В небольшой скрытой полости они хранили жидкую взрывчатку. Носовая их часть бронировалась мощными пластинами симплексной керамики. Кроме того, складной манипулятор оснащался довольно мощным электроразрядником. Алгоритм «Громозда туп» запускал режим тарана. А цель роботу я указал.
Поводырь подлетел вверх, завизжал турбиной под днищем и, мгновенно набрав скорость, спикировал на дверь в носовой части. Когда эта тарелка порхает вокруг вас, она кажется легкой и даже невесомой. На самом деле ее масса всего лишь в два раза меньше массы взрослого мужчины. Кинетическая энергия удара на скорости сто километров в час – очень даже приличная. Поводырь буквально вынес запертую дверь.
Пассажиры в салоне закричали, но мне до их испуга дела не было. Я уже мчался по проходу между диванами. А еще через секунду я уже находился на месте, так сказать, основного действия. Пилоты даже слова не успели сказать. Оперенные иглы, два легких шлепка! И пилоты откинулись на подголовники.
Поводырь пропыхтел над моим плечом:
– Публика в салоне волнуется. Может быть, мне поискрить разрядником?
– Для начала попробуй успокоить. Если кто-то попробует зайти сюда, врежь промеж глаз двумястами вольтами.
Робот-поводырь вылетел из кабины и, перекрывая крики пассажиров, объявил:
– Экипажу сделалось дурно из-за нарушения газовой среды в кабине. Бахил Сипарави, бодхисатва семнадцатого аркана Великого Ашрама Звездных Бхати принял управление на себя. Для беспокойства нет причины!
У меня было очень мало времени, чтобы за несколько минут разобраться в управлении этого летающего корыта и приступить к пилотированию. Тело первого пилота я решил из кресла не убирать, поскольку тогда бортовой компьютер мог дезактивировать его руль. Я отыскал регуляторы положения кресла и немного подвинул назад – ровно настолько, чтобы протиснуться между ним и рулем и сесть на колени спящему пилоту.
Взгляд мой заметался по приборной доске. Планшет с полетной картой в двух плоскостях и указанием режимов в контрольных точках – очень хорошо! Гирогоризонт – хорошо! Высотомер – еще лучше! Датчики состояния топливной системы – и что же у нас с этой системой? Почти две тонны жидкого водорода – оч-чень хорошо!
Пора попробовать что-то с этим «снукером» сделать. Я легонько принял руль на себя. Тут же на планшете ориентации нос летающего судна задрался на два градуса. Я увидел, как компьютер для компенсации опрокидывания погнал топливо по бакам, смещая центр тяжести вперед. Из правого кессона в корневой части крыла он перекачал триста литров в левый, а из хвостового топливного бака – сто сорок литров в носовой. Такая, стало быть, тут архаика – перекачивая топливо, компьютер управляет центром тяжести.
При передвижении руля сразу увеличилось рысканье по тангажу. Я вернул руль на место, и рысканье почти пропало. Все понятно, с углом атаки играть не будем. Что у нас там далее? Крен. Три градуса на левое крыло, теперь пять, а потом – ляжем на правое. Хорошо! Посудина легко слушалась органов управления. Плазменное облако за бортом исчезло. Судя по показаниям приборов, высота полета составляла двадцать километров, скорость – две тысячи пятьсот.
Так! Где у нас там космодром имени Шарля де Голля?
Я повел «снукер» в левый поворот. Примерно через минуту неведомый диспетчер увидел мое отклонение от посадочной глиссады. Откуда-то из динамика сбоку донесся тревожный голос, сообщивший на транслите, что мне надо отработать двенадцать градусов вправо, чтобы вернуться в свой коридор. Ага!
Тут-то я и разглядел космодром. Его местоположение выдала стартовавшая ракета. Взлетела красиво! По жесткому синему факелу я понял, что с космодрома поднялся большой корабль с навешенными твердотопливными ускорителями. На обжитых планетах так обычно запускают массивные звездолеты, чтобы те не включали при старте мощные ядерные двигатели и не заражали атмосферу.
Повинуясь движению руля, «снукер» еще рыскнул носом – это я вывел угол атаки в ноль и увеличил тягу двигателей. Топливо при посадке могло лишь создать дополнительную опасность, так что следовало его выжечь.
