Гил всего-навсего принадлежал к тому же кругу, что и она. Как и когда Гил вошел в этот круг, она не могла припомнить. Кажется, он окончил колледж – где? какой? – и имел собственное дело. Гил был архитектором, но, похоже, не слишком процветающим: у него всегда было полно свободного времени. Эмми никогда не слышала, чтобы Гил был богат; следовательно, рассудила она, он зарабатывал ровно столько, сколько требовалось для поддержания образа жизни бонвивана. Сэнфорда знали все, но Эмми не помнила, чтобы у него был хотя бы один близкий друг.
Гил время от времени приглашал Эмми к ужину или в театр, и пару раз она даже отвечала ему согласием, но ни он, ни она не испытывали при этом особого энтузиазма. Зато сам он охотно принимал приглашения на ужины в качестве, любезном сердцу всякой хозяйки, – "свободный молодой человек". Интересно, не без ехидства подумала Эмми, есть ли в Нью-Йорке хотя бы один "подающий надежды" молодой холостяк, который не пользуется этим обстоятельством ради дарового ужина?
Вообще-то она не могла не признать, что Гил Сэнфорд был весьма мил, но на ней он ни разу не испробовал свои чары. Зато для Дианы Гил оставался бессменным и, безусловно, приятным кавалером.
В Гиле было неуловимое "нечто", льстившее дамам. Лица юных девушек вспыхивали румянцем, едва Гил приближался к ним. Но ей, Эмми, он никогда не нравился. Возможно, от того, что его веселые карие глаза казались ей бездумными и пустыми... Вспомнив, какими были эти глаза сегодня днем, Эмми вздрогнула всем телом, зажмурилась и помотала головой, отгоняя страшное видение.
А его семья? Не из яйца же он вылупился! Должны у него где-то быть мать, отец, братья, сестры... Но Эмми, хоть убей, не могла припомнить, откуда, из какого города, из какого уголка взялся Гил Сэнфорд. Он просто был – и все.
Может, Диана и Дуг что-то знают о его родных? Если да, то Дуг, наверное, уже уведомил их...
Нью-Йорк, полусонно думала Эмми, – это не город, а мириады крохотных городков, которые накладываются один на другой; житель одного из них запросто может познакомиться и подружиться с жителем другого. А вот Гил, похоже, был своим в каждом из этих городков. Он знал всех, и все знали его. И эта загадочная помолвка с Корриной Харрис... Сама не отдавая себе в этом отчета, Эмми когда-то раз и навсегда причислила Гила Сэнфорда к мужчинам, которые наслаждаются обществом многих женщин, но женятся только на деньгах. Она почти не знала Коррину, разве что видела ее на сцене да время от времени слышала, что в запале говорил о ней Дуг; и все же она чувствовала, что деньги тут ни при чем. Но кто может понять, почему люди совершают те или иные поступки? Эмми знала одно: она не хотела, чтобы Гил умер такой смертью – и уж, конечно, не в доме Дианы...
Она снова, в который раз, взбила подушку и обреченно подумала, что, наверное, так и не уснет.
И тут зазвонил телефон.
5
Эмми в темноте пыталась нашарить телефонный аппарат. Диана, думала она, это Диана! Наконец она поднесла трубку к уху, и чей-то тихий голос произнес:
– Только попробуй, скажи полиции. Пожалеешь. Я не шучу.
Раздался щелчок. Несколько секунд в трубке стояла тишина; затем снова щелчок – и долгий гудок. Значит, Джастин снял трубку первым!
Эмми спрыгнула с кровати, накинула халат и босиком побежала в большую угловую комнату, которую Джастин продолжал занимать и сейчас, после смерти матери. Дверь была закрыта. Эмми постучала – сначала робко, затем требовательней, – но ответа не последовало. Тогда она открыла дверь и позвала:
– Джастин! Джастин!
Легкий храп был ей ответом. Джастин умел быть увертливым, как угорь, когда хотел. Эмми нашарила выключатель – и ослепительно яркий свет люстры затопил комнату. Джастин заворочался, сел на постели и зевнул – пожалуй, чересчур правдоподобно.
– Кто звонил? – спросила Эмми.
– Звонил? – недоуменно переспросил Джастин, снова зевая.
– Да, кто-то звонил по телефону. И говорил с тобой. Кто это был?
Джастин широко раскрыл блекло-голубые глазки:
– Никто не звонил. С чего ты взяла? Тебе приснилось, Эмми.
– Нет, не приснилось. Ты снял трубку, и вы разговаривали.
Джастин поморгал и с детским простодушием спросил:
– А о чем?
