А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Осетинской таможне было предписано сократить число пропускных пунктов для подакцизных товаров с десяти до двух – в Верхнем Ларсе и в Нижнем Зарамаге. Спиртовозы изменили маршрут и выстроились в длинные очереди у таможенных переходов.
Следующий удар был решающим. По приказу директора Федеральной пограничной службы РФ генерала армии Николаева российские погранзаставы были выдвинуты на полтора километра на территорию, которая считалась нейтральной. Туда же были перенесены таможни. Изменился режим проверки: из каждой цистерны брали пробы. Если обнаруживалось, что вместо декларированных виноматериала и коньячного спирта в цистернах просто спирт, машину через границу не пропускали. Поскольку же спирт был у всех, а платить пошлину никто не хотел или не мог, никого и не пропускали.
Очереди у переходов Верхний Ларс и Нижний Зарамаг на Военно-грузинской дороге и Транскавказской автомагистрали превратились в пробки. В них, как при гигантской автомобильной аварии на скоростной трассе, втыкались все новые и новые спиртовозы, плотные колонны из тысяч машин растянулись на десятки километров.
Началось многомесячное противостояние, которое журналисты сразу назвали большой спиртовой войной. В историю постсоветской России была вписана еще одна страница, связанная с водкой.
В России все связано с водкой.



Часть вторая
ЧОКНУТЬСЯ С ДЬЯВОЛОМ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

Осенью 1996 года всем серьезным людям стало ясно, что покушение на президента республики Северная Осетия – Алания Ахсарбека Хаджимурзаевича Галазова неизбежно. Угроза исходила не от его политических противников, которых было не так много и которые не отличались особой кровожадностью. Причина была совсем иная. Она крылась в ситуации, которая постепенно складывалась в самом успешном и динамично развивающемся водочном бизнесе.
Если все хорошо, значит что-то нехорошо.
Еще ворон не каркнул, еще суслик в степи не свистнул, еще шли и шли из Хьюстона в Поти через осеннюю штормящую Атлантику тяжелые танкеры и сухогрузы с американским спиртом, еще колонны спиртовозов беспрепятственно, за малую мзду, проходили через таможни и насыщали сырьем ликероводочные заводы Владикавказа, еще железнодорожные составы с дешевой осетинской водкой следовали привычными машрутами в московский регион, в Сибирь и на Дальний Восток, но все уже понимали, что бесконечно долго так продолжаться не может.
Выводы из этого понимания, основанного не на фактах, а на ощущении незаметно нарастающего неблагополучия, делались прямо противоположные. Одни брали в банках многомиллионные кредиты под залог недвижимости и ценных бумаг и с панической поспешностью, с какой население перед войной сметает все с магазинных прилавков, проплачивали контракты на поставки американского спирта. Другие, как Тимур Русланов и его компаньон Алихан Хаджаев, строили собственные спиртзаводы, скупали на корню пшеницу и рожь, арендовали животноводческие комплексы и молочно-товарные фермы, поставляли им барду. Первые способствовали развитию банковского дела в республике, вторые оживляли захиревшие земледелие и животноводство. Водка активизировала деловую жизнь Северной Осетии, как постоянный приток свежей крови дает энергию организму, ослабленному долгой болезнью.
Азарт предприимчивости захватывал и тех, кто не был связан с водкой. Так быстрая уличная толпа побуждает шевелиться даже самых неповоротливых, а чужой успех рождает стремление его повторить. Владикавказский «Электроцинк» скооперировался с Норильским комбинатом и наладил производство сплавов, пользующихся большим спросом. На многочисленных оборонных заводах, оставшихся без госзаказа, искали свободные ниши на рынке и заполняли их своими ноу-хау. Как всегда, когда у людей появляются деньги, развивались строительная индустрия, торговля, сфера услуг. Но Северная Осетия по-прежнему оставалась дотационной, и это давало Москве мощный рычаг для воздействия на руководство республики.
