Сперва казалось, что ничего не изменилось, и он терялся в догадках, из-за чего этот шум – а затем увидел, как верх стены слегка заколыхался, словно он смотрел на него сквозь жаркое марево. А затем этот верх упал. От изумления у Эйджера отвисла челюсть.
– Вот оно! – крикнул Линан. – Убрать баррикаду!
Хаксусские саперы воспользовались веревками и блоками, оттаскивая тянущийся примерно на сто шагов участок ограды из кольев. Линан пришпорил лошадь, гоня ее в бой через этот проем, и воины гвардии Красноруких и клана Океана хлынули за ним. Поле между четтским лагерем и Даависом заполнилось атакующей кавалерией, ее всадники выкрикивали боевые кличи, а впереди всех мчался ужасный Белый Волк.
Бросившиеся к провалу в стене рабочие, горожане и солдаты застыли на месте, увидев несущуюся на них лавину, а затем с паническими криками разбежались в разные стороны, пытаясь найти хоть какое-то убежище. Небольшое число солдат попыталось образовать строй, но по мере приближения четтской кавалерии смелость покинула их, и они тоже разбежались в поисках укрытия.
Когда кавалерия добралась до рухнувшей стены, атака, несмотря на всю ее мощь и стремительность, запнулась – лошади стали пробираться среди обломков и изувеченных тел. Хьюмские лучники на еще устоявших участках стены подстрелили несколько всадников. Линан спешился и побежал к ближайшей лестнице; часть Красноруких последовала за ним и принялась вместе с принцем очищать стену от врагов. Один лучник сумел пронзить стрелой ногу Линану, но это ничуть не замедлило его бег. Пришедший в ужас лучник бросился вниз со стены раньше, чем до него мог добраться Линан. За несколько кратких мгновений весь участок северной стены к востоку от бреши до следующей сторожевой башни был очищен от врага.
Тем временем воины клана Океана пробрались через обломки и быстро разбились на эскадроны; Эйджер направил каждый эскадрон на отдельный проспект или улицу с приказом очистить их от солдат, кинувшихся затыкать собой брешь, образовавшуюся при падении стены. Еще одна группа Красноруких штурмовала то, что осталось от главных ворот, с легкостью тесня все еще не отошедших от потрясения стражников.
К этому времени Коригана подтянула остальные знамена; когда Краснорукие очистили сторожевые башни, им приказали оставить лошадей и подняться на стены, предотвращая любую контратаку. Следом за Кориганой подошли и хаксусские саперы под командованием капитана Вейлонга, которые сразу же принялись очищать брешь от обломков.
Когда Краснорукие зачистили последнюю сторожевую башню на северной стене, Линан повел их к западной и столкнулся с защитниками, все еще пытающимися отбить четвертый штурм Эйнона, не зная, что в город прорвались с севера. Ударившиеся в панику солдаты, спеша спастись от безумного белого принца, настолько наводнили верхнюю площадку стены, что из-за возникшей давки их товарищи не могли даже защищаться от четтов, взбирающихся на стену по лестницам и веревкам.
Последующие несколько мгновений стали самыми кровавыми за все время осады. Впереди всех сражался Линан, разя противника взятым у павшего Краснорукого гладиусом, закалывая всякого, оказавшегося перед ним, и сметая врагов со стен. Наверху пролилось столько крови, что стена сделалась скользкой. Запах крови опьянил Линана. Он не хотел прекращать эту резню. Следом за ним двигался клин вопящих и рычащих Красноруких, отчаянно стремящихся, чтобы Линан не оказался отрезан от них.
Последним ударом для защитников стало появление Эйнона, исполненного ярости, не уступающей ярости Линана. Вторично поднявшись на стену, подпитывая свой гнев смертями четтов, он обрушился на солдат Даависа, словно горный обвал. Вдвоем предводители проложили широкую просеку к сторожевой башне на западной стене, очистили ее от врагов и устремились на следующий участок, гоня перед собой противника. Через стену перелезало все больше и больше воинов Эйнона, устремляясь по каменным лестницам вниз, убивая всех, кто вставал у них на пути.
Наступил момент, когда Линану стало некого убивать. Он стоял на стене посреди своего войска и рассматривал город. Солнце уже зашло, и Даавис погрузился в зловещий сумрак, наполненный дымом и криками умирающих. Он видел войска, двигающиеся на юг от северной стены и на восток от западной, гоня всех перед собой. Дома, лавки и склады охватил пожар. Тела завалили собой ливневые водостоки и дверные проемы. В центре города он увидел дворец и задался вопросом, о чем сейчас думает королева Чариона. Знала ли она уже, что ее город пал?
