Но однажды наступало прозрение, и они просыпались взбешенные, как после дурного сна.
— В этом июне должно было исполниться тридцать лет нашей совместной жизни, — пояснил Марине, забирая у меня фотографию. — Вдруг она почувствовала себя совершенно несчастной. Стала недовольна тем, что я много работаю, никогда не бываю дома. Она же совершенно не знает, какие авралы случаются на работе. Это дело с парочками. Но ведь я же не маленький, понимаю, что причина вовсе не в этом.
— А в чем же тогда причина?
— Мне известно, что она познакомилась в Джерси с одним парнем, у которого пару лет назад умерла жена.
Он, будучи агентом по продаже земельных участков, помог ей однажды продать принадлежавший ее матери дом. Дорис как-то упоминала о нем пару раз, казалось не придавая значения их знакомству. Но что-то там все-таки завязалось. Поздно вечером в нашем доме стали раздаваться телефонные звонки. Но, когда я брал трубку, на другом конце ее тут же клали. Дорис как сумасшедшая неслась к почтовому ящику, чтобы опередить меня. А в ноябре ни с того ни с сего она собрала вещи и уехала, якобы ухаживать за больной матерью.
— С тех пор она ни разу не приезжала? — спросила я.
— Время от времени она позванивает мне, настаивая на разводе.
— Извини меня, Марино.
— Понимаешь, там живет ее мать, за которой присматривает Дорис. Там же она встречается с агентом по продаже недвижимости. Она пребывает в таком настроении, что в одну минуту печаль сменяется радостью. То хочет вернуться, то опять раздумывает. Чувствует себя виноватой. Все так, как сказала Хильда, рассматривая ее фотографию. Кругом виновата.
— Тебе очень больно это осознавать.
— Да ладно. — Бросив салфетку на стол, он сказал: — Пусть поступает так, как ей хочется. Черт с ней!
Я понимала, что на самом деле он страдал. Он сидел совершенно опустошенный, и сердце мое, когда я смотрела на него, ныло от боли. И в то же время симпатии мои были на стороне его жены, ведь Марино очень нелегко любить.
— Ты хочешь, чтобы она вернулась?
— Мне кажется, я встретил ее еще задолго до того, как родился. Но теперь мне надо посмотреть правде в глаза, доктор. — Он вскинул на меня страдающие глаза. — Моя жизнь пошла прахом. Вечно считаешь копейки, вечно тебя выдергивают посреди ночи на какое-нибудь очередное задание. Планируешь отдохнуть, а тут опять что-то происходит, и Дорис снова распаковывает чемоданы и сидит дома, как, например, случилось на уик-энд перед праздником День труда, когда пропали Харви и ее дружок. Это было последней каплей, переполнившей ее терпение.
— Ты любишь Дорис?
— Она этому совершенно не верит.
— Может быть, ее просто необходимо уверить в этом, — объяснила я. — Надо показать ей, насколько сильно ты любишь ее и нуждаешься прежде всего как в женщине.
— Что-то я тебя не пойму, — озадаченно спросил он. «Вряд ли он когда-нибудь это поймет», — с тоской подумала я.
— Просто заботься о себе сам, — объяснила я ему. — Не думай, что она должна постоянно печься о тебе. Может быть, тогда все пойдет по-другому.
— Я не зарабатываю достаточно денег, в этом-то вся причина.
— Уверяю тебя, для твоей жены деньги не главное. Ей просто нужно, чтобы ее замечали и любили.
— А у него большой дом и совершенно новенький, привезенный из Нью-Йорка «крайслер» с кожаными сиденьями и другими причиндалами.
Я ничего не ответила.
— В прошлом году он провел свой отпуск на Гавайях, — озлобленным тоном сказал Марино.
— Дорис прожила с тобой жизнь. И это ее личное дело — выбирать Гавайи или что-то другое…
— Гавайи — всего лишь приманка для туристов, — отрезал он, закуривая. — А по мне — нет ничего лучше местечка чем Багз-Айленд, где можно хорошо порыбачить.
— А тебе не приходило в голову, что Дорис очень устала постоянно проявлять о тебе материнскую заботу?
— Уж материнскую! — огрызнулся он.
— Тогда почему же сразу после ее отъезда ты выглядишь так, словно отчаянно нуждаешься в материнском уходе, Марино?
— Потому что у меня не хватает времени на пришивание пуговиц, готовку, стирку и всякую другую ерунду.
