— спросил Марино, изумленно глядя на нее.
— У меня не было тогда чувства, что там было что-то пугающее, — сказала она. — Увидев нож, я поняла, что нож был оставлен в джипе уже после того, как исчезла пара. Я чувствовала, что их не было на стоянке зоны отдыха, их там никогда не было. Она замолчала, снова закрыв глаза и нахмурив брови. — Я помню, меня охватила тревога, возник образ какого-то очень обеспокоенного и спешащего человека. Передо мной была картина кромешной темноты и спешащего в ночи человека, образ которого мне не удалось уловить.
— А сейчас вы видите этого человека? — спросила я.
— Нет, я его не вижу.
— Его! — сказала я. Она снова замолчала.
— У меня такое ощущение, что это мужчина. На этот раз Марино заговорил первым:
— Вы обо всем этом сказали Пэт Харви, находясь там на стоянке зоны отдыха?
— Только некоторые детали, — ответила Хильда. — Я не помню всего, что я говорила.
— Мне надо немного походить, — пробормотал Марино, поднимаясь с кушетки. Казалось, Хильда вовсе не удивилась и не забеспокоилась, увидев, как Марино вышел, с грохотом закрыв за собой входную дверь.
— Хильда, — обратилась к ней я, — когда вы встречались с Пэт Харви, у вас не создалось какого-то особенного впечатления? Чувство того, что она, может быть, предполагает, что могло приключиться с ее дочерью?
— Было очень сильное ощущение вины и ответственности этой женщины за все случившееся. Но этого и следовало ожидать. Имея дело с родственниками пропавших или убитых, я всегда ощущаю, присутствие чьей-то вины. Вот только аура у нее была не совсем обычная.
— Аура?
Я хорошо была знакома с медицинским понятием «аура», означающим предчувствие начинающегося приступа. Но мне казалось, что Хильда вовсе не это имела в виду.
— Для многих людей аура невидима, — объяснила она. — Я вижу ауру в различных цветовых гаммах. Стоит человек, а его окружает аура или какой-то цвет. Аура Пэт Харви была серой.
— А что это значит?
— Серый цвет означает что-то среднее между жизнью и смертью, — объяснила она. — Я связываю этот цвет с болезнью; когда у человека болит тело и душа, то в определенной степени страдает мозг. Так, как будто бы что-то делает ее жизнь совершенно бесцветной.
— Это становится понятным, учитывая ее эмоциональное состояние в тот момент, — подчеркнула я.
— Может быть, и так. Но я также хорошо помню, что у меня было очень нехорошее ощущение какой-то серьезной для нее опасности. Энергию, исходившую от нее тот момент, нельзя было назвать ни здоровой, ни положительной. Я чувствовала, что она находилась в беде только потому, что равнодушно отнеслась к какому-то пагубному делу, а может быть, и сама участвовала в нем, причинив себе огромный вред.
— А вам раньше приходилось видеть серую ауру?
— Очень редко.
Не удержавшись, я спросила:
— А вокруг меня какая аура?
— Желтая с небольшими коричневыми вкраплениями.
— Как интересно, — удивилась я. — Я никогда не носила одежду желтого цвета. Мне кажется, что у меня даже дома нет ни одной желтой или коричневой вещи. Но я очень люблю солнечный свет и шоколад.
— Аура человека не имеет ничего общего с любимыми продуктами, — улыбнулась Хильда. — Желтый цвет означает духовность, а коричневый у меня ассоциируется с практичностью и здоровьем. Аура человека, столкнувшегося с реалиями действительности. Вы очень духовный, но и весьма практичный человек. Только запомните, что это мое собственное толкование. Для каждого отдельного человека цвет означает совершенно различные вещи.
— А что вы скажете о Марино?
— Вокруг него я вижу тонкую оболочку красного цвета, — сказала она. — Красный цвет означает злость. Но, по-моему, еще немного красного цвета ему не помешает.
— Вы шутите, — заметила я. Только сейчас я подумала о том, что в характере Марино как раз недостает злости.
— Людям инертным я всегда говорю о том, что им необходимо побольше красного цвета в жизни. Это прибавляет энергии, помогает доводить начатое дело до конца, бороться с возникшими на пути трудностями. Красный цвет может оказаться настоящим благом, будучи направленным в правильное русло. Но у меня складывается впечатление, что он боится собственных чувств, а это расслабляет его.