Когда она выбралась из мрака беспамятства, в сознании еще мелькали обрывки снов. Она на какой-то миг вспомнила своих безобразных мучителей с голосами тех, кого она любила: отец бранил ее, первый заведенный ею любовник обвинял ее в предательстве, Гален обзывал ее шлюхой, Фарбен отказывался выполнять ее приказания. И все перекрывал голос, которого она прежде не слышала, мужской и женский одновременно, доносящийся издалека и говорящий о крови.
Затем все исчезло, послышались новые звуки, не менее ужасающие, но имеющие более непосредственное, драматическое значение.
Она распахнула глаза и увидела лицо Фарбена, смотревшего на нее с большой озабоченностью.
– Ваше величество? Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, – хотела сказать она, но слово получилось каким-то смазанным.
Она попыталась подняться, но грудь ей разорвала боль, а дыхание со свистом вырвалось из горла.
– Не двигайтесь, – взмолился Фарбен. – Вы ранены.
– Что случилось?
– Вы упали, защищая западную стену.
– Давно?
– Вчера. – Он выглянул в единственное окно.
– Я этого не помню…
– Вы были без сознания, ваше величество. Вам повезло, что вы остались в живых. Мы с Галеном принесли вас сюда…
– Гален! Где он?
– Занял ваше место на стене. Он хороший солдат.
– Да, – туманно согласилась Чариона. Веки ее затрепетали.
– Вам следует еще поспать, – мягко сказал Фарбен.
Это звучало соблазнительно. Но ведь что-то же ее разбудило. Что-то не так… А затем она снова услышала звуки.
– Что происходит?
– Четты снова идут на штурм. Гален отразит их.
– Нет. Этот шум ближе…
– Гален отразит их, – повторил Фарбен.
Она снова попыталась сесть на постели, но боль опять оказалась сильнее ее.
– Что со мной?
– У вас сломано несколько ребер. И синяк от плеча до бедра.
Чариона поймала его взгляд и с неожиданной строгостью осведомилась:
– А ты откуда знаешь?
Фарбен покраснел.
– Когда мы вас нашли, то не знали, есть ли у вас какие-то колотые или резаные раны. Было столько крови…
– МЫ? – не отставала она.
Фарбен вздохнул. Ему не верилось, что он втянут в подобный разговор. Ну почему Чариона всегда находила способ заставить его почувствовать себя дураком?
– Гален и я, – нетерпеливо отрезал он. А затем сказал нечто, удивившее его еще больше, чем Чариону: – И не притворяйтесь, будто он не видел всего этого раньше.
Она изумленно моргнула. А он сделался белым, как простыня.
– Что ты сказал? – спросила она, больше потрясенная, чем рассерженная.
– Я… я…
Его спасли новые крики за стенами.
– Что происходит, Фарбен? – потребовала ответа Чариона. – И на этот раз не отделывайся от меня общими фразами.
– Наверняка мне известно лишь, что идет четвертый штурм западной стены.
– Четвертый штурм?
– Третий произошел сегодня утром. Без успеха. А четвертый начался не так давно.
– Помоги мне подняться, – приказала она.
– Вы должны отдохнуть, ваше величество. Ваше состояние не позволяет…
– ПОМОГИ МНЕ ПОДНЯТЬСЯ!
При таком тоне возражать было невозможно. Он покачал головой, но просунул руку ей под поясницу и помог занять сидячее положение. Она попыталась опустить руки и опереться о постель, но обнаружила, что правая рука у нее на перевязи.
– Какой в этом прок? – воскликнула она.
– Это для вашей защиты. Врачи опасаются, что если вы будете слишком много двигать этой рукой, то конец одного из сломанных ребер может проткнуть легкое.
– О!..
С помощью Фарбена она уселась на постели, после чего с некоторым усилием и несильной болью смогла свесить ноги.
– Отлично. А теперь я хочу, чтобы ты помог мне встать.
– Нет, – отказался Фарбен. – Вы тяжело ранены…
– Несколько сломанных ребер не тянут на серьезное ранение.
– Врачи дали мне совершенно недвусмысленные указания…
– А теперь я отдаю тебе совершенно недвусмысленный приказ.
