Олег еще при входе заметил, что униформа на враче – брючки и рубашка-распашонка – были светло зеленого, скорее, салатного цвета, а белый халатик висел на вешалке. Мягкость тонов настраивала на релаксацию, доверие и ничему не подвластную негу. Левую руку Лада Борисовна удобно расположила на левом плече «настоящего мужчины», как бы тем самым раскрыв объятия, во всяком случае приблизив выпуклости собственной груди к алкающей неги пасти… Шальные мысли не было никакой возможности выгнать из головы: они спускались вниз по телу и обретали там свойство выдвигающейся на передний план реальности!..
Трудно было понять что делается в душе и гормональных органах у врача, но хотелось верить в отзывчивость ее плоти и в то, что с медициной всегда связано что-то хорошее и весьма неожиданное. Олег зажмурил веки теперь только для того, чтобы отвлечься от «сексуального переноса» и хоть немного утихомирить потоки буйной крови, рвущиеся в кавернозные тела. Это потребовало мобилизации всей его воли и разума! Но это была тоже его собственная шизофрения – доброкачественных порывов никогда не стоит бояться!
Сколько прошло времени Олег не ведал, а открыл глаза только тогда, когда уже третий раз Лада Борисовна потормошила за плечо пациента. Он не мог прийти в себя несколько мгновений, не понимал слов Лады Борисовны, и она подумала, что проведенная стоматологическая процедура вогнала «героического парня» в «несознанку». Как раз все было наоборот: Верещагин слишком впечатлился – он максимально впитал в себя обаяние женщины-врача. Проще говоря, Олег на время потерял дар речи от новых впечатлений, но не хотел пока сознаваться в том ни себе – шизофренику, ни манящей женщине!
Между тем, Лада Борисовна уже третий раз пыталась объяснить Верещагину, что у него совсем плохой «зуб мудрости» – нижний, справа. Она советовала быстро его удалить – тогда и получится «полная санация за одно посещение». Наконец, Олег понял, что ему предлагают – хотя надеялся-то он на иные предложения – и мотнул головой в знак согласия. Именно тогда я имел возможность проследить за тем, как Верещагина под руку провели в другой кабинет с табличкой на двери «Хирург». Я не позавидовал Олегу, но такова была его, а не моя, участь, и это меня, стынувшего от одиночества в темноте коридора, хоть как-то порадовало.
Теперь я проткнул своей фантазией другую стену – отделявшую меня от картин ужасов, переполнявших в реальной действительности кабинеты стоматологов-хирургов. Здесь все было несколько иначе. Но меня поразило то, что хирургом оказалась тоже женщина – очень аппетитная блондинка, а помогала ей также изящно выкрашенная под блондинку медицинская сестра неопределенного возраста, но с очень «заводным взглядом». Я стал думать, что специализация врачей дифференцируется и по внешним данным и даже по цвету униформы, волос: эти две валькирии были в спецодежде белоснежного цвета. И это тоже была их собственная шизофрения, способная победить шизофрению моего друга.
Олег безмолвствовал, уже получив мощный удар физиологических впечатлений от Лады Борисовны. Приятное состояние невесомости приподняло все, что и должно в такие критические моменты приподниматься. Почти Эльзасская блондинка колдовала над душой и челюстью Олега, и пациенту казалось, что он уже давно прибыл в Рай. Здесь его никто не посмеет обидеть, а обязательно приободрит, наставит на путь истинный. Все его мысли – «лихие его скакуны» – переформатировались как-то сами собой, без всякого давления, без волевого импульса, без программной суеты. Олег быстро понял «основной прием» этого учреждения – здесь действуют с помощью, так называемого, «гипноза очарованием». При широком внедрении такого метода, можно спокойно вытаскать у подвластного пациента, превращенного в безмолвствующего кролика особыми лучами женских глаз, все зубы, назвав такую процедуру «полной санацией за одно посещение»! Но на страже интересов безобидного пациента, конечно, должна стоять администрация поликлиники. И администрация явилась вовремя в образе заведующей отделением – невысокой, худенькой брюнетки, коротко остриженной, тоже носившей униформу – брюки, рубашка на выпуск, бюстгальтер, как водится в этом учреждении, отсутствовал. Вся униформа, а заодно и цвет глаз начальницы, были исключительно голубого цвета. Подумалось: действуют сообща и всеми цветами радуги!.. Но вспомнилось к месту: «каждый охотник желает знать, где сидит фазан»?.. Потому захотелось увидеть еще и коллектив зубопротезного отделения: там наверняка трудятся мужчины и женщины, наряженные в светло-зеленые или просветленно-фиолетовые одежды… И шизофрения поперла на меня со всех сторон… Я занялся углубленной дифференциацией диагноза. Требовалось установить, с чем я имею дело: с непрерывно текущей шизофренией средней и значительной степенью прогредиентности или имела место явная рекуррентная форма, проникшая на, так называемый, ядерный уровень?..
