Толпа аплодировала быстрым перемещениям молодой девчонки по площадке, ее ловким уходам от бестолковых наскоков менее резвого соперника, и взрывалась восторгами после четких, своевременных ударов будущей террористки. Несмотря на появившуюся на лице Юсупа кровь, Татаев намеренно не останавливал поединка до тех пор, пока преимущество Анжелы не стало очевидным для всех.
— Неплохо, Сайдали! — похлопал по плечу инструктора эмир. — А говорил, никто из нынешнего пополнения не способен стать воином!..
— Ясаевой еще далеко до настоящего воина, но она — одна из немногих, кого бы я взялся всерьез обучать искусству борьбы. Есть в ней бойцовский стержень.
— Если бы мы позволили девчонке заниматься каким-нибудь единоборством, ты бы смог сделать из нее чемпионку? — то ли в шутку, то ли всерьез справился Беслан Магомедович.
Помедлив, тот согласился:
— Пожалуй, за пару лет… В своей весовой категории она, несомненно, превзошла бы всех.
Когда довольное начальство удалилось, а гудящая толпа рассеялась по обширной территории базы, Татаев со своей ученицей вновь уединились возле палатки. Оба были довольны своей работой: щеки юной победительницы горели алым румянцем, сама она беспрестанно ерзала на месте, стреляя по сторонам счастливыми глазами и, не знала, как отблагодарить учителя; он же в глубине души, сам благодарил это наивное создание…
— Большое спасибо, Сайдали. Ведь с вашей помощью у меня стало неплохо получатся, правда?
— Правда. Но работать нужно по двенадцать часов в день, тогда будет еще лучше.
— Я готова, — без затей ответила она, но тут же добавила: — да вряд ли вы станете со мной столько заниматься.
— Расскажи мне лучше о себе, — сменил тему разговора Татаев, решив, что настало время узнать о ней побольше.
— А что вас интересует? — немного удивилась Анжела, — мне и рассказывать нечего.
— Село, в котором ты жила, большое?
— Не особо… Обычный аул — отделение бывшего колхоза. Правда, по соседству с райцентром — Урус-Мартаном.
— Ну а как же тебя сюда угораздило? Каким образом эмир района до вас добрался? — спросил он, достав из кармана заветную монетку.
— А он и не добирался, — запросто объяснила она, — его люди раздают старейшинам тейпов разнарядки, а те уж сами решают — кому и когда идти воевать.
— Стало быть, если бы не старейшина рода, тебя здесь могло и не быть?
— Я сама попросилась и нисколько об этом не жалею, — твердо отвечала та, заворожено наблюдая за мелькавшей меж пальцев наставника монетой. — Во-первых, вас встретила и чему-то научилась. Во-вторых, окончив обучение, обязательно приму участие в каком-нибудь важном походе на федералов…
То ли с жалостью, то ли насмешливо Татаев посмотрел на весьма привлекательную девчонку, вероятно, впервые за свою короткую жизнь, попавшую за пределы крохотного района и оказавшуюся в цепких лапах Медведя. Она жаждала дальнейших авантюр и приключений, не понимая, что именно таковые глупые марионетки и нужны были Шахабову…
— Ты тоже осваивала азы грамотности под руководством муллы или шейха? — с едва приметным налетом грустной иронии справился он.
— Нет, — улыбнулась Ясаева, и на щеках ее обозначились ямочки. — Я ведь говорила: райцентр от села расположен совсем близко — минут двадцать пять ходьбы… Вот и окончила почти все одиннадцать классов в Урус-Мартане.
Тем более странным Сайдали показался факт присутствия здесь этой девушки…
— Почему «почти»?
— Во время одного из недавних артобстрелов снаряд попал в здание школы, и рухнула часть перекрытий. Хорошо, что выходной день был — кроме сторожа, никто не пострадал. С тех пор школа закрыта…
— А как отнеслись родители к твоему намерению взять в руки оружие?
Лицо ее моментально изменилось. Она немного помолчала, затем негромко призналась:
— Отца давно убили…
— На войне? — словно не замечая в собеседнице скорбной перемены, продолжал он задавать вопросы.
— Нет… Доу.
— ?
— Обычай такой — доу. То есть — кровная месть. Он был чеченцем…
— А мать?..
