Все естественные проходы в каменном своде третичного мира много тысячелетий стояли запечатанными, но Омфалодон решил, что на поверхность можно выбраться прямо сквозь каменную кость мира, насильственно преодолев преграду между двумя мирами. Долго он думал, пока не составил наконец хитрый бальзам, который, пропитав его конечности и члены, придал им растапливающую энергию, чтобы с помощью нее он мог проникнуть сквозь лиги и лиги первичного камня так же легко, как угорь плавает в воде.
Необузданна была воля, старо, как мир, искусство и безгранична храбрость Гелиомфалодона Инкарнадина! Когда в решительном порыве рванулся он к солнцу, тело его буквально воспарило сквозь твердый камень, преодолев преграду между третичным и вторичным мирами, и устремилось наверх, к массивным сводам.
Но тут, увы, его яростная энергия начала иссякать, запутавшись в густой паутине колдовства, внедренной вашими чародеями в самые основы мироздания. Однако воля Омфалодона, переполнявшая каждую часть его тела, была несгибаема, и магические препоны разорвали его на куски, так что одни фрагменты взлетели выше других, прежде чем сила торможения уловила их в свои сети. Так и случилось, что его жаждущий света глаз, подхваченный испепеляющим желанием, укоренился в центре свода и сам превратился в некое подобие солнца для этой части подземного мира. А когти одной из лап почти прорыли пол. Эта-то лапа, вмерзшая в камень прямо под нашими ногами, все еще покрыта, разумеется, левитативной мазью, чьи камнепроницающие свойства на открытом воздухе наделяют способностью ступать прямо по небесам. Вот ее, эту мазь, и называет весь мир Снадобьем для Полетов.
Мои сородичи, можете быть уверены, очень скоро до нее докопались. Однако демоны вторичного мира, не мешкая, поднялись наверх и присвоили все наши находки. И хотя не возникает никаких сомнений в том, что когти Омфалодона расположены столько же в полу нашего мира, сколько и в потолке их, тем не менее всякий раз, когда между нами возникают диспуты, решаются они почти неизменно в пользу наших более глубоко живущих родственников.
Молча взвешивали мы слова Острогала. Пока мы молчали, до нас откуда-то доносились приглушенные, искаженные расстоянием звуки сражения, бесплотное стрекотание и пронзительные вопли демонов, разгневанных и умирающих. Тут до нас дошло, что, выбравшись из каньона, сквозь который лежал наш путь, мы скорее всего увидим в отдалении еще одну осаждаемую крепость.
– Твои знания данного предмета поражают глубиной, Острогал! – нарушил наконец молчание Барнар. – Тем страннее на фоне знания всех деталей выглядит твоя уклончивость относительно природы пошлины, которую нам придется заплатить.
– А меня беспокоят, – ввернул я, – твои заверения о том, что наше путешествие будет относительно коротким.
– Да ведь оно таким и было, о лучезарные! – продудел демонический обрубок. – Мы практически пришли. Давайте поднимемся на край оврага, и я вам покажу!
Так мы и сделали. Оттуда мы увидели источник слышанного нами ранее шума, – это точно была удаленная крепость, как мы и думали. Но Острогал, приподняв подбородок, сказал:
– Посмотрите вон туда, вдоль каньона. Видите вон там небольшое возвышение?
– Ты имеешь в виду вон тот низкий холм? – переспросил я.
– Не холм, а бугор, – возразил демон, – возникший на том месте, где когти гиганта едва не пронзили пол нашего мира, но остановились, вмерзнув в камень почти эру тому назад.
Хотя, конечно, стоило подвергать сомнению каждое слово нашего демона, должен признаться, при одной мысли о том, что могло покоиться под этим холмом и какую власть могли мы получить вскоре, я совсем потерял голову.
Барнар вызвался караулить первым, и я уснул, но, когда я резко, словно от толчка, проснулся (кто знает, сколько прошло времени?), он лежал и храпел вместе с остальными. Острогал, этот покрытый переливающимися глазами сфероид, был нашим часовым. Наверное, у него были причины опасаться своих сородичей не меньше нашего.

XVII

…И больше не бери, чем полагается тебе,
Иначе страшные конвульсии придут, и быть беде.

Выходить на равнину не понадобилось даже на мгновение. Когда мы приблизились к низкому холму, скрывающему загнанные в камень когти Омфалодона, каньон, по которому мы шли, разлился неглубокой долиной. Мы отшагали по ней еще с полмили и оказались у склона холма, где сразу же обнаружили один из проходов, ведущих к когтям.