До поры до времени президенту Галазову удавалось сохранять паритетные отношения с федеральным центром. Кремль не лез в дела Осетии, Галазов был гарантом того, что республика остается надежной опорой России на Северном Кавказе, инфицированном заразой сепаратизма. Хасавюртские соглашения 1996 года с мятежной Чечней не уменьшили значения политической составляющей, так как в Москве понимали непрочность наступившего мира. Но после встречи премьер-министра Черномырдина с Галазовым в перерыве между заседаниями Совета Федерации, членом которого был президент Осетии, стало ясно, что в отношениях республики и центра наступает новый этап.
Как многие люди с живым воображением, Тимур Русланов иногда представлял себе разговоры в высоких начальственных кабинетах, о содержании которых мог судить по косвенным признакам и по тому действию, какое эти разговоры и принятые решения оказывали на жизнь. То обстоятельство, что при беседе Черномырдина с Галазовым присутствовал министр сельского хозяйства, в ведении которого находилась ликероводочная промышленность, делало тему разговора очевидной для любого человека, причастного к этим делам.
Речь шла об осетинской водке.
При всей своей косноязычности, над которой не уставала потешаться пишущая братия, Черномырдин всегда точно знал, чего хочет, и умел добиваться своего. В ближайшем окружении президента он был самой серьезной фигурой, в нем видели преемника Ельцина на посту президента России, и он сам, похоже, в этом не сомневался – судя по тому, с какой уверенностью рулил страной. Так ведут себя люди, знающие, что любые их действия будут поддержаны главой государства. Со всеми он был по-простецки, на «ты», не делая исключения для руководителей северокавказских республик, очень чувствительных к тонкостям этикета. Но обращался к ним подчеркнуто уважительно, обязательно по имени-отчеству, что в разговоре с Галазовым было главной трудностью, потому что выговорить «Ахсарбек Хаджимурзаевич» было трудно, а запомнить еще трудней. Выручала, вероятно, бумажка с именем-отчеством собеседника, лежавшая на столе. Такие бумажки загодя готовили референты, чтобы начальство попусту не напрягало мозги, а в этом случае без нее было бы совсем никак.
– Скажи-ка мне, Ахсарбек Хаджимурзаевич, – говорил премьер, кося глазом на спасительную бумажку. – Когда ты меня о чем-нибудь просишь, ты часто получаешь отказ?
– Мы высоко ценим ваше отношение к нашим нуждам, – заверил Галазов.
– Ценим, а толку? – ворчливо отозвался Черномырдин. – Я тебя просил разобраться с твоими водкобаронами? Просил. Что получил?
– Мы упорядочили выдачу лицензий, пресекли ложный транзит украинского спирта, провели комплекс мероприятий,…
– Много красивых слов я получил, – перебил премьер. – Сколько ни повторяй «халва», словами сытым не будешь. Тут Минсельхоз подготовил мне цифры. Полюбуйся. Вот сколько вашей водки шло к нам. А вот сколько сейчас. И это не все. Ваши дельцы отправляют водку на другие заводы, наклеивают новые этикетки, она становится ставропольской или еще какой…
– Все наши бизнесмены строго соблюдают законы, – наверняка попытался отболтаться Галазов. – За нарушения мы их строго наказываем.
– А вот этого не надо… Ахсарбек Хаджимурзаевич! Не надо этого! Знаем мы, как у вас соблюдают законы. Мы закрывали глаза, но сколько можно? Экономическая разведка дала мне цифры по закупкам американского спирта. Хочешь посмотреть? Посмотри, посмотри, есть на что посмотреть! Прикинь, сколько к нам хлынет водки! Нашим производителям что делать? Закрываться? А они, между прочим, платят налоги в российский бюджет!
– Разберусь, – вынужден был пообещать Галазов. – Возьму под свой контроль.
– Да нет, теперь мы будем разбираться. Тебе, Ахсарбек Хаджимурзаевич, очень не понравится, если из дотации Осетии мы вычтем налоги, которые бюджет не добирает из-за осетинской водки?
– Вы сделаете большую политическую ошибку, – выложил или мог выложить свой главный козырь президент Галазов. – Это изменит отношение осетин к России.