И снова тон, которому нельзя не подчиниться, и уж меньше всех – Фарбену. Он положил ее руку к себе на плечо и выпрямившись, поднял ее вместе с собой. Мгновенье они оставались в такой позе, словно сросшиеся близнецы, пока Чариона не сняла руку с его плеча и не встала сама.
– Вот так-то лучше, – заключила она, но не смогла помешать боли закрасться в ее голос.
– Слава богу, вы на ногах, – раздался новый голос, измученный и донельзя уставший. – Нам нельзя терять времени.
– Гален?
Кендриец остановился перед ней и увидел, насколько она бледна.
– Сожалею, но нам надо убираться.
– Убираться? О чем ты говоришь? – Чариона посмотрела на Фарбена, который мог лишь пожать плечами.
Гален медленно провел языком по губам.
– Даавис потерян.
– Нет.
– Северная стена взята. Они подвели под нее мину.
– Но им потребовались бы недели на подкоп до северной стены…
– Только если мы обнаружили все прежние ходы, – перебил Фарбен. – Вспомните, ваше величество, с ними ведь и хаксусские саперы.
Чариона покачнулась, и Фарбен с Галеном дружно потянулись поддержать ее.
– И западная стена взята, – продолжал Гален. – Я сам едва сумел спастись. Линан словно демон. Никто не в силах устоять перед ним.
Чариона стряхнула их руки.
– Тогда я останусь и буду сражаться за свой город!
– Вы погибнете за свой город, – указал Гален.
– Да будет так, – просто ответила Чариона, а затем обратилась к Фарбену. – Подай мне мой меч.
– Если вы так сильно желаете погибнуть, то почему бы не сделать это позже, отбивая Даавис? – спросил Гален.
– Софистика, – отмахнулась она от его слов. А затем снова обратилсь к Фарбену: – Ты что, не слышал меня? Я сказала, подай мне меч!
– Нет, ваше величество, – твердо отказался Фарбен. И повернулся к Галену. – Вы заберете ее с собой?
Гален кивнул.
– Мы на полном скаку прорвемся через пролом северных ворот, а потом направимся на восток.
– Четты догонят нас, – возразила Чариона, строго глядя на Фарбена.
– Четты слишком заняты разграблением Даависа, – уведомил ее Гален.
И тут Гален увидел то, чему никак не ожидал стать свидетелем. На глаза Чарионы навернулись слезы.
– Они грабят мой город?
Гален кивнул и осмелился снова взять ее за руку.
– Вы сейчас же отправляетесь со мной.
Прежде, чем она смогла ответить, Фарбен взял ее за другую руку, не обращая внимания на перевязь и ее вскрики, и вдвоем они помогли ей выбраться из дворца. Рыцари уже сидели в седлах, их лошади нервничали из-за беспокойства своих всадников и висящего в воздухе дыма. Появился Магмед с двумя лошадьми, и Гален с Фарбеном помогли Чарионе сесть на одну из них.
– Я не одета для верховой езды, – слабо возразила она.
– Оденетесь, – уведомил ее Гален. И посмотрел на Фарбена. – Ты можешь поехать со мной, если желаешь.
– Нет. Вам надо скакать быстро. Я буду только сковывать вас.
– Фарбен, ты не можешь остаться здесь, – сказала Чариона.
– Ну конечно же, могу, ваше величество. Кто-то ведь должен позаботиться, чтобы дворец не пострадал.
Гален поднялся в седло.
– Мы вернемся с армией.
– Знаю, – кивнул Фарбен. – Приглядите за моей королевой.
– Обещаю.
Чариона наклонилась и провела ладонью по щеке Фарбена.
– Я сожалею.
Фарбен быстро поцеловал ее ладонь.
– Буду с нетерпением ждать вашего возвращения. Я встречу вас здесь, на этом самом месте, и вы можете кричать на меня сколько угодно.
Чариона рассмеялась сквозь слезы.
– А теперь – езжайте, – велел Фарбен.
Гален и Магмед расположились по бокам от Чарионы, и отряд выехал со двора. Фарбен посмотрел им вслед, тяжело вздохнул и вернулся во дворец.