– Он сказал: "Только попробуй, скажи полиции – пожалеешь!" Вот что он сказал! Кто это был – твой ростовщик? Или кто-то из его вышибал – так ты это называешь? Кто, Джастин?
Отчим растерянно покачал головой и снова зевнул:
– Понятия не имею. Я не брал трубку, Эмми. И, ради всего святого, погаси ты этот свет. Ты меня совсем ослепила. – Он на несколько мгновений задумался, затем добавил: – А может, это тебе звонили, Эмми? Из-за убийства Гила. Вдруг ты знаешь что-то такое, что могло бы разоблачить убийцу?
Джастин, конечно, большой ребенок, беспечный и наивный; однако в его словах могла быть доля истины. Но главное Эмми уже поняла: честного ответа от него не добьешься.
– Ну ладно, – сказала она и кулаком стукнула по выключателю. – Ладно же!
– О, можешь не извиняться, – голос Джастина из темноты буквально источал любезность. – Я вовсе не сержусь, что ты меня разбудила. Спокойной ночи, голубушка!
Эмми прошлепала в свою спальню и включила ночник. Телефонный аппарат матово поблескивал в полумраке. Она села на постель и принялась искать объяснения странному звонку. Конечно, скорей всего, Джастин лжет – по причине, известной только ему. С одной стороны, Джастин – непревзойденный мастер по части всяческих уверток и "лжи во спасение", которую вовсе не считал ложью; с другой – вдруг он прав? Вдруг кто-то решил, что она, Эмми, обладает некой информацией, которая, стань она известна полиции, может разоблачить убийцу? Если – точней, когда – дело дойдет до суда, она, как и предупреждал ее Сэнди, будет очень важным свидетелем – по меньшей мере, свидетелем того, что происходило непосредственно после убийства. Но ведь она, Эмми, не знает ничего такого, что ей самой казалось бы важным, и уже тем более – ничего такого, что означало бы опасность для других! Однако убийца-то может считать, что она знает – а это ничуть не лучше, чем если бы она знала на самом деле...
Эмми бросило в дрожь. Прав был Сэнди: нужно беречься! Людей убивают, говорил он, толкают под колеса... Ладно. Она будет очень, очень осторожна. Незнакомый голос в телефонной трубке или человечек, который шел за ней от дома Дианы, действительно могут таить в себе опасность. Голос в трубке был тихим, почти ласковым, но в каждом слове ощущалась угроза...
Эмми решительно сказала себе, что в такой поздний час ничего путного не придумаешь, а только запугаешь себя до полусмерти, и скользнула в постель – но свет не погасила. Остаток ночи оказался сплошным кошмаром. Сначала Эмми стало жарко, и она отшвырнула одеяло; затем у нее застучали зубы, и она начала кутаться; потом, наконец, забылась тяжелым, неспокойным сном – и ей приснилось, будто она танцует с Гилом Сэнфордом; на нем – элегантный смокинг; Гил кружит ее в танце, и она видит на груди его белоснежной рубашки алое пятно; она поднимает голову – пустые, бессмысленные мертвые глаза глядят поверх ее плеча... Эмми проснулась в холодном поту, вскочила, выпила холодной воды и села на край постели – подождать, пока кошмар окончательно рассеется. И тут ее внезапно сморил сон, да такой крепкий, что она проснулась на несколько часов позже обычного и ужаснулась – ведь впереди было столько дел!
Когда Эмми спустилась вниз, Джастина уже не было дома, но перед уходом он явно побаловал себя плотным завтраком – стол был уставлен кофейными чашками, рюмочками для яиц всмятку, тарелками из-под каши, молочными кувшинчиками; а поверх всего лежали утренние газеты.
Уборщица уже пришла – из соседней комнаты доносился шум пылесоса. Под его успокаивающее гудение Эмми принялась за газеты. И "Таймс", и "Дейли Ньюс" поместили вчерашнюю историю на первой полосе. Заголовки, однако же, были набраны скромным шрифтом и не слишком бросались в глаза. Обе статьи содержали только сухие факты – без каких-либо намеков, связанных с личной жизнью сестер Ван Сейдем, без упоминаний о том, что в последние несколько месяцев Гил зарекомендовал себя преданным рыцарем Ди. Было только сказано, что убийство произошло в доме драматурга Дугласа Уорда, супруга урожденной Дианы Ван Сейдем, премьера новой пьесы которого состоится на днях на Бродвее. Среди деталей биографии Гила Сэнфорда не оказалось ничего такого, о чем Эмми не знала бы прежде.