— Я тоже сильно занята, но тем не менее нахожу для этого время.
— Да, но у тебя есть прислуга, и, кроме того, ты зарабатываешь не меньше сотни тысяч долларов в год.
— Я бы заботилась о своей внешности, даже если бы получала всего лишь десять тысяч в год. Я поступала бы так хотя бы из чувства самоуважения и не хочу, чтобы за мною кто-то ухаживал. Мне просто хочется, чтобы ко мне внимательно и заботливо относились, а это вовсе не одно и то же.
— Если ты с такой легкостью отвечаешь на любые вопросы, то почему же ты разведена? И почему ты здесь, а твой друг Марк там, в Колорадо? Только не убеждай меня, что вы были просто хорошими друзьями.
Вдруг я почувствовала, как краска залила мое лицо.
— Тони никогда по-настоящему не любил меня, и, поняв это, я решила от него уйти. Ну а что касается Марка, то у него были затруднения со взятыми на себя обязательствами.
— И ты обязалась быть с ним? — свирепо взглянул на меня Марино.
Я промолчала в ответ.
— А что же ты не поехала с ним на Запад? Может быть, твое главное назначение в жизни быть начальником?
— У нас были проблемы, и, конечно же, частично я была в них виновата. Марк рассердился, уехал на Запад… может быть, для того, чтобы добиться какой-то цели, а может быть, просто чтобы сбежать от меня подальше, — ответила я с таким пылом неожиданно нахлынувших на меня эмоций, что сама испугалась своей несдержанности. — Не говоря уже о том, что моя профессиональная деятельность была несовместима с его новым местом работы. Мы никогда не обсуждали этого.
Марино вдруг стало очень стыдно, и он сказал:
— Извини, я не знал.
Я обошла его ответ молчанием.
— Похоже, что оба мы в одинаковом положении, — Сказал он.
— В определенном смысле да, — согласилась я, не желая признаваться самой себе, чем же все-таки моя жизнь отличалась от жизни, которую теперь вел Марино, — Я все-таки слежу за собой. Если Марк снова появится, он никогда не увидит меня опустившейся, будто жизнь с его уходом потянула меня ко дну. Я просто хочу, чтобы он был рядом, а не нуждаюсь в нем. Может быть, тебе тоже следует посмотреть на Дорис с такой же точки зрения?
— Да, — ответил он, немного воодушевившись. — Возможно, я попробую. Мне кажется, нам пора выпить кофе.
— А ты знаешь, как нужно готовить кофе?
— Ты что, шутишь? — ответил он, удивившись.
— Урок номер один, Марино. Для того чтобы приготовить кофе, нужно сделать следующее…
В то время как я обучала его обращению с таким не требующим никаких умственных способностей чудом техники, как кофеварка, Марино снова возвратился к пережитым за день событиям.
— Одна половина моего сознания отказывается серьезно воспринимать все, связанное с Хильдой, — признался он. — Но другая, напротив, верит во все сказанное. Я хочу сказать, здесь есть над чем подумать.
— Что ты хочешь сказать?
— Дебору Харви застрелили из пистолета девятимиллиметрового калибра. Гильзу патрона так и не удалось найти. Трудно поверить в то, чтобы этот негодяй-убийца стал искать в темноте гильзу от патрона. По-моему, Морель и все остальные искали ее не в том месте. Помнишь, как Хильда спрашивала, не было ли какого-то другого места, и еще она говорила о какой-то утерянной вещице, металлическом, военном предмете. Наверняка речь шла об утерянной гильзе.
— Еще она отметила, что сам по себе предмет безвредный, — напомнила я ему.
— Использованная гильза никому не причинит вреда. Это пуля может убить живое существо, да и то только во время выстрела.
— Фотографии, которые она разглядывала, были сделаны прошлой осенью, — продолжала я. — Какой бы предмет ни находился там тогда, сейчас его там все равно нет.
— Ты думаешь, убийца вернулся туда днем, чтобы найти его там?
— Но ведь Хильда сказала о том, что человек, потерявший этот металлический предмет, проявлял легкую обеспокоенность по поводу этой пропажи.
— Не думаю, чтобы он стал возвращаться, — сказал Марино. — Он слишком для этого осторожный человек. Это был бы чересчур рискованный шаг с его стороны. Зону стали прочесывать полицейские с ищейками сразу же после исчезновения молодых людей. Бьюсь об заклад, он залег глубоко на дно. Чрезмерно хладнокровный человек, если ему удавалось оставаться непойманным после стольких злодеяний, независимо от того, психопат это или наемный убийца.