— Мама погибла около четырех лет назад…
Простота, точность, да и смысл ответов Анжелы обезоружили его. Вместе с тем Татаев все же почувствовал неловкость за неуместное любопытство и притих. Но девушка сама прервала натянутую паузу — не желая видеть его смущения, грустным и уставшим голосом поведала:
— Мама у меня была русской. Изредка ездила в Аргун — к родственникам отца. Возвращаясь однажды, попала под бомбу русского самолета — федералы в тот день штурмовали дом нашего эмира Аслана Дукузова. Спецназ, авиация, бэтээры… Несколько домов разрушили бомбежкой, но, слава Аллаху, хоть без артиллерии и ракет обошлось, иначе бы и мы могли погибнуть. Почти всех его людей перебили, и мирные жители пострадали, включая мою маму. Теперь нас в семье осталось трое — кроме меня, еще две сестренки подрастают. А я, став взрослой, должна отомстить хотя бы за смерть матери.
Он слушал ее тяжелую исповедь о своих бедствиях и потерях, самых страшных потерях, которые только может испытать семнадцатилетняя девушка, и не обвинение за ее решение отомстить за близких людей шевельнулось в его душе, а стыд и унизительное чувство человека, считающего себя виновным в зле, которого он не совершал. Только что она рассказала о той самой операции, ставшей для тогдашнего старшего лейтенанта Торбина боевым крещением в «Шторме». Он помнил тот день от начала и до конца, но помнил увиденное глазами карающей силы. Теперь же ему пришлось выслушать и потерпевшую сторону, не помышлявшую с тех пор ни о чем, кроме священного возмездия…
— Отправляя меня сюда, старейшина объяснил, что по законам кровной мести я обязана за смерть матери лишить жизни как минимум двух неверных, — с едва заметной безысходностью прошептала Ясаева.
— Она тоже была мусульманка?
— Конечно, иначе бы ее не приняли здесь…
— Что же будет с твоими сестрами? — подавленно спросил инструктор.
— Перед моим отъездом их забрали к себе родственники папы в Аргун. Я за них спокойна.
От отца, несомненно, она унаследовала твердый мужской характер, а мягкие и приятные черты внешности, выгодно отличавшие Анжелу от большинства чистокровных чеченок, вероятно, достались от матери. Сайдали успел разглядеть ее пышные темно-каштановые волосы, до того как она упрятала их под кепку. И сейчас, из-под головного убора упрямо выбивалась их тоненькая волнующаяся прядка. На щеках девушки обитали чуть заметные ямочки, придававшие лицу обаятельную, лукавую простоту. В моменты ее редких улыбок ямки становились выразительнее. Но, пожалуй, более всего остального удивляли и поражали глаза Ясаевой. Зеленовато-карие и по-детски большие, они являли собой прекрасное отраженье творившихся в душе переживаний рано потерявшей родителей и совсем еще юной девчонки. Заглянув в них, можно было легко увидеть многое: безысходность и желание мстить, немую тоску и решительность, отчаяние и невозможность до конца осмыслить происходящее вокруг.
Наставник медленно отвел от девушки взгляд…
— Здорово! — кивнула на монету Анжела, — это тоже тренировка?
Не останавливаясь ни на миг, денежка с обычными — не заточенными краями мелькала то в правой, то в левой его ладони…
— Да. Разрабатывает и делает более гибкими суставы кистей. На, попробуй…
Ученица попыталась медленно повторить упражнение, но монетка тут же соскользнула с ее тонких пальцев и юркнула в траву. Инструктор с трудом отыскал ее в сгустившихся сумерках, поднял и вложил в ладонь Ясаевой со словами:
— Оставь себе. Настойчивость у тебя есть, а значит, когда-нибудь обязательно получится.
— Спасибо… — она с трепетом приняла от него подарок и вдруг приглушенно, но очень серьезно спросила: — вы слышали о готовящейся операции?
— Нет, — так же вполголоса отвечал он, мимолетно оглянувшись на соседние палатки, возле которых ужинали коллеги инструкторы и прочие обитатели лагеря.
— Говорят, Беслан Магомедович готовит двадцать человек для отправки в тыл врага.
— Куда? — не понял Татаев.
— Ну, на юг России — за пределы нашей республики, — с жаром пояснила Анжела.
— Вот как!? — чуть было не удивился он, однако, вовремя спохватившись, холодно и с безразличием пожал плечами: — что ж, на то воля Аллаха… Значит так нужно.
Больше никаких вопросов малознакомой девице бывший офицер «Шторма» задавать не стал.