"Уолл-Стрит Джорнал" лежал на стуле, аккуратно сложенный, – Джастин никогда не питал интереса к миру финансов. За чашкой кофе Эмми внимательно просмотрела журнал и с карандашом в руках попыталась разобраться, какие акции она сможет продать с наименьшим ущербом для себя. То, что получилось, совершенно ей не понравилось, и она – в который раз! – мысленно посетовала на то, что не может раз и навсегда переложить груз финансовых дел на чьи-нибудь надежные плечи. Впрочем, поступить так означало бы не оправдать отцовских надежд, а это было не в натуре Эмми. Банковский доверенный давал ей советы, но решения она всегда принимала сама.
– Ну, ничего, – с усмешкой пробормотала она, – уж в следующей жизни я ни за что и ни за кого отвечать не буду!
Эмми допила кофе, поднялась наверх и позвонила своему брокеру. Она почти что видела, как он там, на другом конце провода, неодобрительно качает головой. Тем не менее, брокер не только дал ей дельный совет, но и пообещал тщательно все обдумать и продать то, что она велела, с наименьшими потерями. Затем, под нажимом Эмми, он дал ей слово отправить посыльного с чеком в банк за акциями.
– По рыночной цене? – с грустью переспросил он, и Эмми твердо ответила:
– Да, по рыночной.
Потом она позвонила в банк, мистеру Эллердайсу, и попросила назначить ей встречу на одиннадцать тридцать.
– Разумеется, – ответил тот. – Всегда счастлив вас видеть.
Ну, и как мы будем расплачиваться с ростовщиком, спросила себя Эмми. Хорошо было задать этот вопрос Джастину – но что он может сказать? Она набрала номер Сэнди – уж он-то даст дельный совет! – но девичий голос в адвокатской конторе ответил, что мистера Путнэма нет, и когда придет – неизвестно. Эмми поняла, что в ближайшее время ей не удастся узнать ничего нового ни об уплате долгов Джастина, ни об убийстве Гила Сэнфорда.
Она решила позвонить Джастину. Он наверняка торчал в одном из своих клубов, о которых непочтительно отзывался как о "Храмах Предстательной Железы". Названий такого рода в справочнике не найдешь, и Эмми пришлось мучительно вспоминать, как на самом деле называется излюбленный клуб отчима. Она и вспомнила, и дозвонилась – но Джастина там не оказалось.
Уборщица тем временем перебралась в холл верхнего этажа. Она сообщила Эмми, что накануне виделась с Агнес. Агнес сказала ей, что уезжает к племяннице на длинный уик-энд (бесконечно длинный, вздохнула про себя Эмми) и дала ключ от черного хода в квартиру, который располагался возле кухни.
Эмми с досадой попеняла себе за то, что вчера не заперла черный ход – даже не проверила, закрыт ли он на задвижку! Впредь надо быть в сто раз осмотрительней! Но сейчас не до рассуждений... Она второпях надела костюм, схватила сумочку и перчатки, стремглав сбежала вниз и поймала такси.
Мистер Эллердайс, как обычно, принял Эмми с таким радушием, точно банк принадлежит ей. Эмми подозревала, что подобное обращение – ласковое, почти отеческое – банкиры культивируют специально для молодых богатых клиентов. Ей, как ни печально, пришлось без утайки поведать мистеру Эллердайсу историю о том, как Джастин наделал долгов. Банкир качал головой, цокал языком, возводил глаза к потолку и разве что не стонал. Потом он сказал, что всему на свете есть предел, даже богатству Ван Сейдемов; сказал, что Эмми слишком часто запускает руку в основной капитал; сказал, что она должна понимать всю меру своей ответственности; сказал, что Джастин никогда не умел распоряжаться деньгами и что она, Эмми, должна его контролировать.
– Контролировать Джастина?!
Мистер Эллердайс снова горестно покачал головой:
– Да-да, понимаю. Те же трудности были и у вашей матушки. То есть, я не припоминаю, чтобы прежде он делал такие – Боже, Боже! – такие чудовищные долги; но он всегда был ужасно расточителен, и ваша матушка знала, что свой кошелек нужно держать на замке... И все равно она то и дело потакала его безумным прихотям. Конечно, после ее кончины, когда треть ее состояния была разделена между вами и Дианой, остаток капитала Ван Сейдемов уменьшился больше чем наполовину... Мы не хотим, чтобы богатство Ван Сейдемов превратилось в легенду. – Он ласково улыбнулся Эмми и внезапно нахмурился: – Я читал утренние газеты. Это ужасно!
– Да, – кивнула Эмми. – Знаете... полиция нашла пистолет.
