А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Если и поняла, то ей не будет от этого легче – когда она узнает правду.
– Она выдержит, – сказал я. – Именно потому, что страдать ее заставите вы.
– Это еще страшней.
– Для вас. Но не для нее.
– Если бы беда пришла со стороны, – сказал Джего, – я не стал бы волноваться. Элис всегда необычайно стойко переносила любые невзгоды. Если б колледж сегодня закрылся, а у нас не было бы никаких сбережений, я не задумываясь сказал бы ей об этом, и она ничуть бы не испугалась. Но тут все гораздо хуже.
Я не спросил его – почему.
– Неужели вы не понимаете, – воскликнул он, – что она обвинит во всем себя?
– Ей надо объяснить, что она тут ни при чем, – сказал я. – Мы с Роем растолкуем ей, как было дело.
– Она вам не поверит. Ни одному из вас. – Джего помолчал. – Она и мне, наверно, не поверит.
– Но попытаться-то все-таки стоит, правда?
– Вряд ли кто-нибудь сможет ее переубедить, – вздохнув, сказал Джего. – Обычно она мне верит… пока я не заговариваю о ней самой. Она так и не обрела душевного спокойствия. Может быть, мне нельзя было на ней жениться. Не знаю. Я надеялся дать ей счастье – и не сумел.
– Я понимаю, о чем вы говорите.
– Да, вы-то наверняка меня понимаете, – сказал Джего, и мягкая улыбка стерла на миг маску страданий с его лица.
– А по-моему, ни с кем другим она не обрела бы такого полного счастья, как с вами.
– Я провел с ней самые трудные часы в ее жизни, – сказал он. И с отчаянием добавил: – До сих пор мне удавалось не огорчать ее! Господи, да будь я самым жестоким человеком на свете, я не смог бы ранить ее больней! Я не вынесу этой пытки, не смогу смотреть ей в глаза. Она будет тяжко мучиться, а чем я ее утешу?
Он сидел, подперев подбородок ладонями, и смотрел в огонь. Прошло минут десять. Потом, словно паузы не было, он сказал:
– Да, если б не она, я перенес бы свое поражение гораздо спокойней.

45. Выборы

В день выборов я проснулся еще до рассвета. У главного входа слышался стук открываемой и закрываемой двери, во дворике раздавались приглушенные голоса, позвякивали ключи – было шесть часов утра, в это время на работу приходят слуги. Заснуть мне больше не удалось, хотя накануне я лег довольно поздно, потому что пересказывал Рою последние новости. Слуги разошлись, во дворике за моим окном стало тихо, и вскоре по краям жалюзи пролегли светло-серые полоски – начинался рассвет. В комнате постепенно становилось все светлей, а я лежал без сна, слушая равнодушно-бодрый звон курантов, и меня грызла тревога… но тревожиться-то было не о чем, потому что никаких надежд у нас уже не осталось.
Рассвет разгорался; во дворике то и дело слышались шаги – уже не только слуг: я узнал твердую и стремительную походку Кристла. Почему он явился так рано?.. В общем, я искренне обрадовался, когда в комнату на цыпочках вошел Бидвелл. После обычного утреннего приветствия он спросил:
– Так стало быть, сегодня у нас выборы, сэр?
– Да, Бидвелл, выборы.
Он стоял возле моей кровати и плутовато, но почтительно улыбался.
– Нам, конечно, не следует соваться не в свое дело, сэр, – сказал он, – а только мы все равно обсуждали, кто у нас теперь будет ректором.
– Вот как?
– Они, конечно, оба замечательные джентльмены, сэр. Мистер Джего очень видный джентльмен. У нас все слуги говорят, что никто не слышал про него ни одного худого слова. – Он внимательно наблюдал за мной, и лицо у него было спокойное и простодушно-лукавое.
– Мистер Кроуфорд, он тоже очень видный джентльмен, сэр, – поспешил сказать Бидвелл, когда понял, что я ему не отвечу. Он не хотел ошибиться. – У нас говорят, сэр, что они оба очень видные джентльмены. Мы за любого с удовольствием выпьем, сэр, кого бы вы ни выбрали.
Я встал, побрился и надел свой самый строгий костюм. Удивительно, подумалось мне, как покорно мы следуем устоявшимся обычаям – даже те из нас, кто не придает им значения. Дворик перед моим окном казался безрадостным и серым в скудном свете декабрьского утра; на внешний подоконник упал сухой листок. Сегодня Бидвелл рано затопил камин в моей гостиной, и, когда я сел завтракать, пламя было ярким и сильным, хотя воздух в комнате еще не прогрелся.