— Хильда, вам когда-нибудь показывали фотографии других пропавших пар?
Она положительно кивнула головой:
— Миссис Харви показала мне вырезанные из газет фотографии убитых пар.
— Вы так же трогали пальцами эти карточки, пытаясь понять и прочитать происходившие там события?
— Конечно.
— И что вам удалось узнать?
— Узнала о смерти. Все молодые люди были мертвы.
— А как насчет этого молодого человека с легкой комплекцией и предположительно черной бородой или каким-то темным пятном на лице?
Помолчав, она ответила:
— Я не знаю. Но я помню, что тогда у меня тоже возникло чувство какой-то дружеской атмосферы, о которой я уже говорила. Человек, с которым они встречались, не представлял никакой угрозы. У меня сложилось впечатление, что ни один из молодых людей поначалу не был им напуган.
— А сейчас я хочу вас спросить по поводу карты, — сказала я. — Вы упомянули о том, что можете гадать по картам. Имеются в виду игральные карты.
— Можно использовать любые виды карт. Например, гадальные карты и хрустальные шарики. Это не имеет большого значения. Они лишь предметы, которые помогают сосредоточиться. Но, отвечая на ваш вопрос, я говорю, что применяю карточную колоду.
— И как, выходит?
— Я обычно прошу человека срезать колоду, а затем, вытаскивая карту, я рассказываю о том, какие у меня возникают ощущения.
— А когда вы рассматриваете карту с червонным валетом, у. вас не возникает какого-то особого чувства? — спросила я.
— Все зависит от человека, с которым я имею дело, от той энергии, которая исходит от этого человека. Но червонный валет — это то же самое, что и рыцарь с кубком в гадальных картах.
— Это хорошая или плохая карта?
— Это зависит от того, что изображено на карте и как этот образ соотносится с образом того человека; которому я гадаю, — ответила она. — Например, в гадальных картах изображение кубка всегда надо рассматривать в связи с любовными переживаниями человека, в то — время как изображение мечей и других воинственных атрибутов помогает разобраться в деловых и денежных вопросах. Червонный валет — карта, выражающая эмоциональный порыв и любовь. И это само по себе очень здорово. Но эта карта может также иметь резко отрицательное значение, если любовь озлобила человека, сделала его мстительным, полным ненависти.
— А в чем отличие червонного валета, например, от червонной десятки или, скажем, дамы червей?
— На карте с червонным валетом изображено лицо, — пояснила она. — Я бы сказала, что эта карта олицетворяет собой мужчину. Хотя, например, на карте с червонным королем тоже изображено лицо, но все-таки личность короля ассоциируется с властью; он сам, да и все его окружение считают его руководителем, начальником, возможно, даже отцом, боссом или кем-нибудь в этом роде. Валет, так же как и рыцарь, может представлять собой солдата, защитника, борца. Это может быть человек, который ведет яростную борьбу, чтобы преуспеть в бизнесе. Увлеченно занимаясь спортом, он может составить серьезную конкуренцию своему противнику. Он может быть кем угодно, но поскольку черви — это знак чувств, любовных переживаний, то я должна обязательно подчеркнуть, что, какую бы сторону характера ни представляла эта карта, она всегда является выразителем эмоционального состояния человека, независимо от того, о чем идет речь: о работе или о деньгах.
Снова зазвонил телефон.
Повернувшись ко мне, она сказала:
— Не всегда верьте тому, что приходится иногда слышать, доктор Скарпетта.
— Что вы имеете в виду? — спросила я, немного оторопев.
— То, чему вы придаете такое большое значение, приносит вам несчастье и печаль. Я имею в виду одного человека с очень романтическим характером. Он либо ваш друг, либо член вашей семьи, я точно не знаю, но этот человек определенно для вас много значит. Когда вы слышите его речи, то начинаете давать волю своему воображению. Будьте очень внимательны, не верьте его словам.
«Марк, — подумала я, — а может быть, Бентон Уэсли». Не удержавшись, я все-таки поинтересовалась:
— Он и сейчас находится со мной рядом? Это кто-нибудь, с кем не приходится сейчас встречаться?