— Может быть, и так, — ответила я, услышав с шумом падавшие капли из кофеварки.
— Думаю, нам надо снова вернуться на это место и немного порыться вокруг. Как ты на это смотришь?
— Честно говоря, я и сама об этом подумала.
Глава 8
При ярком дневном свете лес не казался нам зловещим до тех пер, пока Марино и я не добрались до небольшой просеки. Отвратительный запах разлагающейся людской плоти стал слегка напоминать о себе. После просеивания земли, собранные лопатой, стояли холмики из опавших листьев и сухих еловых веток. Только достаточно длительный срок и обильные проливные дожди могли навсегда смыть следы этого ужасного убийства.
Марино принес металлоискатель, а я — грабли. Доставая из пачки сигарету, он огляделся вокруг.
— Не вижу смысла начинать поиски с этого места, — сказал он, — здесь уже тысячу раз искали.
— Я думаю, что и тропу не меньше обыскивали, — Оказала я, внимательно рассматривая тропу, по которой мы шли, начиная от расчищенной от леса дороги.
— Совсем не обязательно. Ведь прошлой осенью, когда Дебору и Фреда привезли сюда, тропы здесь вовсе не было.
До меня дошел смысл сказанного. След от лопат, которыми подгребали листья, а также плотно утрамбованная грязь могли быть оставлены полицейскими и другими принимавшими участие в расследовании людьми, которые ходили взад и вперед по расчищенной дороге к месту, где были обнаружены трупы. Осматривая лес, он добавил:
— Проблема заключается в том, что мы, доктор, даже не знаем, в каком месте они остановились. Можно было бы предположить, что молодые люди припарковались рядом с нами и вышли отсюда точно так же, как это сделали сейчас мы. Вот если б знать, действительно ли убийца направлялся сюда.
— Мне кажется, убийца знал, куда они держат путь, — ответила я. — Было бы странно предположить, что он наугад свернул на расчищенную дорогу и завершил свой маршрут именно здесь после долгого и бессмысленного мотания в лесной глуши.
Пожав плечами, Марино включил металлоискатель.
— Особого вреда не будет, можно и попробовать.
Мы начали с участка, где были найдены трупы. Исследуя тропу, расчищая ее от веток подлеска и листьев, мы медленно двигались в сторону дороги. В течение двух часов мы прочесали все попадавшиеся на нашем пути вырубки, которые могли, с нашей точки зрения, гостеприимно привлечь путников под сень своих пушистых веток. Первый раз металлоискатель просигналил, обнаружив пустую банку из-под пива, второй раз — ржавую открывалку. Когда мы были уже на краю леса, раздался третий сигнал — была обнаружена гильза от патрона в пластиковом красном, выцветшем от времени кожухе.
Облокотившись на грабли, в подавленном настроении, я пристально смотрела на тропу и думала. Я размышляла над предположением, которое высказала Хильда относительно существования какого-то другого места, куда преступник потащил Дебору. Мое воображение начинало рисовать просеку и лежавшие рядом трупы. Первое, что мне пришло в голову, было предположение а том, что Дебора могла в какой-то момент и отделаться от преступника, и это могло произойти, когда ее вместе с Фредом вели по темной дороге к просеке. Окинув взглядом густые ветки деревьев, я поняла, что такое вряд ли могло произойти.
— Давай примем как должное предположение о том, что убийца действовал в одиночку, — сказала я Марино.
— Ну хорошо, а что дальше? — спросил он, вытирая рукавом пальто вспотевший лоб.
— Если бы ты был убийцей и совершил нападение сразу на двух человек, заставив их затем, возможно, под дулом пистолета прийти сюда, кого бы ты убил первым?
— С парнем было бы больше хлопот, — машинально ответил Марино. — Я бы сперва убрал парня, а уже потом взялся бы за девчонку.
Все это не укладывалось в моей голове. Когда я пыталась представить себе, как один человек принуждает двух других идти через темный лес, дальше этого мое воображение не шло. Может быть, у убийцы был с собой фонарик? А может, он хорошо знал эту местность, мог с закрытыми глазами найти просеку? Этими сомнениями я и поделилась с Марино.