Я ел без всякого аппетита и рассеянно просматривал газету; меня порадовали только известия из Испании. Вскоре ко мне на несколько минут забежал Рой.
– Поторапливайся, старина, – сказал он. – На это действо опаздывать не полагается.
Рой был одет еще изящней, чем обычно, но почему-то повязал сегодня черный шелковый галстук. «В знак траура», – объяснил он. Я невольно позавидовал его веселой взволнованности: меня одолевало мрачное беспокойство. Он сказал, что встретил во дворике Кристла и попенял ему на его непоследовательность.
– «Это, знаете ли, серьезный недостаток», – говорю. – Рой сделал непроницаемое лицо. – «Этак, – говорю, – жизнь может сделаться совершенно невыносимой».
– А он что? – усмехнувшись спросил я.
– По-моему, ничего не понял.
– Это было не слишком осмотрительно с твоей стороны, – сказал я.
– Именно, – согласился Рой. – Зато получилось весело.
На следующий день Рой уезжал в Италию и побежал на почту, чтобы отправить до выборов телеграмму.
Я подошел к окну и сверил свои часы с часами Резиденции. Было уже без десяти десять. Церковные двери стояли открытыми, и старший привратник в черном цилиндре посматривал на главный вход, готовясь подать сигнал звонарю. Минут через пять, неспешно открыв дверь привратницкой, появился Гей – в университетской шапочке и огромной новой шубе, из-под которой виднелась мантия. Его шея была укутана теплым шарфом, а седая борода казалась только что подстриженной. Шажок за шажком, деловито, но очень медленно продвигался он к церкви. За ним шли оба младших привратника – он, вероятно, заметил, что они маются от безделья, и послал их в церковь. Когда он добрался до середины дворика, зазвонил церковный колокол. Посмотрев на часы, Гей одобрительно и величественно кивнул головой.
Из церкви вышел раскрасневшийся Браун – я понял, что он спешно заканчивал последние приготовления к выборам. Гей кивком головы подозвал его и, увидев, что он двинулся ему навстречу, звонко поздоровался – я услышал голос старика даже через двойные рамы, – а когда они сошлись, энергично пожал ему руку.
Потом, почти одновременно, из второго дворика вышли Кристл с Деспардом, а из двери привратницкой – Винслоу. Колокол призывно звонил. Я накинул мантию – пора было отправляться и мне.
Когда я вошел в церковь, меня встретила глубокая тишина, хотя почти все мои коллеги уже собрались. В нефе стоял длинный стол, покрытый ярко-алой скатертью, которой я ни разу до сих пор не видел; за столом сидели члены Совета: на председательском месте Гей, справа от него Пилброу, слева Деспард и дальше, в порядке старшинства, все остальные наставники. Колокол продолжал звонить; после каждого удара в церкви воцарялась торжественная тишина: для верующих любое церковное собрание было значительным и боговдохновенным, а на неверующих магически действовала внушительная обстановка старинного ритуала.
Спокойно тянулись вверх огоньки стоящих на столе свечей. В тишине особенно резко ощущался вполне земной, но свойственный только церквам смешанный аромат воска, сухого дерева и древних книг. Однако сегодня к этому устоявшемуся аромату примешивался запах помады для волос – недаром борода Гея казалась такой ухоженной, подумал я.
Десяти еще не было; колокол продолжал звонить. За столом было три свободных места: одно слева от меня – там, где должен был сидеть Льюк, второе между Деспардом и Брауном, а третье между Винслоу и Кристлом. Как раз когда я подумал об этом, в церковь медленно и ни на кого не глядя вошел Джего. Он на мгновение остановился, а потом, увидев свое место, сел между Кристлом и Винслоу. Все, как бы не замечая Джего, молчали; но когда он сел, Браун чуть заметно кивнул ему головой и тепло улыбнулся.
Вслед за Джего в церковь вошел Льюк и молча пробрался к своему месту. Когда прозвучал последний удар колокола и куранты начали отбивать десять часов, появился Кроуфорд; быстро, но без суетливой спешки он сел между Деспардом и Брауном.
– Я, кажется, пришел последний, – посмотрев на Гея, спокойно проговорил он. – Прошу прощения, господин председатель. – До этой минуты – с тех пор, как я вошел в церковь, – никто не проронил ни слова.
Отзвучали куранты, и церковь снова погрузилась в тишину. Гей держался очень прямо и строго посматривал на собравшихся – по правую руку от него сидели Пилброу, Винслоу, Джего, Кристл, Гетлиф и Калверт, а напротив них – Деспард-Смит, Кроуфорд, Браун, Найтингейл, я и Льюк. Перед каждым из нас лежал экземпляр Устава, листок бумаги и ручка. Кроме того, на столе стояли четыре серебряные чернильницы – одна для Гея и три для всех остальных.
