– Нет, ошибки тут быть не должно. Глаз у вас острый, а матушка Смерть не привыкла бросать улыбки на ветер. Если вы это видели, значит, видели, и меня ваш рассказ беспокоит. У нас и без того хватает мороки, чтобы вмешивать в заварушку еще один храм. Да не просто храм, а храм Лаомедона!Кессиас обхватил кружку ладонями, потом резко разжал их, словно о чем-то припомнив.– Хотя, погодите-ка, сейчас мне сдается, что ее-то как раз и не было среди иерархов, явившихся просить разрешения на обряд.– Замечательно. – Ну, вот вам еще загадка. – Однако скажите, следует ли мне теперь что-нибудь предпринять?– Полагаю, что следует. Я думаю, вам стоит завтра нанести ей визит.– И что я скажу? Прошу прощения, госпожа, почему вы мне вчера улыбнулись?– Что-то в этом роде, – сказал Кессиас, проигнорировав саркастический тон Лайама. – Вы теперь квестор и имеете право задавать любые вопросы. Представьтесь официально, скажите, что ведете расследование. Если матушка намекала на что-то своей улыбкой, она вам все объяснит.– Или не объяснит.– Или не объяснит. Возможно и такое. А что, у вас есть мысли получше?Лайам нахмурился. Ему вовсе не хотелось посещать черный храм. Изо всех богов Таралона о Лаомедоне Лайам знал меньше всего – и предпочитал, чтобы так оно было и дальше. Ему пришлось как-то сойтись лицом к лицу с Повелителем Бурь, но он предпочитал об этом не вспоминать. Вот и теперь все его существо протестовало против визита в святилище, жрецы которого не имеют имен и поклоняются смерти.Но как бы там ни было, а идти туда все же придется. Нельзя отмахиваться от возможности хоть в чем-нибудь разобраться. А кроме того, в нем крепло ощущение, что за всем этим нагромождением событий и фактов кроется что-то посерьезнее обыкновенного воровства. И что даже если ему удастся отыскать Двойника, тем дело не кончится.Бурс нерешительно предложил сыграть на флейте, но и Лайаму, и Кессиасу было сейчас не до музыки. Примерно с час они провели в тишине, погрузившись каждый в свои размышления. Эдил время от времени что-то ворчал себе под нос и ерзал в кресле, словно подушку под ним набили крапивой.Башенные колокола, отзвонившие девять часов, вывели их из задумчивости.– Мне пора идти, – сказал Лайам, поднимаясь.– Угу. Боулт сейчас должен быть в казарме. Скажите, что я велел ему сопровождать вас. И будьте повнимательнее, квестор Ренфорд, – остерегайтесь если не призраков, то самого Муравейника.Поскольку Лайам и впрямь опасался и того, и другого, он, прежде чем уйти, клятвенно пообещал вести себя более чем осторожно.Улицы Саузварка были безлюдны; порывистый ветер хозяйничал в них, подталкивая Лайама в сторону моря. Он свистел над крышами и завывал в бесчисленных дымоходах.“Превосходная ночь для охоты на духов”, – подумал Лайам, сворачивая на площадь. Он уже всерьез стал прикидывать – не вызвать ли ему своего фамильяра. Но факелы, горящие у входа в казарму, и надежные фигуры топчущихся возле нее караульных его успокоили. “Боулт не хуже Фануила – надеюсь”. Вдруг Лайам понял, что почти готов счесть дракончика неотъемлемой частью своей жизни. С тех самых пор, как замок его отца погиб в огне, Лайам никогда не задерживался на одном месте достаточно долго, чтобы завязать с кем-либо прочные отношения. Он все время находился в пути, из военного лагеря – на корабль, из порта – в горную крепость, из Таралона – в Фрипорт и обратно, – и потому, поймав себя на теплых раздумьях о маленькой твари, Лайам был удивлен.Боулт обнаружился в казарме. Он сидел на солдатской койке со шлифовальным камнем в руках, у ног его были свалены грудой помятые в драке дубинки. Стражник воспринял приказ Кессиаса безропотно, но и без особого энтузиазма. Он положил шлифовальный камень на пол, потом встал и снял с вешалки свой плащ. Затем он потянулся за алебардой, но Лайам его остановил.– Она вам не понадобится.– Мы ведь идем в Муравейник?– Да.– Тогда я ее прихвачу. С тех пор, как мы с вами там побывали, квестор Ренфорд, этот район изменился не в лучшую сторону. Что делать – зима.