Оживился бортовой компьютер, сообщивший, что при вылете визир автопилота был выставлен на аэропорт, а не на космодром. Я вообще отключил отметку визира, и успокоенный компьютер утих.
Что-то озабоченно заворковал диспетчер. Признаюсь, я его уже не слушал. В эфире раздались новые голоса. Похоже, к обсуждению моих подвигов в воздушном пространстве планеты Парк-Риджа подключились новые заинтересованные лица.
Береговая линия быстро приближалась. Пора начинать сброс высоты. Я резко увел «снукер» вниз и услышал рев перепуганных голосов из салона. Неужели никто из пассажиров не катался на «русских горках»?!
А вот и космодром имени Шарля де Голля! Громадная бетонная «ромашка» и массивное, основательное здание в центре. На каждом из «лепестков» тянулся ряд разномастных космических кораблей. Мой взгляд лихорадочно заметался по корабельным рядам, пытаясь отыскать «Фунт изюма».
Я нажал тревожную кнопку и активировал функцию аварийного слива горючего. Не хватало еще при посадке взорваться на двух тоннах жидкого водорода. Заложив глубокий вираж, я по широкой дуге стал облетать космодром. Высота понижалась постепенно – тысяча шестьсот, тысяча пятьсот, тысяча четыреста метров.
На моей частоте орали, перебивая друг друга, сразу несколько диспетчеров.
Наконец-то я увидел своего малыша, притулившегося в тени громадного рудовоза, и, сделав последний поворот, пошел на снижение прямо в створ нужной мне бетонной площадки. Этот маневр сжег остатки топлива – теперь я при всем желании не смог бы свернуть с выбранной глиссады.
Едва стихли двигатели, до моего слуха донесся новый всплеск эмоций в салоне. Пассажиры испугались, что с умолкнувшими моторами мы не сможем сесть. Глупцы, сидели бы уж, не питюкали.
Где же у этого чуда летающей техники шасси? Мой взгляд заметался по рядам разномастных сенсоров с незнакомыми символами. Высота уже составляла пятьсот метров. Что ж, сядем на брюхо, натрем мозоли на заднице шершавым бетоном…
И тут замигал световой индикатор на панели управления – бортовой компьютер подсказал мне, как выпустить шасси. Я коснулся нужного сенсора – на одном из мониторов тут же загорелся сигнал, что команда успешно выполнена.
Мелькнул и исчез за спиною край бетонки. Высота полета – восемь метров. Секунда, другая, третья…
Касание!
Может, и жестковато получилось. Но, принимая во внимание, что я лет пятнадцать не садился за штурвал атмосферных летунцов, очень даже неплохо.
«Снукер» резво покатил по бетонной подушке. Он уже проскочил мимо первого корабля, когда наперерез вдруг выкатил электрокар с парой каких-то обормотов. Расстояние до них едва ли превышало пару десятков метров. Я прекрасно различил обалделые выражения их лиц.
Электрокар исчез под носовым обтекателем «снукера», и я резко принял вбок. Скорость маневра оказалась слишком большой, меня едва не выбросило с сиденья. Я все же удержался, вернул себя в вертикальное положение, но тут к своему ужасу понял, что «снукер» движется прямо на опору огромного транспортного звездолета. Я вывернул руль в противоположную сторону – громадная металлическая нога стала уходить за пределы видимости. Однако… недостаточно быстро!
«Снукер» ударил опору своим коротким, широким у корня крылом и пошел юзом, закручиваясь вокруг носовой части. В салоне заорали. Я же бросил штурвал и схватился за поручни кресла. Движение сделалось неуправляемым, так что нужда в штурвале отпала.
Еще какое-то время «снукер» двигался боком вперед, постепенно разворачиваясь и, наконец, застыл. И сквозь лобовое стекло пилотской кабины, оказавшейся теперь повернутой назад, я увидел… Колоссальный грузовой корабль, опору которого я так ловко подсек, медленно кренясь, заваливался прямо на бетонное поле. Прочертив в небе своим блестящим носом величественную дугу, он рухнул на бетонку. Вздрогнула почва под ногами, взметнулись ввысь облака пыли.
Даже я, приученный в любой ситуации оставаться оптимистом, прошептал: «Матерь Божья! Не слишком ли я обнаглел?!»
Впрочем, все живы! И мне пора уносить ноги!