«Мало ли у тебя способностей… — подумал Сайдали, — Альберт Губаев службу безопасности тащит исправно, как бы не навлечь лишних подозрений».
— Поздно уже, Анжела… Иди, отдыхай, — легонько пожал он ее ладонь. — Ты сегодня славно поработала — молодчина. До завтра.
Чтобы поскорее скрыть смущение и радость, она проворно встала и направилась к себе. Татаев же минут пять посидел у затухавшего кострища и скрылся внутри своей палатки.
Запалив маленький фонарь, прицепленный к брезентовому своду, он разделся, аккуратно сложил в углу форму и прилег, не выключая тусклого источника света. Фонарь освещал только пространство перед пологом, образуя на самом пологе дрожащий полукруг; в остальной же части тесного жилища царил полумрак. В нем с трудом можно было различить потрепанный снайперский коврик; теплую ватную куртку, служившую сейчас подушкой; старое залатанное одеяло. У изголовья «постели» лежала тельняшка, а поверх нее какая-то книга с арабской вязью на обложке. В ногах стояла цветастая хозяйственная сумка, наполовину наполненная овощами и фруктами.
Скоро мастер рукопашного боя погасил лампочку и прикрыл глаза, а еще спустя пару минут уже спал…
Ночами Торбин частенько встречался с друзьями. В его неспокойных сновидениях они сызнова втроем пробирались по дремучим чащобам на юг, как и прежде понимали все без слов и прикрывали друг друга огнем своих автоматов. Он просыпался в холодном поту, до боли в суставах сжимая пальцы — давя на невидимый курок и… ощущал опостылевшую пустоту вокруг…
— Ну, что теперь скажешь? — справился довольный Шахабов у своего давнего приятеля, когда по традиции они не спеша потягивали в шатре вечерний чай.
— На счет чего? — спокойно отвечал тот.
— Не прикидывайся, — улыбнулся эмир, — ты прекрасно знаешь, о ком я спрашиваю.
— А-а… ты о Сайдали… — «догадался» советник. Покачав головой, упрямо изрек: — не знаю. Пока он прилично научил драться только двоих. Не важный, надобно заметить, показатель.
Несгибаемость заместителя по безопасности начинала выводить Беслана Магомедовича из себя. Утратив на лице улыбку и нахмурив брови, он процедил:
— Ты полагаешь, Татаев не сбежал бы за прошедший год, возымей он такое желание? Неужели те восемь постов, что расставлены вокруг лагеря, явились бы для него серьезным препятствием? Или ему помешали бы твои заплывшие жирком арабы-соглядатаи? Пойми, в конце концов, у него нет пути назад — там он предатель и числится среди погибших!
Губанов мочал, стараясь не смотреть в сторону Шахабова. А тот, вдруг сузив глаза, полюбопытствовал:
— Скажи мой друг, а Щербинину ты полностью доверяешь?
— Щербинин — другое дело. Он давно работает на нас и, к слову сказать, тянет лямку за весьма большие деньги. А с продажными людьми, как ты сам выражаешься: иметь дело — одно сплошное удовольствие.
— И, тем не менее, он тоже русский. Но в отличие от Сайдали веры нашей не принимал; имеет куда более солидное положение — как-никак полковник, командир известного отряда специального назначения… Помани кто более крупным заработком — ни дня размышлять не станет — переметнется!..
— А три уничтоженные нами группы, после его своевременных донесений!? — забывшись, снова перебил эмира одноглазый. — А его идея об интервью!? Ведь благодаря тому, что я ляпнул тем двум репортерам о твоей «смерти», наш учебный отряд почти год никто не достает! Точно забыли про нас!..
— Хорошо, оставим наши споры о надежности Татаева. Мне кажется, настало время проверить его преданность Аллаху.
Пожилой чеченец, наливавший в пиалу чай, замер и поднял на заместителя Командующего вооруженными силами Ичкерии настороженный взгляд.