Точнее говоря, мы обнаружили то, что этот проход заполняло – заполняло целиком и даже выпучивалось из него.
Сборщик Пошлин, или, по крайней мере, та его часть, что открывалась нашим взорам, более всего напоминал громадный бутон, плотно сжатые лепестки которого состояли из вязкой темно-багровой плоти, источавшей запах долго лежавшей на солнце падали. Он и лежал неподвижно, как падаль, до тех пор пока Острогал, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, не испустил пронзительный вой, очевидно служивший приветствием на языке демонов.
Тут бутон едва заметно задрожал. Один из лепестков шевельнулся, отделился от остальных и длинным зловонным языком высунулся вперед. На нем лежал похожий на крысу демон, который был скорее пленником, чем изначальной анатомической составляющей этого организма, ибо разветвленная сеть фиолетовых кровеносных сосудов пронизывала его плоть и накрепко соединяла ее с плотью хозяина. Демон разинул усатую беззубую пасть и издал неземную трель, которая соответствовала Острогаловой по высоте звука и голосовым модуляциям.
Повинуясь моментально пробудившемуся во мне недоверию, я натянул мешок на голову Острогала и закричал:
– Тихо, обрубок! Здесь мы задаем вопросы! Сообщи нам, о Сборщик Пошлин, что мы должны сделать, чтобы получить Снадобье для Полетов?
Полагая, что этот демон владеет человеческой речью не хуже Острогала, я был поражен готовностью Вторичника служить любым клиентам. Лепесток втянулся обратно, вновь похоронив лежавшего на нем мелкого демона в утробе цветка, другой тут же занял его место.
У меня за спиной ахнула Ша Урли. Возможно, мы все ахнули. Прекрасная молодая женщина лежала наполовину погрузившись в демонский язык, по рукам и ногам связанная сквозной сетью сосудов. Ее бледное лицо и очаровательная грудь влажно блестели, словно она только что вышла на свет из материнской утробы. Однако наиболее пронзительный ужас внушали ее глаза: темные и сияющие, они полностью осознавали наше присутствие, выдавая живой, но давно утративший всякую надежду разум. Голос ее звучал эхом в давно покинутом жилище.
– Пошлина, которую должен заплатить любой соискатель, – звучно, но без всякого выражения произнесла она, – . его рука или нога. Вас пятеро, значит, вы можете пожертвовать одним из вас, который заплатит за остальных. – Тут вперед выехал еще один лепесток вторичного демона, на этот раз самый нижний из всех. Он распахнулся, явив нашим взорам пышущую жаром клыкастую пасть, из которой брызгала едкая слюна. Очевидно, это и было то ненасытное отверстие, в которое следовало опустить требуемую конечность.
Несколько ударов сердца мы ошеломленно молчали, переваривая это предложение. Наконец я ответил:
– Ты ошибаешься, о прекрасная злосчастная пленница! Нас шестеро. У демона, который с нами, может, и не хватает пары-другой конечностей, зато с головой все в полном порядке. Он вполне живой, его гнусный изворотливый ум и воля – все при нем. Что, если мы предложим в жертву его? Наверняка его должно хватить в качестве платы за нас всех? Ну или, по крайней мере, за моего партнера и меня?
– Умственное здоровье не имеет ни малейшего значения для моего хозяина, – провозгласила она. – У него нет ничего, кроме головы. Значит, он платит за одного.
Ничего другого я и не ожидал; тем временем мое предложение привело наших спутников в ярость и исторгло полузадушенный вопль из вышеупомянутой головы Острогала.
– Тише, вы все! – крикнул я. – Надо же почву прощупать! Барнар придвинулся ко мне. То, что он шепнул мне на ухо, оказалось чистейшим откровением. Я просиял и стиснул его руку. Пока мой друг шепотом переговаривался с нашими компаньонами и брал что-то из рук у каждого из них, я вновь обратился к нашей трагической переводчице.
– Несчастная молодая женщина! – сказал я. – Сообщи своему владельцу, что его адская несговорчивость пробудила мой гнев. Я решил убить его и не платить никакой пошлины!
– Мой повелитель воспринял твое сообщение равнодушно, – последовал невыразительный ответ.