— У меня возникли такие же вопросы, — ответил он. — Здесь напрашиваются кое-какие выводы. Прежде всего не исключено, что преступник связал ребятам руки сзади. Второе, я бы задержал девчонку, заставив ее двигаться по лесу, приставив к спине пистолет. Увидев такой оборот дела, и парень сразу присмирел бы, как ягненок. Только представь — одно неверное движение, и девчонка будет убита. Ну а что касается фонаря? Конечно, что-то ему помогало ориентироваться на местности.
— А как, скажи на милость, он умудрился держать в одной руке фонарь, в другой пистолет и одновременно держать под прицелом девчонку?
— Очень просто. Хочешь, покажу?
— Ну нет, не надо. — Я отступила назад, когда он направился в мою сторону.
— Давай сюда грабли. Только не суетись.
Он вручил мне металлоискатель, а я ему грабли.
— Представь, что на месте граблей стоит Дебора. Я хватаю ее левой рукой вокруг шеи, продолжая держать фонарь в этой же руке, — говорил Марино, демонстрируя свои объяснения. — А в правой руке у меня находится пистолет, который я держу дулом между ее лопатками. Видишь, все достаточно просто. А Фред в это время следует впереди нас по освещенному фонарем пути. — Немного подумав, Марино пристально посмотрел на тропу. — Очевидно, при таком раскладе они не могли быстро продвигаться вперед.
— Особенно если были разуты, — подчеркнула я. — Ноги он не стал связывать, намереваясь вывести ребят в другое место. Заставив их снять обувь, преступник понимал, что босиком они будут двигаться медленнее, а убежать и вовсе не смогут. Может, прикончив Дебору и Фреда, он оставил их обувь себе на память.
— Может быть, и так, — сказала я, не переставая думать о найденной сумочке Деборы.
— Но если предположить, что руки у Деборы были связаны сзади, то как здесь оказалась ее сумка? У сумки не было ремешка, поэтому она не могла нести ее, перекинув через плечо или держа в руке. И, поскольку на Деборе не было никакого ремня, сумочку вряд ли к нему пристегивали. Кроме всего прочего, если тебя ведут на расстрел, зачем брать с собой сумку?
— Понятия не имею. Эта мысль беспокоила меня с самого начала.
— Давай сделаем еще одну попытку, — предложила я.
— У, черт!
К тому времени, когда мы снова выбрались к просеке, солнце скрылось за облаками, и стало довольно ветрено. Казалось, что температура понизилась сразу на десять градусов. Я напряженно работала граблями, и руки мои тряслись от усталости. Мне вдруг стало холодно. Двигаясь к находившемуся далеко от тропы участку земли, я стала изучать территорию, впереди которой простиралась такая малопривлекательная полоска леса, что меня вдруг охватило сомнение, наведывались ли туда когда-либо охотники. Полицейские вскапывали и просеивали землю на протяжении десяти футов, пока не достигли участка величиной более акра, зараженного метастазами растения-паразита кудзу. Покрытые чешуйками деревья, подобно доисторическим динозаврам, стояли по краям затвердевшего зеленого моря. Пораженная болезнью, здесь медленно погибала вся живая растительность: кусты, деревья.
— Господи Боже мой, — пролепетал Марино, увидев, как я начала орудовать граблями в этом месте. — Шутишь ты, что ли?
— Мы не будем заходить слишком далеко. Но нам и не пришлось этого делать. Металлоискатель отреагировал сразу. Сигналы его становились все громче и громче. Марино установил сканер над поверхностью земли, откуда пустил свои корни кудзу, на расстоянии менее пятнадцати футов от того места, где были найдены трупы. Я поняла, что разгребать землю на пораженном кудзу участке земли было еще хуже, чем копаться в спутанных волосах. Разбирая листья в хирургических перчатках, вскоре я нащупала среди корней деревьев какой-то холодный и твердый предмет, который, как мне показалось, вряд ли был объектом наших поисков.
— Пригодится для проезда, — удрученно сказала я, бросив Марино грязную мелкую монетку.
Когда мы отошли на несколько футов в сторону, металлоискатель снова засигналил. На этот раз мои поиски на локтях и коленях увенчались успехом. Нащупав руками предмет, который безошибочно можно было охарактеризовать как цилиндрический, я, мягко раздвинув щупальца кудзу, увидела все еще сверкавшую серебряным металлическим блеском патронную гильзу. Осторожно вытаскивая, я старалась как можно меньше касаться ее поверхности. Наклонившись, Марино приоткрыл пластмассовый кожух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— В этом июне должно было исполниться тридцать лет нашей совместной жизни, — пояснил Марине, забирая у меня фотографию. — Вдруг она почувствовала себя совершенно несчастной. Стала недовольна тем, что я много работаю, никогда не бываю дома. Она же совершенно не знает, какие авралы случаются на работе. Это дело с парочками. Но ведь я же не маленький, понимаю, что причина вовсе не в этом.