Подумав немного, она ответила:
— Так как я чувствую какое-то смущение и многое, что мне совершенно неизвестно, я должна сказать, что с этим человеком вы не сталкиваетесь ежедневно. Я чувствую расстояние, знаете, не географическое, а эмоциональное. Вот это существующее между вами пустое пространство мешает тому, чтобы вы доверяли ему. Я советую оставить все так, как есть, и не предпринимать никаких действий в настоящий момент. Решение придет само собой, правда, я не знаю, когда это случится. Вам было бы неплохо расслабиться. И если в душе у вас настанет смятение, не надо предпринимать какие-то необдуманные поступки. И еще один момент, — продолжала она. — Надо взглянуть на расстоянии, чтобы увидеть рядом с собой что-то, о чем я не имею ни малейшего представления. Это то, что вы совершенно не замечаете, и то, что связано с прошлым, с каким-то очень важным событием, которое произошло в прошлом. Именно оно поможет вам понять правду, но вначале вы даже не поймете истинное значение этого события, пока не захотите этого сами. Пусть ваша вера приведет вас к истине. Мне было очень интересно, чем занимается Марино, поэтому, поднявшись, я выглянула в окно.
Марино выпил две порции виски с содовой в аэропорту «Шарлотта», а затем добавил еще одну, уже находясь на борту самолета. Во время нашего перелета он почти все время молчал. Приземлившись в Ричмонде, мы направились к находившимся на автостоянке автомобилям. Я была первой, кто решил прервать эту затянувшуюся паузу.
— Нам надо поговорить, — сказала я, доставая ключи от машины.
— Я очень устал.
— Сейчас почти пять часов. Почему бы тебе не пойти ко мне поужинать?
Щурясь от яркого солнца, он неотрывно смотрел на место парковки машин. В этот момент было очень трудно понять, то ли он охвачен приступом сильного гнева, то ли готов разрыдаться. Мне было понятно только одно: в таком ужасном состоянии я его никогда раньше не видела.
— Ты сердишься на меня, Марино?
— Нет, доктор. Но сейчас мне необходимо побыть одному.
Застегнув верхнюю пуговицу своего пальто и пробормотав «пока», он ушел.
Я приехала домой, совершенно промокшая. Вяло слоняясь по кухне, я вдруг услышала звонок в дверь. Заглянув в глазок, с удивлением увидела в дверях Марино.
— Это я нашел у себя в кармане, — сразу начал он, как только я открыла дверь. Он вручил мне неиспользованный билет и какую-то совершенно ненужную бумагу о взятой напрокат машине.
— Тебе это может понадобиться для твоего финансового отчета или еще для чего-нибудь.
— Спасибо, — поблагодарила я, зная, что он пожаловал ко мне совершенно с другой целью. У меня была квитанция об истраченных на поездку деньгах, поэтому все, что он дал мне, было совершенно ненужными бумажками. Я как раз начала готовить ужин.
— Оставайся и подожди, пока я закончу. Раз уж ты все равно пришел.
— Я посижу у тебя немножко, — ответил он, не поднимая на меня глаз. — Потом мне нужно будет уйти и заняться делами.
Пройдя на кухню, он сел за стол, а я стала дорезать красный сладкий перец, добавляя его к жарящемуся на оливковом масле рубленому луку.
— Ты знаешь, где стоит спиртное, — сказала я, продолжая помешивать лук.
Он встал и направился к бару.
— Раз уж ты рядом с баром, достань мне шотландское виски с содовой, — крикнула я ему вслед.
Промолчав, он вернулся на кухню и поставил бутылку виски на соседний столик.
Я высыпала лук и перец в. сковородку с тушившимися томатами, а затем стала поджаривать сосиски.
— У меня еще не готово второе, — извинилась я, продолжая готовить.
— Не обращай на меня внимания, обойдемся и без второго.
— Неплохо бы сейчас отведать молодого барашка, телячью грудинку или жареного поросенка, запивая белым вином, — сказала я, ставя на плиту кастрюлю с водой. — Я очень люблю мясо молодого барашка, но сейчас не могу предложить тебе ничего, кроме дежурного блюда.
— Может, тебе хватит резать трупы, могла бы открыть свой собственный ресторан.
— Спасибо за комплимент.
— Пожалуйста. С бесстрастным лицом он зажег сигарету. — Как называется это блюдо? — спросил он, указывая глазами на плиту.
— Это блюдо называется «Желто-зеленая лапша со сладким перцем и сосисками», — ответила я, выкладывая на тарелку сосиски. — Но чтобы по-настоящему поразить тебя, я назову это блюдо его настоящим именем, которое звучит следующим образом «le papardelle del Cantun-zein».