Пока я вел научный розыск, сам «фазан», то есть Олег Верещагин, уже был помещен в кресло хирурга – тут приспособились все операции выполнять сидя, а не лежа. Пациент в таком положении ощущал себя нашкодившим школьником, которому в любой момент могут влепить кол по поведению. От ощущения безысходности практически любой пациент впадал в ступор и тогда «умелые руки» могли с ним творить что угодно. У каждого специалиста своя техника, свои индивидуальные предпочтения и, может быть, даже отклонения от сексуальной нормы! У обеих блондинок была шикарная грудь – это качество так впечатлило Олега, что он даже не заметил, что второй укол ему сделали в десну под самый «зуб мудрости» уже огромной иглой. Слезы катились по щекам Олега, не вызывая почему-то сострадание у хирурга-женщины. Но пытка длилась недолго. Одна блондинка взяла Олега за плечи, удерживая в кресле и что-то трогательное нашептывая ему, другая, полоснув взглядом абсолютно черных глаз, решительно, зажав в правой руке изуверского вида щипцы, даже не отслаивая десну, одним легким движением вырвала злополучный зуб. Жалобный писк был подавлен глотком скопившейся слюны и крови – у Олега почти помутился рассудок. Но заведующая отделением, объединявшим всех этих женщин-красавиц, похлопала моего друга по щекам, словно приободряла любимого фокстерьера на терпение и послушание. Я опять подумал о шизофрении – шубообразной, с частыми всплесками активных вспышек. Да, вестимо: все население земного шара необходимо срочно лечить – в стационарах мужчин, а женщин на дому! Командовать парадом, естественно, буду я!..
Наслаждение для Олега и хирурга было нетрадиционным – во всяком случае, мне так показалось. Олег затих в кресле согбенный, расслабленный и, видимо, еще до конца непонимающий, почему его брюки в районе ширинки забрызганы кровью и какой-то липкой субстанцией. Он так и не понял, что произошло с ним в этом страшном кабинете в присутствии и по почину очаровательных женщин. Разрядить обстановку пришлось заведующей отделением: она была не многословна, но конкретна и точна в определениях. Верещагину дали пояснения по каждому этапу проведенного лечения, затем выписали счет на максимальную сумму, и он отправился в регистратуру расплачиваться за только что пережитый оргазм и анатомическое унижение!
На всякий случай я встал с диванчика и попятился в туалет, понимая, что, если эта компания доберется до меня, то моя впечатлительная натура не выдержит «полной санации за одно посещение». Когда через десять минут я вышел из укрытия в надежде, что все опасности позади, то понял, что ошибся. Меня поджидала все та же бригада специалистов: видимо, в конце месяца поликлиника наверстывала план!.. Каждый трудился, непокладая рук, и моя ротовая полость тоже могла принести пользу. Но для того была необходима хотя бы видимость согласия на включение в общий конвейер – это у них называлось «активная диспансеризация». Мне удалось отбиться только сославшись на то, что я явился без денег и обязательно зайду на следующий день, сняв необходимую сумму с книжки…
Олег возвратился с оплаченным счетом – смирный, заметно заторможенный, волочащий по линолеуму ноги. В сердце Лады Борисовны, видимо, дрогнуло что-то женское, а не врачебное: она взялась немного проводить нас с Олегом – ведь рабочий день у нее уже закончился. Мы спустились с третьего этажа все вмести, только сперва немного подождав Ладу Борисовну, – ей следовало переодеться в партикулярное платье. Опять мелькнула маленькая надежда, не имеющая адреса: уж лучше бы она «раздевалась вовсе»!.. Но это было так – что-то несбыточное и малоосязаемое. Во всяком случае, так нам обоим тогда казалось. Олега мелко колотила дрожь: нижняя челюсть постукивала по верхней, от чего создавалось впечатление, что где-то, куда-то прицельно бьет пулемет. Такая нетрадиционная игра в войну нас обоих настораживала, а у Олега так просто подкашивались ноги. Лада Борисовна задерживалась, но мы-то понимали, что деликатная женщина после работы принимала освежающий душ. Сейчас такие сложные времена наступили, что каждая мало-мальски красивая женщина, выходя из дома, должна быть ко всему готова: в сумочке должна содержаться не только косметика, но и контрацептивы. Но если рассматривать проблему в целом, то пришлось бы признать, что совмещение некоторых функций в медицине может принести огромную пользу!..