— А в чем же тогда причина?
— Мне известно, что она познакомилась в Джерси с одним парнем, у которого пару лет назад умерла жена.
Он, будучи агентом по продаже земельных участков, помог ей однажды продать принадлежавший ее матери дом. Дорис как-то упоминала о нем пару раз, казалось не придавая значения их знакомству. Но что-то там все-таки завязалось. Поздно вечером в нашем доме стали раздаваться телефонные звонки. Но, когда я брал трубку, на другом конце ее тут же клали. Дорис как сумасшедшая неслась к почтовому ящику, чтобы опередить меня. А в ноябре ни с того ни с сего она собрала вещи и уехала, якобы ухаживать за больной матерью.
— С тех пор она ни разу не приезжала? — спросила я.
— Время от времени она позванивает мне, настаивая на разводе.
— Извини меня, Марино.
— Понимаешь, там живет ее мать, за которой присматривает Дорис. Там же она встречается с агентом по продаже недвижимости. Она пребывает в таком настроении, что в одну минуту печаль сменяется радостью. То хочет вернуться, то опять раздумывает. Чувствует себя виноватой. Все так, как сказала Хильда, рассматривая ее фотографию. Кругом виновата.
— Тебе очень больно это осознавать.
— Да ладно. — Бросив салфетку на стол, он сказал: — Пусть поступает так, как ей хочется. Черт с ней!
Я понимала, что на самом деле он страдал. Он сидел совершенно опустошенный, и сердце мое, когда я смотрела на него, ныло от боли. И в то же время симпатии мои были на стороне его жены, ведь Марино очень нелегко любить.
— Ты хочешь, чтобы она вернулась?
— Мне кажется, я встретил ее еще задолго до того, как родился. Но теперь мне надо посмотреть правде в глаза, доктор. — Он вскинул на меня страдающие глаза. — Моя жизнь пошла прахом. Вечно считаешь копейки, вечно тебя выдергивают посреди ночи на какое-нибудь очередное задание. Планируешь отдохнуть, а тут опять что-то происходит, и Дорис снова распаковывает чемоданы и сидит дома, как, например, случилось на уик-энд перед праздником День труда, когда пропали Харви и ее дружок. Это было последней каплей, переполнившей ее терпение.
— Ты любишь Дорис?
— Она этому совершенно не верит.
— Может быть, ее просто необходимо уверить в этом, — объяснила я. — Надо показать ей, насколько сильно ты любишь ее и нуждаешься прежде всего как в женщине.
— Что-то я тебя не пойму, — озадаченно спросил он. «Вряд ли он когда-нибудь это поймет», — с тоской подумала я.
— Просто заботься о себе сам, — объяснила я ему. — Не думай, что она должна постоянно печься о тебе. Может быть, тогда все пойдет по-другому.
— Я не зарабатываю достаточно денег, в этом-то вся причина.
— Уверяю тебя, для твоей жены деньги не главное. Ей просто нужно, чтобы ее замечали и любили.
— А у него большой дом и совершенно новенький, привезенный из Нью-Йорка «крайслер» с кожаными сиденьями и другими причиндалами.
Я ничего не ответила.
— В прошлом году он провел свой отпуск на Гавайях, — озлобленным тоном сказал Марино.
— Дорис прожила с тобой жизнь. И это ее личное дело — выбирать Гавайи или что-то другое…
— Гавайи — всего лишь приманка для туристов, — отрезал он, закуривая. — А по мне — нет ничего лучше местечка чем Багз-Айленд, где можно хорошо порыбачить.
— А тебе не приходило в голову, что Дорис очень устала постоянно проявлять о тебе материнскую заботу?
— Уж материнскую! — огрызнулся он.
— Тогда почему же сразу после ее отъезда ты выглядишь так, словно отчаянно нуждаешься в материнском уходе, Марино?
— Потому что у меня не хватает времени на пришивание пуговиц, готовку, стирку и всякую другую ерунду.