— Да-да, Альберт. Я обещал, что ты будешь первым, кого я поставлю об этом в известность. Так вот, имеется у меня одна хитрая задумка…
Взращивая из Ясаевой достойного бойца, Сайдали думал, прежде всего, о себе. Точнее о том, как бы эмир вдруг не усомнился в своем давнем решении даровать ему шанс. И, кажется, это у мастера рукопашного боя выходило на славу. Однако, вслед за радостной эйфорией от удачной находки среди серой курсантской массы, случилось то, чего он не предусматривал…
Старый муфтий к тому времени отобрал пополнение для своей пропагандистской работы — семь девушек уже с месяц усиленно готовились стать «черными вдовами», как называли смертниц в российских спецслужбах. Несколько раз Татаев наблюдал будущих самоубийц на занятиях Элиханова за примеркой пресловутых «поясов шахидов», напичканных то ли пластидом, то ли тротиловыми шашками.
А спустя пару дней после созерцания Бесланом Магомедовичем боя с участием Анжелы, Альберт Губаев на общем построении неожиданно зачитал приказ о ее зачислении восьмой смертницей в спецгруппу Вахида Зелимхановича…
Будущие шахиды занимались по отдельной программе. В их подготовке были заметно урезаны часы по стрельбе, единоборствам, изучению связи, топографических карт и общему физическому развитию. Все сэкономленное время они проводили в задушевных беседах с муфтием, а так же за освоением способов массового уничтожения мирного населения и живой силы противника.
Татаев стал реже встречать Ясаеву, но особого сожаления по этому поводу не испытывал — она являлась всего лишь одной из сотен курсантов, с коими ему пришлось иметь дело за последний год.
Одним больше, одним меньше…
Тем не менее, по утрам девушка изредка присоединялась к инструктору, и они на пару совершали пробежки по обширной территории базы.
Покидать пределы лагеря кому бы то ни было, строжайше запрещалось, посему, маршрут непродолжительных марафонов оставался одним и тем же. Стартовав от палатки наставника, минут за пять неспешного бега они огибали каменистый берег ручья, поворачивали вглубь леса и метров через триста достигали дальней границы базы — начала грунтовой дороги. Густая растительность берегов узенькой речушки скрывала несколько дозорных постов, точного места нахождения которых Татаев, увы, не знал. Серьезно охранялась часовыми и стоянка автомобилей, устроенная на обочине все той же дороги, ведшей куда-то на юг.
Автомобилей на стоянке находилось немного: относительно новый «КамАЗ»; остов с проржавевшей насквозь кабиной от «ЗИЛа»; потрепанный, но вполне исправный «УАЗик», именуемый в народе «буханкой» и, наконец, сверкающий темно-зеленым лаком, новенький американский «Джип». Пробегая мимо иномарки, Ясаева каждый раз задерживала на ней восторженный взгляд, а потом, когда они поворачивали обратно, постоянно оглядывалась, словно стараясь запомнить ее совершенные очертания.
— А чья это машина? — как-то не удержавшись, поинтересовалась она.
— Эмира, — коротко ответил наставник.
— Зачем ему в учебном соединении такой дорогой внедорожник?
— А тебе известны цены на них? — усмехнулся спецназовец.
Девчонка честно пожала плечами.
— В лагере он может и не нужен, — объяснил Сайдали, — а вот для встреч с высокопоставленными лицами, на которые регулярно выезжает заместитель Командующего, такой автомобиль просто необходим.
Она снова обернулась, и чуть было не споткнулась о камень…
— Смотри лучше под ноги. Ты все равно вряд ли ты успеешь на такой прокатиться… — съязвил он.
Но девица то ли не поняла намека на скоротечность жизни смертников, то ли не собиралась опровергать эту бесспорную истину. Она просто восторженно призналась:
— Впервые вижу такую красивую машину. У отца был КамАЗ, еще бывало, ездил на «Урале»…
Отец Анжелы до трагической смерти работал на одном из немногих в отделении колхоза автомобиле. На ночь ставил его во дворе, а в выходные не вылезал из-под задранной кабины. Старшая дочь, разумеется, все время крутилась рядом — сначала с тряпкой и ведром воды, ну а потом отец стал доверять и гаечные ключи. С тех пор в наделенной мальчишеским характером девчонке и прижилась любовь к технике на колесах…
— Скажи мне лучше, — немного сбавил темп бега инструктор, — как ты относишься к зачислению в группу муфтия?
Та ответила не сразу. Они уже миновали «финишную» отметку своих мини-кроссов, когда она почему-то повернула на второй круг. Татаев последовал за ней…
— Сначала мне казалось: я не готова к тому, что предстоит сделать… — стараясь не смотреть в его сторону, наконец, молвила девушка. — Сейчас свыклась. Думаю, получится…
Поражаясь ее спокойствию, он спросил:
— Ты и впрямь готова умереть по чьему-то приказу?
