Таппи просиял.
– И правда! Вот это мысль!
– Думаю, там найдутся холодные закуски.
– Конечно, найдутся, – сказал сразу повеселевший Таппи. – Например, пирог с телятиной и почками. Его сегодня подавали на ленч. Один из шедевров Анатоля. Знаешь, что меня в нем особенно подкупает, – благоговейно проговорил Таппи, – и чем я безмерно восхищаюсь? Хоть он и француз, он не привержен исключительно французской кухне, не то что все эти известные повара. Анатоль никогда не пренебрегает старой доброй простой английской пищей, такой, как, например, пирог с телятиной и почками, о котором я тебе говорил. Не пирог, а что-то сказочное. За ленчем мы съели только половину. Знаешь, Берти, этот пирог – как раз то, что надо.
– А от обеда ты отказываешься, как договорились?
– Нет вопросов.
– Отлично.
– Блестящая идея. По-моему, одна из лучших идей Дживса. Передай ему, когда с ним увидишься, что я чрезвычайно ему признателен.
Я выронил сигарету. Меня будто хлестнули по лицу мокрым кухонным полотенцем.
– Неужели тебе взбрело в голову, что этот план предложил Дживс?
– А как же иначе? Знаешь, Берти, не вешай мне лапшу на уши. Тебе до такого век не додуматься.
Я не стал ему отвечать. Только гордо выпрямился во весь рост, но, когда понял, что Таппи на меня не смотрит, плечи у меня снова поникли.
– Ладно, Глоссоп, – холодно проговорил я, – идем. Пора переодеваться к обеду.
ГЛАВА 9
Я шел к себе в комнату, а обидные слова придурка Таппи все еще отдавались болью у меня в сердце. И когда я снимал свитер и потом, облаченный в халат, шел по коридору в salle de bain , уязвленное самолюбие терзало меня с неослабевающей силой.
Сказать, что обида прошила меня навылет, значит ничего не сказать.
Я не жду аплодисментов. Низкопоклонство толпы гроша ломаного не стоит. И все равно, когда вы берете на себя труд создать превосходный план, чтобы помочь попавшему в беду другу, то крайне оскорбительно обнаружить, что этот придурок приписывает все заслуги вашему камердинеру, да еще такому, который всячески норовит не уложить в чемодан ваши белые клубные пиджаки с золотыми пуговицами.
Однако, поплескавшись в ванне, я вновь обрел душевное спокойствие. В те минуты, когда у вас на сердце тяжело, ничто так не успокаивает, как хорошая ванна, это я всегда знал. Не скажу, что я сейчас запел во весь голос, но, кажется, был к этому весьма близок.
Гнев и обида, вызванные наглым заявлением этого придурка Таппи Глоссопа, заметно поутихли.
К тому же гуттаперчевый утенок, видимо, забытый каким-то малышом и обнаруженный мною в мыльнице, немало способствовал тому, чтобы я вновь развеселился. Вот уже много лет мне по разным причинам не случалось играть в ванне гуттаперчевыми утятами, и теперь я понял, какое это увлекательное занятие. Для тех, кого оно заинтересует, сообщаю, что если вы с помощью губки погрузите утенка в воду, а потом отпустите, он тотчас вынырнет на поверхность, и, уверяю, ничто так не утешает измученную заботами душу. Десять минут такой забавы, и к Бертраму вернулась его прежняя жизнерадостность.
В спальне я застал Дживса, который готовил вечернюю выкладку. Он, как всегда, учтиво со мной поздоровался.
– Добрый вечер, сэр.
Я ему ответил столь же любезно:
– Добрый вечер, Дживс.
– Надеюсь, поездка была приятной, сэр.
– Благодарю вас, Дживс, весьма приятной. Дайте мне, пожалуйста, носок или, если вас не затруднит, сразу оба.
Я начал одеваться.
– Ну что, Дживс, – сказал я, надевая белье, – вот мы и снова в Бринкли-Корте, графство Вустершир.
– Да, сэр.
– Хорошенькая кутерьма заварилась в этой сельской глуши.
– Да, сэр.
– Таппи Глоссоп и кузина Анджела, кажется, не на шутку рассорились.
– Да, сэр. В людской сложившуюся ситуацию расценивают как весьма серьезную.
– И вы, конечно, считаете, что я не в состоянии уладить дело, а потому умываю руки?
– Да, сэр.
– А вот и ошибаетесь, Дживс. У меня все схвачено.
– Я удивлен, сэр.
– Знал, что вы удивитесь. Да, Дживс, пока ехал сюда, я все время напряженно думал, и вот результат налицо. Только что мы с мистером Глоссопом побеседовали. Считайте, дело в шляпе.