В прошлый раз они с Боултом вот так же ночью наведались в Муравейник, разыскивая убийцу Тарквина. И надо сказать, нашли то, что искали, правда, совсем неожиданно для себя. Лайам не любил вспоминать об этой вылазке, закончившейся трагично. Впрочем, предмет их нынешних поисков большого веселья тоже не обещал, и потому, когда Боулт спросил о цели ночного похода, Лайам замялся, не решаясь раскрыть карты.– Нам нужно найти одного человека, – сказал он уклончиво, копаясь в груде новеньких факелов, сваленных возле бочонка. Затем Лайам преувеличенно долго зажигал свой факел от факела, горящего возле входа в казарму, и вернулся к вопросу лишь после того, как они прошли мимо здания городского суда.– Мертвого человека.К его облегчению, Боулт воспринял это спокойно.– А, так нам нужен призрак? Тогда, пожалуй, алебарда и впрямь не пригодится. – Впрочем, возвращаться в казарму стражник не стал. – А можно спросить, квестор, зачем вы его ищете? Или это секрет?– Нет, не секрет, – отозвался Лайам. – Я думаю, что одного из тех людей, которые пытались залезть в храм Беллоны, убили и что это его призрак бродит по Муравейнику.Они свернули на улицу Мясников, сейчас совершенно безлюдную. Все лавки были закрыты, навесы лотков скатаны, а их стойки сложены и припрятаны в надежных местах. В водосточных канавах валялся неприбранный мусор, зловеще поблескивая в пляшущем свете факела, чуть потрескивающего от порывов свежего ветерка.– И что будет, когда вы взглянете на привидение?– Если нам повезет, я буду знать, что тот человек действительно мертв.Этот ответ вполне удовлетворил любознательность Боулта, и стражник умолк. А вот сам Лайам не находил в своих словах ничего удовлетворительного. Ну хорошо, предположим, он убедится, что Двойника нет в живых. И какая ему от этого польза? Он только углубится в тупик, из которого нет выхода. Привидение не изловишь и не притащишь в тюрьму – в утешение тому же Клотену. А даже если притащишь, призрак никаких показаний не даст…“Ладно, брось, – попытался прикрикнуть он на себя. – Ты просто не хочешь туда идти, потому что боишься. А чего бояться? В конце концов, это всего лишь призрак. Ну что он может сделать двоим отчаянным молодцам?”Но в голову сами собой лезли всяческие истории. В конце концов, когда, миновав Требуховый тупик, они спустились по улице Мясников до ее пересечения с улицей Бондарей, в мозгу Лайама прочно обосновалась одна лишь картина: он и Боулт, шаря трясущимися руками по стенам, бредут к городской площади, поседевшие и свихнувшиеся от страха.“А ну, прекрати!” – приказал он себе и прибавил шагу – так что Боулту, чтобы не отстать от начальника, пришлось перейти на рысцу. По мере того как они приближались к Муравейнику, здания по обеим сторонам улицы становились все более обшарпанными, – но и здесь не было заметно ни малейшего признака жизни. Окна домов либо прятались за плотно закрытыми ставнями, либо зияли, как пустые глазницы, и за ними угадывался кромешный мрак нежилых помещений. Такие окна нервировали Лайама сильнее всего, и он прилагал все усилия, чтобы не заглядывать в них мимоходом.Он узнал место, к которому уже приводила его Мопса, и решительно направился в сторону винной лавки, служившей Двойнику чем-то вроде почтового ящика. Из-под затворенной двери пробивалась тусклая полоска света. Там, судя по людскому негромкому говору, кто-то еще был.– Может, войдем? – предложил Боулт.– Думаю, не стоит, – сказал Лайам. – Лучше подождем на улице. Если бы призрак находился внутри, то люди бы там не сидели. А Кессиас сказал, что тот появляется здесь каждую ночь, примерно часам к десяти.Боулт с безразличным видом пожал плечами и прислонился к стене противоположного дома, – благо, та находилась всего в нескольких футах от того места, где стоял его командир. Лайам примостился рядом с дверью лавки, держа факел перед собой, – и они принялись ждать.Прошла целая вечность, и Лайам провел ее, размышляя, разумно ли то, что он, на ночь глядя, затеял. Звон колоколов, неожиданно резкий и громкий, разнесся в зимнем воздухе и затих. Лайам и Боулт дружно перевели дух и криво усмехнулись друг другу.А потом они услышали плач.Сперва он был тихим, едва различимым, сливающимся с посвистом ветра и хриплым дыханием обоих мужчин. Но постепенно звук принялся нарастать, завладевая вниманием ожидающих, они словно окаменели, и усмешка с лица Лайама сошла. Сперва этот звук напоминал детские рыдания, затем мужские, такие глубокие и надрывные, что волосы на затылке бесстрашного квестора зашевелились сами собой.