— Не беспокойся, ты меня и без того поразила.
— Марино, — спросила я, заглянув ему в глаза. — Что произошло сегодня утром?
На мой вопрос он ответил вопросом.
— Ты кому-нибудь говорила о вашем разговоре с Весси насчет рубленой раны, сделанной с помощью зазубренного лезвия ножа?
— Пока что я сказала об этом только тебе.
— Трудно представить, как это Хильде Озимек удалось точно описать охотничий нож с зазубренным лезвием во время пребывания на стоянке зоны отдыха, куда ее привезла Пэт Харви.
— Это очень трудно понять, — согласилась я, выкладывая в кипящую воду томатную пасту. — В жизни есть много вещей, Марино, которые очень трудно понять и объяснить.
На приготовление свежей пасты не требуется много времени, и я вылила ее в стоявшую в духовом шкафу теплую миску. Добавив соус, я перемешала полученное блюдо с маслом и натертым свежим сыром, после чего пригласила Марино к столу.
— У меня в холодильнике есть артишоки вместо салата. Пойду достану хлеб из морозилки.
— Вот это все, что мне нужно, — ответил он. Очень здорово. Действительно очень вкусно.
Я почти не дотронулась до еды, в отличие от Марино, который за несколько минут опустошил тарелку и сидел в ожидании добавки второго. Казалось, что Марино целую неделю был голодным. Он совершенно за собой не следил, и это было очень заметно. Галстук давно уже пора отнести в химчистку, кромка на одной штанине брюк окончательно замахрилась, а рубашка на локтях была в желтых пятнах. Всем своим обликом он будто хотел сказать, что он очень нужный, но, к сожалению, никем не востребованный человек. С одной стороны, это действовало на меня отталкивающе, с другой же — вызывало очень сильное беспокойство. Мне было непонятно, как взрослый и интеллигентный мужчина мог так опуститься, махнув на себя рукой. Но мне было также известно, что жизнь его пошла на самотек, дав серьезную трещину, и с этим он не мог ничего поделать.
Поднявшись из-за стола, я достала с полки красное вино «Мондави».
— Марино, — сказала я, наполняя наши бокалы вином, — чью фотографию ты показывал Хильде? Своей жены?
Облокотившись на спинку стула, он сидел, не поднимая на меня глаз.
— Если тебе не хочется, можешь мне об этом не рассказывать. Но ты сидел тогда сам не свой, и это было очень заметно.
— То, что она мне сказала, просто выбило меня из колеи, — ответил он.
— Ты имеешь в виду Хильду?
— Да, то, что она мне сказала.
— Может быть, ты все-таки мне расскажешь об этом?
— Я никому об этом не рассказывал, — ответил он, потянувшись за вином. Лицо его в этот момент было напряженным, пристыженным. — В прошлом ноябре она уехала обратно в Джерси.
— Ты когда-нибудь говорил мне, как ее зовут?
— Господи, ну какое это имеет значение? — пробормотал он.
— Имеет, имеет. Не слишком ли много у тебя тайн?
— А я всегда был таким. Полицейская служба сделала меня еще более скрытным. Мне так часто приходилось слышать этих полицейских сукиных сынов, жалующихся на своих жен, подружек, детей. Они рыдают на твоем плече, а ты искренне веришь им, как своим братьям. А потом, когда у тебя вдруг возникли какие-то трудности и ты тоже, не подумав, поделился с ними своими проблемами, на следующий же день весь твой разговор становится достоянием всего полицейского департамента. Поэтому я давно научился держать язык за зубами.
Немного помолчав, он достал кошелек, вытащив оттуда фотографию.
— Ее зовут Дорис, — сказал он, протягивая мне снимок, который показывал Хильде Озимек сегодня утром.
У Дорис было очень милое лицо и приятная, слегка округленная фигура. Одетая в строгий наряд, она застенчиво и напряженно улыбалась, неподвижно застыв перед камерой. Мне показалось, что я видела это лицо тысячи раз, поскольку в мире много таких женщин. Молодые и милые, они, сидя на крылечке под волшебным звездным небом, вдыхали аромат летнего воздуха, погрузившись в любовные мечтания. Они, как зеркала, отражали образы тех значительных людей, которых встретили на своем пути. Они совершенно забывали о том, как много было сделано их стараниями, не — унывая при мысли, что многим желаниям так и не суждено сбыться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— У меня не было тогда чувства, что там было что-то пугающее, — сказала она. — Увидев нож, я поняла, что нож был оставлен в джипе уже после того, как исчезла пара. Я чувствовала, что их не было на стоянке зоны отдыха, их там никогда не было. Она замолчала, снова закрыв глаза и нахмурив брови. — Я помню, меня охватила тревога, возник образ какого-то очень обеспокоенного и спешащего человека. Передо мной была картина кромешной темноты и спешащего в ночи человека, образ которого мне не удалось уловить.
