– Ну? Что ты слышал?
– Когда я на той неделе был в Хаверейне… – Руфрид сделал паузу и подобрал ноги под себя. – Не знаю, стоит ли при тебе рассказывать, Имми. Ты ж у нас собственной тени боишься.
– Тогда не надо, – буркнула Танфия, отказываясь ловиться на крючок.
– Хотя… ты уже большая девочка. Ладно.
Танфия подавила желание заткнуть ему рот. Изомира с рождения страдала от кошмаров. В детстве Танфии часто приходилось ее успокаивать ночами. Испугать Имми был невелик труд – хватало одного намека.
– Очень странная история, – с наслаждением вещал Руфрид, глядя Имми прямо в глаза. – Отряды всадников, с виду – людей, но может, и нет, врываются в города и деревни и уводят жителей. Они приезжают ночью, сгоняют всех, и выбирают тех, кого хотят увести. Они плетут красивые байки о том, куда те направляются, но это все вранье. Никто не знает, куда уводят людей, но никто не смеет отказаться. Потому что тогда из ниоткуда являются жуткие твари, как бхадрадомен, когда те правили Авентурией. И всадники направляются сюда…
– Хватит! – рявкнула Танфия. Зелено-золотые глаза Изомиры стали уже как плошки. – Не поминай этого имени! Все они передохли!
– Какие мы культурные, а в суеверия верим, – поддел ее Руфрид. – Как помянешь, так и явятся, да? Бха-дра-до-мен. Видишь, ничего не случилось.
Танфия вздрогнула. Солнце садилось, дневной свет мерк, и лощину заполняли синие тени.
– Откуда взялся этот дурацкий слух? – прошипела она. – Так я тебе скажу. Где-то далеко, в каком-то заштатном городишке что-то случилось. Что-то совсем обычное, но с каждым пересказом история становится все невероятней. Байка скачет из деревни в деревню, и к тому времени, когда нам ее перескажет какой-нибудь беззубый возчик, упоенный собственной важностью, потому что заработал на ярмарке пару рудов, от всей истории останется только элирская сказка! Или так, или ты вообще все придумал!
Руфрид пожал плечами.
– Нет. За что купил, за то продаю.
– Даже тебе бы следовало знать, что это ерунда! Или ты не слышал про битву на Серебряных равнинах? Врага разгромили двести пятьдесят лет назад. Если кто и остался, они слишком далеко и их слишком мало, чтобы навредить нам.
– Нет! – взорвалась Изомира. – Я видела это вчера во сне! – торопливо выдохнула она, вцепившись в руку Танфии. – Было темно, только в небе полоска серебряного света. Мы всей деревней собрались на главной площади, не знаю зачем, но все понимали – случится что-то ужасное. Потом послышался этот жуткий звук, шуршание и хлопанье, точно крылья дра’ака, и что-то темное опустилось с небес, и унесло Линдена.
– Меня? – захлебнулся Линден.
– И ты с криком пропал во тьме. Я от ужаса проснулась. Мне с весны снятся всякие кошмары, но этот – хуже всех.
Лицо ее побелело, Имми смотрела на сестру невидящим взором, точно завороженная.
– Почему ты меня не разбудила? – воскликнула Танфия.
– А ты бы подумала, что я себя веду, как девчонка.
– Не дури. – Танфия обернулась к Руфриду. – Как ты мог с ней так поступить?
– Да ну! – воскликнул парень. – Она от всего шарахается. Ей давно пора подрасти.
– Это тебе пора подрасти! Ты в детстве себя с ней вел, как свинья, и боровом остался! Ты знал, до чего ее доведешь своими байками, так что заткнись, пока хуже не натворил! Имми, ну кто потащится в Излучинку, чтобы нас красть? Мы живем на краю света. Никому мы не нужны. Ну, ты же знаешь, это был просто дурной сон.
Слова ее, однако, желаемого воздействия не оказали. Изомира вскочила на ноги, стряхнув руки сестры и любовника.
– И не надо при мне меня обсуждать, как дурочку! – воскликнула она. По щеке девушки скатилась серебряная слеза.
Странно, но ее ужас не казался детским – скорее, душе Имми недоставало прочной шкуры, и любой вообразимый кошмар глубоко ранил ее. Раньше Танфия не замечала этого так явно.
– Неважно, – горько пробормотала Имми. – Знаю я вас. Руфрид хотел меня напугать, а сон – всего лишь сон. Повеселились, ну и будет.
Она побрела вдоль края лощины, потом свернула в лес и скрылась. Танфия и парни ошарашено смотрели ей вслед.
– Я пойду за ней, – предложил Линден.
– Нет, – отрубила Танфия. – Пойду я. А ты вбей немного ума в тупую башку своего братца. Если у вас на двоих есть хоть капля.