Прошлись немного по Большой Конюшенной в сторону Невского проспекта. Я любовался со стороны приятной парой, словно специально подобранной Природой для обоюдного наслаждения. Очень хорошо смотрелись Верещагин и Воскрескенская в таком слаженном дуэте, бредущие медленно, переговариваясь, начиная развешивать взаимные «закидоны». Она одаривала его чарующей улыбкой, как бы пытаясь снять грех с души – загладить вину за только что доставленные травмирующие сердце и зубные ткани ощущения. Он пытался прятать от нее ту сторону своего лица, где нарастал посттравматический отек. Но галантный кавалер прятал не последствия выделения воспалительного экссудата, искажавшие его неотразимый восточный профиль. Он прятал от дамы плоды ее разрушительной деятельности, дабы не смутить нарождавшееся светлое чувство очевидностью только что свершенного «чаровницей» акта врачебного вандализма. Но все равно, что-то волшебное и неповторимое было в движение этой пары. Сперва я слегка приотстал, а когда заметил, что за мной никто не следит, то тихо и незаметно слинял, сделав это как бы по-английски…
* * *
Домой я возвращался через Банковский мостик, затем прокрался Банковским переулком на ту часть родной Садовой улицы, где совсем недавно открыли магазинчик под знатной эмблемой «ЛИВИЗ». Тут я прикупил джин «Капитанский» и сосуд с «Тоником». Настроение было поганое, зависть к успеху Олега давила горло, возбуждая к неведомым прыжкам «грудную жабу»… Опять всему виною – злосчастная вяло текущая шизофрения!..
Методы лечения в таких случаях одинаковые у мужиков во всех странах – в России, в Западной Европе, в Соединенных Штатах Америки. В том я имел возможность убедиться неоднократно во время своих многочисленных скитаний по миру. Надо было крепко выпить, врезать, залить горе и обиду! Я знаю, что многие пьющие стараются составлять для таких ответственных акций компании. Некоторые даже считают, что потребление спиртного в одиночестве есть свидетельство далеко зашедшего алкоголизма. Все это ерунда – личная трусость и безответственность, да незнание тонкостей медицины приводят людей к таким выводам. Пить необходимо тогда, когда хочется, и совершенно неважно один пьешь или в компании единомышленников. Бывают при «кампанейщине» и серьезные конфузы: я, например, терпеть не люблю пить в содружестве с Верещагиным. Он постоянно норовит заставить всех произносить тосты – особенно во славу себе. Олег «строит» собутыльников, подгоняя процесс опьянения, скорее всего, подводя его под свои режимы жизнедеятельности. Я вижу в том стигматы полицейской провокации, так долго мучившей свободного человека в царской и большевистской России. А ведь у пьющего в душе часто рождаются творческие фантазии, страсть к эксперименту, к «острому опыту». Я однажды здорово насолил Олежеку: перед «творческим заплывом» принимал в течение недели сильные гипотензивные средства, но забыл про это. Когда же он устроил гонку во время очередного незапланированного возлияния, то через час я уже сидел, плотно обняв унитаз и выдавал все съеденное и выпитое обратно – в природу! Просидел так я больше двух часов, пока не выплюнул в канализацию последний сгусток желчи из застойной печени. Спасибо Олежеку: потом, примерно год, у меня не появлялись боли в правом подреберье. Но то была наука и моему другу. Олег сделал из случившего правильные выводы и больше никогда не пытался меня насиловать строевыми занятиями во время балдежа. Я теперь свободно пил, руководствуясь только собственным режимом потребления горячительных напитков. Но это уже не шизофрения, а алкоголизм. И никому не известно доподлинно, что хуже и что лучше?