Мистер Эллердайс поднял брови:
– В газетах об этом ничего не сказано.
– Наверное, когда его нашли, газеты уже печатались. Или... или они решили молчать, пока факты не подтвердятся. Но Диана не убивала его, мистер Эллердайс!
– Я не сомневаюсь в этом – и не хотел бы усомниться, – строго ответил банкир. – Посыльный вашего брокера принес чек. Боюсь, ростовщику это не понравится. Опыт показывает, что они не любят иметь дело с чеками. С другой стороны, я не доверил бы Джастину такую сумму наличными. И я не хотел бы, чтобы вы носили при себе такие деньги... – Он потер переносицу, снял очки, тщательно протер их и снова надел. – Честно говоря, я не знаю, как поступить. Я не привык к такого рода сделкам.
– Я думала, Сэнди мне поможет.
– Сэнди?
– Сэнди Путнэм. Он работает у мистера Бигэма.
– Ах, да, помню. – Он побарабанил холеными пальцами по столу. – Господи, как же я не хочу выпускать вас на улицу с такой суммой! У вас дома есть сейф, не правда ли?
– Есть; но его откроет и ребенок шпилькой для волос.
– А где вы храните свою долю драгоценностей?
– Здесь. В банковском сейфе.
– Ах, да, конечно. Эмми! Я очень хочу, чтобы вы осознали: нельзя разгуливать по городу, имея в сумочку столько денег! Я настаиваю!
– Понимаю. – Эмми лукаво усмехнулась. – Когда-то вы мне говорили, что нельзя иметь при себе больше трех долларов.
– Ну, теперь вы выросли, и я думаю, что эту сумму можно увеличить до двадцати. Но не больше! И если кто-то попытается вырвать у вас сумочку – не сопротивляйтесь. Конечно, у вас там ключи и клубные карточки с вашим адресом. Но ведь всегда можно сменить замки...
Эмми послушно кивнула. Ей было смешно, но в то же время она испытывала признательность.
Мистер Эллердайс тяжко вздохнул:
– Но эти деньги... подозреваю, что это все-таки будут наличные. Иного пути я не вижу. Распишитесь здесь, Эмми.
Она поставила подпись, и банкир нажал на кнопку. Вошла эффектная молодая женщина. Мистер Эллердайс протянул ей чек:
– Наличными.
Женщина глянула на сумму, и брови ее сами собой поползли вверх. Это не укрылось от взгляда мистера Эллердайса.
– Наличными, – твердо повторил он.
Женщина вышла, покосившись на Эмми. Мистер Эллердайс снова погрузился в размышления. Он хмурился и то и дело протирал очки. Наконец женщина вернулась, держа в руке толстый белый конверт.
– Пожалуйста, мистер Эллердайс.
Она снова посмотрела на Эмми – не то чтобы подозрительно, но удивленно. Мистер Эллердайс поблагодарил сотрудницу, подождал, пока она выйдет и задумчиво постучал пальцами по конверту:
– Я скажу вам, как мы с вами поступим. Я велю одному из наших охранников пойти с вами и сопровождать вас до той самой минуты, пока вы не отдадите деньги ростовщику. И, если удастся, возьмите с него расписку!
Эмми затолкала конверт в сумочку. Только банковского охранника ей и не хватало!
– Вы хотите, чтобы я чувствовала себя бронированным автомобилем? – засмеялась она, но смех прозвучал натянуто.
– Да, хочу. И правильно делаю. Я сейчас все устрою...
– Ох, нет, нет! Не надо! Правда, не надо! Ну кому придет в голову, что у меня в сумочке такая уйма денег? Ради Бога, не беспокойтесь. Я поеду прямо домой, на такси! Я буду очень осторожна!
– С вами поедет охранник.
Мистер Эллердайс снова потянулся к кнопке.
– Нет! – Эмми вскочила. – Нет, нет! Все будет хорошо. Я благодарна вам за помощь, но...
Мистер Эллердайс поджал губы:
– Вы даже не пересчитали деньги!
– Да, но... – Эмми готова была бежать без оглядки при одной только мысли о том, как по пятам за ней ступает дюжий охранник. – Мне пора. Спасибо, спасибо!
Мистер Эллердайс начал было подниматься из-за стола, но Эмми, зажав сумочку под мышкой, уже выбежала из кабинета. На Пятой Авеню она почти мгновенно поймала такси. Деньги через сумочку жгли ей руку! Она вспомнила, как в особо торжественных случаях надевала бабушкино бриллиантовое колье, а на следующий день после праздника колье вновь исчезало в банковском сейфе – и, видит Бог, как же она была рада от него избавиться!