Гей медленно встал.
– Так-так. Разрешите мне приступить к выполнению моего долга, джентльмены, – проговорил он и, открыв свой переплетенный в кожу Устав, принялся читать: «В назначенный день члены Совета должны явиться в храм колледжа к десяти часам утра и приступить к выборам нового ректора под председательством старшего из собравшихся членов Совета. Прежде всего он должен прочитать вслух…» – Тут Гей оторвал взгляд от Устава и посмотрел на нас. – Именно сегодня – назначенный день, в этом нет никаких сомнений, джентльмены, – сказал он. – А я – старший из собравшихся членов Совета. Поэтому я и приступил к выполнению моего долга.
Он опять начал читать Устав. Его сильный и звонкий голос будил под сводами церкви гулкое эхо. Когда часы пробили четверть одиннадцатого, Гей все еще читал. Я старался не смотреть на Джего.
Через несколько минут Гей замолчал.
– Так-так, – после паузы сказал он. – С этим покончено. Теперь я должен привести всех присутствующих к присяге. – Он принялся звонко декламировать, не заглядывая в Устав:
– «Я, Морис Гарвей Лоренс Гей, заявляю, что мне полностью понятны только что прочитанные параграфы Устава, и торжественно клянусь соблюдать их предписания. Я заявляю также, что без каких-либо корыстных помыслов изберу в ректоры нашего колледжа того, и только того, человека, который, по моему глубокому убеждению, лучше других членов Совета сумеет поддерживать и приумножать благосостояние и добрую славу нашего сообщества. Я даю этот обет искренне, бескорыстно и честно».
Избирая в Совет колледжа временного или постоянного члена, мы обыкновенно произносили только заключительную фразу присяги. Но сегодня Пилброу, а за ним Деспард-Смит повторили весь текст.
Когда Деспард замолчал, Винслоу брезгливо оттопырил нижнюю губу и проговорил:
– Я даю этот обет искренне, бескорыстно и честно.
Деспард сейчас же нагнулся к Гею и что-то ему прошептал. Гей строго посмотрел на Винслоу.
– Старшие члены Совета считают, – сказал он, – что присяга должна быть произнесена полностью.
– А обязан ли я подчиняться старшим членам Совета? – спросил Винслоу.
– Мы не имеем права даже в мелочах нарушать Устав, – ответил Гей. – Даже в мелочах. Поэтому я вынужден потребовать, чтобы вы подчинились. Вы и все остальные члены Совета. Так предписывает Устав.
– Я заявляю протест, господин председатель, – проворчал Винслоу и монотонно, но быстро повторил полный текст присяги.
Когда поднялся Джего, мы почувствовали смутное напряжение. Его голос звучал глухо, но спокойно. Присягнув, он гордо вскинул голову. Его плечо почти касалось плеча Кристла.
Один за другим наставники вставали и произносили присягу. Через несколько минут очередь дошла до Льюка. Когда он замолчал, Гей спросил:
– Больше никого нет? Я должен быть уверен, что присягнули все члены Совета, как того требует Устав. Значит, с этим тоже покончено. Теперь мы можем сесть и написать, кого мы выбираем.
Минут десять – а может быть, всего две или три, я не посмотрел на часы – слышался только скрип перьев. Кристл вынул свою «вечную» ручку и пододвинул чернильницу Джего. С дальнего конца стола – оттуда, где сидели старики, послышался характерный скребущий шорох: кто-то вычеркнул слово или фразу. Кончив писать, я поднял голову и глянул на Гетлифа – он нерадостно улыбнулся мне. Кое-кто из наставников все еще писал.
Гей поднял голову последним.
– Так-так, – проговорил он. – Все готовы? Прошу каждого перечитать то, что он написал.
Потом Гей скомандовал:
– А теперь пусть младший член Совета соберет бюллетени и передаст их мне. Я, как того требует Устав, обнародую волю каждого члена Совета. А вы, Пилброу, и вы, Деспард, должны записать, кто за кого проголосовал – по Уставу эта работа поручается двум старшим, после председателя, членам Совета.
Пилброу и Деспард взяли по листу бумаги. Юный Льюк обошел стол, собрал избирательные бюллетени и рассортировал их так, чтобы Гей мог объявлять волю членов Совета по восходящей – от младших к старшим.
– Превосходно, – сказал Гей, когда Льюк передал ему пачку листков. – Превосходно.