Пассажиры в салоне еще не успели толком понять, что же именно происходит, как я уже открыл люк и спрыгнул на бетон посадочной полосы. Невысоко – едва ли три метра.
Надо мною металлической стеной возвышался корпус упавшего космического корабля. Но рассматривать его нет времени! Оглянувшись по сторонам, я вдруг с ужасом осознал, что не вижу «Фунта изюма»! Его просто здесь не было! Черт побери, куда же это я сел?!
10.
Говорят, Христофор Колумб почти полторы тысячи лет назад загнал в тупик членов королевского совета незатейливой головоломкой. Он предложил им поставить на попа сырое куриное яйцо. Королевские советчики по всякому изощрялись, но, в конце концов, заявили, что ни при каких условиях яйцо невозможно заставить стоять на остром носике. Тогда Колумб закрутил яйцо двумя пальцами, заставив его вращаться наподобие волчка, и произнес бессмертные слова: «Хочешь стоять – крутись!»
В общем, если чуть перефразировать Колумба… Если не видишь того, что должно находиться у тебя под носом – оглянись! Именно так звучит первое правило поведения в чрезвычайной ситуации, которое нам вбивали в голову в монастырской школе тюремного типа.
«Фунт изюма» стоял за моей спиной. Правда, на соседнем «лепестке», метрах в четырехстах. С присущей мне бодростью, в хорошем темпе я припустил в нужном направлении.
Я покрыл отделявшее меня от «Фунта изюма» расстояние минуты за полторы. За спиной надрывались сирены. В громкоговорители неслась разноязыкая речь. Но я не оглядывался.
Уже в лифте, поднимавшем меня в пост управления, я стал отдавать первые команды. Но бортовой компьютер голосом ненавистного Витаса прервал меня:
– Шеф, сначала сядьте в командирское кресло! Иначе я не активирую протокол взлета, вы же знаете!
Черт! Я потерял несколько драгоценных секунд и не без трепета ожидал, как произойдет взлет. Обидно снова потерять опорные башмаки, лишь недавно установленные!
Но по неизвестной мне причине диспетчерская служба космопорта не остановила вылеты. И «Фунт изюма» на удивление спокойно поднялся в небо. Признаюсь честно, я даже не сразу поверил в такую везуху!
Космический Кодекс разрешает входить и выходить из «схлопов» на расстояниях не менее ста миллионов километров от заселенных планет. Это требование связано с угрозой целого ряда возмущений, которые способны вызывать в биосферах планет работающие хронотипические двигатели. Но и сто миллионов – это минимально допустимое расстояние. Обычно капитаны кораблей выбирают точку формирования «схлопа» гораздо дальше от планеты: сто пятьдесят – двести миллионов условно-земных километров. Сейчас же я решил не тянуть с прыжком и задал координаты точки входа в «схлоп» на ближайшем допустимом расстоянии.
Прыжок к двойной звездной системе Лабаха-Кляузман прошел вполне удачно. Моя пиратская лоция не подвела. «Фунт изюма» не врезался в кипящие недра планеты и не размазал на субсветовой скорости пару сотен астероидов. Он вышел из «схлопа» окруженный черным вакуумом глубокого космоса далеко за орбитой пятой из четырнадцати планет этой системы. Где-то здесь, вдали от заселенных потомками латиноамериканцев планет Звездный Акапулько и Титикака, я назначил рандеву своим друзьям.
К моменту моего появления в систему Лабаха-Кляузман прибыли уже двое «казаков». Позывные их радиомаяков я поймал сразу же. Антон Радаев – Шерстяной, и Константин Головач – Костяная Голова прибыли каждый на своем корабле. Вот радость-то! Чем больше наша флотилия, тем больший маневр мы сможем осуществить в последующем.
Примерно шесть часов ушло у нас на обоюдное сближение. В течение этого времени мы поддерживали связь в режиме «конференция» и обменивались краткими репликами, но от обстоятельного разговора воздерживались. Казаки знают, что все важные разговоры должны проводиться только внутри космического корабля.
Шерстяной прилетел на своем «Туареге», более похожим на исследовательскую лабораторию, нежели на боевой корабль. Переделанный из космической яхты, «Туарег» не имел вооружения и бронирования, зато стараниями хозяина был напичкан самой современной биомедицинской техникой. На модернизацию этого оборудования и закупку его новых образцов наша казачья курия постоянно выделяла Шерстяному немалые средства.