Следуя по тропе за Имми, Танфия успела разглядеть в чаще светлое пятно сестриных кос. Потом Изомира совсем скрылась из виду.
Лес в этом месте широким языком вдавался в распаханные поля. Девушки часто срезали дорогу, возвращаясь этим путем в деревню, так что Имми хотя бы направилась домой, а не Богиня знает куда.
Заходящее солнце делало яркими все цвета. Темные стволы отливали бронзой, подлесок полыхал изумрудной зеленью, листва буков над головой горела закатным огнем. В вышине завиднелся полумесяц бледно-красной Розовой луны, меньшая Лиственная луна казалась мятно-зеленым, чуть объеденным по краю овалом. Захолодало, меж деревьев легли глубокие лужи теней.
– Имми! – заорала Танфия. Никакого ответа. Слабонервной ее никто не мог назвать, но девушка как-то враз забеспокоилась. – Подожди меня!
Щедрое на солнце и дожди лето не только подарило богатый урожай, но и помогло тропе чаще зарасти густым подлеском, так что знакомую тропу перегородили кусты и молодая поросль. Танфии постоянно приходилось то пускаться в обход, то продираться сквозь колючие заросли, пока девушка не запарилась, не растрепалась и не обозлилась вконец – уже не только на Руфрида, но и на сестру. И все это после тяжелого дня!
Внезапно ей стало ясно, что она заблудилась. Лес сомкнулся вкруг нее, на глазах заполняясь сумерками. Небо едва проглядывало сквозь ветви клочками мутного свечения. Даже по лунам не поймешь, куда брести. Ни гор, ни луга не видать – только стволы теснятся во все стороны.
«Как же так вышло?», подумалось ей. «Я же так здорово знаю эти места… или это мне только казалось?».
Танфия продолжала брести, еще сильнее злясь на путающиеся в ногах ветки. Торжествующий куст намотал ее кудри себе на сучок, как трофей; девушка, помянув Богиню, рванулась посильнее, выдралась из его объятий и обнаружила себя на поляне.
Прогалину заполняла синяя тихая мгла. Пруд посреди нее казалось, светился, над водой плясали белые мошки, сияющие отраженным светом. Танфия затаила дыхание.
На ближнем берегу пруда сидел, скорчившись, нагой юноша, стройный, гибкий, весь бледно-золотой, словно бы скованный сиянием воды. Свет обтекал безупречно вылепленные мышцы плеч и бедер. Юноша опустил пальцы в воду, и от кончиков пальцев разбежались яркие круги. Волосы его были темно-красными, цвета осенней буковой листвы, и отросли почти до пояса. Когда юноша потянулся к воде, прядки стекли с плеч. Танфии захотелось погладить эту шелковистую роскошь.
Замерев, девушка взирала на открывшуюся ей картину. Всю жизнь она слышала сказки о подобных созданиях, но видела в первый раз. И сразу узнала. Это был элир.
Юноша зачерпнул воды ладонью, раздумчиво, словно время вокруг него замедляло ход, отпил. Капли белым пламенем падали в пруд. А потом он обернулся к ней.
Почти человечий лик его был сумрачно-прекрасен и чуть испуган, будто у робкого лесного зверя. Прежде, чем Танфия успела хоть что-то сказать или сделать, элир молча нырнул в пруд, не оставив на воде даже рябинки.
Потрясенная, девушка кинулась к воде, заглянула в глубину, продираясь взглядом через плывущие по поверхности бело-огненные искры. И вместо собственного отражения увидала исполненное отчаяния лицо элира, и его протянутую к ней руку.
«Если бы я мог до тебя дотянуться…», прошелестел едва слышный голос. «Если б ты могла мне помочь… тяжко…».
Завороженная, девушка потянулась к нему. И в этот миг ее настигло воспоминание.
Она была еще малышкой, может быть, Фериновых лет, когда бабка подарила ей зеркальце – посеребренная сзади пластинка горного хрусталя. Игрушка так ей нравилась – покуда одной ночью, когда Имми заснула, Танфия не заглянула в него при свете свечи. Вместо собственного отражения она увидала в глубине лицо мальчишки с бронзово-рыжими волосами. И тот ее видел. От ужаса она уронила зеркало. Но с тех пор чужое лицо в нем больше не являлось, и Танфия почти забыла тот случай… до этой минуты.
Пальцы девушки коснулись воды. Поверхность дрогнула, а когда вода успокоилась, отражение в пруду принадлежало Танфии. Девушка сморгнула, и полянка вдруг показалась ей очень обычной и – теперь, когда сияние чар погасло – очень мрачной.