– Что ж, посмотрим, – задиристо ответил я, скидывая с плеча колчан, с которым никогда не разлучался, полный метательных орудий. В нем были четыре копья с утяжеленными наконечниками для большей пробойной силы и четыре длинных копья с древками, на три четверти обмотанными кожей для удобства обращения, – их треугольные наконечники я особенно люблю, так как они глубже проникают в плоть, а короткие бронзовые шейки на них так уменьшают удар при столкновении с поражаемой поверхностью, что правильно брошенное копье само найдет дорогу в глубь самого жесткого участка. Я взял метательное копье и взвесил его в руке, изо всех сил делая вид, что готовлюсь к броску. Тем временем Барнар и Ха Оли, стараясь не привлекать к себе внимания, переместились туда, откуда они могли с легкостью подняться на противоположную стену углубления и незаметно подобраться к Сборщику Пошлин сзади. Оказавшись в нужном месте, они должны были пустить в ход свое оружие.
– Клянусь всеми силами, о прекрасная! – Это была Ша Урли, прямо у меня за спиной, и, судя по нежности в голосе, она не просто стремилась помочь мне отвлечь нашего Мытаря, но говорила от чистого сердца. – Кто ты? О бедная моя сестра! Как случилось, что ты попала в столь гнусное рабство?
Такое обращение несколько ошеломило прекрасную заложницу демона-кукольника. Ее изумленные глаза, казалось, вглядывались в бездну времени, измерить которую мы не могли и надеяться, и она будто только впервые с ужасом вспомнила, что когда-то у нее было имя, родной дом, душа…
– Меня звали Ниасинт… – ответила она удивленно. – Я родилась в Сарадоне, на весь мир прославленном своими моряками и кораблями…
– Увы, несчастная красавица, – выдохнула Ша Урли. Уж не слезы ли блеснули в ее глазах? – Я не знаю такого названия.
– Я приехала в порт Сводня, известный распущенностью своих нравов… Там я легла в постель с красивым незнакомцем, а он опоил меня и продал демону-работорговцу…
– Прекрасная страдалица! – воскликнул я. – Твое освобождение близко! – Произнося эти слова, я уже знал, что лгу, если только не считать освобождением мгновенную смерть. Мощным толчком я послал копье вперед и вверх. Оно скользнуло в крохотное отверстие между сомкнутыми лепестками и полностью скрылось из виду, не произведя на гору демонятины никакого впечатления.
– Мой повелитель поручает мне выразить насмешку над ничтожностью твоих попыток причинить ему вред, – вновь без всякого выражения сообщила Ниасинт.
– Вот как! – взъярился я и взялся за копье потяжелее. В это мгновение на противоположной стороне ложбины, прямо над демоном, показались Барнар и Ха Оли. – Так передай этой куче вонючего мяса, – продолжал бушевать я, – что сейчас он заплатит за свою гнусную жестокость! – И я потряс копьем, давая друзьям время соотнести свое нападение с тем кратким моментом беспокойства, которое, как я надеялся, причинит Собирателю мой удар.
Мое копье почти на всю длину вошло между челюстей демона, куда предполагалось опустить дань. Пасть приняла мое оружие, даже не вздрогнув, но тут мои коллеги выдали содержимое четырех склянок с личиночным запахом прямо на спинную поверхность демона.
Несколько ударов сердца я ждал, натянутый как тетива, приступа паники, когда волна запаха нахлынет на демона и он спрячется, почуяв Пожирателя. Без сомнения, столь мощный порыв характерного аромата, долетающий сзади и сверху, должен вызвать у демона только одно отчаянное желание – скрыться. Но он не пошевелился. Странно: хотя это и вторичный демон, но разве может он быть совершенно невосприимчив к запаху Пожирателя?
Тут Бант и Барнар кубарем скатились обратно в ложбину. Растерявшись, я начал готовиться к третьему броску, не переставая издавать восклицания, свидетельствовавшие о моем гневе и решимости. Но не успел я сощурить глаз для прицела, как земля под ногами задрожала знакомой дрожью. Что-то большое быстро приближалось к нам. Я швырнул копье, надеясь, что оно сможет как-нибудь отвлечь демона, и бросился ничком на землю, ища укрытия. Сверху в ложбину уже просунулись огромные челюсти и ухватили демона прямо за то место, где его пузыристая масса выходила из камня.