ГЛАВА 14
Почтительно люди называли ее Замковой Башней, потому что она была высокой, словно башня какого-нибудь замка, и казалась построенной столь же добротно. А Томлин, унаследовавший должность от отца и занимавшийся этим делом всю свою рабочую жизнь, называл ее просто Голубятней, поскольку именно ею эта башня и являлась. Расположенная на территории дворца в Кендре, но сооруженная как отдельное строение, она предоставляла Томлину самый величественный, ничем не загороженный обзор города. В этот день солнце стояло высоко в небе и ярко сияло, а свежий ветер с юга поддерживал в воздухе идеальную прохладу. Кто угодно, кроме Томлина, сказал бы также, что этот ветер уносил прочь и самые неприятные запахи с Голубятни, но он давно уже не замечал этих запахов. Их источник – устилавшие все уровни голубятни белые лепешки птичьего помета – составлял изрядную часть его дохода. Городским огородникам это добро очень даже нравилось, а Томлин был весьма рад наскрести его, расфасовать по небольшим матерчатым мешочкам и продать всем желающим.
Но настоящей любовью Томлина были сами голуби. Он знал их по именам и мог перечислить родословную каждого – поколение за поколением. Его отец позаботился, чтобы он научился писать и мог вести записи на случай, если память подведет его – и он скрупулезно вел их.
Он закончил отсыпать корм на день и проверял наличие воды в каждой клетке, когда на четвертом уровне возник сильный шум.
– Проклятый Одноногий! – выругался он, выхватил длинный нож и бегом сбежал на два пролета. Но страшного одноногого ворона, регулярно пытавшегося схватить его голубей, нигде не обнаруживалось. Однажды Томлин чуть не поймал эту проклятую черную птицу, почему у нее теперь и осталась только одна нога, но эта скотина выказывала изрядное хитроумие и, казалось, получала немалое удовольствие, мучая его. Сперва он подумал, что ворон дразнит его, возможно, отвлекая от одного из других уровней, но затем снова услышал тот же шум в нескольких клетках у северной стены.
Это удивило его. Он мог бы поклясться, что еще утром они пустовали. По-прежнему держа в руке нож, он открыл маленькую деревянную задвижку на ближайшей клетке и увидел, что один из его голубей и вправду вернулся.
– Белокрыл!
Он удивился, увидев, что к ноге голубя не было привязано послания. Открыв еще клетку, он обнаружил там Шеврона, тоже без послания. Томлин заглянул еще в две клетки, и те оказались занятыми.
– Все из Даависа! – вслух сказал он самому себе, до крайности озадаченный.
Спрятав нож в ножны, он поднялся на шестой уровень забрать мешок с кормом и фляжку с водой, а затем вернулся на четвертый – позаботиться о вернувшихся птицах. Привычная работа помогла ему привести мысли в порядок и постепенно разгадать эту тайну. Ответ, однако, нисколько его не утешил – он понял, что это означало для королевства Гренда-Лир.
Поул бодрствовал большую часть ночи, сочиняя короткий абзац, который, как он надеялся, подойдет для Книги Дней. Тем утром, сразу после молитв в Королевской Часовне, он направился с написанной бумажкой в библиотеку и самым лучшим своим почерком переписал данный абзац в книгу.
– Мы всегда должны стараться найти Бога в себе, – негромко прочел он, закончив. – Не заполнять себя ничем, кроме собственной жизни, значит не оправдать Его ожиданий и не достигнуть всего, чего мы можем достичь. Иметь Бога в себе – значит быть совершенным.
Он закрыл бутылочку чернил, положил ее и перо обратно в карман. Бумажку же поднес к свече, отпустив, только когда пламя обожгло кончики пальцев. Черный дым струйкой поднялся к потолку библиотеки, и Поул смотрел на него, пока тот полностью не рассеялся.
«Вот и я тоже, – подумал он, – стараюсь дотянуться до Бога, но вместо этого исчезаю в воздухе. Как можно дотянуться до Бога, не зная его имени?»
Примас снова прочел свой первый вклад в Книгу Дней и понял, что тот читался скорее как начало проповеди, чем нечто завершенное. Он провалил и это испытание, и его смущала мысль о том, что подчиненные ему священники прочтут написанное им и удивятся. Некоторые не поймут послания и подумают, что сами виноваты в этом, так как им не достает ума или святости. И все же Поул знал, что виноват он сам. Его грех множился, пятная и невиновных, находящихся под его крылом.
В библиотеку с охапкой бумаг вошел отец Роун.
– Уже почти пора на заседание совета, ваша милость. Я взял на себя смелость принести ваши документы.
Он протянул примасу половину принесенного груза.
– Спасибо, отец, – беря их, поблагодарил Поул. – Вы изучили повестку совещания?
– Да, ваша милость. Самый важный вопрос касается набора новой армии. Он первый в списке.
