А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Еще придется лавировать между торгсоветником и послом. Вот неуда-
ча...
- Поворот неожиданный, но интересный, Семен Иванович, - на ходу сооб-
ражал я. - Готов приложить все силы и опыт... Единственно...
- Что? - остро пробуравил меня глазами торгпред. - Говорите напрямую,
все равно узнаю.
- У меня же еще Индия, Шри Ланка, Мальдивы... Если понадобится...
- Понадобится - обязательно поедете, - хлопнул рукой по столу в знак
окончания разговора торгпред. - До пятницы.
Подоспело время обеда. Николай отвез меня, сказав, что будет писать
справку для секретаря парткома и что заберет нас к себе в гости часов в
шесть вечера.
- Наконец-то, - открыла мне дверь Алена. - Что нового, рассказывай.
Что ей сказать? Про разговор с торгпредом?
- Сначала покорми мужа, вопросы потом.
Глава тринадцатая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава тринадцатая
Я, конечно, все рассказал. И про Андрея Савича, и про Пономарева, и про
разговор с торгпредом. Говорил, добродушно посмеиваясь, зачем Ленке лишние
отрицательные эмоции? Но ее не обманешь.
Заглянула мне в глаза:
- Ты же мечтал совсем о другом?
- Мало ли о чем я мечтал, стать лауреатом нобелевской премии по лите-
ратуре, например. Пока не стал. Лучше скажи, как ты тут? Осваиваешься?
Или одиноко?
- Ой, и не говори, - поежилась Аленка. - Сижу целый день безвылазно.
Боюсь буквально всего - и змей, и мышей, и тараканов. По углам всякая
гадость чудится.
- Ну, откуда здесь, в городе, змеи возьмутся? - сказал я, а сам поду-
мал, что было бы с Аленой, если бы попали мы с ней в Гайану, бывшую Бри-
танскую Гвиану. Там, как мне рассказывали, экваториальные влажные тропи-
ки, а живут наши в одноэтажных коттеджах. Если змея заползает в дом, же-
на хватает детей и залезает на стол. Звонит по телефону, приходит полис-
мен, достает пистолет - ба-бах! ба-бах! - и нет проблем, мадам, можете
слезать.
- Да, вроде бы, здесь чисто, - согласилась Алена. - С утра служанка
убирается. Платье у нее длинное, в сборках. Войдет в комнату, сядет на
корточки и давай тряпкой туда-сюда елозить. Где тряпка, где платье не
разберешь, такое впечатление, будто собой полы вытирает.
За окном возникла, словно сотканная из послеполуденного зноя, зауныв-
ная, тягучая мелодия, по звучанию схожая с шотландской волынкой, только
не такая резкая и пронзительная.
- Что это? - с любопытством спросила Алена.
- Я встал, подошел к балконным дверям, раздернул шторы, открыл двой-
ные, сначала стеклянные, потом затянутые металлической сеткой двери и
выглянул наружу.
По разморенной, дремотной улице медленно шел очень худой, темнокожий
человек в чалме, замотанный одним куском полотна. Его впалые щеки вспу-
чивались шарами, похожими на сферу в середине длинной дудки, в которую
он дул. Заметив меня, он тут же сел в тень на обочине напротив и скинул
крышку с плетеной корзины, откуда, раскачиваясь вместе с хозяином, под-
нялся капюшон кобры.
- Ты говорила, что не видела здесь змей? - обернулся я к Алене.
- Где? - с ужасом схватилась она за свое горло обеими руками.
- Весь вечер на манеже заклинатель пресмыкающихся Дудкин со своей
партнершей Ядой, - торжественно ответил я.
- Прошу тебя, немедленно закрой дверь, - уже из спальной выглядывала
бледная Ленка. - Она сюда обязательно заползет.
Я понял, что ей не до шуток, закрыл обе двери на запоры и плотно за-
дернул занавески.
- Ты что, маленький? - обнял я Алену в наступившем полусумраке.
Она прижалась ко мне.
- В тропиках после обеда надо обязательно отдыхать, - сказал я. - Так
меня отец Николай Марченко учил. Быть посему.
Как жить в тропиках и вообще как здесь живется - об этом мы и прого-
ворили весь вечер с Николаем, его женой Галей и сыном Колей. Многое нам
показалось в диковинку, не все сразу укладывалось в нашем социалистичес-
ком сознании, настолько привыкли мы ездить в набитом битком троллейбусе,
жить в клетках высотой в два с половиной метра и постоянно стоять в оче-
редях.
