданина Борца заявление о его пропаже, и подполковник милиции Громов получит возможность провести официальное расследование по поводу пропажи человека.Конечно, когда такое заявление идет обычным порядком, оно идет неделями и никуда не приходит. Но этот случай особый. Здесь никаких проволочек не будет. Здесь машина розыска заработает на полную мощность.Потому что так надо подполковнику Громову. Которому очень нужен тот пропавший гражданин. Нужен капитан Борец. И кроме капитана Борца, нужен еще один и тоже пропавший человек. Которого через адресный стол и участковых не разыскать по причине его чрезвычайно распространенной фамилии.Но можно разыскать с помощью дружка-приятеля, имеющего доступ к уголовному делу, где он, как утверждали друзья дяди Федора, фигурирует в качестве одного из подозреваемых...В субботу Александр Владимирович долго и усердно тряс руку своего давнего, по юридическому институту и первому кабинету, приятеля.— Ну что, как жизнь? Как семья? Как работа? Дети. Дача. Мелкие домашние животные...— Все хорошо, все живы-здоровы, ушли документы на присвоение очередного звания, дача строится...А теперь, после соблюдения положенного при редких встречах этикета — к делу. Вернее, к многим томам дел.— Как обещал — все, что ты просил, у меня в кабинете, Полдня сотрудники тома таскали. Чуть руки себе не пообрывали.— Неужели так много?— Не то слово!Томов было действительно много. На двадцать полноценных бытовых уголовных дел хватило бы. Но эти тома вмещали не двадцать дел, а лишь три — массовое убийство на улице Агрономической, одно — на улице Северной и еще одно, тоже массовое, снова на Северной.— Хорошо у тебя следователи работают, — кивнул на разложенные по столам, по стульям и по подоконникам тома.— Стараются.Александр Владимирович взял в руки первый том. Не в смысле самый первый, а в смысле, который под руку подвернулся.Бывший однокашник с тоской посмотрел на десятки переплетов и заметно поскучнел.— Ну ты давай здесь копайся, а я пока по делам побегаю. Дела у меня тут разные.— А разве ты не будешь присутствовать? А то вдруг я какую-нибудь особо ценную страницу выдерну.— Не выдернешь. Я тебе доверяю. А впрочем, даже если и выдернешь, здесь не убудет. Действительно хоть половину забирай, — махнул он рукой. — В общем, я буду забегать.— Конечно, забегай, — согласился Александр Владимирович. — У меня от старых друзей секретов нет. — И как только захлопнулась дверь, углубился в тома дела.Содержание томов было известно и привычно. Он таких страниц тысячи пересмотрел. И сотни понаписал. Раньше, когда занимался расследованием преступлений. И позже, когда контролировал их ход. Фотографии и описание места происшествия. Свидетельские показания с типичными, навязшими на языках следователей вопросами. Акты экспертиз.Форма была та же самая. Содержание было несколько иным. Не таким, как раньше. Не таким, как в молодости, когда в деле была одна, максимум две фотографии трупа. И была фотография ножа, топора или, допустим, утюга, явившихся орудием преступления. В этих томах не было ножа, топора или утюга. И не было одного-двух потерпевших.На панорамных и более детальных фотографиях было множество трупов. Панорамные фотографии напоминали документальные кадры времен второй мировой войны. На них было очень много мертвых, растерзанных пулями тел, много крови на окружающих предметах, множество пулевых пробоин в мебели и стенах.Не меньшее удивление вызывало оружие, изъятое с места преступления. Разложенное рядом друг с другом на расстеленной на полу скатерти, оно тоже будило смутные воспоминания о Курской дуге, операции «Багратион» и сталинградском «котле». Этим оружием можно было вооружить полноценный стрелковый взвод того времени. Впрочем, нет, те, из сорок второго года, бойцы такой роскоши, как автоматические пистолеты и автоматы «АКС», не имели. И даже мечтать о них не могли. Суммарная огневая мощность найденных на месте преступлений стрелковых единиц перекрывала вооружение стрелкового взвода времен Отечественной войны по меньшей мере в несколько раз. А между прочим те бойцы с лучшей в мире немецкой армией воевали. А эти с кем?