Конечно, размышляла Эмми, глядя в окно на витрины "Сакса", "Бонуита", "Бергдорфа" (юбки в этом сезоне стали длинней, рассеянно отметила она), конечно, что толку в драгоценностях, если они покоятся на дне банковского сейфа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Гил время от времени приглашал Эмми к ужину или в театр, и пару раз она даже отвечала ему согласием, но ни он, ни она не испытывали при этом особого энтузиазма. Зато сам он охотно принимал приглашения на ужины в качестве, любезном сердцу всякой хозяйки, – "свободный молодой человек". Интересно, не без ехидства подумала Эмми, есть ли в Нью-Йорке хотя бы один "подающий надежды" молодой холостяк, который не пользуется этим обстоятельством ради дарового ужина?
Вообще-то она не могла не признать, что Гил Сэнфорд был весьма мил, но на ней он ни разу не испробовал свои чары. Зато для Дианы Гил оставался бессменным и, безусловно, приятным кавалером.
В Гиле было неуловимое "нечто", льстившее дамам. Лица юных девушек вспыхивали румянцем, едва Гил приближался к ним. Но ей, Эмми, он никогда не нравился. Возможно, от того, что его веселые карие глаза казались ей бездумными и пустыми... Вспомнив, какими были эти глаза сегодня днем, Эмми вздрогнула всем телом, зажмурилась и помотала головой, отгоняя страшное видение.
А его семья? Не из яйца же он вылупился! Должны у него где-то быть мать, отец, братья, сестры... Но Эмми, хоть убей, не могла припомнить, откуда, из какого города, из какого уголка взялся Гил Сэнфорд. Он просто был – и все.
Может, Диана и Дуг что-то знают о его родных? Если да, то Дуг, наверное, уже уведомил их...
Нью-Йорк, полусонно думала Эмми, – это не город, а мириады крохотных городков, которые накладываются один на другой; житель одного из них запросто может познакомиться и подружиться с жителем другого. А вот Гил, похоже, был своим в каждом из этих городков. Он знал всех, и все знали его. И эта загадочная помолвка с Корриной Харрис... Сама не отдавая себе в этом отчета, Эмми когда-то раз и навсегда причислила Гила Сэнфорда к мужчинам, которые наслаждаются обществом многих женщин, но женятся только на деньгах. Она почти не знала Коррину, разве что видела ее на сцене да время от времени слышала, что в запале говорил о ней Дуг; и все же она чувствовала, что деньги тут ни при чем. Но кто может понять, почему люди совершают те или иные поступки? Эмми знала одно: она не хотела, чтобы Гил умер такой смертью – и уж, конечно, не в доме Дианы...
Она снова, в который раз, взбила подушку и обреченно подумала, что, наверное, так и не уснет.
И тут зазвонил телефон.
5
Эмми в темноте пыталась нашарить телефонный аппарат. Диана, думала она, это Диана! Наконец она поднесла трубку к уху, и чей-то тихий голос произнес:
– Только попробуй, скажи полиции. Пожалеешь. Я не шучу.
Раздался щелчок. Несколько секунд в трубке стояла тишина; затем снова щелчок – и долгий гудок. Значит, Джастин снял трубку первым!
Эмми спрыгнула с кровати, накинула халат и босиком побежала в большую угловую комнату, которую Джастин продолжал занимать и сейчас, после смерти матери. Дверь была закрыта. Эмми постучала – сначала робко, затем требовательней, – но ответа не последовало. Тогда она открыла дверь и позвала:
– Джастин! Джастин!
Легкий храп был ей ответом. Джастин умел быть увертливым, как угорь, когда хотел. Эмми нашарила выключатель – и ослепительно яркий свет люстры затопил комнату. Джастин заворочался, сел на постели и зевнул – пожалуй, чересчур правдоподобно.
– Кто звонил? – спросила Эмми.
– Звонил? – недоуменно переспросил Джастин, снова зевая.
– Да, кто-то звонил по телефону. И говорил с тобой. Кто это был?
Джастин широко раскрыл блекло-голубые глазки:
– Никто не звонил. С чего ты взяла? Тебе приснилось, Эмми.
– Нет, не приснилось. Ты снял трубку, и вы разговаривали.
Джастин поморгал и с детским простодушием спросил:
– А о чем?
– Он сказал: "Только попробуй, скажи полиции – пожалеешь!" Вот что он сказал! Кто это был – твой ростовщик? Или кто-то из его вышибал – так ты это называешь? Кто, Джастин?