– Да, – неопределенно произнес Поул. Он хотел сказать, что глубоко обдумал этот вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Вот оно! – крикнул Линан. – Убрать баррикаду!
Хаксусские саперы воспользовались веревками и блоками, оттаскивая тянущийся примерно на сто шагов участок ограды из кольев. Линан пришпорил лошадь, гоня ее в бой через этот проем, и воины гвардии Красноруких и клана Океана хлынули за ним. Поле между четтским лагерем и Даависом заполнилось атакующей кавалерией, ее всадники выкрикивали боевые кличи, а впереди всех мчался ужасный Белый Волк.
Бросившиеся к провалу в стене рабочие, горожане и солдаты застыли на месте, увидев несущуюся на них лавину, а затем с паническими криками разбежались в разные стороны, пытаясь найти хоть какое-то убежище. Небольшое число солдат попыталось образовать строй, но по мере приближения четтской кавалерии смелость покинула их, и они тоже разбежались в поисках укрытия.
Когда кавалерия добралась до рухнувшей стены, атака, несмотря на всю ее мощь и стремительность, запнулась – лошади стали пробираться среди обломков и изувеченных тел. Хьюмские лучники на еще устоявших участках стены подстрелили несколько всадников. Линан спешился и побежал к ближайшей лестнице; часть Красноруких последовала за ним и принялась вместе с принцем очищать стену от врагов. Один лучник сумел пронзить стрелой ногу Линану, но это ничуть не замедлило его бег. Пришедший в ужас лучник бросился вниз со стены раньше, чем до него мог добраться Линан. За несколько кратких мгновений весь участок северной стены к востоку от бреши до следующей сторожевой башни был очищен от врага.
Тем временем воины клана Океана пробрались через обломки и быстро разбились на эскадроны; Эйджер направил каждый эскадрон на отдельный проспект или улицу с приказом очистить их от солдат, кинувшихся затыкать собой брешь, образовавшуюся при падении стены. Еще одна группа Красноруких штурмовала то, что осталось от главных ворот, с легкостью тесня все еще не отошедших от потрясения стражников.
К этому времени Коригана подтянула остальные знамена; когда Краснорукие очистили сторожевые башни, им приказали оставить лошадей и подняться на стены, предотвращая любую контратаку. Следом за Кориганой подошли и хаксусские саперы под командованием капитана Вейлонга, которые сразу же принялись очищать брешь от обломков.
Когда Краснорукие зачистили последнюю сторожевую башню на северной стене, Линан повел их к западной и столкнулся с защитниками, все еще пытающимися отбить четвертый штурм Эйнона, не зная, что в город прорвались с севера. Ударившиеся в панику солдаты, спеша спастись от безумного белого принца, настолько наводнили верхнюю площадку стены, что из-за возникшей давки их товарищи не могли даже защищаться от четтов, взбирающихся на стену по лестницам и веревкам.
Последующие несколько мгновений стали самыми кровавыми за все время осады. Впереди всех сражался Линан, разя противника взятым у павшего Краснорукого гладиусом, закалывая всякого, оказавшегося перед ним, и сметая врагов со стен. Наверху пролилось столько крови, что стена сделалась скользкой. Запах крови опьянил Линана. Он не хотел прекращать эту резню. Следом за ним двигался клин вопящих и рычащих Красноруких, отчаянно стремящихся, чтобы Линан не оказался отрезан от них.
Последним ударом для защитников стало появление Эйнона, исполненного ярости, не уступающей ярости Линана. Вторично поднявшись на стену, подпитывая свой гнев смертями четтов, он обрушился на солдат Даависа, словно горный обвал. Вдвоем предводители проложили широкую просеку к сторожевой башне на западной стене, очистили ее от врагов и устремились на следующий участок, гоня перед собой противника. Через стену перелезало все больше и больше воинов Эйнона, устремляясь по каменным лестницам вниз, убивая всех, кто вставал у них на пути.
Наступил момент, когда Линану стало некого убивать. Он стоял на стене посреди своего войска и рассматривал город. Солнце уже зашло, и Даавис погрузился в зловещий сумрак, наполненный дымом и криками умирающих. Он видел войска, двигающиеся на юг от северной стены и на восток от западной, гоня всех перед собой. Дома, лавки и склады охватил пожар. Тела завалили собой ливневые водостоки и дверные проемы. В центре города он увидел дворец и задался вопросом, о чем сейчас думает королева Чариона. Знала ли она уже, что ее город пал?