Кто их противник? Кто поубивал их, несмотря на все их пистолеты и автоматы?Это был центральный вопрос, на который желал и пытался ответить Александр Владимирович, зарываясь в тома уголовных дел. На который он отвечал. И от ответа на который входил во все большее замешательство.Баллистические экспертизы показали, что по меньше! мере пять человек на Агрономической были застрелены и пистолетов, принадлежащих гражданину Иванову. Потому что на одном были обнаружены отпечатки его пальцев, причем не просто отпечатки, а кровавые отпечатки. А второй послужил орудием убийства еще четырех человек на улице Северной. И на нем тоже были отпечатки его пальцев. Соответственно между этими убийствами случилось еще одно, где гражданин Иванов не просто убил человека, а жестоко пытал его, спиливая до самых десен зубы напильником. Причем на рукояти этого напильника опять были найдены его «пальчики».Конечно, если проявить особую, не свойственную работникам органов дознания сверхподозрительность, если отказаться от существующей системы представления в суд доказательств вины подозреваемого, то можно поставить под сомнения результаты экспертиз или предположить, что кто-то злонамеренно оставляет пальцы гражданина Иванова на месте преступлений и на оружии, с помощью которого совершаются убийства.Но куда в этом случае деть показания свидетелей, собственными глазами видевших гражданина Иванова с этими пистолетами на месте преступления, в момент совершения преступления? Куда деть старушку, видевшую его на месте преступления дважды, в первый раз, когда он спилил зубы и перерезал глотку одному потерпевшему, и во второй, когда он подстрелил сразу четверых?Куда деть старушку, которая искренне считает, что он охотится за ней одной только, что он непременно вернется, и на том основании забрасывает правоохранительные органы, вплоть до министерства, жалобами и просьбами о выделении ей персональной охраны.Куда деть свидетельские показания?! И отпечатки пальцев и акты экспертиз, которые во взаимосвязи с этими показаниями превращаются в неоспоримую доказательную базу, которую, не поперхнувшись, проглотит любой, самый придирчивый суд.Некуда девать! И значит, из всего этого следует, что гражданин Иванов Иван Иванович — крайне опасный и просто-таки патологический тип, для которого убить человека все равно что стакан колы выпить!Теперь Александр Владимирович несколько иначе взглянул на страхи друзей дяди Федора, которые рассказывали про вездесущего маньяка, постоянно встававшего на их пути. Теперь он перестал подозревать в них психические отклонения, потому что видел перед собой фотографии, протоколы, акты экспертиз и свидетельские показания, которым привык доверять.Судя по подшитым к уголовным делам документам, гражданин Иванов Иван Иванович, примерный семьянин и рядовой инженер какого-то мелкого полугосударственного предприятия, в течение нескольких недель перестрелял и перерезал десять потерпевших. Причем таких потерпевших, которые не были лишены возможности защищаться по причине того, что имели при себе огнестрельное оружие!Кроме того, о чем не знают следователи, ведущие дела, потому что не знают о дискетах, есть еще подозрительная во всех отношениях смерть майора Сивашова, подорвавшегося на даче на баллоне с бытовым газом.И есть самоубийство генерала Петра Семеновича. Вот такая кровавая цепочка выстраивается... Александр Владимирович вновь и вновь лихорадочно перебирал и перелистывал тома уголовных дел, надеясь найти какие-нибудь новые, проливающие свет на личность Иванова, сведения. Но ничего, кроме актов патологоанатомических вскрытий, баллистических и прочих экспертиз и показаний свидетелей, не находил...