– Ты мне об этом уже говорил. А я сделал вид, что поверил. Да куда вы денетесь от России! Задружитесь с Чечней? Давай, давай, ингуши только и ждут удобного момента, чтобы оттягать у вас Пригородный район. Но мы так не сделаем, хотя это было бы справедливо. Есть другой путь. У тебя через полтора года выборы, правильно? А что, если Москва поддержит на них не тебя, а другого кандидата? Да хоть бы и Дзасохова Александра Сергеевича. Удобное у него имя-отчество, как у Пушкина. А что? В Москве он не пришей кобыле хвост, а в Осетии будет на своем месте.
– Президента Осетии будет выбрать народ Осетии.
– Так-то оно так, – согласился премьер. – Но и наша позиция кое-чего стоит. Сам понимаешь: административный ресурс и все такое. Дзасохова в Осетии знают еще с советских времен. Крупный руководитель, известный политик. Неплохие у него шансы, очень неплохие.
– Мало вам «красного пояса» в России? – мог огрызнуться Галазов. – Хотите Осетию в нем оставить?
– Ну, это мы переживем. Не девяносто третий год. Зато с осетинской водкой покончим. Как тебе этот вариант? Или мы все же договоримся?
– Что я должен сделать?
– Наконец-то ты задал вопрос, которого я ждал. Ничего. Мы сами все сделаем. У тебя задача только одна – не мешать.
Очень может быть, что этот разговор в Белом доме проходил не совсем так или даже совсем не так, но Тимур Русланов был уверен, что смысл его он угадал правильно. Его уверенность подтвердилась. Вернувшись во Владикавказ, Галазов в дружеском застолье дал волю своему гневу. Были все свои, но в Осетии все свои. Поползли слухи, что премьер Черномырдин пер на Галазова бульдозером. И хотя сам Галазов, пересказывая разговор, выставлял себя молодцом, люди опытные понимали, что все не так просто.
Все сходились на том, что угроза Черномырдина урезать дотации Осетии на размер налогов, которые российские производители не доплачивали в бюджет из-за экспансии дешевой осетинской водки, – чистый блеф. Чтобы внести изменения бюджета на рассмотрение Госдумы, нужно их обосновать. А обосновать можно лишь публичным признанием, что в республике царит полный беспредел, которым повязаны все вплоть до президента, и Осетия в этом смысле не исключение. Счетная палата даже не совалась в финансы и налоги северокавказских республик, чтобы не узнать то, что все и так знали. Сказать об этом вслух – никто на это не пойдет. За словом должно последовать дело, а любые попытки центра взять под контроль расходование выделяемых республикам многомиллиардных дотаций мгновенно восстановит против Москвы весь Северный Кавказ. Совершенно исключено.
А вот угроза поддержать на предстоящих президентских выборах другого кандидата – это было серьезно. Очень серьезно.
Галазов руководил республикой с 1990 года, сначала в качестве первого секретаря Северо-Осетинского обкома КПСС, преемника Дзасохова на этом посту, затем как Председатель Верховного Совета. В 1994 году он стал президентом республики, набрав на выборах 64 процента голосов. Сказалась, конечно, поддержка Кремля, но в большей степени репутация самого Галазова. Известный ученый, в прошлом ректор Северо-Осетинского университета, человек интеллигентный, не замеченный в чрезмерном использовании своей власти для продвижения на руководящие посты близких и дальних родственников, что на Северном Кавказе издавна было делом самым обычным. Это нравилось. Галазов не раз заявлял, что руководить республикой должны люди науки и культуры, а не карьеристы-прагматики, которые довели Советский Союз до развала. Это тоже нравилось. Правда, его выдвиженцы, люди науки и культуры, оказывались либо вообще неспособными к практической деятельности, либо мгновенно превращались в хапуг, от которых он не знал, как избавиться. В придуманные им программы «Горы Осетии», «Воды Осетии», «Недра Осетии» вкладывались немалые средства из бюджета и миллионы долларов из «президентского фонда», как водкозаводчики называли Фонд социального развития, куда они регулярно перечисляли часть прибыли. Никакой пользы от реализации этих программ не просматривалось, но выглядело респектабельно.