Головач, напротив, прибыл на мощном боевом корабле, хорошо известном мне как «Наварин». Сделанный по индивидуальному проекту, этот внушительный летучий мастодонт имел четыре обитаемые каюты – все остальное пространство занимала разнообразная техника для стрельбы, устрашения и поспешного бегства в случае неудачного устрашения.
«Фунт изюма», «Туарег» и «Наварин» сошлись на двести метров и зависли в полумиллионе километров от оранжево-зеленой планеты-гиганта Кордова.
Облачившись в скафандры, Костяная Голова и Шерстяной прибыли на борт моего корабля. Когда визитеры явились в пост управления, грохоча магнитными ботинками и посмеиваясь над каким-то анекдотом, я с чувством обнял обоих.
– Мы, кажется, не виделись месяцев восемь, – заметил Костяная Голова. – Вы, господин Разорвирубаха, безответственно относитесь к своим обязанностям нашего наказного атамана.
В устах Кости сказанное следовало расценивать как образное выражение радости от встречи.
– Садитесь, братанги, – я указал на диван для гостей. – У нас будет длинный разговор.
Начал я, разумеется, с главного – с инъекции в шею. Радаев внимательно выслушал меня, не мешкая, взял из разных частей тела образцы крови. Обещал подумать, как можно мне помочь.
– Да, Антоша, будь любезен, помоги, – попросил я. – Хотелось бы, знаешь, еще пожить, поделать добрые дела и прочую чухню, ну и, разумеется, организовать ответную встречу с теми милыми людьми, что устроили мне это… развлечение.
– Я подумаю, – авторитетно заверил Шерстяной. – Посмотрю на этих нанороботов, попытаюсь расколоть код их дезактивации. Если же не получится дезактивировать, подумаю, как уничтожить…
– А чучхэ у тебя хватит? – Константин, как всякий настоящий воин, признавал силу и прямое действие, испытывая глубокие сомнения в реальной пользе науки и любого абстрактного знания вообще. – У тебя ведь все животные в лаборатории подыхают! Ни одна тварь не выживает! А тут ведь не морская свинья! Тут сам наказной атаман в спасении нуждается. Он ведь у тебя тоже сдохнет, как морской свин!
– Чучхэ хватит! Я перед сном каждый раз геном человека повторяю. И сверху вниз, и снизу вверх. Ну, а если не получится избавиться от нанороботов, то мы его мозг пересадим. Только тело надо будет найти.
– Гы! – обрадовался Константин. – В женское тело засунем! – Он повернулся ко мне: – А кто же, Петр Никодимыч, так грязно над вами надругался?
– Это уже вторая часть моего повествования…
И я принялся рассказывать о своем посещении Корабля дураков и череде событий, последовавших далее. С присущим мне лаконизмом, я уместил все в двадцать два предложения. Ну, может, в двадцать три… Когда я употребил словосочетание «машина времени», мои слушатели тревожно переглянулись. А когда я объяснил, что именно я планирую предпринять в ближайшее время, Костяная Голова заерзал на диване:
– Прежде чем сказать, какой ты муд…, в смысле, странный человек, я хотел бы попросить налить мне двадцать капель!
– Валидола?
– «Укуса болиголова»!
– Это мне валидол нужен! – простонал Шерстяной. – После той ахинеи, что сейчас тут услышал.
– Вам обоим не понравился моя байка…
– Горько видеть человека, которого купили на рассказ для прыщавого подростка! – кивнул Головач.
– Как будто ты не изучал физику и не ходил в монастырскую школу подрывной подготовки тюремного типа, – поддакнул Шерстяной. – Я все, конечно, понимаю! И что ты учился в спецклассе для детей с отягощенной наследственностью! И что физику вам читал Сигизмунд Голодный по прозвищу «Глаза в стакане»! И даже что работа твоего мозга нарушена внедрением разного рода имплантатов! Но… – Антон поднял вверх палец. – Но нельзя же вести себя совсем как идиот!
– Что, собственно, мои братихи, вам не понравилось в моем рассказе? Может, я скупо жестикулировал?