Одно известно, что надо всегда уважительно относиться к собутыльнику. Нелишне помнить, что интересы у людей не всегда совпадают, да и дела насущные часто разводят людей по разным углам. Вот, например, наш случай с Верещагиным: ну, зачем же я буду мешать его личному счастью – любовному дуэту, так неожиданно сложившемуся. И мне они совершенно не нужны эти два голубка, один из которых, к тому же, беззубый. Я никому не позволю мешать мне «оттянуться» от чистого сердца, но и в чужую жизнь не полезу.
Пошел я на этот раз не к Володе, а к себе на квартиру – пусть в маленькую, неустроенную, находящуюся в стадии вечного незаконченного ремонта – зато привычную, милую сердцу! Тем более, что там меня наверняка ждала «подруга». Относительно моей тайной подруги требуется особый разговор. Примерно два года тому назад, как-то зимой, поздно вечером я возвращался домой. Темень кромешная давила, а я был не совсем трезв. Подходя к своему парадному подъезду, заметил какое-то почти огненно рыжее существо, топчущееся на крылечке и вяло попискивающее. Некогда было разбираться: кто это – кошка или маленькая собачонка? Мне мешал астигматизм и алкогольные пары. Ветер завивал косой снег – вот, вот заметет или меня, или рыжее существо. Я отомкнул кодовый замок и расшаркался перед «блондинкой». Говорю «Ну, заходи родимая, гостем будешь». Поплелся на второй этаж, а «блондинка» за мной следует, видимо, поняла, что наткнулась на приветливого человека, и ее пригласили в дом. Вошли в квартиру: кругом пустота, но помню, что в холодильнике стоит молоко и лежит колбаса вареная – докторская. А в глазах – пока с мороза – все еще сильно рябит. Налил существу молочка в блюдечко, накромсал мелкими кусочками колбасы и все подал – на пол в уголочек кухни рядом с батареей, чтобы еда согрелась. Ела колбасу, пила молоко «блондинка» с аппетитом, я тоже стал постепенно отходить от мороза. Когда восприятие мое прояснилось окончательно, пришло и твердое осознание того, что в дом-то я привел крысу огромного размера и очень необычной окраски. Меня это страшно позабавило и умилило: крысы умнейшие существа, но они очень редко обращаются к человеку за помощью. Я знал, что у нас в Мучном переулке размещался институт биосферы, кажется. Полагаю, что там какой-то крысиный помет мог быть случайно облучен радиоактивной гадостью – отсюда и пошли мутанты, в том числе и моя крыса-блондинка.
Вскорости я уснул на диване, слышал сквозь сон, что Нюрка – так я назвал крысу, предполагая, что к мужчине за помощью, конечно, должна была обратиться особь женского рода, – шастала по комнате, что-то изучая, наверное устанавливала степень моего благосостояния, а потом, по всей вероятности, ушла через вентиляционный канал.