– Вот как, сэр? Могу ли я поинтересоваться…
– Дживс, вы знаете мою методу. Попытайтесь ее использовать. А вы сами, Дживс, – сказал я, надев рубашку и приступая к завязыванию галстука, – вы вообще^го всем этим обеспокоены?
– О да, сэр. Я очень привязан к мисс Анджеле и был бы чрезвычайно рад оказаться ей полезным.
– Весьма похвальные чувства, Дживс. Но, полагаю, так ничего и не придумали?
– Не совсем так, сэр. У меня родилась одна мысль.
– Интересно, какая же?
– Мне показалось, что можно достичь примирения между мистером Глоссопом и мисс Анджелой, если воззвать к инстинкту, который в минуту опасности заставляет джентльмена броситься на помощь…
Я был потрясен. Мне даже пришлось отвлечься от завязывания галстука и негодующе воздеть руки.
– Неужели вы предлагаете затасканную схему вроде «она тонет, а он ее спасает»? Неужели вы опустились до такой пошлости? Дживс, я крайне удивлен. Удивлен и огорчен. Когда я сюда приехал, мы с тетей Далией обсуждали создавшееся положение, и она презрительно сказала, что я наверняка придумал какую-нибудь ахинею, например, утопить Анджелу в озере, а потом столкнуть туда Таппи, чтобы он ее спас. Я недвусмысленно дал тетушке понять, что считаю подобное предположение оскорбительным для себя. А теперь, если я вас правильно понял, именно это вы и собираетесь предложить. Опомнитесь, Дживс!
– Нет, сэр. Не совсем так. Прогуливаясь по парку, я заметил строение, где висит пожарный колокол, и у меня мелькнула мысль, что если вдруг ночью раздастся сигнал тревоги, то мистер Глоссоп, вне всяких сомнений, приложит все усилия, чтобы помочь мисс Анджеле укрыться в безопасном месте.
Меня всего передернуло.
– Бредовая мысль, Дживс.
– Тем не менее, сэр…
– Бесполезно. Все это чепуха.
– Мне кажется, сэр…
– Нет, Дживс. Довольно. Хватит. Оставим эту тему.
Я молча завязал галстук. Меня обуревали чувства, которые невозможно выразить словами. Конечно, я знал, что в последнее время Дживс потерял былую хватку, но не подозревал, до чего он докатился. Вспоминая его прошлые выдающиеся находки, я содрогнулся от ужаса при виде его нынешней беспомощности. Или глупости? Я говорю об этой его крайне неприятной манере вбить себе в голову совершенный вздор и с ослиным упорством настаивать на своем. Впрочем, по-моему, случай весьма банальный. Человеческий интеллект подобен автомобилю, который годами мчится с предельной скоростью. И вдруг, представьте себе, что-то ломается в коробке передач, и автомобиль летит в кювет.
– Сложновато, Дживс, – сказал я мягко, делая вид, что не замечаю полной несостоятельности его плана. – Вы всегда этим грешите. Разве вы сами не видите, что план сложноват?
– Вероятно, предложенный мною вариант решения может быть подвергнут критике, но faute de mieux…
– Дживс, я вас не понимаю.
– Французское выражение, сэр, означает «за неимением лучшего».
Минуту назад я испытывал к бедняге, утратившему свой некогда блистательный интеллект, лишь глубокую жалость. Однако это его замечание уязвило гордость Вустеров, и я заговорил довольно резко:
– Дживс, мне отлично известно, что означает выражение faute de mieux. Я не зря недавно провел два месяца у наших галльских соседей. К тому же я со школьной скамьи помню это выражение. Меня повергло в недоумение совсем другое – почему вы его употребили, прекрасно зная, что это ваше идиотское faute de mieux, черт его побери, совершенно неуместно? Откуда вы его взяли? Разве я вас не заверил, что у меня все схвачено?
– Да, сэр, однако…
– Что значит «однако»?
– Но, сэр…
– Валяйте, Дживс. Я готов вас выслушать, более того, с нетерпением жду, что вы скажете.
– Видите ли, сэр, если бы я взял на себя смелость напомнить вам, что в прошлом ваши планы не всегда оказывались одинаково успешными…
Наступило напряженное молчание, во время которого я с подчеркнутой неторопливостью надел жилет, аккуратно поправил пряжку на спине и только тогда заговорил.
– Вы правы, Дживс, – холодно проговорил я, – в прошлом, возможно, я раз-другой попадал впросак. Однако я отношу эти провалы исключительно на счет невезения.
– В самом деле, сэр?
– Что касается данного случая, то здесь неудача исключается, и я вам объясню почему. Дело в том, что мой план основан на знании человеческой природы.
– В самом деле, сэр?
– Он элементарно прост. Никаких выкрутасов. И, более того, он учитывает психологию личности.