Что-то шевельнулось по ту сторону пруда. Танфия дернулась, но тут же разглядела меж стволов фигурку сестры.
– Имми! – Танфия подбежала к ней, прямо по траве, на которой сидел элир. Девушки обнялись. – Ты видела?
Бледная Имми кивнула.
– Парень у пруда.
– Элир.
– Мы не знаем точно, – поправила Изомира.
– А кто еще?! Я видела его в воде. Он, кажется, заговорил со мной… ну, не знаю. Неважно.
Имми выжидательно глянула на нее, видно, надеясь на разъяснение. Но Танфия молчала, и Имми спросила:
– Ты за мной побежала?
– Конечно. Как ты можешь закатывать сцену без зрителей?
Имми улыбнулась.
– Я не устраивала сцену. Но я рада, что ты пришла. Я исхитрилась заблудиться.
– Я тоже. Ну, пошли искать дорогу?
– А куда пойдем?
– Под гору, – уверенно заявила Танфия. – Не знаю, где была моя голова. Всего и дел – все время идти под гору.
Потрясенные увиденным, они шли, держась за руки. Но теперь, когда наваждение рассеялось, деревья словно бы расступились, и вскоре под ногами зазмеилась утоптанная черная лента тропы.
– Ты в порядке? – поинтересовалась по дороге Танфия.
– Само собой. – Имми вздохнула. – Ты, наверное, меня считаешь дурочкой. Но мой сон, и потом то, что наболтал Руфрид… не выношу, когда он меня пугает, так унизительно. А отвечать ему, как ты, я не умею.
– Н-ненавижу его! – убежденно произнесла Танфия. – Не знаю, откуда он такой поганец родился. Если тебя это утешит, то ты, кажется, испугала Линдена больше, чем Руфрид – тебя.
Имми дернулась.
– Не надо. Сон был такой яркий – просто вспоминать не хочется. Никто не понимает, почему я робкая, когда ты такая храбрая. Им легко говорить «А, она своей же тени боится». Они моих теней не видели.
Они вышли на опушку. Вослед двум своим товаркам вышла на небо серебряная монетка Лилейной луны. Перед девушками раскинулся поросший мерцающими в сумерках синими цветами луг, а дальше теснились к реке излучинские крыши. У Танфии засосало под ложечкой. Сейчас ей очень не хватало еды, вина и доброй компании.
– Но тебе нечего бояться. Сколько раз я тебе это твердила?
– Я знаю, но снам-то это не втолкуешь. А мне только Руфрида с его глупыми подначками не хватало!
Танфия приобняла сестру.
– По-моему, Руфрид тебя просто ревнует к Линдену.
– Глупость какая, – буркнула Имми, но, к радости Танфии, улыбнулась.
– Ну, и давно вы с Линденом любитесь по лужайкам?
– Танфия! – Возмущение Изомиры быстро сменилось смехом. – С летнего солнцеворота, если тебе так интересно. Ты даже не представляешь, чего лишена.
– Ну и не надо, все равно мне никто в округе не пара. Наверное, скоро обручитесь?
– А почему скоро? Нам всего по семнадцать, времени впереди много. А вообще – да. Мы друг друга знаем чуть не с рождения. Нам никто другой не станет нужен.
– Хорошо, наверное, получить то, о чем мечтаешь, – вздохнула Танфия. – Даже завидно. Замуж выйдешь, будешь жить в Излучинке. А заниматься чем будете?
– Чем и раньше, само собой, – удивленно ответила Имми. – Линден – за скотиной присматривать. Хочет на коня скопить. А я бы так и резала дальше камень, да в этом ремесле большой нужды нет. Так что и прясть буду, и ткать, и шить…
– И будешь счастлива?
– Да.
– Мне бы так легко успокоиться…
– Но ты же не уедешь, Танфия, правда? Не всерьез?
Танфия не ответила. Впереди на лугу мелькало что-то беленькое – хвостик бегущего зайца. Девушки, остановившись, наблюдали, как зверек проносится мимо, прижав уши и из всех силенок работая задними ножищами. Заяц был посвящен Богине; нехорошо было бы видеть, как его убивают, но никакого хищника они не заметили.
– Богиня спасается, – негромко заметила Изомира. – От кого?
У дверей родительского дома Танфия спросила:
– Расскажем им, что видели?
– Зайца?
– Нет, про другое.
– Признаться, что мы видели элира? – Имми тихонько хихикнула. – Не-ет, Тан. Нам уж точно никто не поверит.
– М-да, – признала Танфия, отворяя двери к свету и вкусным ароматам. – Ты права.
