Только сегодня ясно и трезво
будет усвоено знанье полезное.
Только сегодня не стану спорить,
чтоб одержать верх в разговоре,
ни лесть похвалы, ни прямая обида
не тронут души и внешнего вида,
не искать виноватых, хватит страданий
и не читать никому назиданий.
Только сегодня не стану бездумно
сразу решать все, что в жизни задумано.
Только сегодня пусть понемногу,
толикой малой или по грамму,
но одолею в гору дорогу,
выполню, зная, свою программу,
и да минует меня, как немилость,
и нерешительность и торопливость.
Только сегодня выберу время
для медитации и созерцанья.
Только сегодня в уединенье
я отдохну в тишине мирозданья.
Только сегодня не надо бояться,
счастья касаться, любить, наслаждаться.
Только сегодня верую, как пилигрим -
любят меня, кто мною любим.
Только сегодня не меркнет свет.
Только сегодня живу славно.
Учись говорить "нет".
Учись плавать.
Я медленно, но верно линял от желтизны, снова становился белым и здоровым. В
такие моменты тело как бы вспоминает детство, когда энергия растущего
организма загоняла его на дерево, заставляла с криком носиться, прыгать,
скакать на одной ноге вертеться без устали. Я "выпил" сорок бутылок через
капельницу, и ее отключили, а вскоре и отпустили домой.
Из белой стерильности больницы я попал в мир ярких красок весны. Нас-
тал ее праздник.
С утра приехали Ричард с Ситой, и мы их не узнали, как не узнают друг
друга на карнавале. Он подошел ко мне и пальцем, обмакнутым в красную
краску, провел по моему лбу, голубым по одной щеке, желтым - по другой,
я выкрасил ему красным нос, и мы смеялись, показывая пальцами друг на
друга. Лена перемазалась с Ситой, а она с Леной, и я с Леной, и Лена со
мной, И я с Ситой, и Лена с Ричи, и мы превратились в яркие разноцветные
хохочущие чучела.
Весь город перепачкался легко смывающимися растительными красками,
любой мог подойти к любому - нищий к богатому, солдат к генералу, подчи-
ненный к начальнику и сделать из него шута горохового. Не зло, по-добро-
му. В мире не было чернокожих и белолицых, царила пестрядинная справед-
ливость, никто не рядился в этот день в дорогие наряды. Палили струями
из водяных пистолетов, обливали из ведер. Скромница-девица могла кос-
нуться краской того, кого тайно любила, а зять - разукрасить тещу.
Мир был мокр и счастлив.
Глава тридцать девятая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава тридцать девятая
На три года за здорово
Прилечу к святым коровам -
Днем изжарюсь я на солнце,
Ночью точно простужусь,
Растеряю витамины,
Стану злой, худой и длинный,
Но ведь я герой былинный
И амебы не боюсь.
На три года за здорово
Прилечу к святым коровам -
На приемах побываю
И по храмам я пройду,
Попаду на местный маркет,
На одну свою зарплату
Я жене, сестре и брату
По подарочку найду.
На три года за здорово
Прилечу к святым коровам -
Я три года здесь пробуду
Всем чертям в чалмах назло.
Только, что ни говорите,
Я уеду, извините,
Я хочу, чтобы кому-то
Точно также повезло!
"Я хочу, чтобы кому-то точно также повезло!" - подхватывал зал на концерте
самодеятельности песенку Виталия Вехова, переделку популярного тогда шлягера
"На недельку до второго я уеду в Комарово..."
Не на недельку, а насовсем уехали Веховы - Виталий, Любаша и Денис. И
больше не тянуло в демонстрационный зал, хотя сменившая их семья произ-
водила приятное впечатление. Такие неопытные, ничего не знают... Но ка-
кой смысл заводить отношения, если и нам через полгода вслед?
Продолжение пребывания заграницей обычно оформлялось как раз за пол-
года, для этого нужно направлять бумагу в Центр. При ее составлении учи-
тывались мнения и партайгеноссе - правильно ли понимал и проводил поли-
тику партии? И месткома - вел ли общественную работу? И "конторского" -
не запятнал ли высокую честь совраба и не попал ли под буржуинское влия-
ние, как Мальчиш Плохиш? И женсовета - как участвовала Лена Истомина в
жизни коллектива и как у Истоминых отношения в семье?
С партайгеноссе Костей Гриценко мы были в хороших отношениях - неожи-
данно для самого себя оказал ему услугу. Почему он избрал именно меня,
так и осталось неясным, но из песни слова не выкинешь.