– С жестикуляцией порядок! – отмахнулся Головач. – А не понравилось то, что, во-первых, машины времени не может существовать в принципе, как не может существовать вечного двигателя. А во-вторых…
– А во-вторых, то, что твоя новая подруга, это самое «зеленоглазое такси», смахивает на банальную «подставу» Службы Политической Безопасности, – дополнил Антон. – Ты что, Петр Никодимыч, не соображаешь, с кем имеешь дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Поводырь подлетел вверх, завизжал турбиной под днищем и, мгновенно набрав скорость, спикировал на дверь в носовой части. Когда эта тарелка порхает вокруг вас, она кажется легкой и даже невесомой. На самом деле ее масса всего лишь в два раза меньше массы взрослого мужчины. Кинетическая энергия удара на скорости сто километров в час – очень даже приличная. Поводырь буквально вынес запертую дверь.
Пассажиры в салоне закричали, но мне до их испуга дела не было. Я уже мчался по проходу между диванами. А еще через секунду я уже находился на месте, так сказать, основного действия. Пилоты даже слова не успели сказать. Оперенные иглы, два легких шлепка! И пилоты откинулись на подголовники.
Поводырь пропыхтел над моим плечом:
– Публика в салоне волнуется. Может быть, мне поискрить разрядником?
– Для начала попробуй успокоить. Если кто-то попробует зайти сюда, врежь промеж глаз двумястами вольтами.
Робот-поводырь вылетел из кабины и, перекрывая крики пассажиров, объявил:
– Экипажу сделалось дурно из-за нарушения газовой среды в кабине. Бахил Сипарави, бодхисатва семнадцатого аркана Великого Ашрама Звездных Бхати принял управление на себя. Для беспокойства нет причины!
У меня было очень мало времени, чтобы за несколько минут разобраться в управлении этого летающего корыта и приступить к пилотированию. Тело первого пилота я решил из кресла не убирать, поскольку тогда бортовой компьютер мог дезактивировать его руль. Я отыскал регуляторы положения кресла и немного подвинул назад – ровно настолько, чтобы протиснуться между ним и рулем и сесть на колени спящему пилоту.
Взгляд мой заметался по приборной доске. Планшет с полетной картой в двух плоскостях и указанием режимов в контрольных точках – очень хорошо! Гирогоризонт – хорошо! Высотомер – еще лучше! Датчики состояния топливной системы – и что же у нас с этой системой? Почти две тонны жидкого водорода – оч-чень хорошо!
Пора попробовать что-то с этим «снукером» сделать. Я легонько принял руль на себя. Тут же на планшете ориентации нос летающего судна задрался на два градуса. Я увидел, как компьютер для компенсации опрокидывания погнал топливо по бакам, смещая центр тяжести вперед. Из правого кессона в корневой части крыла он перекачал триста литров в левый, а из хвостового топливного бака – сто сорок литров в носовой. Такая, стало быть, тут архаика – перекачивая топливо, компьютер управляет центром тяжести.
При передвижении руля сразу увеличилось рысканье по тангажу. Я вернул руль на место, и рысканье почти пропало. Все понятно, с углом атаки играть не будем. Что у нас там далее? Крен. Три градуса на левое крыло, теперь пять, а потом – ляжем на правое. Хорошо! Посудина легко слушалась органов управления. Плазменное облако за бортом исчезло. Судя по показаниям приборов, высота полета составляла двадцать километров, скорость – две тысячи пятьсот.
Так! Где у нас там космодром имени Шарля де Голля?
Я повел «снукер» в левый поворот. Примерно через минуту неведомый диспетчер увидел мое отклонение от посадочной глиссады. Откуда-то из динамика сбоку донесся тревожный голос, сообщивший на транслите, что мне надо отработать двенадцать градусов вправо, чтобы вернуться в свой коридор. Ага!
Тут-то я и разглядел космодром. Его местоположение выдала стартовавшая ракета. Взлетела красиво! По жесткому синему факелу я понял, что с космодрома поднялся большой корабль с навешенными твердотопливными ускорителями. На обжитых планетах так обычно запускают массивные звездолеты, чтобы те не включали при старте мощные ядерные двигатели и не заражали атмосферу.
Повинуясь движению руля, «снукер» еще рыскнул носом – это я вывел угол атаки в ноль и увеличил тягу двигателей. Топливо при посадке могло лишь создать дополнительную опасность, так что следовало его выжечь.
Оживился бортовой компьютер, сообщивший, что при вылете визир автопилота был выставлен на аэропорт, а не на космодром. Я вообще отключил отметку визира, и успокоенный компьютер утих.