Отчим растерянно покачал головой и снова зевнул:
– Понятия не имею. Я не брал трубку, Эмми. И, ради всего святого, погаси ты этот свет. Ты меня совсем ослепила. – Он на несколько мгновений задумался, затем добавил: – А может, это тебе звонили, Эмми? Из-за убийства Гила. Вдруг ты знаешь что-то такое, что могло бы разоблачить убийцу?
Джастин, конечно, большой ребенок, беспечный и наивный; однако в его словах могла быть доля истины. Но главное Эмми уже поняла: честного ответа от него не добьешься.
– Ну ладно, – сказала она и кулаком стукнула по выключателю. – Ладно же!
– О, можешь не извиняться, – голос Джастина из темноты буквально источал любезность. – Я вовсе не сержусь, что ты меня разбудила. Спокойной ночи, голубушка!
Эмми прошлепала в свою спальню и включила ночник. Телефонный аппарат матово поблескивал в полумраке. Она села на постель и принялась искать объяснения странному звонку. Конечно, скорей всего, Джастин лжет – по причине, известной только ему. С одной стороны, Джастин – непревзойденный мастер по части всяческих уверток и "лжи во спасение", которую вовсе не считал ложью; с другой – вдруг он прав? Вдруг кто-то решил, что она, Эмми, обладает некой информацией, которая, стань она известна полиции, может разоблачить убийцу? Если – точней, когда – дело дойдет до суда, она, как и предупреждал ее Сэнди, будет очень важным свидетелем – по меньшей мере, свидетелем того, что происходило непосредственно после убийства. Но ведь она, Эмми, не знает ничего такого, что ей самой казалось бы важным, и уже тем более – ничего такого, что означало бы опасность для других! Однако убийца-то может считать, что она знает – а это ничуть не лучше, чем если бы она знала на самом деле...
Эмми бросило в дрожь. Прав был Сэнди: нужно беречься! Людей убивают, говорил он, толкают под колеса... Ладно. Она будет очень, очень осторожна. Незнакомый голос в телефонной трубке или человечек, который шел за ней от дома Дианы, действительно могут таить в себе опасность. Голос в трубке был тихим, почти ласковым, но в каждом слове ощущалась угроза...
Эмми решительно сказала себе, что в такой поздний час ничего путного не придумаешь, а только запугаешь себя до полусмерти, и скользнула в постель – но свет не погасила. Остаток ночи оказался сплошным кошмаром. Сначала Эмми стало жарко, и она отшвырнула одеяло; затем у нее застучали зубы, и она начала кутаться; потом, наконец, забылась тяжелым, неспокойным сном – и ей приснилось, будто она танцует с Гилом Сэнфордом; на нем – элегантный смокинг; Гил кружит ее в танце, и она видит на груди его белоснежной рубашки алое пятно; она поднимает голову – пустые, бессмысленные мертвые глаза глядят поверх ее плеча... Эмми проснулась в холодном поту, вскочила, выпила холодной воды и села на край постели – подождать, пока кошмар окончательно рассеется. И тут ее внезапно сморил сон, да такой крепкий, что она проснулась на несколько часов позже обычного и ужаснулась – ведь впереди было столько дел!
Когда Эмми спустилась вниз, Джастина уже не было дома, но перед уходом он явно побаловал себя плотным завтраком – стол был уставлен кофейными чашками, рюмочками для яиц всмятку, тарелками из-под каши, молочными кувшинчиками; а поверх всего лежали утренние газеты.
Уборщица уже пришла – из соседней комнаты доносился шум пылесоса. Под его успокаивающее гудение Эмми принялась за газеты. И "Таймс", и "Дейли Ньюс" поместили вчерашнюю историю на первой полосе. Заголовки, однако же, были набраны скромным шрифтом и не слишком бросались в глаза. Обе статьи содержали только сухие факты – без каких-либо намеков, связанных с личной жизнью сестер Ван Сейдем, без упоминаний о том, что в последние несколько месяцев Гил зарекомендовал себя преданным рыцарем Ди. Было только сказано, что убийство произошло в доме драматурга Дугласа Уорда, супруга урожденной Дианы Ван Сейдем, премьера новой пьесы которого состоится на днях на Бродвее. Среди деталей биографии Гила Сэнфорда не оказалось ничего такого, о чем Эмми не знала бы прежде.
"Уолл-Стрит Джорнал" лежал на стуле, аккуратно сложенный, – Джастин никогда не питал интереса к миру финансов. За чашкой кофе Эмми внимательно просмотрела журнал и с карандашом в руках попыталась разобраться, какие акции она сможет продать с наименьшим ущербом для себя. То, что получилось, совершенно ей не понравилось, и она – в который раз! – мысленно посетовала на то, что не может раз и навсегда переложить груз финансовых дел на чьи-нибудь надежные плечи. Впрочем, поступить так означало бы не оправдать отцовских надежд, а это было не в натуре Эмми. Банковский доверенный давал ей советы, но решения она всегда принимала сама.