– В самом деле, сэр?
– Дживс, – сказал я, – ну что вы заладили это ваше: «В самом деле, сэр?» Не сомневаюсь, что вы не намерены выразить ничего, кроме заинтересованности, однако ваша привычка проглатывать первое слово и делать ударение на втором приводит к тому, что мне каждый раз слышится: «Обалдели, сэр?» Возьмите это на заметку, Дживс.
– Хорошо, сэр.
– Итак, повторяю, у меня все схвачено. Хотите знать, какие шаги я предпринял?
– Я весь внимание, сэр.
– Тогда слушайте. Я посоветовал Таппи отказаться сегодня вечером от обеда.
– Сэр?
– Полно, Дживс! Вы прекрасно понимаете, о чем речь, хотя вам самому никогда бы до этого не додуматься. Вы ведь помните мою телеграмму Гасси Финк-Ноттлу, где я предписывал ему отказаться от сосисок и ветчины? Здесь то же самое. Отодвигать блюда, не попробовав ни кусочка, – во всем мире это считается верным признаком того, что человек умирает от любви. Действует безотказно. Теперь вам понятно?
– Видите ли, сэр…
Я нахмурился.
– Дживс, пусть вам не покажется, будто я постоянно подвергаю критике вашу манеру выражать свои мысли, – сказал я, – однако должен довести до вашего сведения, что выражение «Видите ли, сэр…» со всех точек зрения почти столь же неприятно, как и «В самом деле, сэр?». Оно тоже изрядно отдает скепсисом. В нем сквозит неверие в мою проницательность. Услышишь раз-другой это ваше «Видите ли, сэр…», и складывается впечатление, будто все, что я говорю, с вашей точки зрения, не более чем бред сумасшедшего, и если бы не старый добрый феодальный дух, который вас сдерживает, вы, наверное, вместо «Видите ли, сэр…» говорили бы «А идите-ка вы, сэр…».
– О нет, сэр.
– Но звучит именно так. Почему вы считаете, что мой план провалится?
– Боюсь, мисс Анджела сочтет, что мистер Глоссоп воздерживается от пищи по причине расстройства пищеварения, сэр.
Признаться, я упустил из виду подобную возможность и в первый момент дрогнул. Однако мне удалось быстро овладеть собой. Я понял, откуда ветер дует. Уязвленный сознанием собственной беспомощности, Дживс попросту пытается сорвать мой блестящий план. Я решил сразу же сбить с него спесь.
– Да? Вы полагаете? – сказал я. – Ладно, оставим эту тему, я хочу обратить ваше внимание, что вы мне подали совсем не тот пиджак. Будьте столь добры, Дживс, – продолжал я, указывая на вечерний пиджак, – или смокинг, как мы его называли на Лазурном берегу, – висящий на вешалке на ручке гардероба, – засуньте это черное страшилище в чулан и принесите мой белый клубный пиджак с золотыми пуговицами.
Дживс многозначительно на меня посмотрел. В том смысле, что его взгляд был полон уважения, и все же глаза у него дерзко блеснули, а по лицу скользнула затаенная улыбка. В то же время он негромко кашлянул.
– Весьма сожалею, сэр, но я ненароком забыл упаковать упомянутый вами предмет одежды.
Мысленным взором я увидел бумажный пакет, лежащий в холле, и лукаво ему подмигнул. Кажется, я даже промурлыкал себе под нос такт-другой. Впрочем, не уверен.
– Знаю, что забыли, Дживс, – сказал я и усмехнулся, устало опуская веки и стряхивая пылинку с безукоризненных манжет брабантского кружева. – Зато я не забыл. Бумажный пакет с пиджаком лежит на стуле в холле.
Известие о том, что его коварные уловки не удались и что упомянутый предмет числится в списочном составе, должно быть, потрясло Дживса, но в его тонко очерченном лице не дрогнул ни один мускул. Признаться, игра чувств редко отражается у Дживса на лице. Попадая в неловкое положение, он, как я уже говорил Таппи, надевает на себя маску и становится похож на чучело американского лося, такой же безразличный и напыщенный.
– Не могли бы вы спуститься в холл и принести пакет?
– Очень хорошо, сэр.
– Вперед, Дживс!
И вот я уже не спеша направляюсь в гостиную, с удовольствием ощущая, как любимый белый пиджак уютно облегает мне плечи.
В гостиной я застал тетю Далию, она бросила в мою сторону внимательный взгляд.
– Привет, чучело, – сказала она. – На кого ты похож? Ну и вырядился!
Я не понял, на что она намекает.
– Это вы про пиджак? – с удивлением осведомился я.
– Ну да. Точь-в-точь хорист из провинциального мюзик-холла.