- Слушай, Истомин, - по чисто партийной привычке Костя назвал меня по
фамилии. - Скоро важная дата, какая, не догадываешься?
Я напряг свою память - пусто.
- Что же ты? - добродушно пожурил Костя. - Семьдесят лет славному
Всесоюзному Ленинскому Коммунистическому Союзу Молодежи.
- Так когда это будет? И из комсомола я вышел в двадцать восемь лет,
как раз двадцать два года назад.
- Почему в партию так долго не вступал? - с прохладцей спросил Гри-
ценко. Он помнил назубок все анкетные данные своих прихожан.
- А ты попробуй вступи в Октябрьском районе, где одни научные инсти-
туты и другие интеллигентские заведения.
- Верно, - подтвердил Гриценко. - В Октябрьском квота была самая
жесткая. Ох, и мучились мы тогда с этими квотами - сколько рабочих? А
женщин? А нацменов? Ты в комсомольских выборных органах не работал?
- Нет.
- А я работал. И не один. И уж так получилось, что приехала делега-
ция, а в ней два моих дружка по комсомольской молодости, вот и возникла
идея отметить юбилей ВЛКСМ, пусть и заранее. Как репетиция.
- Чем могу? - понял свою роль я.
- Правильно ставишь вопрос. В совгородке не получится мне их принять,
сам понимаешь, секретарь пьянку устраивает на глазах у всех Сусликовых,
а в гостинице - делегация. У тебя можно? Выпить мы принесем.
Так я оказался соучастником встречи комсомольских соратников и воспо-
минаний о том, "как закалялась сталь". Они с сожалением поминали минув-
шие дни застоя, все эти почины, призывы, движения, вахты, субботники,
воскресники, учебы актива. Сначала с ноткой ностальгии, а как подпили,
всплыли и обиды, дело дошло чуть не до драки, потом распили мировую уже
из моих запасов и продолжили бы, если бы Лена по-женски не разогнала их.
При прощальных лобызаниях Костя твердо сказал, что при случае должок
вернет.
С председателем месткома Женей Гусаровым у всех были хорошие взаимо-
отношения, кроме его бывшего кунака Айвазяна. Я был заместителем Гусаро-
ва, регулярно составлял планы несуществующих мероприятий и отчеты об их
фиктивном выполнении, аккуратно писал протоколы несостоявшихся заседа-
ний.
Что касается нашего "конторского", то он был прекрасно осведомлен о
моих близких отношениях со Святославом. И Лена не испортила этой радуж-
ной картины - она никогда не влезала в интриги женсовета, добросовестно
выполняла поручения и, работая в библиотеке, снискала славу приветливой
женщины, которая всегда подскажет, о чем та или иная книжка.
Но главным было мнение торгпреда. После долгих колебаний я решился
напрямую его спросить, а получилось просить, о продлении.
Он, как всегда, когда надо было ответить на трудный вопрос, откинулся
в кресле. Неоднократно присутствующие в его кабинете вздрагивали - каза-
лось, что он врежется головой в стену. При этом с грохотом откидывал оч-
ки на стол.
- Ну, что ты от меня хочешь, Истомин? Прежде всего, я бы не ставил
вопрос как ты: хотел бы продлиться... Мало ли кто чего хочет? Надо было
по-иному: а как вы, Семен Иванович, отнесетесь к идее моего продления?
- А как вы, Семен Иванович, отнесетесь к идее моего продления?
- Совсем другое дело. Отвечаю - отрицательно. Объясняю почему. Это
была моя идея ввести должность журналиста-экономиста в штат
торгпредства. Выдаю тебе государственную тайну: я уже больше не
торгпред. Сам видишь, что творится. Перестройка. И не таких, как я, отп-
равляют на пенсию. А как к тебе новая метла отнесется, не знаю.
Дед юлил. О его уходе всем было давно известно, никакая это не госу-
дарственная тайна. Наоборот, он сам просил о продлении. Хотя бы на пол-
годика. Его уважили. А на заслуженный покой торгпреды уходят персо-
нальными пенсионерами союзного значения. Если чего не стрясется напосле-
док. Я видел перед собой не фронтового разведчика, которому разворотило
живот гранатой, не полуголодного студента академии внешторга, не гене-
рального директора внешнеторгового объединения, не работника ЦК и не
торгпреда, который решился отчислить средства своей сметы на Чернобыль,
а старика, который устал карабкаться и удерживаться на этой лестнице и
мечтает закончить свою жизнь на подмосковной даче в шесть соток.