Когда, уже почти к вечеру, в кабинет вернулся его хозяин, Александр Владимирович продолжал все так же лихорадочно и безнадежно перебирать раскрытые по всей площади пола, с десятками торчащих между страниц закладок, дела.— Ну что? — спросил тот.— Он какой-то серийный маньяк! — тихо сказал Александр Владимирович. — Он убил десять человек.— К сожалению, больше, — грустно усмехнулся его старинный приятель.— Что значит больше? — не совсем понял Александр Владимирович. — Есть доказательства на других, проходящих по делу покойников?— Нет. Но он убил больше, чем десять человек.— В каком смысле? — все никак не мог сообразить, о чем ему толкуют, Александр Владимирович.— В прямом. Здесь не все дела, в которых замечено его участие. Было еще одно. Недавнее. В поселке Федоровка. Ты мог слышать...— Федоровка? Да, да, что-то такое проходило по сводкам. Там, кажется, были какие-то мафиозные разборки и поубивали кучу народа?— Не поубивали, а поубивал.— Что?.. Кто?.. Ты хочешь сказать, что это...— Конечно, следствие по данному делу находится в самом зачаточном состоянии, есть только общие наметки...— Он?! Ну, говори!— Я, конечно, не могу брать на себя такую ответственность... Но если судить по стилю совершения преступления, по найденным на месте преступления отпечаткам пальцев и найденному вблизи места преступления оружию...— Он?!!— Получается, что он.— Сколько?.. Сколько человек он убил в Федоровке?— Много убил.— Сколько?! Два, три, пять?— Больше. В поселке Федоровка в общей сложности ой убил еще... четырнадцать человек.— Сколько?!!— Четырнадцать.— Четырнадцать... — шепотом повторил Александр Владимирович и сел где стоял. Сел на том, раскрытый на странице с панорамой полудюжины мертвых потерпевших.— Десять и четырнадцать... Это же... Глава 27 «Надо что-то делать. Надо что-то делать. Надо...» — беспрерывным проигрышем звучала в голове одна и та же мысль. Вот уже много часов звучала.Одна и та же...Только одна...В голове Королькова Ильи Григорьевича по кличке Папа... «Что же делать? Что? Что делать?..»Делать нужно было что-то немедленно. Потому что за последние два дня среди его подручных объявились еще две жертвы.Одному на даче отстрелили ухо. Так, что вместо вполне симпатичной ушной раковины у него теперь осталось два болтающихся на голове лоскута мяса. Неприятно-пикантная деталь заключалась в том, что его ухо разлетелось на две части в самый напряженный момент обоюдного любовного удовольствия с чувихой другого подручного Папы. Два крика — страсти и ужаса — слились в один. С той лишь разницей, что одному из присутствующих прибыло, а у другого убыло. Ухо.Вторая жертва пострадала сильнее. Потому что у ней дырка образовалась не в ухе, а в ступне. И тоже не в самый лучший момент его жизни — когда он находился в кабинке сортира ресторана «Вечерний». Неизвестный человек зашел в туалет, дождался, когда в нем никого не осталось, натянул на лицо маску из шерстяной, с прорезями для глаз шапочки, подошел к единственной обитаемой кабинке, тихо постучался и, услышав недовольный голос — «Занято!» — резким ударом выбил дверь.— Добрый вечер, — вежливо сказал он, вытащил и упер в самые глаза сидящего черный набалдашник глушителя.— Вы... я... зачем?.. — невнятно замямлил человек на унитазе, завороженно наблюдая за движениями черной дырки глушителя.— Ты догадываешься, кто я? — спросил незнакомец в маске.— Я... наверное... да.— Тогда ты знаешь, зачем я здесь... — и, резко опустив пистолет, выстрелил человеку в стоящую на полу ногу.Пуля шмякнулась в носок ботинка, пробила кожу, начисто отпластала вставший на ее пути мизинец, продырявила подошву и, отрикошетив от пола, застряла в косяке двери.