Когда она выбралась из мрака беспамятства, в сознании еще мелькали обрывки снов. Она на какой-то миг вспомнила своих безобразных мучителей с голосами тех, кого она любила: отец бранил ее, первый заведенный ею любовник обвинял ее в предательстве, Гален обзывал ее шлюхой, Фарбен отказывался выполнять ее приказания. И все перекрывал голос, которого она прежде не слышала, мужской и женский одновременно, доносящийся издалека и говорящий о крови.
Затем все исчезло, послышались новые звуки, не менее ужасающие, но имеющие более непосредственное, драматическое значение.
Она распахнула глаза и увидела лицо Фарбена, смотревшего на нее с большой озабоченностью.
– Ваше величество? Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, – хотела сказать она, но слово получилось каким-то смазанным.
Она попыталась подняться, но грудь ей разорвала боль, а дыхание со свистом вырвалось из горла.
– Не двигайтесь, – взмолился Фарбен. – Вы ранены.
– Что случилось?
– Вы упали, защищая западную стену.
– Давно?
– Вчера. – Он выглянул в единственное окно.
– Я этого не помню…
– Вы были без сознания, ваше величество. Вам повезло, что вы остались в живых. Мы с Галеном принесли вас сюда…
– Гален! Где он?
– Занял ваше место на стене. Он хороший солдат.
– Да, – туманно согласилась Чариона. Веки ее затрепетали.
– Вам следует еще поспать, – мягко сказал Фарбен.
Это звучало соблазнительно. Но ведь что-то же ее разбудило. Что-то не так… А затем она снова услышала звуки.
– Что происходит?
– Четты снова идут на штурм. Гален отразит их.
– Нет. Этот шум ближе…
– Гален отразит их, – повторил Фарбен.
Она снова попыталась сесть на постели, но боль опять оказалась сильнее ее.
– Что со мной?
– У вас сломано несколько ребер. И синяк от плеча до бедра.
Чариона поймала его взгляд и с неожиданной строгостью осведомилась:
– А ты откуда знаешь?
Фарбен покраснел.
– Когда мы вас нашли, то не знали, есть ли у вас какие-то колотые или резаные раны. Было столько крови…
– МЫ? – не отставала она.
Фарбен вздохнул. Ему не верилось, что он втянут в подобный разговор. Ну почему Чариона всегда находила способ заставить его почувствовать себя дураком?
– Гален и я, – нетерпеливо отрезал он. А затем сказал нечто, удивившее его еще больше, чем Чариону: – И не притворяйтесь, будто он не видел всего этого раньше.
Она изумленно моргнула. А он сделался белым, как простыня.
– Что ты сказал? – спросила она, больше потрясенная, чем рассерженная.
– Я… я…
Его спасли новые крики за стенами.
– Что происходит, Фарбен? – потребовала ответа Чариона. – И на этот раз не отделывайся от меня общими фразами.
– Наверняка мне известно лишь, что идет четвертый штурм западной стены.
– Четвертый штурм?
– Третий произошел сегодня утром. Без успеха. А четвертый начался не так давно.
– Помоги мне подняться, – приказала она.
– Вы должны отдохнуть, ваше величество. Ваше состояние не позволяет…
– ПОМОГИ МНЕ ПОДНЯТЬСЯ!
При таком тоне возражать было невозможно. Он покачал головой, но просунул руку ей под поясницу и помог занять сидячее положение. Она попыталась опустить руки и опереться о постель, но обнаружила, что правая рука у нее на перевязи.
– Какой в этом прок? – воскликнула она.
– Это для вашей защиты. Врачи опасаются, что если вы будете слишком много двигать этой рукой, то конец одного из сломанных ребер может проткнуть легкое.
– О!..
С помощью Фарбена она уселась на постели, после чего с некоторым усилием и несильной болью смогла свесить ноги.
– Отлично. А теперь я хочу, чтобы ты помог мне встать.
– Нет, – отказался Фарбен. – Вы тяжело ранены…
– Несколько сломанных ребер не тянут на серьезное ранение.
– Врачи дали мне совершенно недвусмысленные указания…
– А теперь я отдаю тебе совершенно недвусмысленный приказ.
И снова тон, которому нельзя не подчиниться, и уж меньше всех – Фарбену. Он положил ее руку к себе на плечо и выпрямившись, поднял ее вместе с собой. Мгновенье они оставались в такой позе, словно сросшиеся близнецы, пока Чариона не сняла руку с его плеча и не встала сама.