Нюрки не было два дня, но я оставлял ей молоко. На третий день, придя с работы, я обнаружил рядом с пустым блюдцем молока пачку денег, свернутую в жесткий рулон резинкой и подцепленное золотое колечко… Это был подарок от Нюрки! Крысы же шастают по всему дому, пользуясь своими особыми ходами. У кого-то она, видимо, и стянула личные сбережения: в рулоне оказалось пятьдесят тысяч рублей тысячными ассигнациями, а колечко было с настоящим бриллиантом и давнишней, царских времен работы. Мое добросердечье было оплачено с лихвой. Но я теперь не знал, как мне найти того, у кого были похищены ценности. В милицию обращаться было нелепо: там ничему не поверят. Именно меня, как пить дать, задержали бы, обвинив в квартирной краже. Кто из современных ментов наделен столь тонким умом, чтобы поверить в дружбу человека с крысой. Дали бы нам с Нюркой срок – на двоих! Но отсиживать мне бы его пришлось одному. Некоторое время я только прислушивался к переговорам соседей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Трудно было понять что делается в душе и гормональных органах у врача, но хотелось верить в отзывчивость ее плоти и в то, что с медициной всегда связано что-то хорошее и весьма неожиданное. Олег зажмурил веки теперь только для того, чтобы отвлечься от «сексуального переноса» и хоть немного утихомирить потоки буйной крови, рвущиеся в кавернозные тела. Это потребовало мобилизации всей его воли и разума! Но это была тоже его собственная шизофрения – доброкачественных порывов никогда не стоит бояться!
Сколько прошло времени Олег не ведал, а открыл глаза только тогда, когда уже третий раз Лада Борисовна потормошила за плечо пациента. Он не мог прийти в себя несколько мгновений, не понимал слов Лады Борисовны, и она подумала, что проведенная стоматологическая процедура вогнала «героического парня» в «несознанку». Как раз все было наоборот: Верещагин слишком впечатлился – он максимально впитал в себя обаяние женщины-врача. Проще говоря, Олег на время потерял дар речи от новых впечатлений, но не хотел пока сознаваться в том ни себе – шизофренику, ни манящей женщине!
Между тем, Лада Борисовна уже третий раз пыталась объяснить Верещагину, что у него совсем плохой «зуб мудрости» – нижний, справа. Она советовала быстро его удалить – тогда и получится «полная санация за одно посещение». Наконец, Олег понял, что ему предлагают – хотя надеялся-то он на иные предложения – и мотнул головой в знак согласия. Именно тогда я имел возможность проследить за тем, как Верещагина под руку провели в другой кабинет с табличкой на двери «Хирург». Я не позавидовал Олегу, но такова была его, а не моя, участь, и это меня, стынувшего от одиночества в темноте коридора, хоть как-то порадовало.
Теперь я проткнул своей фантазией другую стену – отделявшую меня от картин ужасов, переполнявших в реальной действительности кабинеты стоматологов-хирургов. Здесь все было несколько иначе. Но меня поразило то, что хирургом оказалась тоже женщина – очень аппетитная блондинка, а помогала ей также изящно выкрашенная под блондинку медицинская сестра неопределенного возраста, но с очень «заводным взглядом». Я стал думать, что специализация врачей дифференцируется и по внешним данным и даже по цвету униформы, волос: эти две валькирии были в спецодежде белоснежного цвета. И это тоже была их собственная шизофрения, способная победить шизофрению моего друга.
Олег безмолвствовал, уже получив мощный удар физиологических впечатлений от Лады Борисовны. Приятное состояние невесомости приподняло все, что и должно в такие критические моменты приподниматься. Почти Эльзасская блондинка колдовала над душой и челюстью Олега, и пациенту казалось, что он уже давно прибыл в Рай. Здесь его никто не посмеет обидеть, а обязательно приободрит, наставит на путь истинный. Все его мысли – «лихие его скакуны» – переформатировались как-то сами собой, без всякого давления, без волевого импульса, без программной суеты. Олег быстро понял «основной прием» этого учреждения – здесь действуют с помощью, так называемого, «гипноза очарованием». При широком внедрении такого метода, можно спокойно вытаскать у подвластного пациента, превращенного в безмолвствующего кролика особыми лучами женских глаз, все зубы, назвав такую процедуру «полной санацией за одно посещение»! Но на страже интересов безобидного пациента, конечно, должна стоять администрация поликлиники. И администрация явилась вовремя в образе заведующей отделением – невысокой, худенькой брюнетки, коротко остриженной, тоже носившей униформу – брюки, рубашка на выпуск, бюстгальтер, как водится в этом учреждении, отсутствовал. Вся униформа, а заодно и цвет глаз начальницы, были исключительно голубого цвета. Подумалось: действуют сообща и всеми цветами радуги!.. Но вспомнилось к месту: «каждый охотник желает знать, где сидит фазан»?.. Потому захотелось увидеть еще и коллектив зубопротезного отделения: там наверняка трудятся мужчины и женщины, наряженные в светло-зеленые или просветленно-фиолетовые одежды… И шизофрения поперла на меня со всех сторон… Я занялся углубленной дифференциацией диагноза. Требовалось установить, с чем я имею дело: с непрерывно текущей шизофренией средней и значительной степенью прогредиентности или имела место явная рекуррентная форма, проникшая на, так называемый, ядерный уровень?..