— Я слышала, что, и вы год назад готовы были отдать жизнь за голову Беслана Магомедовича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Неплохо, Сайдали! — похлопал по плечу инструктора эмир. — А говорил, никто из нынешнего пополнения не способен стать воином!..
— Ясаевой еще далеко до настоящего воина, но она — одна из немногих, кого бы я взялся всерьез обучать искусству борьбы. Есть в ней бойцовский стержень.
— Если бы мы позволили девчонке заниматься каким-нибудь единоборством, ты бы смог сделать из нее чемпионку? — то ли в шутку, то ли всерьез справился Беслан Магомедович.
Помедлив, тот согласился:
— Пожалуй, за пару лет… В своей весовой категории она, несомненно, превзошла бы всех.
Когда довольное начальство удалилось, а гудящая толпа рассеялась по обширной территории базы, Татаев со своей ученицей вновь уединились возле палатки. Оба были довольны своей работой: щеки юной победительницы горели алым румянцем, сама она беспрестанно ерзала на месте, стреляя по сторонам счастливыми глазами и, не знала, как отблагодарить учителя; он же в глубине души, сам благодарил это наивное создание…
— Большое спасибо, Сайдали. Ведь с вашей помощью у меня стало неплохо получатся, правда?
— Правда. Но работать нужно по двенадцать часов в день, тогда будет еще лучше.
— Я готова, — без затей ответила она, но тут же добавила: — да вряд ли вы станете со мной столько заниматься.
— Расскажи мне лучше о себе, — сменил тему разговора Татаев, решив, что настало время узнать о ней побольше.
— А что вас интересует? — немного удивилась Анжела, — мне и рассказывать нечего.
— Село, в котором ты жила, большое?
— Не особо… Обычный аул — отделение бывшего колхоза. Правда, по соседству с райцентром — Урус-Мартаном.
— Ну а как же тебя сюда угораздило? Каким образом эмир района до вас добрался? — спросил он, достав из кармана заветную монетку.
— А он и не добирался, — запросто объяснила она, — его люди раздают старейшинам тейпов разнарядки, а те уж сами решают — кому и когда идти воевать.
— Стало быть, если бы не старейшина рода, тебя здесь могло и не быть?
— Я сама попросилась и нисколько об этом не жалею, — твердо отвечала та, заворожено наблюдая за мелькавшей меж пальцев наставника монетой. — Во-первых, вас встретила и чему-то научилась. Во-вторых, окончив обучение, обязательно приму участие в каком-нибудь важном походе на федералов…
То ли с жалостью, то ли насмешливо Татаев посмотрел на весьма привлекательную девчонку, вероятно, впервые за свою короткую жизнь, попавшую за пределы крохотного района и оказавшуюся в цепких лапах Медведя. Она жаждала дальнейших авантюр и приключений, не понимая, что именно таковые глупые марионетки и нужны были Шахабову…
— Ты тоже осваивала азы грамотности под руководством муллы или шейха? — с едва приметным налетом грустной иронии справился он.
— Нет, — улыбнулась Ясаева, и на щеках ее обозначились ямочки. — Я ведь говорила: райцентр от села расположен совсем близко — минут двадцать пять ходьбы… Вот и окончила почти все одиннадцать классов в Урус-Мартане.
Тем более странным Сайдали показался факт присутствия здесь этой девушки…
— Почему «почти»?
— Во время одного из недавних артобстрелов снаряд попал в здание школы, и рухнула часть перекрытий. Хорошо, что выходной день был — кроме сторожа, никто не пострадал. С тех пор школа закрыта…
— А как отнеслись родители к твоему намерению взять в руки оружие?
Лицо ее моментально изменилось. Она немного помолчала, затем негромко призналась:
— Отца давно убили…
— На войне? — словно не замечая в собеседнице скорбной перемены, продолжал он задавать вопросы.
— Нет… Доу.
— ?
— Обычай такой — доу. То есть — кровная месть. Он был чеченцем…
— А мать?..