Я всегда хорошо относился к деду и почти ненавидел его в этот момент.
Чего ты боишься сделать благо? Не тебе же объяснять, почему просят о
продлении. Тем более после закрытия "Березки". Кому нужен счет в сбер-
банке на спецдеревянные рубли вместо валюты?
Давай готовиться к отъезду, сказал я Лене.
- А как же мы хотели Юле и твоей маме... - начала она и умолкла.
Мы вспомнили первые дни приезда, как ей здесь ничего не нравилось и я
отвез ее в центр города побродить по магазинам.
Мы шли, разморенные непривычной ноябрьской жарой, когда к Ленке подо-
шел какой-то оборванец с плетеной корзинкой. Он протянул корзинку Алене,
она близоруко прищурилась и склонилась к ней, он скинул крышку, и Елена
увидела рядом свернувшуюся в клубок кобру.
Крик стоял на всю площадь. Испуганный хозяин кобры, решивший подзара-
ботать на иностранке, захлопнул плетеное сооружение с чудовищем и кинул-
ся наутек, а Аленин гнев излился лавой на меня.
- Куда ты меня привез?! Немедленно, слышишь, сейчас же уезжаю отсюда.
Что ты стоишь? Где здесь кассы, купи мне билет на поезд вот тут же, сию
минуту, ну?!
- Поезда через Гималаи не ходят.
- Ой, - опомнилась она. - А я самолетов боюсь. Что же делать?
Через два с половиной года я спросил Ленку:
- Поездом обратно поедешь?
- Ага, - хитро улыбнулась она. - Давай подождем, когда рельсы через
Гималаи проложат.
Ричард, узнав о наших невеселых планах, расстроился:
- Валери, сделаем совместное предприятие, - предложил он.
- Будете директором. А пока можно устроить совместное путешествие.
Я никогда не решился бы на эту поездку, а тут... все равно полгода
осталось, ну, выгонят из страны на полгода раньше, зато увидим то, что,
пожалуй, из совколонии мало кто видел.
Сад чудес.
Ехать надо было в эпицентр терроризма. Именно там каждый день убивали
двоих-троих. На улице. Днем. Подходили и стреляли. Или перерезали горло.
Так тише. Ричи утверждал, что все это басни журналистов, падких до сен-
саций. Ричи гарантировал, что ничего не случится, он - адвокат, но ехать
все-таки решили двумя машинами. В первой - Сита с братом, во второй - мы
с Ричи.
За полдня добрались до сонного тихого городка. Видно, жара доставала
и террористов. И вход в сад чудес не отличался от входа в обычный парк.
Это - не сад. Наши впечатления сильно зависят от положения точки зре-
ния, точки взгляда. Можно лечь на землю, и булыжник окажется пирамидой
Хеопса, можно зависнуть на вертолете над Руанским собором, и готика воз-
несенного ввысь храма опрокинется в щемящую бездну.
Это - сад. Но ходить приходилось между пологими лбами небольших хол-
мов, как по узким ходам сообщения на войне. На уровне глаз поднимался
вверх склон, на котором рядами стояли тысячи фигурок то ли африканских
воинов в пестром оперенье, то ли роботов космических пришельцев. Они
спускались шеренгами, появляясь из-за гребня холма, и было молчаливое
единство в этом войске, застывший марш из "Ленинградской симфонии" Шос-
таковича, за поворотом открывался новый склон со странными всадниками
или кентаврами, еще один, а затем вдруг мирный пейзаж с изящной дугой
мостика рядом с водопадом, низвергающимся со скалы, каждый уступ которой
был высечен так, чтобы вода сверкающими перепадами точно складывалась в
вибрирующий узор, как на полотнах Поллока, исхлестанных красками из пис-
толетов. И параллельно водопаду застывшие переплетения воздушных корней,
словно клубки длинных анаконд.
Я поднял голову и увидел бородача в чалме, по пояс торчащего из-за
холма. Он казался гигантским императором, двинувшим на нас тьму своего
войска, из-под красной чалмы горели ненавистью его черные - такие бывают
только у террористов - с наркотической поволокой глаза. Как, хоть и по-
гасшие, у того отравившегося на площади у храма. Я ощутил себя в тран-
шее, как солдат, у которого кончились патроны.
- Только ничего не говорите и не глядите им в глаза, - вспомнил я
твердое наставление Ричи.