Пока я вел научный розыск, сам «фазан», то есть Олег Верещагин, уже был помещен в кресло хирурга – тут приспособились все операции выполнять сидя, а не лежа. Пациент в таком положении ощущал себя нашкодившим школьником, которому в любой момент могут влепить кол по поведению. От ощущения безысходности практически любой пациент впадал в ступор и тогда «умелые руки» могли с ним творить что угодно. У каждого специалиста своя техника, свои индивидуальные предпочтения и, может быть, даже отклонения от сексуальной нормы! У обеих блондинок была шикарная грудь – это качество так впечатлило Олега, что он даже не заметил, что второй укол ему сделали в десну под самый «зуб мудрости» уже огромной иглой. Слезы катились по щекам Олега, не вызывая почему-то сострадание у хирурга-женщины. Но пытка длилась недолго. Одна блондинка взяла Олега за плечи, удерживая в кресле и что-то трогательное нашептывая ему, другая, полоснув взглядом абсолютно черных глаз, решительно, зажав в правой руке изуверского вида щипцы, даже не отслаивая десну, одним легким движением вырвала злополучный зуб. Жалобный писк был подавлен глотком скопившейся слюны и крови – у Олега почти помутился рассудок. Но заведующая отделением, объединявшим всех этих женщин-красавиц, похлопала моего друга по щекам, словно приободряла любимого фокстерьера на терпение и послушание. Я опять подумал о шизофрении – шубообразной, с частыми всплесками активных вспышек. Да, вестимо: все население земного шара необходимо срочно лечить – в стационарах мужчин, а женщин на дому! Командовать парадом, естественно, буду я!..
Наслаждение для Олега и хирурга было нетрадиционным – во всяком случае, мне так показалось. Олег затих в кресле согбенный, расслабленный и, видимо, еще до конца непонимающий, почему его брюки в районе ширинки забрызганы кровью и какой-то липкой субстанцией. Он так и не понял, что произошло с ним в этом страшном кабинете в присутствии и по почину очаровательных женщин. Разрядить обстановку пришлось заведующей отделением: она была не многословна, но конкретна и точна в определениях. Верещагину дали пояснения по каждому этапу проведенного лечения, затем выписали счет на максимальную сумму, и он отправился в регистратуру расплачиваться за только что пережитый оргазм и анатомическое унижение!
На всякий случай я встал с диванчика и попятился в туалет, понимая, что, если эта компания доберется до меня, то моя впечатлительная натура не выдержит «полной санации за одно посещение». Когда через десять минут я вышел из укрытия в надежде, что все опасности позади, то понял, что ошибся. Меня поджидала все та же бригада специалистов: видимо, в конце месяца поликлиника наверстывала план!.. Каждый трудился, непокладая рук, и моя ротовая полость тоже могла принести пользу. Но для того была необходима хотя бы видимость согласия на включение в общий конвейер – это у них называлось «активная диспансеризация». Мне удалось отбиться только сославшись на то, что я явился без денег и обязательно зайду на следующий день, сняв необходимую сумму с книжки…
Олег возвратился с оплаченным счетом – смирный, заметно заторможенный, волочащий по линолеуму ноги. В сердце Лады Борисовны, видимо, дрогнуло что-то женское, а не врачебное: она взялась немного проводить нас с Олегом – ведь рабочий день у нее уже закончился. Мы спустились с третьего этажа все вмести, только сперва немного подождав Ладу Борисовну, – ей следовало переодеться в партикулярное платье. Опять мелькнула маленькая надежда, не имеющая адреса: уж лучше бы она «раздевалась вовсе»!.. Но это было так – что-то несбыточное и малоосязаемое. Во всяком случае, так нам обоим тогда казалось. Олега мелко колотила дрожь: нижняя челюсть постукивала по верхней, от чего создавалось впечатление, что где-то, куда-то прицельно бьет пулемет. Такая нетрадиционная игра в войну нас обоих настораживала, а у Олега так просто подкашивались ноги. Лада Борисовна задерживалась, но мы-то понимали, что деликатная женщина после работы принимала освежающий душ. Сейчас такие сложные времена наступили, что каждая мало-мальски красивая женщина, выходя из дома, должна быть ко всему готова: в сумочке должна содержаться не только косметика, но и контрацептивы. Но если рассматривать проблему в целом, то пришлось бы признать, что совмещение некоторых функций в медицине может принести огромную пользу!..