— А-а-а! — попытался вскричать раненый, но незнакомец больно зажал его рот левой рукой, другой продемонстрировав дымящийся глушитель. — Тихо! — попросил он. — А то...Раненый мгновенно замолк и даже попытался сквозь перекосившую лицо гримасу боли изобразить улыбку.— Если ты откроешь рот раньше, чем через десять минут, я вернусь и убью тебя, — сказал незнакомец, сильно вдавив набалдашник глушителя в лоб раненого. — Понял?Раненый испуганно закивал, преданно глядя в очерченные шерстяной маской глаза.— Передашь своему... Папе, что я продолжаю ждать его решения.Плотно прикрыв дверь кабинки, незнакомец сполоснул в умывальнике руки и ушел.Пострадавший просидел на унитазе не десять, а двадцать минут. И просидел бы дольше, если бы уборщица не обратила внимания на ползущую по кафелю из одной из кабинок струйку крови.Пострадавшему вызвали «неотложку», где под местным наркозом отрезали болтающиеся на месте мизинца куски мяса и кожи. На вопрос пришедших по вызову врачей представителей правопорядка — кто в него стрелял, — пострадавший только плакал и клялся мамой, что ума не приложит, потому что врагов у него нет...Две жертвы в течение двух суток было много. Причем оторванное ухо было вчера, а дырка в ноге — сегодня. То есть точно на следующий, примерно в то же самое время, день. Было очевидно, что стрелок четко выдерживает обещанный им темп отстрела окружения Папы. Один человек — в один день.Мало того, что он отстреливал людей Папы, он еще и издевался над ними и через них над Папой. Стрелок выбирал для выстрела самые неподобающие, самые «смешные» места и самые неподходящие моменты. Он превращал трагедию в фарс. И тем демонстрировал свою неуязвимость и силу.Очень удачно демонстрировал. Потому что подручные Папы вдруг разом и все почувствовали неудержимую тягу к дальним командировкам. Туда, куда раньше никто не желал ехать, сегодня выстраивались очереди готовых на немедленный отъезд добровольцев.Они приходили толпами и убеждали, что если не выехать сегодня, то завтра можно опоздать. Братва боялась. Братве за каждым чердачным окном мерещилось дуло винтовки с оптическим прицелом.Никто не знал, за что идет мочилово, но все предполагали, что Папа кому-то чего-то задолжал. За что мочила обиделся на Папу.Больше знал Шустрый и знали братаны, бывшие в доме. И бывшие в доме мочилы. Но Шустрый и братаны уже никому ничего не могли рассказать.Братва не возникала за долги Папы. Долги Папы — это его долги. Братва не возникала за долги Папы, пока мочила не стал курочить их. Теперь, когда он стал шмалять из своего винта, братва сильно забеспокоилась по поводу целостности собственных шкур. И стала искать себе командировки.— Чего забегали, крыски? Никак крысоловку почуяли? — зло комментировал их поведение и их просьбы Папа.— О чем ты. Папа? Мы даже и не думали! Просто надо наконец привезти товар... Отвезти деньги... Переговорить с фирмовыми...— Не надо привозить товар и не надо говорить с фирмовыми. Никому никуда не надо ехать! — наконец сказал, как обрезал, Папа. — Все будут здесь!— Но почему?..— Потому что я так хочу!— Но Папа... Это дело пахнет керосином! Он начал отыгрываться задом, он отыграется всем...— Верно! Если продолжать пухнуть здесь, всем будет амба!— Он перемочит нас по одному из своего винта!— Точно! Он козырной стрелок... — осторожным, за чужими спинами шепотком окрысились самые смелые.— Кто вякнул?Те, кто подал голос, промолчали и сдвинулись за плечи молчавших.— Кто сказал за мочилу?! — еще раз грозно спросил Папа. — Если кто-то хочет базарить за мочилу, пусть выйдет сюда. Ну?! Кто?Братва отступила на шаг назад и спрятала взгляды в носки ботинок.— Если кто-нибудь еще скажет против меня, за мочилу я задавлю своими собственными руками!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44