- Николай, а цветы здесь продаются? - спросила Алена, когда мы сади-
лись в машину, чтобы ехать к ним в гости. Можно сказать, что и к нам в
гости, в наш с Ленкой дом.
- Навалом, - усмехнулся Николай. - Чего-чего, а цветов здесь, как
грязи. Кстати, Галуня просила мороженое купить, вот и заедем на маркет.
Маркет - рынок, торговое место, скопище магазинов, ресторанов, лавок,
лотков. В каждом райончике - свой маркет. На каком-то лучше покупать
обувь, где-то рубашки, но цветы есть везде. Самые красивые и круглый год
- розы, бордовые, красные, всех оттенков розовые или лимонно-желтые.
Алена выбрала одиннадцать роз, продавец попытался дать ей двенадца-
тую, здесь дарят четное число, как у нас на похоронах, в конце концов
Николай забрал ее себе, заметив, что пора и ему за три с половиной года
подарить супруге цветок, потом продавец подрезал стебли, украсил пушис-
той зеленью и завернул букет в блестящий целлофан.
- Какая прелесть, - цветы явно доставили радость Алене. - Нет, вы
посмотрите, какие розы. И сколько же их здесь, разве сравнишь с Москвой.
- Откуда им взяться в нашей холодной России, - заметил я.
- Ты знаешь, в Норвегии еще холоднее, а цветочные магазины на каждом
углу, - не согласился со мной Николай. - Вот мы и приехали и, что удиви-
тельно, никого не раздавили по дороге.
Из будки, стоящей около ограды, выглянул солдат в светло-зеленой,
цвета выгоревшей травы форме и отдал честь, смешно притопнув ногой.
Ворота отворил, радостно улыбаясь, блестя белыми зубами и белками
глаз, черноволосый парнишка в голубой рубашке и синих брюках.
- Гуд ивнинг, сааб, - поздоровался он с Николаем.
Николай величественно, как римский император, кивнул головой.
- Гуд ивнинг, сэр, - склонился передо мной в поклоне парнишка.
- Это наш сторож, уборщик, а иногда и повар, - сказал Николай. - Зо-
вут его Ганеш.
- Гуд ивнинг, - сказал я Ганешу и протянул ему руку.
В глазах Ганеша мелькнул страх и удивление. Не разгибаясь, он слегка
и очень почтительно пожал мне кончики пальцев.
- За руку с низшими по касте не здороваются, - негромко прокомменти-
ровал ситуацию Николай. - Запомни и крепко запомни, для него ты белый
человек, а он для тебя - черный. Будешь здороваться за руку, станешь для
него таким же черным и тогда в своем черном сознании он перестанет тебя
уважать, следовательно, слушаться.
Не стал я спорить с Николаем, но в душе остался при своем мнении -
никакой Ганеш не черный, такой же, как и мы. Прав я или нет, покажет мой
будущий собственный опыт, хотя вроде бы и сомневаться тут не в чем.
В открытом настежь гараже горела лампа без абажура, освещая два ряда
солдатских коек, кованые сундуки и прикнопленный к стене лист с изобра-
жением зелено-золотого, красно-желтого, черноглазого бога. Посты военной
полиции установлены в домах всех дипломатов, живущих в городе, а не в
посольствах или торгпредствах, после того, как террористы убили замести-
теля премьера, хотя целились в премьера. Снаружи солдатам поставили буд-
ки, а под казарму отдали гаражи.
Перед двухэтажным домом и за ним лужайки ухоженных газонов с упругой
травой в обрамлении стриженых под изгородь кустарников и низких де-
ревьев, усыпанных красными цветами.
На первом этаже просторная столовая с пятиметровыми потолками. Во всю
длину стол человек на двенадцать-пятнадцать под нежно-голубой расшитой
синими птицами и цветами скатертью и уставленный сияющими, словно нике-
лированными, приборами и блюдами белого с синим сервиза.
Через небольшой холл - офис, или кабинет. Обстановка сугубо деловая -
два стола красного дерева, на одном из них пишущие машинки с русским и
латинским алфавитами, шкафы и полки с папками для бумаг, но главная дос-
топримечательность - кресло, кожаное, с широкими подлокотниками, плавно
изогнутой высокой спинкой, на колесиках, подпружиненное.
- Сядь, примерь, - с понимающей усмешкой предложил Николай. - Не ро-
бей, это твое место.
Я погрузился в объятия крахмально скрипнувшего кожей седалища.
- Чувствуешь себя белым человеком? - оскалился Николай. - То-то же.