В тот момент единственной целью Фуражира, несомненно, было поднять и утащить обратно в Гнездо то, что он принимал за заблудившуюся личинку. Но бешеное сопротивление, которым отреагировал на такое обращение демон, быстро пробудило в нем ответную ярость. Да и вкус демонятины – демон поранился, отбиваясь, – разрушил созданную запахом личинки иллюзию. Голодный Фуражир потянул изо всех сил, так что камень завизжал под когтями. Шесть саженей извивающегося демона были вытянуты из шахты, в которой он угнездился. Но сила этого подземного жителя была просто невероятна, ибо он продолжал артачиться и отбиваться, несмотря на все усилия Пожирателя.
Но тут второй Фуражир прискакал, высоко подбрасывая коленки, и приложил к выкорчевыванию демона и свои челюсти. Еще несколько рывков, и сопротивляющийся комок мышц выскочил из земли.
Третий Фуражир замаячил сверху. Мы бросились из ложбины вон в поисках более отдаленного убежища, пока гигантские челюсти рвали, кровь хлестала во все стороны, а червеобразный Мытарь извивался, бился и молотил о камни своим все уменьшающимся торсом. Ну разве удача была не на нашей стороне? Вслепую набрести на такой успех!
Вскоре, наполнив добычей зобы, наши громадные помощники устремились прочь. Вернувшись в ложбину, мы обнаружили, что она сплошь залита пурпурной жидкостью и завалена кусками вырванной плоти, а вход в туннель открыт и свободен.
– Смотрите! – воскликнула вдруг Ша Урли. – Ниасинт жива!
Да, она была жива, но надолго ли? Бедная рабыня, несчастная марионетка! Хотя кусок адского мяса, с которым она срослась, и впрямь каким-то чудом избег хищного внимания Пожирателей, вокруг него уже натекло целое озерцо пурпурной крови, и сама девушка, кажется, тоже сжалась от кровопотери. Ша Урли, опустившись рядом с ней на колени, принялась лезвием меча потихоньку отделять демонскую плоть от тела девушки, но из перерезанных сосудов демона, пронизывавших ее всю, вытекала собственная кровь страдалицы. Даже голос ее сделался мечтательным и дремотным от недостатка сил.
– Спасибо, дорогая сестра, но я скоро умру. Выслушайте меня, жители земли. Каждый из вас имеет право соскрести с неприкрытой плоти Омфалодона ровно столько Снадобья, сколько поместится в одной из тех чаш, что вы найдете у входа. Если кто-нибудь возьмет больше, об этом тут же станет известно. Чары вторичных демонов опутывают когти. Страшные конвульсии и мгновенная смерть последуют сразу же, стоит только кому-нибудь из вас пожадничать. По одной чаше на каждого, не больше. От всего сердца благодарю вас за сладкое… сладкое… освобождение смерти.
– И мы тоже радуемся вместе с тобой. Пошли! – крикнул я.
– Сначала помогите мне! – настаивала Ша Урли. – Я думаю, ее еще можно спасти!
– Увы, тщетная надежда! – воскликнул я. Дух мой уже рвался вниз, трепеща в предвкушении близкого, рукой подать, восторга. Вчетвером бросились мы в отверстие туннеля, но Ша Урли осталась подле истекающей кровью Ниасинт, продолжая вырезать ее из плоти демона лезвием своего меча с хирургической точностью и нежностью.
Сначала нас приняла передняя, где отблески пламени висящих на стенах факелов смешивались с размытым, винного оттенка светом, который просачивался сверху. Здесь, где его глаза могли сослужить нам службу, а вероломные выходки уже не в силах были повредить, я вынул Острогала из мешка.
– Пожалуйста, господа! – завопил он немедленно, – примите ее предупреждение как можно ближе к сердцу! Ибо о малейшем избытке Снадобья, взятом вами, немедленно станет известно. А дикая гордыня вторичных демонов такова, что они скорее предпочтут разрушить туннель, чем смириться с мелкими кражами, нарушающими их распоряжения!
Слушая его одним ухом, мы всматривались в надпись, высеченную на стене, прямо над грудой сваленных на полу каменных чаш. Эти строки на верхнеархаическом были нам известны. Лучше всего их содержание передано в «Ямбических песенках» Финника Минускулонского:

Омфалодон Инкарнадин
Был любопытный господин.
Во мгле рожденный, солнцем грезил он
И был с младых когтей в него влюблен,
Хотя в третичном мире обитал,
Где неба отродясь он не видал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29