– Ну, ничего, – с усмешкой пробормотала она, – уж в следующей жизни я ни за что и ни за кого отвечать не буду!
Эмми допила кофе, поднялась наверх и позвонила своему брокеру. Она почти что видела, как он там, на другом конце провода, неодобрительно качает головой. Тем не менее, брокер не только дал ей дельный совет, но и пообещал тщательно все обдумать и продать то, что она велела, с наименьшими потерями. Затем, под нажимом Эмми, он дал ей слово отправить посыльного с чеком в банк за акциями.
– По рыночной цене? – с грустью переспросил он, и Эмми твердо ответила:
– Да, по рыночной.
Потом она позвонила в банк, мистеру Эллердайсу, и попросила назначить ей встречу на одиннадцать тридцать.
– Разумеется, – ответил тот. – Всегда счастлив вас видеть.
Ну, и как мы будем расплачиваться с ростовщиком, спросила себя Эмми. Хорошо было задать этот вопрос Джастину – но что он может сказать? Она набрала номер Сэнди – уж он-то даст дельный совет! – но девичий голос в адвокатской конторе ответил, что мистера Путнэма нет, и когда придет – неизвестно. Эмми поняла, что в ближайшее время ей не удастся узнать ничего нового ни об уплате долгов Джастина, ни об убийстве Гила Сэнфорда.
Она решила позвонить Джастину. Он наверняка торчал в одном из своих клубов, о которых непочтительно отзывался как о "Храмах Предстательной Железы". Названий такого рода в справочнике не найдешь, и Эмми пришлось мучительно вспоминать, как на самом деле называется излюбленный клуб отчима. Она и вспомнила, и дозвонилась – но Джастина там не оказалось.
Уборщица тем временем перебралась в холл верхнего этажа. Она сообщила Эмми, что накануне виделась с Агнес. Агнес сказала ей, что уезжает к племяннице на длинный уик-энд (бесконечно длинный, вздохнула про себя Эмми) и дала ключ от черного хода в квартиру, который располагался возле кухни.
Эмми с досадой попеняла себе за то, что вчера не заперла черный ход – даже не проверила, закрыт ли он на задвижку! Впредь надо быть в сто раз осмотрительней! Но сейчас не до рассуждений... Она второпях надела костюм, схватила сумочку и перчатки, стремглав сбежала вниз и поймала такси.
Мистер Эллердайс, как обычно, принял Эмми с таким радушием, точно банк принадлежит ей. Эмми подозревала, что подобное обращение – ласковое, почти отеческое – банкиры культивируют специально для молодых богатых клиентов. Ей, как ни печально, пришлось без утайки поведать мистеру Эллердайсу историю о том, как Джастин наделал долгов. Банкир качал головой, цокал языком, возводил глаза к потолку и разве что не стонал. Потом он сказал, что всему на свете есть предел, даже богатству Ван Сейдемов; сказал, что Эмми слишком часто запускает руку в основной капитал; сказал, что она должна понимать всю меру своей ответственности; сказал, что Джастин никогда не умел распоряжаться деньгами и что она, Эмми, должна его контролировать.
– Контролировать Джастина?!
Мистер Эллердайс снова горестно покачал головой:
– Да-да, понимаю. Те же трудности были и у вашей матушки. То есть, я не припоминаю, чтобы прежде он делал такие – Боже, Боже! – такие чудовищные долги; но он всегда был ужасно расточителен, и ваша матушка знала, что свой кошелек нужно держать на замке... И все равно она то и дело потакала его безумным прихотям. Конечно, после ее кончины, когда треть ее состояния была разделена между вами и Дианой, остаток капитала Ван Сейдемов уменьшился больше чем наполовину... Мы не хотим, чтобы богатство Ван Сейдемов превратилось в легенду. – Он ласково улыбнулся Эмми и внезапно нахмурился: – Я читал утренние газеты. Это ужасно!
– Да, – кивнула Эмми. – Знаете... полиция нашла пистолет.
Мистер Эллердайс поднял брови:
– В газетах об этом ничего не сказано.
– Наверное, когда его нашли, газеты уже печатались. Или... или они решили молчать, пока факты не подтвердятся. Но Диана не убивала его, мистер Эллердайс!