Рядом с офисом - переговорная, небольшая комната с мягкими диванами и
журнальным столиком. На втором этаже квартира, похожей на первый этаж
планировки с двумя спальнями, столовой, еще одной пустой комнатой и бал-
коном, выходящим на задний дворик.
Мы совершили целую экскурсию по дому, сопровождаемые Николаем, Галей
и Колей, и вернулись в столовую, в торце которой за шторами скрывался
эркер, выступ-фонарь, половина застекленного восьмигранника. На низком
столике - виски, джин, водка, вино, рюмки, фужеры, ведерко со льдом, бу-
тылочки с содовой, кока-колой, соками, баночки с пивом, металлические
чашечки с жареными, подсоленными орешками, картофельной соломкой с пер-
чиком, сигареты "Мальборо".
- Не боишься? - кивнул я головой в сторону бутылок, намекая на полго-
да как вышедший указ по борьбе с пьянством и алкоголизмом.
- Пусть боятся наши классовые враги, как говорил великий вождь миро-
вого пролетариата, - с кавказским акцентом ответил Николай. - А нам бо-
яться нечего, мы теперь пьем не , как раньше, на троих, а на двоих, что-
бы знать, кто донес.
Разумное желание остановить алкогольные реки ежедневных распитий, вы-
сушить винные озера банкетных застолий, снизить уровень пьяного океана,
в котором тонула страна, очень скоро превратили в очередную кампанию.
Вместо того чтобы жесткими административными мерами запретить пьянство
на работе, в служебное время, стали ретиво бороться с алкоголем вообще.
Они подумали, что мы брезгуем их угощением. Увольняли с работы, понижали
в должности, подняли цены, повырубали столетиями выращиваемые виноград-
ные лозы. Как всегда, никто не считал, где польза, где вред. "Как же я
попал в вытрезвитель?" - недоумевал герой анекдота. - "Я же честно отс-
тоял три часа в очереди, купил бутылку водки и выпил ее один, в темноте,
под одеялом, чтобы никто не заметил." - "Вот когда ты пошел за второй,"
- вразумили бедолагу, - "тут тебя голого на улице и взяли." До советских
колоний за рубежом волна гонений, судя по всему, еще не докатилась, хотя
алкоголь исключили из списка представительских продуктов.
- Знаешь, как называют очередь в винный магазин? - спросил я у Нико-
лая. - Петля Горбачева.
- Как же мы на родине жить-то будем, Галуня? - всерьез помрачнел Ни-
колай. - Было у советского человека единственное право врезать с устат-
ка, да и то отобрали.
- И правильно Михаил Сергеевич сделал, давно бы так, - убежденно ска-
зала Галя. - Хоть немного утихомирились, а то при прежнем торгпреде с
утра только до двенадцати дня работали, а потом все на ланчи с фирмами,
и пошел гудеж до глубокой ночи.
- В тропиках без дезинфекции не можно, - назидательно сказал Николай.
- Тебе, Галуня, как всегда, кампари с апельсиновым соком? Елене, как я
выяснил, джин с тоником? Ну, а мы по скотчу, виски со льдом?
- О,кей, сэр, - с удовольствием кивнул я.
- О,кей говорят, когда заканчивают беседу или хотят сменить тему раз-
говора, - заметил Николай. А мы только приблизились к вводной части.
- Ну, как там Москва, расскажите, - выжидающе спросила Галя. - Ой,
знали бы вы, как все надоело, как домой хочется, сил больше нет никаких.
Насчет того, что надоело, пожалуй, не встретишь за рубежом советской
семьи, которая на словах не рвалась бы обратно, но этому никогда не ве-
рится до конца, особенно, если толкуют об этом в Лондоне или на островах
Зеленого Мыса, где твердая валюта и круглый год курорт. Помню, в Алжире,
это, конечно, не Рио-де-Жанейро, я как приехал, попал на прощальный
ужин. Застолье, речи. И вот тот, которого провожали, попросил тишины и
обратился к другу с гитарой:
- Давай нашу, заветную.
- А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму... - запел
друг.
Песню подхватили, пели негромко, проникновенно с искренней слезой.
Когда закончили, я утешил отъезжающего, чего уж тут расстраиваться, че-
рез два дня встретит тебя мама в Шереметьево.
Он удивленно вскинул на меня глаза:
- Ничего, потерплю еще годика два-три в Париже. Нет, уж сначала Фран-
ция, а потом Россия.