— А сейчас вы видите этого человека? — спросила я.
— Нет, я его не вижу.
— Его! — сказала я. Она снова замолчала.
— У меня такое ощущение, что это мужчина. На этот раз Марино заговорил первым:
— Вы обо всем этом сказали Пэт Харви, находясь там на стоянке зоны отдыха?
— Только некоторые детали, — ответила Хильда. — Я не помню всего, что я говорила.
— Мне надо немного походить, — пробормотал Марино, поднимаясь с кушетки. Казалось, Хильда вовсе не удивилась и не забеспокоилась, увидев, как Марино вышел, с грохотом закрыв за собой входную дверь.
— Хильда, — обратилась к ней я, — когда вы встречались с Пэт Харви, у вас не создалось какого-то особенного впечатления? Чувство того, что она, может быть, предполагает, что могло приключиться с ее дочерью?
— Было очень сильное ощущение вины и ответственности этой женщины за все случившееся. Но этого и следовало ожидать. Имея дело с родственниками пропавших или убитых, я всегда ощущаю, присутствие чьей-то вины. Вот только аура у нее была не совсем обычная.
— Аура?
Я хорошо была знакома с медицинским понятием «аура», означающим предчувствие начинающегося приступа. Но мне казалось, что Хильда вовсе не это имела в виду.
— Для многих людей аура невидима, — объяснила она. — Я вижу ауру в различных цветовых гаммах. Стоит человек, а его окружает аура или какой-то цвет. Аура Пэт Харви была серой.
— А что это значит?
— Серый цвет означает что-то среднее между жизнью и смертью, — объяснила она. — Я связываю этот цвет с болезнью; когда у человека болит тело и душа, то в определенной степени страдает мозг. Так, как будто бы что-то делает ее жизнь совершенно бесцветной.
— Это становится понятным, учитывая ее эмоциональное состояние в тот момент, — подчеркнула я.
— Может быть, и так. Но я также хорошо помню, что у меня было очень нехорошее ощущение какой-то серьезной для нее опасности. Энергию, исходившую от нее тот момент, нельзя было назвать ни здоровой, ни положительной. Я чувствовала, что она находилась в беде только потому, что равнодушно отнеслась к какому-то пагубному делу, а может быть, и сама участвовала в нем, причинив себе огромный вред.
— А вам раньше приходилось видеть серую ауру?
— Очень редко.
Не удержавшись, я спросила:
— А вокруг меня какая аура?
— Желтая с небольшими коричневыми вкраплениями.
— Как интересно, — удивилась я. — Я никогда не носила одежду желтого цвета. Мне кажется, что у меня даже дома нет ни одной желтой или коричневой вещи. Но я очень люблю солнечный свет и шоколад.
— Аура человека не имеет ничего общего с любимыми продуктами, — улыбнулась Хильда. — Желтый цвет означает духовность, а коричневый у меня ассоциируется с практичностью и здоровьем. Аура человека, столкнувшегося с реалиями действительности. Вы очень духовный, но и весьма практичный человек. Только запомните, что это мое собственное толкование. Для каждого отдельного человека цвет означает совершенно различные вещи.
— А что вы скажете о Марино?
— Вокруг него я вижу тонкую оболочку красного цвета, — сказала она. — Красный цвет означает злость. Но, по-моему, еще немного красного цвета ему не помешает.
— Вы шутите, — заметила я. Только сейчас я подумала о том, что в характере Марино как раз недостает злости.
— Людям инертным я всегда говорю о том, что им необходимо побольше красного цвета в жизни. Это прибавляет энергии, помогает доводить начатое дело до конца, бороться с возникшими на пути трудностями. Красный цвет может оказаться настоящим благом, будучи направленным в правильное русло. Но у меня складывается впечатление, что он боится собственных чувств, а это расслабляет его.