Что-то озабоченно заворковал диспетчер. Признаюсь, я его уже не слушал. В эфире раздались новые голоса. Похоже, к обсуждению моих подвигов в воздушном пространстве планеты Парк-Риджа подключились новые заинтересованные лица.
Береговая линия быстро приближалась. Пора начинать сброс высоты. Я резко увел «снукер» вниз и услышал рев перепуганных голосов из салона. Неужели никто из пассажиров не катался на «русских горках»?!
А вот и космодром имени Шарля де Голля! Громадная бетонная «ромашка» и массивное, основательное здание в центре. На каждом из «лепестков» тянулся ряд разномастных космических кораблей. Мой взгляд лихорадочно заметался по корабельным рядам, пытаясь отыскать «Фунт изюма».
Я нажал тревожную кнопку и активировал функцию аварийного слива горючего. Не хватало еще при посадке взорваться на двух тоннах жидкого водорода. Заложив глубокий вираж, я по широкой дуге стал облетать космодром. Высота понижалась постепенно – тысяча шестьсот, тысяча пятьсот, тысяча четыреста метров.
На моей частоте орали, перебивая друг друга, сразу несколько диспетчеров.
Наконец-то я увидел своего малыша, притулившегося в тени громадного рудовоза, и, сделав последний поворот, пошел на снижение прямо в створ нужной мне бетонной площадки. Этот маневр сжег остатки топлива – теперь я при всем желании не смог бы свернуть с выбранной глиссады.
Едва стихли двигатели, до моего слуха донесся новый всплеск эмоций в салоне. Пассажиры испугались, что с умолкнувшими моторами мы не сможем сесть. Глупцы, сидели бы уж, не питюкали.
Где же у этого чуда летающей техники шасси? Мой взгляд заметался по рядам разномастных сенсоров с незнакомыми символами. Высота уже составляла пятьсот метров. Что ж, сядем на брюхо, натрем мозоли на заднице шершавым бетоном…
И тут замигал световой индикатор на панели управления – бортовой компьютер подсказал мне, как выпустить шасси. Я коснулся нужного сенсора – на одном из мониторов тут же загорелся сигнал, что команда успешно выполнена.
Мелькнул и исчез за спиною край бетонки. Высота полета – восемь метров. Секунда, другая, третья…
Касание!
Может, и жестковато получилось. Но, принимая во внимание, что я лет пятнадцать не садился за штурвал атмосферных летунцов, очень даже неплохо.
«Снукер» резво покатил по бетонной подушке. Он уже проскочил мимо первого корабля, когда наперерез вдруг выкатил электрокар с парой каких-то обормотов. Расстояние до них едва ли превышало пару десятков метров. Я прекрасно различил обалделые выражения их лиц.
Электрокар исчез под носовым обтекателем «снукера», и я резко принял вбок. Скорость маневра оказалась слишком большой, меня едва не выбросило с сиденья. Я все же удержался, вернул себя в вертикальное положение, но тут к своему ужасу понял, что «снукер» движется прямо на опору огромного транспортного звездолета. Я вывернул руль в противоположную сторону – громадная металлическая нога стала уходить за пределы видимости. Однако… недостаточно быстро!
«Снукер» ударил опору своим коротким, широким у корня крылом и пошел юзом, закручиваясь вокруг носовой части. В салоне заорали. Я же бросил штурвал и схватился за поручни кресла. Движение сделалось неуправляемым, так что нужда в штурвале отпала.
Еще какое-то время «снукер» двигался боком вперед, постепенно разворачиваясь и, наконец, застыл. И сквозь лобовое стекло пилотской кабины, оказавшейся теперь повернутой назад, я увидел… Колоссальный грузовой корабль, опору которого я так ловко подсек, медленно кренясь, заваливался прямо на бетонное поле. Прочертив в небе своим блестящим носом величественную дугу, он рухнул на бетонку. Вздрогнула почва под ногами, взметнулись ввысь облака пыли.
Даже я, приученный в любой ситуации оставаться оптимистом, прошептал: «Матерь Божья! Не слишком ли я обнаглел?!»
Впрочем, все живы! И мне пора уносить ноги!
Пассажиры в салоне еще не успели толком понять, что же именно происходит, как я уже открыл люк и спрыгнул на бетон посадочной полосы. Невысоко – едва ли три метра.