Иной разговор - Азия или Африка. Марченки объяснили, что кислорода и
того здесь в атмосфере меньше на шесть процентов. Что воду из водопрово-
да надо кипятить, остужать, фильтровать и только после этого можно пить
или греть для чая. Что сырое мясо мыть раствором марганцовки или красным
дезинфицирующим мылом, промораживать в морозильнике, отваривать, а затем
можно и жарить. Что все овощи, особенно капусту и виноград, держать до
часа в мыльной воде, для чего лучше всего годится отечественное мыло
"Хозяюшка", разве вы не привезли, зря, ребята. Что витаминов в местных
фруктах-овощах нет, все выжигается солнцем, поэтому и бывают голодные
обмороки у детей советских специалистов, которые решили выжить здесь за
счет дешевых бананов. Что из-за высокой солнечной радиации загорать ка-
тегорически не рекомендуется, вот один тут все жарился на солнышке и по-
лучил загар и белокровие. Что жара длится с апреля по октябрь и доходит
до сорока пяти в тени, что в августе идут дожди , муссон их приносит,
вроде не так жарко, зато влажно и всякая нечисть вроде москитов, терми-
тов, змей и крыс выползает и вылетает. Что москитами разносится лихорад-
ка и малярия, а с водой и мороженым - амеба. Что чаще всего в семье аме-
бой болеет ребенок и мать, разве малышу объяснишь, что нельзя тащить в
рот, что попало. Что недавно была вспышка тифа в советской колонии, где
живут все вместе, хоть и отдельные квартиры, а все равно общежитие, и
поэтому в городе, самим по себе, жить лучше, если только с местными ла-
дишь. Что местные добрые и безобидные, но до того безалаберные, что ни-
чем их не проймешь, криком ничего не добьешься, а если они обидятся, то
могут ограбить или сжечь машину. Да и со своими надо осторожней, не до-
веряй никому, кого хорошо знаешь, не дружи, не заводи тесных знакомств,
никогда неизвестно, что таится в потемках чужой советской души.
Под высокими потолками медленными птицами кружились лопасти вентиля-
торов, вея прохладу, горящие свечи, подрагивая пламенем, играли ма-
ленькими радугами в хрустале рюмок и фужеров, розы в диковинной вазе
расправили венцы своих лепестков, разрезанные тропические плоды обнажили
свою странную на цвет и на вкус плоть, в углу помигивала эквалайзером
стереосистема, заполняя пространственный объем звуками блюза - картина
сказочной нереальности казалась неправдоподобной и зыбкой по сравнению с
жестокой действительностью, и, чтобы уравновесить эту дисгармонию, мы
последовали совету наших друзей, друзей? Конечно, друзей, хоть и клял я
Миколу последними словами в Москве за полугодовое ожидание, да мы неод-
нократно последовали совету друзей, что лучшее средство в тропиках - это
понемногу, но каждый день, несмотря на указ, Москва далеко, Москва не
понимает, что здесь это не прихоть, а необходимость. Пили за приезд, за
отъезд, за тех, кто в море, заграницей, за тех, кто дома.
Стало хорошо, вечер пролетел, как одно мгновение, и настала пора дви-
гаться. Галя навертела пакеты с едой и фруктами нам с Ленкой и пожелала
проводить нас, мы загрузились в машину, Ганеш, радостно улыбаясь, отво-
рил ворота, солдат топнул ногой и мы выкатили на тихую, полуосвещенную
улицу.
- Люблю этот город ночью, - сказал Николай. - Грязи не видно и нет
толпы, отдыхает душа и глаза. А что, Галуня, поехали на наше место?
- О-бя-за-тель-но, - откликнулась Галя с заднего сиденья, а Николай
вставил кассету в магнитофон и запел-застонал Высоцкий:
В синем небе, колокольнями проколотом,
Медный колокол, медный колокол
То ль возрадовался, то ли осерчал.
Купола в России кроют чистым золотом,
Чтобы чаще Господь замечал.
Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною,
Перед солоно да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.
Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла со сна.
Душу, сбитую, дотертую утратами,
Душу, сбитую перекатами,
Если до крови лоскут истончал,
Залатаю золотыми я заплатами,
Чтобы чаще Господь замечал,
Чтобы чаще Господь замечал...
На открывшемся просторе, где не видно скрытых в густой ночной тьме городских
зданий, высилась триумфальная арка, под которой похоронен неизвестный солдат и
горит вечный огонь. Мы вышли из неподалеку припаркованного автомобиля, и
ночное небо в крупных звездах раскинуло свой шатер над нашими головами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37