— Я тоже сильно занята, но тем не менее нахожу для этого время.
— Да, но у тебя есть прислуга, и, кроме того, ты зарабатываешь не меньше сотни тысяч долларов в год.
— Я бы заботилась о своей внешности, даже если бы получала всего лишь десять тысяч в год. Я поступала бы так хотя бы из чувства самоуважения и не хочу, чтобы за мною кто-то ухаживал. Мне просто хочется, чтобы ко мне внимательно и заботливо относились, а это вовсе не одно и то же.
— Если ты с такой легкостью отвечаешь на любые вопросы, то почему же ты разведена? И почему ты здесь, а твой друг Марк там, в Колорадо? Только не убеждай меня, что вы были просто хорошими друзьями.
Вдруг я почувствовала, как краска залила мое лицо.
— Тони никогда по-настоящему не любил меня, и, поняв это, я решила от него уйти. Ну а что касается Марка, то у него были затруднения со взятыми на себя обязательствами.
— И ты обязалась быть с ним? — свирепо взглянул на меня Марино.
Я промолчала в ответ.
— А что же ты не поехала с ним на Запад? Может быть, твое главное назначение в жизни быть начальником?
— У нас были проблемы, и, конечно же, частично я была в них виновата. Марк рассердился, уехал на Запад… может быть, для того, чтобы добиться какой-то цели, а может быть, просто чтобы сбежать от меня подальше, — ответила я с таким пылом неожиданно нахлынувших на меня эмоций, что сама испугалась своей несдержанности. — Не говоря уже о том, что моя профессиональная деятельность была несовместима с его новым местом работы. Мы никогда не обсуждали этого.
Марино вдруг стало очень стыдно, и он сказал:
— Извини, я не знал.
Я обошла его ответ молчанием.
— Похоже, что оба мы в одинаковом положении, — Сказал он.
— В определенном смысле да, — согласилась я, не желая признаваться самой себе, чем же все-таки моя жизнь отличалась от жизни, которую теперь вел Марино, — Я все-таки слежу за собой. Если Марк снова появится, он никогда не увидит меня опустившейся, будто жизнь с его уходом потянула меня ко дну. Я просто хочу, чтобы он был рядом, а не нуждаюсь в нем. Может быть, тебе тоже следует посмотреть на Дорис с такой же точки зрения?
— Да, — ответил он, немного воодушевившись. — Возможно, я попробую. Мне кажется, нам пора выпить кофе.
— А ты знаешь, как нужно готовить кофе?
— Ты что, шутишь? — ответил он, удивившись.
— Урок номер один, Марино. Для того чтобы приготовить кофе, нужно сделать следующее…
В то время как я обучала его обращению с таким не требующим никаких умственных способностей чудом техники, как кофеварка, Марино снова возвратился к пережитым за день событиям.
— Одна половина моего сознания отказывается серьезно воспринимать все, связанное с Хильдой, — признался он. — Но другая, напротив, верит во все сказанное. Я хочу сказать, здесь есть над чем подумать.
— Что ты хочешь сказать?
— Дебору Харви застрелили из пистолета девятимиллиметрового калибра. Гильзу патрона так и не удалось найти. Трудно поверить в то, чтобы этот негодяй-убийца стал искать в темноте гильзу от патрона. По-моему, Морель и все остальные искали ее не в том месте. Помнишь, как Хильда спрашивала, не было ли какого-то другого места, и еще она говорила о какой-то утерянной вещице, металлическом, военном предмете. Наверняка речь шла об утерянной гильзе.
— Еще она отметила, что сам по себе предмет безвредный, — напомнила я ему.
— Использованная гильза никому не причинит вреда. Это пуля может убить живое существо, да и то только во время выстрела.
— Фотографии, которые она разглядывала, были сделаны прошлой осенью, — продолжала я. — Какой бы предмет ни находился там тогда, сейчас его там все равно нет.
— Ты думаешь, убийца вернулся туда днем, чтобы найти его там?
— Но ведь Хильда сказала о том, что человек, потерявший этот металлический предмет, проявлял легкую обеспокоенность по поводу этой пропажи.
— Не думаю, чтобы он стал возвращаться, — сказал Марино. — Он слишком для этого осторожный человек. Это был бы чересчур рискованный шаг с его стороны. Зону стали прочесывать полицейские с ищейками сразу же после исчезновения молодых людей. Бьюсь об заклад, он залег глубоко на дно. Чрезмерно хладнокровный человек, если ему удавалось оставаться непойманным после стольких злодеяний, независимо от того, психопат это или наемный убийца.