Надо мною металлической стеной возвышался корпус упавшего космического корабля. Но рассматривать его нет времени! Оглянувшись по сторонам, я вдруг с ужасом осознал, что не вижу «Фунта изюма»! Его просто здесь не было! Черт побери, куда же это я сел?!
10.
Говорят, Христофор Колумб почти полторы тысячи лет назад загнал в тупик членов королевского совета незатейливой головоломкой. Он предложил им поставить на попа сырое куриное яйцо. Королевские советчики по всякому изощрялись, но, в конце концов, заявили, что ни при каких условиях яйцо невозможно заставить стоять на остром носике. Тогда Колумб закрутил яйцо двумя пальцами, заставив его вращаться наподобие волчка, и произнес бессмертные слова: «Хочешь стоять – крутись!»
В общем, если чуть перефразировать Колумба… Если не видишь того, что должно находиться у тебя под носом – оглянись! Именно так звучит первое правило поведения в чрезвычайной ситуации, которое нам вбивали в голову в монастырской школе тюремного типа.
«Фунт изюма» стоял за моей спиной. Правда, на соседнем «лепестке», метрах в четырехстах. С присущей мне бодростью, в хорошем темпе я припустил в нужном направлении.
Я покрыл отделявшее меня от «Фунта изюма» расстояние минуты за полторы. За спиной надрывались сирены. В громкоговорители неслась разноязыкая речь. Но я не оглядывался.
Уже в лифте, поднимавшем меня в пост управления, я стал отдавать первые команды. Но бортовой компьютер голосом ненавистного Витаса прервал меня:
– Шеф, сначала сядьте в командирское кресло! Иначе я не активирую протокол взлета, вы же знаете!
Черт! Я потерял несколько драгоценных секунд и не без трепета ожидал, как произойдет взлет. Обидно снова потерять опорные башмаки, лишь недавно установленные!
Но по неизвестной мне причине диспетчерская служба космопорта не остановила вылеты. И «Фунт изюма» на удивление спокойно поднялся в небо. Признаюсь честно, я даже не сразу поверил в такую везуху!
Космический Кодекс разрешает входить и выходить из «схлопов» на расстояниях не менее ста миллионов километров от заселенных планет. Это требование связано с угрозой целого ряда возмущений, которые способны вызывать в биосферах планет работающие хронотипические двигатели. Но и сто миллионов – это минимально допустимое расстояние. Обычно капитаны кораблей выбирают точку формирования «схлопа» гораздо дальше от планеты: сто пятьдесят – двести миллионов условно-земных километров. Сейчас же я решил не тянуть с прыжком и задал координаты точки входа в «схлоп» на ближайшем допустимом расстоянии.
Прыжок к двойной звездной системе Лабаха-Кляузман прошел вполне удачно. Моя пиратская лоция не подвела. «Фунт изюма» не врезался в кипящие недра планеты и не размазал на субсветовой скорости пару сотен астероидов. Он вышел из «схлопа» окруженный черным вакуумом глубокого космоса далеко за орбитой пятой из четырнадцати планет этой системы. Где-то здесь, вдали от заселенных потомками латиноамериканцев планет Звездный Акапулько и Титикака, я назначил рандеву своим друзьям.
К моменту моего появления в систему Лабаха-Кляузман прибыли уже двое «казаков». Позывные их радиомаяков я поймал сразу же. Антон Радаев – Шерстяной, и Константин Головач – Костяная Голова прибыли каждый на своем корабле. Вот радость-то! Чем больше наша флотилия, тем больший маневр мы сможем осуществить в последующем.
Примерно шесть часов ушло у нас на обоюдное сближение. В течение этого времени мы поддерживали связь в режиме «конференция» и обменивались краткими репликами, но от обстоятельного разговора воздерживались. Казаки знают, что все важные разговоры должны проводиться только внутри космического корабля.
Шерстяной прилетел на своем «Туареге», более похожим на исследовательскую лабораторию, нежели на боевой корабль. Переделанный из космической яхты, «Туарег» не имел вооружения и бронирования, зато стараниями хозяина был напичкан самой современной биомедицинской техникой. На модернизацию этого оборудования и закупку его новых образцов наша казачья курия постоянно выделяла Шерстяному немалые средства.
Головач, напротив, прибыл на мощном боевом корабле, хорошо известном мне как «Наварин». Сделанный по индивидуальному проекту, этот внушительный летучий мастодонт имел четыре обитаемые каюты – все остальное пространство занимала разнообразная техника для стрельбы, устрашения и поспешного бегства в случае неудачного устрашения.