Прошлись немного по Большой Конюшенной в сторону Невского проспекта. Я любовался со стороны приятной парой, словно специально подобранной Природой для обоюдного наслаждения. Очень хорошо смотрелись Верещагин и Воскрескенская в таком слаженном дуэте, бредущие медленно, переговариваясь, начиная развешивать взаимные «закидоны». Она одаривала его чарующей улыбкой, как бы пытаясь снять грех с души – загладить вину за только что доставленные травмирующие сердце и зубные ткани ощущения. Он пытался прятать от нее ту сторону своего лица, где нарастал посттравматический отек. Но галантный кавалер прятал не последствия выделения воспалительного экссудата, искажавшие его неотразимый восточный профиль. Он прятал от дамы плоды ее разрушительной деятельности, дабы не смутить нарождавшееся светлое чувство очевидностью только что свершенного «чаровницей» акта врачебного вандализма. Но все равно, что-то волшебное и неповторимое было в движение этой пары. Сперва я слегка приотстал, а когда заметил, что за мной никто не следит, то тихо и незаметно слинял, сделав это как бы по-английски…
* * *
Домой я возвращался через Банковский мостик, затем прокрался Банковским переулком на ту часть родной Садовой улицы, где совсем недавно открыли магазинчик под знатной эмблемой «ЛИВИЗ». Тут я прикупил джин «Капитанский» и сосуд с «Тоником». Настроение было поганое, зависть к успеху Олега давила горло, возбуждая к неведомым прыжкам «грудную жабу»… Опять всему виною – злосчастная вяло текущая шизофрения!..
Методы лечения в таких случаях одинаковые у мужиков во всех странах – в России, в Западной Европе, в Соединенных Штатах Америки. В том я имел возможность убедиться неоднократно во время своих многочисленных скитаний по миру. Надо было крепко выпить, врезать, залить горе и обиду! Я знаю, что многие пьющие стараются составлять для таких ответственных акций компании. Некоторые даже считают, что потребление спиртного в одиночестве есть свидетельство далеко зашедшего алкоголизма. Все это ерунда – личная трусость и безответственность, да незнание тонкостей медицины приводят людей к таким выводам. Пить необходимо тогда, когда хочется, и совершенно неважно один пьешь или в компании единомышленников. Бывают при «кампанейщине» и серьезные конфузы: я, например, терпеть не люблю пить в содружестве с Верещагиным. Он постоянно норовит заставить всех произносить тосты – особенно во славу себе. Олег «строит» собутыльников, подгоняя процесс опьянения, скорее всего, подводя его под свои режимы жизнедеятельности. Я вижу в том стигматы полицейской провокации, так долго мучившей свободного человека в царской и большевистской России. А ведь у пьющего в душе часто рождаются творческие фантазии, страсть к эксперименту, к «острому опыту». Я однажды здорово насолил Олежеку: перед «творческим заплывом» принимал в течение недели сильные гипотензивные средства, но забыл про это. Когда же он устроил гонку во время очередного незапланированного возлияния, то через час я уже сидел, плотно обняв унитаз и выдавал все съеденное и выпитое обратно – в природу! Просидел так я больше двух часов, пока не выплюнул в канализацию последний сгусток желчи из застойной печени. Спасибо Олежеку: потом, примерно год, у меня не появлялись боли в правом подреберье. Но то была наука и моему другу. Олег сделал из случившего правильные выводы и больше никогда не пытался меня насиловать строевыми занятиями во время балдежа. Я теперь свободно пил, руководствуясь только собственным режимом потребления горячительных напитков. Но это уже не шизофрения, а алкоголизм. И никому не известно доподлинно, что хуже и что лучше?