— Может быть, и так, — ответила я, услышав с шумом падавшие капли из кофеварки.
— Думаю, нам надо снова вернуться на это место и немного порыться вокруг. Как ты на это смотришь?
— Честно говоря, я и сама об этом подумала.
Глава 8
При ярком дневном свете лес не казался нам зловещим до тех пер, пока Марино и я не добрались до небольшой просеки. Отвратительный запах разлагающейся людской плоти стал слегка напоминать о себе. После просеивания земли, собранные лопатой, стояли холмики из опавших листьев и сухих еловых веток. Только достаточно длительный срок и обильные проливные дожди могли навсегда смыть следы этого ужасного убийства.
Марино принес металлоискатель, а я — грабли. Доставая из пачки сигарету, он огляделся вокруг.
— Не вижу смысла начинать поиски с этого места, — сказал он, — здесь уже тысячу раз искали.
— Я думаю, что и тропу не меньше обыскивали, — Оказала я, внимательно рассматривая тропу, по которой мы шли, начиная от расчищенной от леса дороги.
— Совсем не обязательно. Ведь прошлой осенью, когда Дебору и Фреда привезли сюда, тропы здесь вовсе не было.
До меня дошел смысл сказанного. След от лопат, которыми подгребали листья, а также плотно утрамбованная грязь могли быть оставлены полицейскими и другими принимавшими участие в расследовании людьми, которые ходили взад и вперед по расчищенной дороге к месту, где были обнаружены трупы. Осматривая лес, он добавил:
— Проблема заключается в том, что мы, доктор, даже не знаем, в каком месте они остановились. Можно было бы предположить, что молодые люди припарковались рядом с нами и вышли отсюда точно так же, как это сделали сейчас мы. Вот если б знать, действительно ли убийца направлялся сюда.
— Мне кажется, убийца знал, куда они держат путь, — ответила я. — Было бы странно предположить, что он наугад свернул на расчищенную дорогу и завершил свой маршрут именно здесь после долгого и бессмысленного мотания в лесной глуши.
Пожав плечами, Марино включил металлоискатель.
— Особого вреда не будет, можно и попробовать.
Мы начали с участка, где были найдены трупы. Исследуя тропу, расчищая ее от веток подлеска и листьев, мы медленно двигались в сторону дороги. В течение двух часов мы прочесали все попадавшиеся на нашем пути вырубки, которые могли, с нашей точки зрения, гостеприимно привлечь путников под сень своих пушистых веток. Первый раз металлоискатель просигналил, обнаружив пустую банку из-под пива, второй раз — ржавую открывалку. Когда мы были уже на краю леса, раздался третий сигнал — была обнаружена гильза от патрона в пластиковом красном, выцветшем от времени кожухе.
Облокотившись на грабли, в подавленном настроении, я пристально смотрела на тропу и думала. Я размышляла над предположением, которое высказала Хильда относительно существования какого-то другого места, куда преступник потащил Дебору. Мое воображение начинало рисовать просеку и лежавшие рядом трупы. Первое, что мне пришло в голову, было предположение а том, что Дебора могла в какой-то момент и отделаться от преступника, и это могло произойти, когда ее вместе с Фредом вели по темной дороге к просеке. Окинув взглядом густые ветки деревьев, я поняла, что такое вряд ли могло произойти.
— Давай примем как должное предположение о том, что убийца действовал в одиночку, — сказала я Марино.
— Ну хорошо, а что дальше? — спросил он, вытирая рукавом пальто вспотевший лоб.
— Если бы ты был убийцей и совершил нападение сразу на двух человек, заставив их затем, возможно, под дулом пистолета прийти сюда, кого бы ты убил первым?
— С парнем было бы больше хлопот, — машинально ответил Марино. — Я бы сперва убрал парня, а уже потом взялся бы за девчонку.
Все это не укладывалось в моей голове. Когда я пыталась представить себе, как один человек принуждает двух других идти через темный лес, дальше этого мое воображение не шло. Может быть, у убийцы был с собой фонарик? А может, он хорошо знал эту местность, мог с закрытыми глазами найти просеку? Этими сомнениями я и поделилась с Марино.