Навстречу им выскочил отцов серый волкодав, Зырка, тыкался мохнатой башкой в грудь и пытался облизать лицо. Танфия так и стиснула пса в объятиях. С чужаками Зырка себя вел, как злобная скотина, но все члены семьи, начиная с отца девушки, его любили безмерно. Изомира каталась на нем верхом в детстве, а Ферин – и по сей день, когда думал, что мать не видит. Эйния говорила, что мальчик растет слишком быстро, а Зырка слишком стар для подобных игр.
– Кто со мной поедет на базар в Хаверейн на той неделе? – спросил за ужином дядя Эвайн. Старший брат Эовейна жил с ними от начала времен. Танфия его обожала. Дядюшка был настолько же шумен и общителен, насколько ее родной отец – нелюдим. А еще он ничуть не стеснялся прожить жизнь бобылем.
– Я! – воскликнула Танфия, подтирая хлебной коркой остатки подливы. Проголодалась она за день страшно. Ноги ее покоились на спине лежащего под столом Зырка. Время от времени Изомира, не такая голодная, в ответ на умоляющие собачьи взоры подсовывала псу кусочек. – Хотя в Хаверейне скука страшенная, хуже, чем в Излучинке.
– Без этого скучного городишки нам негде было бы сбывать наш товар, – строго указала ей мать. – Имми, прекрати кормить псину!
Мужчины убрали со стола, и Эйния внесла блюдо с дымящимся яблочным пирогом.
– Поедем все. Ферин уже достаточно взрослый, да?
Малыш старательно закивал.
– Поищем тканей на зимнюю одежду.
Танфия вздохнула.
– Мама, Имми в десять раз лучше наткет. Там совершенно нечего делать, кроме как наливаться элем в таверне и болтать о ценах на капусту. На улицах полно свиного навоза. Театра нет. Книгу там не узнают, даже если она им на голову упадет. В Хаверейне я еще не видела ни одной книги, которой не припирали бы дверь. Ткани? Там нет ничего роскошней мешковины, и не чудо: все равно, стоит выйти из дому, одежду заляпает грязью, так что разумнее всего сразу ткать такое, что мазать не жалко. И краска у них тоже только одна – навозно бурая!
Отец расхохотался.
– Не так там и страшно. Ради Богини, милая, им надо на что-то жить. Как и нам. А чего ты ожидала?
– Чего-то более культурного. Ради разнообразия.
– У нас наверное, единственная деревня во всем Сеферете, где каждый солнцеворот ставят пьесы Сафаендера, – заметил Эодвит. – Это ли не культура?
– И я одна это понимаю, – мрачно заявила Танфия.
– Это нечестно, – укорил ее отец. – Мы все тебе благодарны, тебе и Имми. Кстати, что мы увидим на Поврот?
Повротом называли праздник конца сбора урожая, и начала осени. Хельвин, мать Эодвита и деревенская жрица, возглавит чествование богини и бога, Брейиды и Антара, в благодарность за урожай и в ознаменование поворота круга жизни к зиме и перерождению. А потом вторая танфина бабушка, Фрейна, подаст эль, сидр и пироги, и все будут праздновать до глубокой ночи.
По всей Авентурии, как знала Танфия, народ почитал трехликую богиню Земли, и ее супруга, смеющегося Владыку Зерна, Лесов и Зверей, каждую зиму отдававшего жизнь земле, и восстававшего по весне. Хотя имена и лики разнились, боги всех земель были, в сущности, едины. Излучинцы по большей части воспринимали Брейиду как отдельную силу – добросердечную, всепитающую богиню-мать. Порой они призывали ее весеннюю ипостась, деву Нефению, в помощь в делах любовных или ради вдохновения; иной раз обращаться приходилось к Махе, жестокой и мудрой старухе, проводившей землю через зиму, а человеческую душу – через порог смерти. Своей богине деревенские верили бесконечно. Танфия – тоже, но она знала и более глубокие тайны, открытые ей книгами и подтвержденные Хельвин. Все богини были очеловеченными ликами Великой богини Нут, а боги – смягченными обличьями ее супруга, первородного Анута.
Нут ужасала, ибо была непознаваема. Она творила и разрушала. Она суть тьма в начале и конце времен.
Немногие из людей могли напрямую обращаться к Нут. Большинству требовались узнаваемые божества. Верования, которых придерживалась Хельвин, гласили, что по смерти души людей и зверей попадают в Летний край Брейиды, где ожидают перерождения, но последователи Нут (ибо у той, как узнала Танфия из книг, в городе были свои жрицы) утверждали, что души умерших возвращаются во тьму чрева Нут, а находят они там забвение или новое рождение – то знает одна лишь Великая богиня.
Танфии, с ее неуемным любопытством, всегда интересно было, что думают о людских верованиях элир. Сами они вроде бы ни в каких богов не верили… а разве народ элир не мудрей и не древней человечества?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59