– Вот так-то лучше, – заключила она, но не смогла помешать боли закрасться в ее голос.
– Слава богу, вы на ногах, – раздался новый голос, измученный и донельзя уставший. – Нам нельзя терять времени.
– Гален?
Кендриец остановился перед ней и увидел, насколько она бледна.
– Сожалею, но нам надо убираться.
– Убираться? О чем ты говоришь? – Чариона посмотрела на Фарбена, который мог лишь пожать плечами.
Гален медленно провел языком по губам.
– Даавис потерян.
– Нет.
– Северная стена взята. Они подвели под нее мину.
– Но им потребовались бы недели на подкоп до северной стены…
– Только если мы обнаружили все прежние ходы, – перебил Фарбен. – Вспомните, ваше величество, с ними ведь и хаксусские саперы.
Чариона покачнулась, и Фарбен с Галеном дружно потянулись поддержать ее.
– И западная стена взята, – продолжал Гален. – Я сам едва сумел спастись. Линан словно демон. Никто не в силах устоять перед ним.
Чариона стряхнула их руки.
– Тогда я останусь и буду сражаться за свой город!
– Вы погибнете за свой город, – указал Гален.
– Да будет так, – просто ответила Чариона, а затем обратилась к Фарбену. – Подай мне мой меч.
– Если вы так сильно желаете погибнуть, то почему бы не сделать это позже, отбивая Даавис? – спросил Гален.
– Софистика, – отмахнулась она от его слов. А затем снова обратилсь к Фарбену: – Ты что, не слышал меня? Я сказала, подай мне меч!
– Нет, ваше величество, – твердо отказался Фарбен. И повернулся к Галену. – Вы заберете ее с собой?
Гален кивнул.
– Мы на полном скаку прорвемся через пролом северных ворот, а потом направимся на восток.
– Четты догонят нас, – возразила Чариона, строго глядя на Фарбена.
– Четты слишком заняты разграблением Даависа, – уведомил ее Гален.
И тут Гален увидел то, чему никак не ожидал стать свидетелем. На глаза Чарионы навернулись слезы.
– Они грабят мой город?
Гален кивнул и осмелился снова взять ее за руку.
– Вы сейчас же отправляетесь со мной.
Прежде, чем она смогла ответить, Фарбен взял ее за другую руку, не обращая внимания на перевязь и ее вскрики, и вдвоем они помогли ей выбраться из дворца. Рыцари уже сидели в седлах, их лошади нервничали из-за беспокойства своих всадников и висящего в воздухе дыма. Появился Магмед с двумя лошадьми, и Гален с Фарбеном помогли Чарионе сесть на одну из них.
– Я не одета для верховой езды, – слабо возразила она.
– Оденетесь, – уведомил ее Гален. И посмотрел на Фарбена. – Ты можешь поехать со мной, если желаешь.
– Нет. Вам надо скакать быстро. Я буду только сковывать вас.
– Фарбен, ты не можешь остаться здесь, – сказала Чариона.
– Ну конечно же, могу, ваше величество. Кто-то ведь должен позаботиться, чтобы дворец не пострадал.
Гален поднялся в седло.
– Мы вернемся с армией.
– Знаю, – кивнул Фарбен. – Приглядите за моей королевой.
– Обещаю.
Чариона наклонилась и провела ладонью по щеке Фарбена.
– Я сожалею.
Фарбен быстро поцеловал ее ладонь.
– Буду с нетерпением ждать вашего возвращения. Я встречу вас здесь, на этом самом месте, и вы можете кричать на меня сколько угодно.
Чариона рассмеялась сквозь слезы.
– А теперь – езжайте, – велел Фарбен.
Гален и Магмед расположились по бокам от Чарионы, и отряд выехал со двора. Фарбен посмотрел им вслед, тяжело вздохнул и вернулся во дворец.