А плач все продолжался. Теперь он сделался таким громким, что ветер уже не мог его заглушить. Боулт удивленно развел руками, но Лайам прижал палец к губам, призывая стражника к молчанию и неподвижности.Над мостовой стало разгораться сияние. Оно будто сочилось сквозь щели булыжного покрытия улицы и колыхалось, стремясь принять некую форму. Постепенно в пустом пространстве обрисовались очертания ног. Свечение двигалось медленно, словно текущая вверх краска, – от ног к поясу, от пояса к туловищу, и так продолжалось до тех пор, пока оно не образовало белый светящийся мужской силуэт. Призрак стоял спиной к Лайаму, опустив голову, обхватив себя руками за плечи, и безутешно рыдал.Лайам глянул на Боулта. Глаза стражника расширились, но испуганным он не выглядел – скорее, ошеломленным.– Боулт, – шепнул Лайам. Призрак медленно выпрямился и, очевидно, глянул на стражника, потому что голова Боулта дернулась, как от удара. Затем белый светящийся силуэт развернулся и бросился прочь – с протяжным, леденящим кровь завыванием. Лайам, очнувшись от шока, кинулся следом. В голове его билась одна мысль: лицо! Только бы увидеть лицо!Лайам слышал грохот сапог Боулта, слышал собственный топот, – но звука шагов бегущего привидения он не слышал и вообще не был уверен, что белые мелькающие впереди ноги касаются мостовой. Разглядеть, как движется призрак, было трудно из-за окружающего его фигуру сияния, но перемещался он быстро, намного быстрее, чем те, что гнались за ним. Призрак петлял по улочкам Муравейника, но рыдающий вой выдавал его, он полоскался в воздухе, словно длинный вьющийся шлейф.Лайам ускорил бег, и пламя факела лизнуло ему грудь. Лайам выронил факел и помчался еще быстрее. Белый светящийся силуэт приблизился, но тут же куда-то свернул. Домчавшись до поворота, Лайам узнал Портовую улицу и понесся по ней.Белое свечение сказало ему, что беглец направляется в сторону богатых кварталов. Лайам, собрав последние силы, попытался еще раз наддать. Горло саднило, холодный воздух обжигал легкие, но Лайам продолжал бежать в темноте, не разбирая дороги. Все, что он видел, – это белое пятно впереди, скачками несущееся мимо запертых лавок. Вой призрака словно бы проникал в мозг, это был вой животного, обезумевшего от боли.А потом призрак исчез.Лайам, охнув, остановился. Пошатываясь, он хрипло выругался в свой адрес: не стоило бросать факел! Луна скрылась за тучами, и Лайам все равно что ослеп; он скорчился от колотья в боку и никак не мог отдышаться. Ему пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы заставить себя выпрямиться. Ступая наугад и вытянув руки перед собой, Лайам стал искать, на что опереться. В конце концов пальцы его коснулись холодного камня. Придерживаясь стены, Лайам рысцой припустил вперед – вслед за стихающим воем. Это казалось бессмысленным, но отступать от задуманного ему никак не хотелось.Раз-другой он споткнулся, пока не рассадил голень обо что-то невидимое, но сумел устоять. Дальше пришлось двигался уже шагом, держась за стену двумя руками. Просто поразительно, как сложно существовать в темноте!“Возможно, он сделает петлю, как заяц, и выскочит опять на меня!” Лайам по-прежнему слышал далекие завывания. А потом, вечность спустя, стена закончилась, и он сообразил, что стоит на углу перекрестка. Но какого из них?– Квестор!Лайам подскочил от неожиданности. Ниже по улице мелькал огонек – искорка в непроглядной дали.– Боулт! – позвал Лайам и мысленно благословил стражника за то, что тот догадался подобрать факел. – Я здесь!Огонек бодро запрыгал, и минуту спустя стражник подбежал к Лайаму. В одной руке у него была алебарда, в другой – тускло горящий факел.– О боги, квестор, я уже думал, что вас потерял!В голосе Боулта звучало неприкрытое беспокойство, но Лайаму было не до того.– Где мы?Теперь, когда Боулт остановился, пламя факела вспыхнуло ярче и позволило им осмотреться. Боулт покрутил головой, потом указал налево.– Там – подворье Пряностей, а выше уже начинается улица Бондарей.