Одно известно, что надо всегда уважительно относиться к собутыльнику. Нелишне помнить, что интересы у людей не всегда совпадают, да и дела насущные часто разводят людей по разным углам. Вот, например, наш случай с Верещагиным: ну, зачем же я буду мешать его личному счастью – любовному дуэту, так неожиданно сложившемуся. И мне они совершенно не нужны эти два голубка, один из которых, к тому же, беззубый. Я никому не позволю мешать мне «оттянуться» от чистого сердца, но и в чужую жизнь не полезу.
Пошел я на этот раз не к Володе, а к себе на квартиру – пусть в маленькую, неустроенную, находящуюся в стадии вечного незаконченного ремонта – зато привычную, милую сердцу! Тем более, что там меня наверняка ждала «подруга». Относительно моей тайной подруги требуется особый разговор. Примерно два года тому назад, как-то зимой, поздно вечером я возвращался домой. Темень кромешная давила, а я был не совсем трезв. Подходя к своему парадному подъезду, заметил какое-то почти огненно рыжее существо, топчущееся на крылечке и вяло попискивающее. Некогда было разбираться: кто это – кошка или маленькая собачонка? Мне мешал астигматизм и алкогольные пары. Ветер завивал косой снег – вот, вот заметет или меня, или рыжее существо. Я отомкнул кодовый замок и расшаркался перед «блондинкой». Говорю «Ну, заходи родимая, гостем будешь». Поплелся на второй этаж, а «блондинка» за мной следует, видимо, поняла, что наткнулась на приветливого человека, и ее пригласили в дом. Вошли в квартиру: кругом пустота, но помню, что в холодильнике стоит молоко и лежит колбаса вареная – докторская. А в глазах – пока с мороза – все еще сильно рябит. Налил существу молочка в блюдечко, накромсал мелкими кусочками колбасы и все подал – на пол в уголочек кухни рядом с батареей, чтобы еда согрелась. Ела колбасу, пила молоко «блондинка» с аппетитом, я тоже стал постепенно отходить от мороза. Когда восприятие мое прояснилось окончательно, пришло и твердое осознание того, что в дом-то я привел крысу огромного размера и очень необычной окраски. Меня это страшно позабавило и умилило: крысы умнейшие существа, но они очень редко обращаются к человеку за помощью. Я знал, что у нас в Мучном переулке размещался институт биосферы, кажется. Полагаю, что там какой-то крысиный помет мог быть случайно облучен радиоактивной гадостью – отсюда и пошли мутанты, в том числе и моя крыса-блондинка.
Вскорости я уснул на диване, слышал сквозь сон, что Нюрка – так я назвал крысу, предполагая, что к мужчине за помощью, конечно, должна была обратиться особь женского рода, – шастала по комнате, что-то изучая, наверное устанавливала степень моего благосостояния, а потом, по всей вероятности, ушла через вентиляционный канал.
Нюрки не было два дня, но я оставлял ей молоко. На третий день, придя с работы, я обнаружил рядом с пустым блюдцем молока пачку денег, свернутую в жесткий рулон резинкой и подцепленное золотое колечко… Это был подарок от Нюрки! Крысы же шастают по всему дому, пользуясь своими особыми ходами. У кого-то она, видимо, и стянула личные сбережения: в рулоне оказалось пятьдесят тысяч рублей тысячными ассигнациями, а колечко было с настоящим бриллиантом и давнишней, царских времен работы. Мое добросердечье было оплачено с лихвой. Но я теперь не знал, как мне найти того, у кого были похищены ценности. В милицию обращаться было нелепо: там ничему не поверят. Именно меня, как пить дать, задержали бы, обвинив в квартирной краже. Кто из современных ментов наделен столь тонким умом, чтобы поверить в дружбу человека с крысой. Дали бы нам с Нюркой срок – на двоих! Но отсиживать мне бы его пришлось одному. Некоторое время я только прислушивался к переговорам соседей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64