Я прошел дальше, кожей ощущая горячий взгляд бородача, и возблагода-
рил бога за близорукость Алены.
Чудеса сада сотворил один человек, чиновник почтового или какого дру-
гого ведомства - неважно. Ушел на пенсию и начал копать свои траншеи,
лепить фигурки, строить мостики, высекать скалы для водопадов. И не по-
мешал ему худсовет и не остановил его секретарь парткома по идеологии,
не погасил его искру Божию. Тем страшнее обитающие в саду чудес терро-
ристы.
До столицы оставалось километров тридцать, мы возвращались с ощущени-
ем благополучного исхода нашей опасной затеи. Впереди, не торопясь, ру-
лил брат Ситы, она же пересела к нам. Мы видели, как девочка лет пятнад-
цати перебежала дорогу, но ее окликнули, она обернулась, опять двинулась
вперед и, передумав, резко побежала обратно. Скрип тормозов, сандалетка,
взлетевшая вверх от удара. Девочка скатилась на обочину, автомобиль бра-
та, вильнув, резко ускорил движение, а мы невольно остановились.
Было полное впечатление, что за каждым деревом, высаженным вдоль до-
роги, пряталось человек по десять - такая мгновенно нас окружила толпа.
Они стали кричать, что Ричи сбил девочку. Ричи что-то резонно возражал в
открытое с его стороны окно. Но пойди поймай того, кто уехал, а эти
здесь. Отдельные нестройные выкрики превратились в хор, кто-то двинул по
крыше рукой, удар гулко отозвался внутри. Всей пятерней они стали бить,
как в барабан, по капоту, по крыше, по переднему затемненному стеклу.
Ритм ударов яростно нарастал, перед моими глазами отскакивали и сплющи-
вались о стекло человеческие ладони, привыкшие возделывать поле, а сей-
час, словно ожившее войско из сада чудес, они жаждали добраться до моего
горла - неужели это последнее, что я увижу в своей жизни?
Ричи переключил рычаг и, резко набирая скорость, задним ходом, как
ногу из болота, вырвал машину из толпы. Кто-то пытался за нами бежать,
но мы были уже достаточно далеко, чтобы развернуться.
Отъехали с километр в гробовом молчании. Ричи остановился на обочине.
- Что делать будем? - спросил я у него.
- Думаю, лучше вернуться другой дорогой, но я не знаю, хватит ли бен-
зина. Кроме того, я боюсь, что брат Ситы поехал в полицию. Он очень
честный, и это будет ошибка, если он сделает это. Ему понадобится моя
помощь. Кажется, здесь недалеко есть заправка...
Мы стояли у бензоколонки, когда подкатил автобус. Местный, с оторван-
ными дверями и выбитыми стеклами. Десятки пар враждебных глаз уставились
на нас. Ричи стоял снаружи. К нему подошел кто-то из выскочивших пасса-
жиров. Что-то спросил Ричи.
Тот пожал плечами, жестом показал на капот авто. Подошедший внима-
тельно осмотрел капот, заглянул в машину.
- Да сними ты эту шапочку, - театрально-радушным голосом произнесла
Ленка, не глядя даже в мою сторону. - Она всем в глаза бросается.
- Думаешь, поможет? - спросил я, зевая.
Спектакль удался. Автобус уехал. Мы медленно двинулись от заправки.
- Что он у тебя спрашивал? - поинтересовался я у Ричи.
- Они захватили рейсовый автобус и организовали погоню.
Спросил, не мы ли сбили девочку. Я сказал, видишь, нет никаких сле-
дов.
- Что теперь?
- Посмотрим.
Ричи подъехал к месту происшествия.
Пусто. Никого. Словно опять все попрятались за деревья.
Через десяток километров у полицейского поста увидели машину брата
Ситы. Ричи свернул на обочину.
- Сита, отвези мистера Валери и миссис Хелен к себе домой, чтобы ро-
дители не беспокоились. А я тут все улажу.
Сита пересела за руль, и через полчаса мы были у нее дома. Ричи с
братом появились уже поздним вечером.
- В полиции сказали, правильно сделали, что уехали. Иначе могло слу-
читься, что угодно. Девочка уже в больнице, есть ушибы. Сначала плакала,
а когда мы дали ее родителям четыреста крошей, заулыбалась.
- А если бы насмерть?
- Обошлось бы дороже, в тысячу, в полторы.
Ричи еще долго извинялся перед нами, пока вез нас домой.
Не успели войти - телефонный звонок. Парторг Гриценко.
- Ты где шляешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37