– Вам не нравится пиджак?
– Конечно, нет.
– Но в Каннах нравился.
– Здесь не Канны.
– Но, черт подери…
– Да нет, пожалуйста. Если хочешь насмешить моего дворецкого, о чем речь. Впрочем, все это не имеет значения. Теперь ничто уже не имеет значения.
«Смерть, где твое спасительное жало! » – вот что мне послышалось в тоне, каким были сказаны эти слова. Тетушкино настроение неприятно меня поразило. Не часто мне удается так классно обставить Дживса, я торжествовал победу, и мне хотелось видеть вокруг веселые, улыбающиеся лица.
– Тетя Далия, держите хвост пистолетом! – жизнерадостно вскричал я.
– К черту хвост вместе с пистолетом, – мрачно сказала она. – Я только что говорила с Томом.
– И все ему рассказали?
– Нет, это он мне рассказывал. У меня пока язык не повернулся.
– Возмущался подоходными налогами?
– Не то слово. Говорит, что цивилизация катится в пропасть, и все мыслящие люди уже могут прочесть начертанные на стене письмена.
– На какой стене?
– Вспомни Ветхий Завет, осел. Валтасаров пир .
– Ах да, конечно. Меня всегда интересовало, как они проделали такую штуку? Наверное, с помощью системы зеркал.
– Вот бы мне такую систему. Чтобы Том сам как-нибудь догадался о моем проигрыше.
У меня были в запасе слова утешения для тетушки Далии. После нашей с ней последней беседы я все время ломал себе голову и наконец понял, как ей выкрутиться. Ее ошибка, на мой взгляд, состояла в том, что она хочет все рассказать дядюшке Тому. А по-моему, ей следует спокойно хранить молчание.
– Не понимаю, зачем вам нужно заводить разговор о вашем проигрыше в баккара.
– А что ты предлагаешь? Пусть «Будуар знатной дамы» катится в пропасть вместе со всей цивилизацией? Этим и кончится, если на следующей неделе не получу от Тома чек. В типографии и так уже несколько месяцев мною недовольны.
– Послушайте, тетя Далия, вы меня не поняли. Дядюшка Том, ясное дело, оплачивает счета вашего «Будуара». Если этот ваш журнальчик два года не может стать на ноги, дядюшка за это время, должно быть, уже привык выкладывать денежки. Вот и попросите у него денег для типографии.
– Просила. Как раз перед отъездом в Канны.
– И он отказал?
– Ну что ты. Нет, конечно. Был щедр, как истинный джентльмен. Именно эти деньги я и спустила в казино.
– Да ну? Я не знал.
– Много ли ты вообще знаешь.
Из любви к тетушке я пропустил эту колкость мимо ушей.
– Уф! – сказал я.
– Что ты сказал?
– Я сказал: «Уф!»
– Еще раз скажешь, и я тебя отшлепаю. Нечего тут пыхтеть. У меня и без того забот хватает.
– В самом деле.
– Право говорить «уф» оставляю за собой. То же относится и к цоканью языком, учти это.
– Непременно.
– То-то же.
Я задумался. Тревога сжала сердце. Оно, если вы помните, сегодня один раз уже обливалось кровью от сострадания к тетушке. И сейчас снова принялось обливаться. Я знал, как глубоко тетя Далия привязана к своему журналу. Ужасно сознавать, что он идет ко дну, как будто любимое дитя у тебя на глазах в третий раз тонет в озере или, например, в пруду.
Само собой, дядя Том гроша ломаного не даст, если его как следует не подготовить, пусть хоть сто журналов пойдут ко дну.
И тут я понял, что надо делать. Тетушка должна стать в строй наравне с другими моими клиентами. Таппи Глоссоп отказывается от обеда, чтобы тронуть сердце Анджелы. Гасси Финк-Ноттл отказывается от обеда, чтобы произвести впечатление на дуреху Бассет. Тетя Далия должна отказаться от обеда, чтобы умилостивить дядю Тома. Вся прелесть этого метода в том, что число моих подопечных не ограничено. Хоть десять, хоть двадцать, чем больше, тем веселее, и каждому гарантируется успех.
– Придумал! – сказал я. – У вас есть только один выход. На диету надо сесть и поменьше мяса есть.
Тетя Далия вперила в меня жалобный взгляд. Не уверен, но, по-моему, в ее глазах стояли невыплаканные слезы. Однако могу засвидетельствовать со всей определенностью, что она умоляюще заломила руки.
– Берти, не довольно ли нести чушь? Хоть сегодня ты можешь угомониться? Доставь своей тетке такое удовольствие.
– Но я несу совсем не чушь.
– Если подходить с твоими высокими мерками, может, и не чушь, но…
До меня наконец дошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24