Лайам бесцеремонно забрал у него факел. Теперь вой призрака слышался словно сквозь слой ваты, но все же угадывалось, что беглец забирает к востоку. Если это и вправду Двойник, он сейчас вполне может направляться к своим укрытиям, расположенным в среднем районе. Но внезапно Лайам отказался от этой мысли. Он вспомнил о Щелке, о грубом владельце грязного кабачка, бессовестно лгавшем ему в глаза, что знать не знает, о ком говорит посетитель, и о лишенном души покойнике, лежащем в мертвецкой матушки Джеф. О том, которого он поначалу принял за мелкого клерка.– За мной, – велел Лайам и, невзирая на усталость, побежал к подворью Пряностей. Внезапное озарение придало ему сил. Боулт вздохнул и побежал следом, чтобы не оставаться в кромешной тьме…Они миновали подворье, поднялись по улице Бондарей вверх и свернули у бани направо. Они бежали молча, чтобы не сбить дыхание, и вскоре вбежали в Щелку. Завывания стихли, но Лайам продолжал бег. Он был уверен, что вскоре достигнет цели. Свет факела выхватывал из темноты уступы домов, нависающих над мостовой, на их поверхностях плясали длинные жутковатые тени.Когда они приблизились к повороту подковы, Лайам перешел на шаг. Впереди угадывалась громада здания городского суда. Жестом велев Боулту остановиться, Лайам отдал ему факел, а сам ощупью двинулся дальше.Призрак стоял у дверей того самого кабачка, и вокруг него разливалось все то же мертвенное свечение. Белые отблески подрагивали на булыжнике мостовой и заставляли искриться кучки грязного снега. Призрак протянул руку. Длинные белые пальцы царапнули дверь.– Пожалуйста, Фай, впусти меня, – взмолился беглец. – Здесь так холодно, Фай, и за мной гонятся!Лайам замер. Его поразила невероятная худоба привидения. А еще ему пришла в голову мысль, что мозоли на подушечках пальцев могут иметь не только прилежные клерки.– Проваливай! – донесся из-за двери голос владельца лавчонки. – Не смей сюда больше таскаться!“И почему я только не сообразил этого раньше?!”– О боги, Фай, ты не можешь так со мной поступить! – застонал призрак. – Меня преследуют птицы. И стража вот-вот схватит меня, а мне холодно, мне надо согреться! Ты же мой друг, Фай! Погляди, как они со мной обошлись! Они вырезали у меня сердце! – Беглец начал всхлипывать. Белое свечение заколебалось.– Убирайся! – истерически завопил Фай.– Мое бедное сердце…– Двойник, – тихо шепнул Лайам. – Эй, Двойник!Призрак медленно повернул голову к окликнувшему его человеку.– Смотри, что они со мной сделали, – сказал он, указывая на свою грудь. Сквозь мертвенное сияние проступила тусклая пурпурная черточка – ножевая рана, точно такая, какую Лайам уже видел в мертвецкой матушки Джеф, и лицо призрака было лицом мужчины, убитого в Щелке.– Кто это сделал, Двойник?– Здесь так холодно, – пожаловался призрак, глядя на рану, – а птицы все ждут. Но я не могу им помочь, ведь у меня кто-то вырезал сердце.“Он сошел с ума, – подумал Лайам с жалостью. – И я, кажется, тоже”.– Кто вырезал твое сердце, Двойник? Но призрак уже ничего не слышал. Он вновь принялся выть. Жалобный вой все нарастал, пока не достиг самой высокой ноты. Белые ноги несчастного привидения стали уходить в мостовую, а мертвенное свечение делалось все бледней и бледней. Из-за закрытой двери неслись вопли кабатчика, пытающегося заглушить нечеловеческие стенания. Лайам метнулся вперед.– Двойник! – крикнул он, но призрак уже исчез. Лайам выругался и в ярости топнул ногой, потом резко развернулся. – Боулт!Стражник с факелом и алебардой тут же выскочил из-за угла. Кабатчик все еще продолжал что-то орать, и Лайам бешено пнул дверь. Та сорвалась с петель и с грохотом рухнула внутрь. Вопли тотчас умолкли.Лайам ринулся в темный проем, Боулт, подняв факел повыше, последовал за командиром. Лысый кабатчик сидел на полу, придавленный дверью. Одной рукой он держался за лоб, а вторую вытянул перед собой. Из глаз его ручьями текли слезы.– О боги, Двойник, я не хотел ничего плохого! Пощади!Лайам наклонился, ухватил владельца лавочки за грудки и одним рывком поставил его на ноги.– Как он умер? – крикнул он, прижав перепуганного мужчину к стене. – Кто вырезал ему сердце?– Моряк, – давясь слезами, пролепетал тот, – это моряк!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32