— Хильда, вам когда-нибудь показывали фотографии других пропавших пар?
Она положительно кивнула головой:
— Миссис Харви показала мне вырезанные из газет фотографии убитых пар.
— Вы так же трогали пальцами эти карточки, пытаясь понять и прочитать происходившие там события?
— Конечно.
— И что вам удалось узнать?
— Узнала о смерти. Все молодые люди были мертвы.
— А как насчет этого молодого человека с легкой комплекцией и предположительно черной бородой или каким-то темным пятном на лице?
Помолчав, она ответила:
— Я не знаю. Но я помню, что тогда у меня тоже возникло чувство какой-то дружеской атмосферы, о которой я уже говорила. Человек, с которым они встречались, не представлял никакой угрозы. У меня сложилось впечатление, что ни один из молодых людей поначалу не был им напуган.
— А сейчас я хочу вас спросить по поводу карты, — сказала я. — Вы упомянули о том, что можете гадать по картам. Имеются в виду игральные карты.
— Можно использовать любые виды карт. Например, гадальные карты и хрустальные шарики. Это не имеет большого значения. Они лишь предметы, которые помогают сосредоточиться. Но, отвечая на ваш вопрос, я говорю, что применяю карточную колоду.
— И как, выходит?
— Я обычно прошу человека срезать колоду, а затем, вытаскивая карту, я рассказываю о том, какие у меня возникают ощущения.
— А когда вы рассматриваете карту с червонным валетом, у. вас не возникает какого-то особого чувства? — спросила я.
— Все зависит от человека, с которым я имею дело, от той энергии, которая исходит от этого человека. Но червонный валет — это то же самое, что и рыцарь с кубком в гадальных картах.
— Это хорошая или плохая карта?
— Это зависит от того, что изображено на карте и как этот образ соотносится с образом того человека; которому я гадаю, — ответила она. — Например, в гадальных картах изображение кубка всегда надо рассматривать в связи с любовными переживаниями человека, в то — время как изображение мечей и других воинственных атрибутов помогает разобраться в деловых и денежных вопросах. Червонный валет — карта, выражающая эмоциональный порыв и любовь. И это само по себе очень здорово. Но эта карта может также иметь резко отрицательное значение, если любовь озлобила человека, сделала его мстительным, полным ненависти.
— А в чем отличие червонного валета, например, от червонной десятки или, скажем, дамы червей?
— На карте с червонным валетом изображено лицо, — пояснила она. — Я бы сказала, что эта карта олицетворяет собой мужчину. Хотя, например, на карте с червонным королем тоже изображено лицо, но все-таки личность короля ассоциируется с властью; он сам, да и все его окружение считают его руководителем, начальником, возможно, даже отцом, боссом или кем-нибудь в этом роде. Валет, так же как и рыцарь, может представлять собой солдата, защитника, борца. Это может быть человек, который ведет яростную борьбу, чтобы преуспеть в бизнесе. Увлеченно занимаясь спортом, он может составить серьезную конкуренцию своему противнику. Он может быть кем угодно, но поскольку черви — это знак чувств, любовных переживаний, то я должна обязательно подчеркнуть, что, какую бы сторону характера ни представляла эта карта, она всегда является выразителем эмоционального состояния человека, независимо от того, о чем идет речь: о работе или о деньгах.
Снова зазвонил телефон.
Повернувшись ко мне, она сказала:
— Не всегда верьте тому, что приходится иногда слышать, доктор Скарпетта.
— Что вы имеете в виду? — спросила я, немного оторопев.
— То, чему вы придаете такое большое значение, приносит вам несчастье и печаль. Я имею в виду одного человека с очень романтическим характером. Он либо ваш друг, либо член вашей семьи, я точно не знаю, но этот человек определенно для вас много значит. Когда вы слышите его речи, то начинаете давать волю своему воображению. Будьте очень внимательны, не верьте его словам.
«Марк, — подумала я, — а может быть, Бентон Уэсли». Не удержавшись, я все-таки поинтересовалась:
— Он и сейчас находится со мной рядом? Это кто-нибудь, с кем не приходится сейчас встречаться?