«Фунт изюма», «Туарег» и «Наварин» сошлись на двести метров и зависли в полумиллионе километров от оранжево-зеленой планеты-гиганта Кордова.
Облачившись в скафандры, Костяная Голова и Шерстяной прибыли на борт моего корабля. Когда визитеры явились в пост управления, грохоча магнитными ботинками и посмеиваясь над каким-то анекдотом, я с чувством обнял обоих.
– Мы, кажется, не виделись месяцев восемь, – заметил Костяная Голова. – Вы, господин Разорвирубаха, безответственно относитесь к своим обязанностям нашего наказного атамана.
В устах Кости сказанное следовало расценивать как образное выражение радости от встречи.
– Садитесь, братанги, – я указал на диван для гостей. – У нас будет длинный разговор.
Начал я, разумеется, с главного – с инъекции в шею. Радаев внимательно выслушал меня, не мешкая, взял из разных частей тела образцы крови. Обещал подумать, как можно мне помочь.
– Да, Антоша, будь любезен, помоги, – попросил я. – Хотелось бы, знаешь, еще пожить, поделать добрые дела и прочую чухню, ну и, разумеется, организовать ответную встречу с теми милыми людьми, что устроили мне это… развлечение.
– Я подумаю, – авторитетно заверил Шерстяной. – Посмотрю на этих нанороботов, попытаюсь расколоть код их дезактивации. Если же не получится дезактивировать, подумаю, как уничтожить…
– А чучхэ у тебя хватит? – Константин, как всякий настоящий воин, признавал силу и прямое действие, испытывая глубокие сомнения в реальной пользе науки и любого абстрактного знания вообще. – У тебя ведь все животные в лаборатории подыхают! Ни одна тварь не выживает! А тут ведь не морская свинья! Тут сам наказной атаман в спасении нуждается. Он ведь у тебя тоже сдохнет, как морской свин!
– Чучхэ хватит! Я перед сном каждый раз геном человека повторяю. И сверху вниз, и снизу вверх. Ну, а если не получится избавиться от нанороботов, то мы его мозг пересадим. Только тело надо будет найти.
– Гы! – обрадовался Константин. – В женское тело засунем! – Он повернулся ко мне: – А кто же, Петр Никодимыч, так грязно над вами надругался?
– Это уже вторая часть моего повествования…
И я принялся рассказывать о своем посещении Корабля дураков и череде событий, последовавших далее. С присущим мне лаконизмом, я уместил все в двадцать два предложения. Ну, может, в двадцать три… Когда я употребил словосочетание «машина времени», мои слушатели тревожно переглянулись. А когда я объяснил, что именно я планирую предпринять в ближайшее время, Костяная Голова заерзал на диване:
– Прежде чем сказать, какой ты муд…, в смысле, странный человек, я хотел бы попросить налить мне двадцать капель!
– Валидола?
– «Укуса болиголова»!
– Это мне валидол нужен! – простонал Шерстяной. – После той ахинеи, что сейчас тут услышал.
– Вам обоим не понравился моя байка…
– Горько видеть человека, которого купили на рассказ для прыщавого подростка! – кивнул Головач.
– Как будто ты не изучал физику и не ходил в монастырскую школу подрывной подготовки тюремного типа, – поддакнул Шерстяной. – Я все, конечно, понимаю! И что ты учился в спецклассе для детей с отягощенной наследственностью! И что физику вам читал Сигизмунд Голодный по прозвищу «Глаза в стакане»! И даже что работа твоего мозга нарушена внедрением разного рода имплантатов! Но… – Антон поднял вверх палец. – Но нельзя же вести себя совсем как идиот!
– Что, собственно, мои братихи, вам не понравилось в моем рассказе? Может, я скупо жестикулировал?
– С жестикуляцией порядок! – отмахнулся Головач. – А не понравилось то, что, во-первых, машины времени не может существовать в принципе, как не может существовать вечного двигателя. А во-вторых…
– А во-вторых, то, что твоя новая подруга, это самое «зеленоглазое такси», смахивает на банальную «подставу» Службы Политической Безопасности, – дополнил Антон. – Ты что, Петр Никодимыч, не соображаешь, с кем имеешь дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27