— Мама погибла около четырех лет назад…
Простота, точность, да и смысл ответов Анжелы обезоружили его. Вместе с тем Татаев все же почувствовал неловкость за неуместное любопытство и притих. Но девушка сама прервала натянутую паузу — не желая видеть его смущения, грустным и уставшим голосом поведала:
— Мама у меня была русской. Изредка ездила в Аргун — к родственникам отца. Возвращаясь однажды, попала под бомбу русского самолета — федералы в тот день штурмовали дом нашего эмира Аслана Дукузова. Спецназ, авиация, бэтээры… Несколько домов разрушили бомбежкой, но, слава Аллаху, хоть без артиллерии и ракет обошлось, иначе бы и мы могли погибнуть. Почти всех его людей перебили, и мирные жители пострадали, включая мою маму. Теперь нас в семье осталось трое — кроме меня, еще две сестренки подрастают. А я, став взрослой, должна отомстить хотя бы за смерть матери.
Он слушал ее тяжелую исповедь о своих бедствиях и потерях, самых страшных потерях, которые только может испытать семнадцатилетняя девушка, и не обвинение за ее решение отомстить за близких людей шевельнулось в его душе, а стыд и унизительное чувство человека, считающего себя виновным в зле, которого он не совершал. Только что она рассказала о той самой операции, ставшей для тогдашнего старшего лейтенанта Торбина боевым крещением в «Шторме». Он помнил тот день от начала и до конца, но помнил увиденное глазами карающей силы. Теперь же ему пришлось выслушать и потерпевшую сторону, не помышлявшую с тех пор ни о чем, кроме священного возмездия…
— Отправляя меня сюда, старейшина объяснил, что по законам кровной мести я обязана за смерть матери лишить жизни как минимум двух неверных, — с едва заметной безысходностью прошептала Ясаева.
— Она тоже была мусульманка?
— Конечно, иначе бы ее не приняли здесь…
— Что же будет с твоими сестрами? — подавленно спросил инструктор.
— Перед моим отъездом их забрали к себе родственники папы в Аргун. Я за них спокойна.
От отца, несомненно, она унаследовала твердый мужской характер, а мягкие и приятные черты внешности, выгодно отличавшие Анжелу от большинства чистокровных чеченок, вероятно, достались от матери. Сайдали успел разглядеть ее пышные темно-каштановые волосы, до того как она упрятала их под кепку. И сейчас, из-под головного убора упрямо выбивалась их тоненькая волнующаяся прядка. На щеках девушки обитали чуть заметные ямочки, придававшие лицу обаятельную, лукавую простоту. В моменты ее редких улыбок ямки становились выразительнее. Но, пожалуй, более всего остального удивляли и поражали глаза Ясаевой. Зеленовато-карие и по-детски большие, они являли собой прекрасное отраженье творившихся в душе переживаний рано потерявшей родителей и совсем еще юной девчонки. Заглянув в них, можно было легко увидеть многое: безысходность и желание мстить, немую тоску и решительность, отчаяние и невозможность до конца осмыслить происходящее вокруг.
Наставник медленно отвел от девушки взгляд…
— Здорово! — кивнула на монету Анжела, — это тоже тренировка?
Не останавливаясь ни на миг, денежка с обычными — не заточенными краями мелькала то в правой, то в левой его ладони…
— Да. Разрабатывает и делает более гибкими суставы кистей. На, попробуй…
Ученица попыталась медленно повторить упражнение, но монетка тут же соскользнула с ее тонких пальцев и юркнула в траву. Инструктор с трудом отыскал ее в сгустившихся сумерках, поднял и вложил в ладонь Ясаевой со словами:
— Оставь себе. Настойчивость у тебя есть, а значит, когда-нибудь обязательно получится.
— Спасибо… — она с трепетом приняла от него подарок и вдруг приглушенно, но очень серьезно спросила: — вы слышали о готовящейся операции?
— Нет, — так же вполголоса отвечал он, мимолетно оглянувшись на соседние палатки, возле которых ужинали коллеги инструкторы и прочие обитатели лагеря.
— Говорят, Беслан Магомедович готовит двадцать человек для отправки в тыл врага.
— Куда? — не понял Татаев.
— Ну, на юг России — за пределы нашей республики, — с жаром пояснила Анжела.
— Вот как!? — чуть было не удивился он, однако, вовремя спохватившись, холодно и с безразличием пожал плечами: — что ж, на то воля Аллаха… Значит так нужно.
Больше никаких вопросов малознакомой девице бывший офицер «Шторма» задавать не стал.
«Мало ли у тебя способностей… — подумал Сайдали, — Альберт Губаев службу безопасности тащит исправно, как бы не навлечь лишних подозрений».