ГЛАВА 14
Почтительно люди называли ее Замковой Башней, потому что она была высокой, словно башня какого-нибудь замка, и казалась построенной столь же добротно. А Томлин, унаследовавший должность от отца и занимавшийся этим делом всю свою рабочую жизнь, называл ее просто Голубятней, поскольку именно ею эта башня и являлась. Расположенная на территории дворца в Кендре, но сооруженная как отдельное строение, она предоставляла Томлину самый величественный, ничем не загороженный обзор города. В этот день солнце стояло высоко в небе и ярко сияло, а свежий ветер с юга поддерживал в воздухе идеальную прохладу. Кто угодно, кроме Томлина, сказал бы также, что этот ветер уносил прочь и самые неприятные запахи с Голубятни, но он давно уже не замечал этих запахов. Их источник – устилавшие все уровни голубятни белые лепешки птичьего помета – составлял изрядную часть его дохода. Городским огородникам это добро очень даже нравилось, а Томлин был весьма рад наскрести его, расфасовать по небольшим матерчатым мешочкам и продать всем желающим.
Но настоящей любовью Томлина были сами голуби. Он знал их по именам и мог перечислить родословную каждого – поколение за поколением. Его отец позаботился, чтобы он научился писать и мог вести записи на случай, если память подведет его – и он скрупулезно вел их.
Он закончил отсыпать корм на день и проверял наличие воды в каждой клетке, когда на четвертом уровне возник сильный шум.
– Проклятый Одноногий! – выругался он, выхватил длинный нож и бегом сбежал на два пролета. Но страшного одноногого ворона, регулярно пытавшегося схватить его голубей, нигде не обнаруживалось. Однажды Томлин чуть не поймал эту проклятую черную птицу, почему у нее теперь и осталась только одна нога, но эта скотина выказывала изрядное хитроумие и, казалось, получала немалое удовольствие, мучая его. Сперва он подумал, что ворон дразнит его, возможно, отвлекая от одного из других уровней, но затем снова услышал тот же шум в нескольких клетках у северной стены.
Это удивило его. Он мог бы поклясться, что еще утром они пустовали. По-прежнему держа в руке нож, он открыл маленькую деревянную задвижку на ближайшей клетке и увидел, что один из его голубей и вправду вернулся.
– Белокрыл!
Он удивился, увидев, что к ноге голубя не было привязано послания. Открыв еще клетку, он обнаружил там Шеврона, тоже без послания. Томлин заглянул еще в две клетки, и те оказались занятыми.
– Все из Даависа! – вслух сказал он самому себе, до крайности озадаченный.
Спрятав нож в ножны, он поднялся на шестой уровень забрать мешок с кормом и фляжку с водой, а затем вернулся на четвертый – позаботиться о вернувшихся птицах. Привычная работа помогла ему привести мысли в порядок и постепенно разгадать эту тайну. Ответ, однако, нисколько его не утешил – он понял, что это означало для королевства Гренда-Лир.
Поул бодрствовал большую часть ночи, сочиняя короткий абзац, который, как он надеялся, подойдет для Книги Дней. Тем утром, сразу после молитв в Королевской Часовне, он направился с написанной бумажкой в библиотеку и самым лучшим своим почерком переписал данный абзац в книгу.
– Мы всегда должны стараться найти Бога в себе, – негромко прочел он, закончив. – Не заполнять себя ничем, кроме собственной жизни, значит не оправдать Его ожиданий и не достигнуть всего, чего мы можем достичь. Иметь Бога в себе – значит быть совершенным.
Он закрыл бутылочку чернил, положил ее и перо обратно в карман. Бумажку же поднес к свече, отпустив, только когда пламя обожгло кончики пальцев. Черный дым струйкой поднялся к потолку библиотеки, и Поул смотрел на него, пока тот полностью не рассеялся.
«Вот и я тоже, – подумал он, – стараюсь дотянуться до Бога, но вместо этого исчезаю в воздухе. Как можно дотянуться до Бога, не зная его имени?»
Примас снова прочел свой первый вклад в Книгу Дней и понял, что тот читался скорее как начало проповеди, чем нечто завершенное. Он провалил и это испытание, и его смущала мысль о том, что подчиненные ему священники прочтут написанное им и удивятся. Некоторые не поймут послания и подумают, что сами виноваты в этом, так как им не достает ума или святости. И все же Поул знал, что виноват он сам. Его грех множился, пятная и невиновных, находящихся под его крылом.
В библиотеку с охапкой бумаг вошел отец Роун.
– Уже почти пора на заседание совета, ваша милость. Я взял на себя смелость принести ваши документы.
Он протянул примасу половину принесенного груза.
– Спасибо, отец, – беря их, поблагодарил Поул. – Вы изучили повестку совещания?
– Да, ваша милость. Самый важный вопрос касается набора новой армии. Он первый в списке.
– Да, – неопределенно произнес Поул. Он хотел сказать, что глубоко обдумал этот вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54