Подумав немного, она ответила:
— Так как я чувствую какое-то смущение и многое, что мне совершенно неизвестно, я должна сказать, что с этим человеком вы не сталкиваетесь ежедневно. Я чувствую расстояние, знаете, не географическое, а эмоциональное. Вот это существующее между вами пустое пространство мешает тому, чтобы вы доверяли ему. Я советую оставить все так, как есть, и не предпринимать никаких действий в настоящий момент. Решение придет само собой, правда, я не знаю, когда это случится. Вам было бы неплохо расслабиться. И если в душе у вас настанет смятение, не надо предпринимать какие-то необдуманные поступки. И еще один момент, — продолжала она. — Надо взглянуть на расстоянии, чтобы увидеть рядом с собой что-то, о чем я не имею ни малейшего представления. Это то, что вы совершенно не замечаете, и то, что связано с прошлым, с каким-то очень важным событием, которое произошло в прошлом. Именно оно поможет вам понять правду, но вначале вы даже не поймете истинное значение этого события, пока не захотите этого сами. Пусть ваша вера приведет вас к истине. Мне было очень интересно, чем занимается Марино, поэтому, поднявшись, я выглянула в окно.
Марино выпил две порции виски с содовой в аэропорту «Шарлотта», а затем добавил еще одну, уже находясь на борту самолета. Во время нашего перелета он почти все время молчал. Приземлившись в Ричмонде, мы направились к находившимся на автостоянке автомобилям. Я была первой, кто решил прервать эту затянувшуюся паузу.
— Нам надо поговорить, — сказала я, доставая ключи от машины.
— Я очень устал.
— Сейчас почти пять часов. Почему бы тебе не пойти ко мне поужинать?
Щурясь от яркого солнца, он неотрывно смотрел на место парковки машин. В этот момент было очень трудно понять, то ли он охвачен приступом сильного гнева, то ли готов разрыдаться. Мне было понятно только одно: в таком ужасном состоянии я его никогда раньше не видела.
— Ты сердишься на меня, Марино?
— Нет, доктор. Но сейчас мне необходимо побыть одному.
Застегнув верхнюю пуговицу своего пальто и пробормотав «пока», он ушел.
Я приехала домой, совершенно промокшая. Вяло слоняясь по кухне, я вдруг услышала звонок в дверь. Заглянув в глазок, с удивлением увидела в дверях Марино.
— Это я нашел у себя в кармане, — сразу начал он, как только я открыла дверь. Он вручил мне неиспользованный билет и какую-то совершенно ненужную бумагу о взятой напрокат машине.
— Тебе это может понадобиться для твоего финансового отчета или еще для чего-нибудь.
— Спасибо, — поблагодарила я, зная, что он пожаловал ко мне совершенно с другой целью. У меня была квитанция об истраченных на поездку деньгах, поэтому все, что он дал мне, было совершенно ненужными бумажками. Я как раз начала готовить ужин.
— Оставайся и подожди, пока я закончу. Раз уж ты все равно пришел.
— Я посижу у тебя немножко, — ответил он, не поднимая на меня глаз. — Потом мне нужно будет уйти и заняться делами.
Пройдя на кухню, он сел за стол, а я стала дорезать красный сладкий перец, добавляя его к жарящемуся на оливковом масле рубленому луку.
— Ты знаешь, где стоит спиртное, — сказала я, продолжая помешивать лук.
Он встал и направился к бару.
— Раз уж ты рядом с баром, достань мне шотландское виски с содовой, — крикнула я ему вслед.
Промолчав, он вернулся на кухню и поставил бутылку виски на соседний столик.
Я высыпала лук и перец в. сковородку с тушившимися томатами, а затем стала поджаривать сосиски.
— У меня еще не готово второе, — извинилась я, продолжая готовить.
— Не обращай на меня внимания, обойдемся и без второго.
— Неплохо бы сейчас отведать молодого барашка, телячью грудинку или жареного поросенка, запивая белым вином, — сказала я, ставя на плиту кастрюлю с водой. — Я очень люблю мясо молодого барашка, но сейчас не могу предложить тебе ничего, кроме дежурного блюда.
— Может, тебе хватит резать трупы, могла бы открыть свой собственный ресторан.
— Спасибо за комплимент.
— Пожалуйста. С бесстрастным лицом он зажег сигарету. — Как называется это блюдо? — спросил он, указывая глазами на плиту.
— Это блюдо называется «Желто-зеленая лапша со сладким перцем и сосисками», — ответила я, выкладывая на тарелку сосиски. — Но чтобы по-настоящему поразить тебя, я назову это блюдо его настоящим именем, которое звучит следующим образом «le papardelle del Cantun-zein».