— Поздно уже, Анжела… Иди, отдыхай, — легонько пожал он ее ладонь. — Ты сегодня славно поработала — молодчина. До завтра.
Чтобы поскорее скрыть смущение и радость, она проворно встала и направилась к себе. Татаев же минут пять посидел у затухавшего кострища и скрылся внутри своей палатки.
Запалив маленький фонарь, прицепленный к брезентовому своду, он разделся, аккуратно сложил в углу форму и прилег, не выключая тусклого источника света. Фонарь освещал только пространство перед пологом, образуя на самом пологе дрожащий полукруг; в остальной же части тесного жилища царил полумрак. В нем с трудом можно было различить потрепанный снайперский коврик; теплую ватную куртку, служившую сейчас подушкой; старое залатанное одеяло. У изголовья «постели» лежала тельняшка, а поверх нее какая-то книга с арабской вязью на обложке. В ногах стояла цветастая хозяйственная сумка, наполовину наполненная овощами и фруктами.
Скоро мастер рукопашного боя погасил лампочку и прикрыл глаза, а еще спустя пару минут уже спал…
Ночами Торбин частенько встречался с друзьями. В его неспокойных сновидениях они сызнова втроем пробирались по дремучим чащобам на юг, как и прежде понимали все без слов и прикрывали друг друга огнем своих автоматов. Он просыпался в холодном поту, до боли в суставах сжимая пальцы — давя на невидимый курок и… ощущал опостылевшую пустоту вокруг…
— Ну, что теперь скажешь? — справился довольный Шахабов у своего давнего приятеля, когда по традиции они не спеша потягивали в шатре вечерний чай.
— На счет чего? — спокойно отвечал тот.
— Не прикидывайся, — улыбнулся эмир, — ты прекрасно знаешь, о ком я спрашиваю.
— А-а… ты о Сайдали… — «догадался» советник. Покачав головой, упрямо изрек: — не знаю. Пока он прилично научил драться только двоих. Не важный, надобно заметить, показатель.
Несгибаемость заместителя по безопасности начинала выводить Беслана Магомедовича из себя. Утратив на лице улыбку и нахмурив брови, он процедил:
— Ты полагаешь, Татаев не сбежал бы за прошедший год, возымей он такое желание? Неужели те восемь постов, что расставлены вокруг лагеря, явились бы для него серьезным препятствием? Или ему помешали бы твои заплывшие жирком арабы-соглядатаи? Пойми, в конце концов, у него нет пути назад — там он предатель и числится среди погибших!
Губанов мочал, стараясь не смотреть в сторону Шахабова. А тот, вдруг сузив глаза, полюбопытствовал:
— Скажи мой друг, а Щербинину ты полностью доверяешь?
— Щербинин — другое дело. Он давно работает на нас и, к слову сказать, тянет лямку за весьма большие деньги. А с продажными людьми, как ты сам выражаешься: иметь дело — одно сплошное удовольствие.
— И, тем не менее, он тоже русский. Но в отличие от Сайдали веры нашей не принимал; имеет куда более солидное положение — как-никак полковник, командир известного отряда специального назначения… Помани кто более крупным заработком — ни дня размышлять не станет — переметнется!..
— А три уничтоженные нами группы, после его своевременных донесений!? — забывшись, снова перебил эмира одноглазый. — А его идея об интервью!? Ведь благодаря тому, что я ляпнул тем двум репортерам о твоей «смерти», наш учебный отряд почти год никто не достает! Точно забыли про нас!..
— Хорошо, оставим наши споры о надежности Татаева. Мне кажется, настало время проверить его преданность Аллаху.
Пожилой чеченец, наливавший в пиалу чай, замер и поднял на заместителя Командующего вооруженными силами Ичкерии настороженный взгляд.
— Да-да, Альберт. Я обещал, что ты будешь первым, кого я поставлю об этом в известность. Так вот, имеется у меня одна хитрая задумка…
Взращивая из Ясаевой достойного бойца, Сайдали думал, прежде всего, о себе. Точнее о том, как бы эмир вдруг не усомнился в своем давнем решении даровать ему шанс. И, кажется, это у мастера рукопашного боя выходило на славу. Однако, вслед за радостной эйфорией от удачной находки среди серой курсантской массы, случилось то, чего он не предусматривал…
Старый муфтий к тому времени отобрал пополнение для своей пропагандистской работы — семь девушек уже с месяц усиленно готовились стать «черными вдовами», как называли смертниц в российских спецслужбах. Несколько раз Татаев наблюдал будущих самоубийц на занятиях Элиханова за примеркой пресловутых «поясов шахидов», напичканных то ли пластидом, то ли тротиловыми шашками.