— У меня возникли такие же вопросы, — ответил он. — Здесь напрашиваются кое-какие выводы. Прежде всего не исключено, что преступник связал ребятам руки сзади. Второе, я бы задержал девчонку, заставив ее двигаться по лесу, приставив к спине пистолет. Увидев такой оборот дела, и парень сразу присмирел бы, как ягненок. Только представь — одно неверное движение, и девчонка будет убита. Ну а что касается фонаря? Конечно, что-то ему помогало ориентироваться на местности.
— А как, скажи на милость, он умудрился держать в одной руке фонарь, в другой пистолет и одновременно держать под прицелом девчонку?
— Очень просто. Хочешь, покажу?
— Ну нет, не надо. — Я отступила назад, когда он направился в мою сторону.
— Давай сюда грабли. Только не суетись.
Он вручил мне металлоискатель, а я ему грабли.
— Представь, что на месте граблей стоит Дебора. Я хватаю ее левой рукой вокруг шеи, продолжая держать фонарь в этой же руке, — говорил Марино, демонстрируя свои объяснения. — А в правой руке у меня находится пистолет, который я держу дулом между ее лопатками. Видишь, все достаточно просто. А Фред в это время следует впереди нас по освещенному фонарем пути. — Немного подумав, Марино пристально посмотрел на тропу. — Очевидно, при таком раскладе они не могли быстро продвигаться вперед.
— Особенно если были разуты, — подчеркнула я. — Ноги он не стал связывать, намереваясь вывести ребят в другое место. Заставив их снять обувь, преступник понимал, что босиком они будут двигаться медленнее, а убежать и вовсе не смогут. Может, прикончив Дебору и Фреда, он оставил их обувь себе на память.
— Может быть, и так, — сказала я, не переставая думать о найденной сумочке Деборы.
— Но если предположить, что руки у Деборы были связаны сзади, то как здесь оказалась ее сумка? У сумки не было ремешка, поэтому она не могла нести ее, перекинув через плечо или держа в руке. И, поскольку на Деборе не было никакого ремня, сумочку вряд ли к нему пристегивали. Кроме всего прочего, если тебя ведут на расстрел, зачем брать с собой сумку?
— Понятия не имею. Эта мысль беспокоила меня с самого начала.
— Давай сделаем еще одну попытку, — предложила я.
— У, черт!
К тому времени, когда мы снова выбрались к просеке, солнце скрылось за облаками, и стало довольно ветрено. Казалось, что температура понизилась сразу на десять градусов. Я напряженно работала граблями, и руки мои тряслись от усталости. Мне вдруг стало холодно. Двигаясь к находившемуся далеко от тропы участку земли, я стала изучать территорию, впереди которой простиралась такая малопривлекательная полоска леса, что меня вдруг охватило сомнение, наведывались ли туда когда-либо охотники. Полицейские вскапывали и просеивали землю на протяжении десяти футов, пока не достигли участка величиной более акра, зараженного метастазами растения-паразита кудзу. Покрытые чешуйками деревья, подобно доисторическим динозаврам, стояли по краям затвердевшего зеленого моря. Пораженная болезнью, здесь медленно погибала вся живая растительность: кусты, деревья.
— Господи Боже мой, — пролепетал Марино, увидев, как я начала орудовать граблями в этом месте. — Шутишь ты, что ли?
— Мы не будем заходить слишком далеко. Но нам и не пришлось этого делать. Металлоискатель отреагировал сразу. Сигналы его становились все громче и громче. Марино установил сканер над поверхностью земли, откуда пустил свои корни кудзу, на расстоянии менее пятнадцати футов от того места, где были найдены трупы. Я поняла, что разгребать землю на пораженном кудзу участке земли было еще хуже, чем копаться в спутанных волосах. Разбирая листья в хирургических перчатках, вскоре я нащупала среди корней деревьев какой-то холодный и твердый предмет, который, как мне показалось, вряд ли был объектом наших поисков.
— Пригодится для проезда, — удрученно сказала я, бросив Марино грязную мелкую монетку.
Когда мы отошли на несколько футов в сторону, металлоискатель снова засигналил. На этот раз мои поиски на локтях и коленях увенчались успехом. Нащупав руками предмет, который безошибочно можно было охарактеризовать как цилиндрический, я, мягко раздвинув щупальца кудзу, увидела все еще сверкавшую серебряным металлическим блеском патронную гильзу. Осторожно вытаскивая, я старалась как можно меньше касаться ее поверхности. Наклонившись, Марино приоткрыл пластмассовый кожух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38