— Не беспокойся, ты меня и без того поразила.
— Марино, — спросила я, заглянув ему в глаза. — Что произошло сегодня утром?
На мой вопрос он ответил вопросом.
— Ты кому-нибудь говорила о вашем разговоре с Весси насчет рубленой раны, сделанной с помощью зазубренного лезвия ножа?
— Пока что я сказала об этом только тебе.
— Трудно представить, как это Хильде Озимек удалось точно описать охотничий нож с зазубренным лезвием во время пребывания на стоянке зоны отдыха, куда ее привезла Пэт Харви.
— Это очень трудно понять, — согласилась я, выкладывая в кипящую воду томатную пасту. — В жизни есть много вещей, Марино, которые очень трудно понять и объяснить.
На приготовление свежей пасты не требуется много времени, и я вылила ее в стоявшую в духовом шкафу теплую миску. Добавив соус, я перемешала полученное блюдо с маслом и натертым свежим сыром, после чего пригласила Марино к столу.
— У меня в холодильнике есть артишоки вместо салата. Пойду достану хлеб из морозилки.
— Вот это все, что мне нужно, — ответил он. Очень здорово. Действительно очень вкусно.
Я почти не дотронулась до еды, в отличие от Марино, который за несколько минут опустошил тарелку и сидел в ожидании добавки второго. Казалось, что Марино целую неделю был голодным. Он совершенно за собой не следил, и это было очень заметно. Галстук давно уже пора отнести в химчистку, кромка на одной штанине брюк окончательно замахрилась, а рубашка на локтях была в желтых пятнах. Всем своим обликом он будто хотел сказать, что он очень нужный, но, к сожалению, никем не востребованный человек. С одной стороны, это действовало на меня отталкивающе, с другой же — вызывало очень сильное беспокойство. Мне было непонятно, как взрослый и интеллигентный мужчина мог так опуститься, махнув на себя рукой. Но мне было также известно, что жизнь его пошла на самотек, дав серьезную трещину, и с этим он не мог ничего поделать.
Поднявшись из-за стола, я достала с полки красное вино «Мондави».
— Марино, — сказала я, наполняя наши бокалы вином, — чью фотографию ты показывал Хильде? Своей жены?
Облокотившись на спинку стула, он сидел, не поднимая на меня глаз.
— Если тебе не хочется, можешь мне об этом не рассказывать. Но ты сидел тогда сам не свой, и это было очень заметно.
— То, что она мне сказала, просто выбило меня из колеи, — ответил он.
— Ты имеешь в виду Хильду?
— Да, то, что она мне сказала.
— Может быть, ты все-таки мне расскажешь об этом?
— Я никому об этом не рассказывал, — ответил он, потянувшись за вином. Лицо его в этот момент было напряженным, пристыженным. — В прошлом ноябре она уехала обратно в Джерси.
— Ты когда-нибудь говорил мне, как ее зовут?
— Господи, ну какое это имеет значение? — пробормотал он.
— Имеет, имеет. Не слишком ли много у тебя тайн?
— А я всегда был таким. Полицейская служба сделала меня еще более скрытным. Мне так часто приходилось слышать этих полицейских сукиных сынов, жалующихся на своих жен, подружек, детей. Они рыдают на твоем плече, а ты искренне веришь им, как своим братьям. А потом, когда у тебя вдруг возникли какие-то трудности и ты тоже, не подумав, поделился с ними своими проблемами, на следующий же день весь твой разговор становится достоянием всего полицейского департамента. Поэтому я давно научился держать язык за зубами.
Немного помолчав, он достал кошелек, вытащив оттуда фотографию.
— Ее зовут Дорис, — сказал он, протягивая мне снимок, который показывал Хильде Озимек сегодня утром.
У Дорис было очень милое лицо и приятная, слегка округленная фигура. Одетая в строгий наряд, она застенчиво и напряженно улыбалась, неподвижно застыв перед камерой. Мне показалось, что я видела это лицо тысячи раз, поскольку в мире много таких женщин. Молодые и милые, они, сидя на крылечке под волшебным звездным небом, вдыхали аромат летнего воздуха, погрузившись в любовные мечтания. Они, как зеркала, отражали образы тех значительных людей, которых встретили на своем пути. Они совершенно забывали о том, как много было сделано их стараниями, не — унывая при мысли, что многим желаниям так и не суждено сбыться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38