А спустя пару дней после созерцания Бесланом Магомедовичем боя с участием Анжелы, Альберт Губаев на общем построении неожиданно зачитал приказ о ее зачислении восьмой смертницей в спецгруппу Вахида Зелимхановича…
Будущие шахиды занимались по отдельной программе. В их подготовке были заметно урезаны часы по стрельбе, единоборствам, изучению связи, топографических карт и общему физическому развитию. Все сэкономленное время они проводили в задушевных беседах с муфтием, а так же за освоением способов массового уничтожения мирного населения и живой силы противника.
Татаев стал реже встречать Ясаеву, но особого сожаления по этому поводу не испытывал — она являлась всего лишь одной из сотен курсантов, с коими ему пришлось иметь дело за последний год.
Одним больше, одним меньше…
Тем не менее, по утрам девушка изредка присоединялась к инструктору, и они на пару совершали пробежки по обширной территории базы.
Покидать пределы лагеря кому бы то ни было, строжайше запрещалось, посему, маршрут непродолжительных марафонов оставался одним и тем же. Стартовав от палатки наставника, минут за пять неспешного бега они огибали каменистый берег ручья, поворачивали вглубь леса и метров через триста достигали дальней границы базы — начала грунтовой дороги. Густая растительность берегов узенькой речушки скрывала несколько дозорных постов, точного места нахождения которых Татаев, увы, не знал. Серьезно охранялась часовыми и стоянка автомобилей, устроенная на обочине все той же дороги, ведшей куда-то на юг.
Автомобилей на стоянке находилось немного: относительно новый «КамАЗ»; остов с проржавевшей насквозь кабиной от «ЗИЛа»; потрепанный, но вполне исправный «УАЗик», именуемый в народе «буханкой» и, наконец, сверкающий темно-зеленым лаком, новенький американский «Джип». Пробегая мимо иномарки, Ясаева каждый раз задерживала на ней восторженный взгляд, а потом, когда они поворачивали обратно, постоянно оглядывалась, словно стараясь запомнить ее совершенные очертания.
— А чья это машина? — как-то не удержавшись, поинтересовалась она.
— Эмира, — коротко ответил наставник.
— Зачем ему в учебном соединении такой дорогой внедорожник?
— А тебе известны цены на них? — усмехнулся спецназовец.
Девчонка честно пожала плечами.
— В лагере он может и не нужен, — объяснил Сайдали, — а вот для встреч с высокопоставленными лицами, на которые регулярно выезжает заместитель Командующего, такой автомобиль просто необходим.
Она снова обернулась, и чуть было не споткнулась о камень…
— Смотри лучше под ноги. Ты все равно вряд ли ты успеешь на такой прокатиться… — съязвил он.
Но девица то ли не поняла намека на скоротечность жизни смертников, то ли не собиралась опровергать эту бесспорную истину. Она просто восторженно призналась:
— Впервые вижу такую красивую машину. У отца был КамАЗ, еще бывало, ездил на «Урале»…
Отец Анжелы до трагической смерти работал на одном из немногих в отделении колхоза автомобиле. На ночь ставил его во дворе, а в выходные не вылезал из-под задранной кабины. Старшая дочь, разумеется, все время крутилась рядом — сначала с тряпкой и ведром воды, ну а потом отец стал доверять и гаечные ключи. С тех пор в наделенной мальчишеским характером девчонке и прижилась любовь к технике на колесах…
— Скажи мне лучше, — немного сбавил темп бега инструктор, — как ты относишься к зачислению в группу муфтия?
Та ответила не сразу. Они уже миновали «финишную» отметку своих мини-кроссов, когда она почему-то повернула на второй круг. Татаев последовал за ней…
— Сначала мне казалось: я не готова к тому, что предстоит сделать… — стараясь не смотреть в его сторону, наконец, молвила девушка. — Сейчас свыклась. Думаю, получится…
Поражаясь ее спокойствию, он спросил:
— Ты и впрямь готова умереть по чьему-то приказу?
— Я слышала, что, и вы год назад готовы были отдать жизнь за голову Беслана Магомедовича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32