Льюк вернулся на свое место, и Гей объявил:
– Настало время обнародовать волю членов Совета. – Опершись о столешницу, он встал и, держа пачку листков в вытянутой руке, потому что был дальнозорким, торжественно сказал: – Итак, будьте внимательны, джентльмены!
– «Я, Уолтер Джон Льюк, голосую за доктора Джего».
– «Я, Рой Клемент Эдвард Калверт, избираю в ректоры колледжа Пола Джего».
Мой бюллетень с фамилией Пола. В Уставе не оговаривалось, как надо заполнять бюллетень, но мне показалось, что Рой выразился точнее всех. А еще, совсем не ко времени, я подумал, что мы очень редко слышим имена наших коллег.
– «Я, Фрэнсис Эрнест Гетлиф, избираю Редверса Томаса Арбетнота Кроуфорда».
– «Рональд Эдмунд Найтингейл голосует за доктора Кроуфорда».
Когда Гей звучно прочитал бюллетень Кристла, за столом почувствовалось легкое движение. Вполне вероятно, подумал я, что кое-кто из членов Совета по-настоящему ошарашен таким поворотом событий – ведь о решении Кристла знали, по-видимому, далеко не все.
– «Я, Артур Браун, избираю Пола Джего».
Меня охватило тревожное нетерпение.
– «Я, Пол Джего, избираю Томаса Кроуфорда».
– «Редверс Томас Арбетнот Кроуфорд выбирает Пола Джего».
– «Мистер Винслоу избирает доктора Кроуфорда и подписывается – Годфри Гарольд Винслоу».
– «Альберт Теофилус Деспард-Смит избирает Редверса Томаса Арбетнота Кроуфорда».
– «Я, Юстас Пилброу, избираю Редверса Томаса Арбетнота Кроуфорда».
– Вот и все, – послышался чей-то голос, – большинство набрано.
Оставался еще бюллетень Гея.
Он звонко прочел:
– «Я, Морис Гарвей Лоренс Гей, старший член Совета, почетный доктор Кембриджского университета, профессор в отставке, исполнив предписанный мне Уставом долг старшего члена Совета и обнародовав волю должным образом собранных в храме колледжа членов Совета, подаю свой голос за Пола Джего».
Все зашевелились – то ли удивленно, то ли просто облегченно переглядываясь: выборы были закончены. Рой едва заметно подмигнул мне.
– Итак, джентльмены, – сказал Гей, – я обнародовал волю каждого члена Совета. Вы подсчитали голоса?
– Подсчитали, – откликнулся Деспард-Смит.
– Призываю вас проверить свои подсчеты еще раз, – распорядился Гей. – Будет непростительно, если мы совершим ошибку в самом конце.
– Семь голосов за доктора Кроуфорда, – с мрачной торжественностью объявил Деспард-Смит, – и шесть – за доктора Джего. Семь голосов составляют абсолютное большинство. Доктор Кроуфорд избран ректором колледжа.
– Так-так. Великолепно. Доктор Кроуфорд. Я предполагал… Вы внимательно подсчитали голоса?
– Разумеется, – хмурясь, проговорил Деспард-Смит.
– Мне кажется, я должен проверить ваши подсчеты, – сказал Гей. – Держа листок Деспарда с подсчетом голосов в вытянутой руке, он сличил каждую запись с соответствующим избирательным бюллетенем.
– Вы были правы, – не унывая сказал он Деспарду. – Превосходно. Семь голосов за доктора Кроуфорда. Я должен официально провозгласить его ректором нашего колледжа.
В церкви опять воцарилась тишина. Гей – элегантный, улыбающийся и сдержанный – проговорил:
– Доктор Редверс Томас Арбетнот Кроуфорд!
Кроуфорд встал.
– Я провозглашаю вас ректором этого колледжа! – объявил Гей.
А потом величественно, но очень естественно добавил:
– И поручаю колледж вашим заботам.
– Благодарю вас, господин председатель, – спокойно Проговорил Кроуфорд. – Благодарю вас, господа.
Не сказав ни слова, Джего нагнулся над столом вперед, пожал Кроуфорду руку и ушел. Все посмотрели ему вслед. Когда двери церкви захлопнулись, мы встали из-за стола и, окружив Кроуфорда, принялись поздравлять его. Найтингейл засматривал ему в лицо с восхищенной улыбкой.
Кристл сказал:
– Я очень рад за вас, Кроуфорд.
Браун, вежливо улыбаясь, пожал ему руку. Кроуфорд, бесстрастно приветливый и по-всегдашнему невозмутимый, спокойно принимал поздравления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38