– Я не сомневаюсь в этом – и не хотел бы усомниться, – строго ответил банкир. – Посыльный вашего брокера принес чек. Боюсь, ростовщику это не понравится. Опыт показывает, что они не любят иметь дело с чеками. С другой стороны, я не доверил бы Джастину такую сумму наличными. И я не хотел бы, чтобы вы носили при себе такие деньги... – Он потер переносицу, снял очки, тщательно протер их и снова надел. – Честно говоря, я не знаю, как поступить. Я не привык к такого рода сделкам.
– Я думала, Сэнди мне поможет.
– Сэнди?
– Сэнди Путнэм. Он работает у мистера Бигэма.
– Ах, да, помню. – Он побарабанил холеными пальцами по столу. – Господи, как же я не хочу выпускать вас на улицу с такой суммой! У вас дома есть сейф, не правда ли?
– Есть; но его откроет и ребенок шпилькой для волос.
– А где вы храните свою долю драгоценностей?
– Здесь. В банковском сейфе.
– Ах, да, конечно. Эмми! Я очень хочу, чтобы вы осознали: нельзя разгуливать по городу, имея в сумочку столько денег! Я настаиваю!
– Понимаю. – Эмми лукаво усмехнулась. – Когда-то вы мне говорили, что нельзя иметь при себе больше трех долларов.
– Ну, теперь вы выросли, и я думаю, что эту сумму можно увеличить до двадцати. Но не больше! И если кто-то попытается вырвать у вас сумочку – не сопротивляйтесь. Конечно, у вас там ключи и клубные карточки с вашим адресом. Но ведь всегда можно сменить замки...
Эмми послушно кивнула. Ей было смешно, но в то же время она испытывала признательность.
Мистер Эллердайс тяжко вздохнул:
– Но эти деньги... подозреваю, что это все-таки будут наличные. Иного пути я не вижу. Распишитесь здесь, Эмми.
Она поставила подпись, и банкир нажал на кнопку. Вошла эффектная молодая женщина. Мистер Эллердайс протянул ей чек:
– Наличными.
Женщина глянула на сумму, и брови ее сами собой поползли вверх. Это не укрылось от взгляда мистера Эллердайса.
– Наличными, – твердо повторил он.
Женщина вышла, покосившись на Эмми. Мистер Эллердайс снова погрузился в размышления. Он хмурился и то и дело протирал очки. Наконец женщина вернулась, держа в руке толстый белый конверт.
– Пожалуйста, мистер Эллердайс.
Она снова посмотрела на Эмми – не то чтобы подозрительно, но удивленно. Мистер Эллердайс поблагодарил сотрудницу, подождал, пока она выйдет и задумчиво постучал пальцами по конверту:
– Я скажу вам, как мы с вами поступим. Я велю одному из наших охранников пойти с вами и сопровождать вас до той самой минуты, пока вы не отдадите деньги ростовщику. И, если удастся, возьмите с него расписку!
Эмми затолкала конверт в сумочку. Только банковского охранника ей и не хватало!
– Вы хотите, чтобы я чувствовала себя бронированным автомобилем? – засмеялась она, но смех прозвучал натянуто.
– Да, хочу. И правильно делаю. Я сейчас все устрою...
– Ох, нет, нет! Не надо! Правда, не надо! Ну кому придет в голову, что у меня в сумочке такая уйма денег? Ради Бога, не беспокойтесь. Я поеду прямо домой, на такси! Я буду очень осторожна!
– С вами поедет охранник.
Мистер Эллердайс снова потянулся к кнопке.
– Нет! – Эмми вскочила. – Нет, нет! Все будет хорошо. Я благодарна вам за помощь, но...
Мистер Эллердайс поджал губы:
– Вы даже не пересчитали деньги!
– Да, но... – Эмми готова была бежать без оглядки при одной только мысли о том, как по пятам за ней ступает дюжий охранник. – Мне пора. Спасибо, спасибо!
Мистер Эллердайс начал было подниматься из-за стола, но Эмми, зажав сумочку под мышкой, уже выбежала из кабинета. На Пятой Авеню она почти мгновенно поймала такси. Деньги через сумочку жгли ей руку! Она вспомнила, как в особо торжественных случаях надевала бабушкино бриллиантовое колье, а на следующий день после праздника колье вновь исчезало в банковском сейфе – и, видит Бог, как же она была рада от него избавиться!
Конечно, размышляла Эмми, глядя в окно на витрины "Сакса", "Бонуита", "Бергдорфа" (юбки в этом сезоне стали длинней, рассеянно отметила она), конечно, что толку в драгоценностях, если они покоятся на дне банковского сейфа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24