Как всякий опытный политик, президент Галазов умел показать товар лицом, но в глубине души не мог не понимать, что против Дзасохова ему не выстоять. Да, он старался не вмешиваться в деловую жизнь республики, справедливо полагая, что бизнес должен развиваться естественно, как растет дерево, а любое вмешательство государства идет ему только во вред. Да, всячески способствуя на словах возвращению в Осетию ингушских беженцев из Пригородного района, он умело перевел решение проблемы в русло бесконечных бюрократических согласований, создававших лишь иллюзию бурной деятельности, а на деле блокирующих процесс. Он считал такую тактику единственно правильной, так как был убежден, что осетины не готовы и еще долго не будут готовы добросердечно принять ингушей. Слишком мало времени прошло после резни 1992 года, еще слишком кровоточила память.
Все так. Но Галазов знал, что эти реальные его достижения не сделаешь основой предвыборной программы. Она всегда требует наступательности, а не оправданий. Дзасохову тоже нечем было похвастаться, но на него работали воспоминания о советских временах, когда он руководил республикой и когда был порядок. Ностальгия по прошлому, заметная по всей России, в Осетии была особенно сильной. Если Дзасохова, как предположил Черномырдин, поддержит Москва, исход выборов сомнений не вызывал.
Неизвестно, долго ли колебался Галазов, но решение ему пришлось принять. Каким оно было, стало понятно, когда по приказу председателя Таможенного комитета России число пропускных пунктов для подакцизных товаров на российско-грузинской границе было сокращено до двух – в Верхнем Ларсе и Нижнем Зарамаге. Это стало началом наступления на осетинскую водку. Не вызывало сомнений, что за первым шагом вскоре последуют другие, самые кардинальные, преследующие главную цель: полностью покончить с американским спиртом.
Все осетинские таможни через Ростов подчинялись Москве. Но решения центральных органов всегда согласовывались с руководством на местах. У Галазова была возможность воспротивиться действиям Таможенного комитета. Он смолчал.
Судьба президента была решена. Он сам подписал себе приговор.

II

Тимур Русланов не мог знать, какими данными экономической разведки оперировал премьер Черномырдин при разговоре с президентом Галазовым, но он своими глазами видел, как напряженно, в три смены, работали портовики в Поти на разгрузке танкеров с американским спиртом, сколько судов стояло на рейде в ожидании очереди. Тропинка, когда-то проторенная компаньонами, превратилась в оживленную трассу, по которой ни на час не прекращалось движение. С учетом спроса производители подняли цену спирта с двадцати пяти до сорока центов за литр, владикавказские банки увеличили ставки за кредит, но это не останавливало оптовых покупателей. Контракты заключались на месяцы вперед, в обороте крутились десятки миллионов долларов. Одна только мысль о том, что из-за попустительства президента Галазова может быть перекрыт канал поставки американского спирта и зависнут уже вложенные в дело средства, заставляла водкозаводчиков забыть о конкуренции и искать союзников, чтобы вместе противостоять надвигающейся беде.
Тимура Русланова и Алихана Хаджаева эти треволнения не затрагивали. Они наконец-то закончили строительство спиртзавода и испытывали такое же чувство освобождения, какое испытывают геологи или туристы в конце изнурительного маршрута, когда цель достигнута и можно сбросить неподъемные рюкзаки. Стройка съедала всю немалую прибыль от бесланской водки, приходилось все время думать о деньгах, постоянная их нехватка как бы возвращала Тимура в его юность, когда он жил на зарплату сменного мастера. Оказывается, не имеет значения, каких денег не хватает, чтобы ощущать себя нищим: сотен тысяч долларов или тридцати рублей до получки. Тимур иногда злился на Алихана, затеявшего разорительное строительство, но в конце концов вынужден был признать, что и на этот раз подтвердилось его умение видеть далеко вперед. Завод еще не вышел на проектную мощность, но уже первая очередь давала для производства водки в Беслане достаточно спирта, чтобы не дергаться от любой задержки американских танкеров на долгом пути от Хьюстона до Поти, не запрашивать по несколько раз в сутки метеосводку в Атлантике и обстановку в черноморских проливах.
Тимур Русланов хотел устроить кувд – праздник по случаю долгожданного пуска спиртзавода. Он знал, что Алихану не до праздников. После гибели сына прошло всего полгода, слишком мало, чтобы зарубцевалась рана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58