Культура, по Л.Карсавину, стремится к расширению:
"она по-своему преображает, "делает собою" окружающую среду, она "осваивает" породившие ее культуры и те, которые ее окружают, -- убивает иные культурные личности и заменяет их собою. Так, европейская культура, зарождаясь и в германском народе, делает его и своею индивидуализацией, но убивает в нем другую личность, ранее в нем индивидуализировавшуюся" (Там же. С.163). При этом активность культуры не ограничивается временем и пространством своего расцвета: "античность реально, хотя и ущербленно, живет в настоящем" (Там же. С. 165).
Работа историка сближается с семиотической, поскольку "изучая развитие какого-нибудь момента (индивидуальности или качествования), историк исходит из познаваемой им по нескольким проявлениям ("символам") специфической качественности момента" (Там же. С. 318). Тип работы историка характеризуется им следующим образом: "Историк конструирует систему римского, германского, средневекового права, систему католичества, византийской религиозности, индийской философии и т.д. В чистом своем виде подобные конструкции выводят нас из области истории в область наук систематических и, частью, нормативных" (Там же. С.112).
исторический подход 165
Рассуждая о коллективной личности, свойственной тому или иному народу, Л.Карсавин парадоксальным образом говорит о смене ее в разные культурные периоды: "Носителем русской культуры в XI II-XVII веках является иная личность, чем та, которая выражала себя в IX-XII веках. Весьма вероятно, что на переломе от XVI к XVII веку, в эпоху Смуты, возникает новая личность, и очень возможно, что именно сейчас она умирает, а зарождается носитель новой русской культуры" (Там же. С.176-177). Кстати, в записях каунасского студента Глеба Сорочкина за 1927-1928 гг. цитируется статья Л.Карсавина "Уроки отреченной веры" о новом типе в России: "Он уже определяет новый социальный уклад и творит новый быт, отраженный новым фольклором. В разрушении старой идеологии и религиозности и в обличьи самых примитивных ее форм взыскуются новая идеология и новая религиозность, никем еще не выраженные, скорее ощутимые, чем понимаемые" (Сорочкин Г. Из дневника // Карсавин Л. Малые сочинения. СПб., 1994. С.515).
Последнее понятие, о котором мы будем говорить в связи со взглядами Л.Карсавина -- это понятие личности. Уже в работе "Апологетический этюд" (журнал "Путь", 1926 г.) он говорит: "Личность не есть сумма элементов и из них не слагается. Ее характернейшая особенность именно в том и заключается, что она проявляет себя по-особому, по-своему, отлично от всех прочих личностей в каждом своем моменте и что все усвояемое ею перестает быть элементом и превращается в ее самое. Поэтому, строго говоря, нет никаких "общих" хотя бы двум только личностям элементов или моментов, общих, по крайней мере, в том смысле, в каком понятие "общего" существует в обычном словоупотреблении и "точных науках". Личность рождается как нечто совершенно новое и единственное во всем мире, как возможность особого неповторимого аспекта всего мироздания" (Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб., 1994. С.380).
Данной проблеме Л.Карсавин посвятил отдельную книгу "О личности", вышедшую в 1929 году в Каунасе. Он анализирует слова, отсылающие нас к этому понятию, начиная с понятия "лик". "Лик святого -- его совершенная и существенная личность, лишь приблизительно и символически выражаемая изображениями, описаниями, характеристиками. Этот лик (ср. -"подлинник") "просвечивает" сквозь икону, житие и самое эмпирическую личность" (Карсавин Л.П. О
послереволюционный период 166
личности // Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения. -- Т.1. -М., 1922. С.24). Далее следуют "личина", "харя", "маска". "Не случайно, думаю, -- пишет Л.Карсавин, -- в русском языке со словом "персона" сочетался смысл чисто-внешнего положения человека, частью же -- смысл внутренне необоснованной и надутой важности, т.е. обмана" (Там же. С.25). В этот список можно присоединить и парадоксальное название статьи Владимира Рабиновича "Морда лица" (Рабинович В. Морда лица // Человек. -- 1990. -- No 4). Также и Марсель Мосс посвятил одну из своих работ этой проблеме (Мосс М. Об одной категории человеческого духа: понятие личности, понятия "я" // Мосс. М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии М., 1996).
В качестве предшественника Л.Карсавина в этой области, но такого, который шел в несколько ином направлении -- более историческом, можно назвать книгу Г.Маркелова (Маркелов Г.И. Личность как культурно-историческое явление (Этюды по истории индивидуализма). -- Т.1. СПб.. 1912). Она построена по главам: Египет, Китай, Индия, Израиль, Греция, Рим, Христианство. Во введении нам встречается следующее наблюдение: "Современность можно охарактеризовать как эпоху психологических противоречий, как эпоху душевного надлома. В противоположность этому эпохи более, отдаленные, эпохи начала культурной жизни представляются нам более цельными, с более гармоническим миросозерцанием" (С.4).
У Л.Карсавина проблема личности переведена в религиозную, равно как и проблема общения: "Взаимообщение личностей не что иное, как индивидуация в них одной и той же высшей личности и объединение их в нее и в ней" (Карсавин Л.П. О личности. С.152-153).
Личность реализуется во всяком моменте полностью, отсюда Л.Карсавин выходит на проблему символа -- "момент личности должен быть и самим собою и особого рода выражением всех прочих моментов и всякого другого момента, т.е. их символом. Потому-то мы всегда познаем личность чрез какой-нибудь конкретный ее аспект, чрез один из ее моментов, получающий благодаря этому символическое значение" (Там же. С.77).
Мы можем включить в эту перекличку идей и Алексея. Лосева, который в своих "Очерках античного символизма и
исторический подход 167
мифологии" (1930) спорит об этих понятиях с Флоренским: "Флоренский учит о лике. Этот лик полон внутренних интимнейших энергий. Лик предполагает личность, духовную индивидуальность, внутреннюю свободу духа. (...) Кратко свое расхождение с Флоренским в понимании античного платонизма я формулировал бы так. У Флоренского -- иконографическое понимание платоновской Идеи, у меня же -- скульптурное понимание. Его Идея слишком духовно-выразительна для античности. Моя платоновская Идея -холоднее, безличнее и безразличнее; в ней больше красоты, чем интимности, больше окаменелости, чем объективности, больше голого тела, чем лица и лика, больше холодного любования, чем умиления, больше риторики и искусства, чем молитвы" (Лосев А. Очерки античного символизма и мифологии. - М., 1993. С.705).
В своей работе Л.Карсавин вводит важное понятие социального пространства наряду с понятиями симфонического и физического пространства (ср. развернутое использование физического и социального пространства в Бурдье П. Социология политики. -- М., 1993). "Субъектом социальной пространственности, ее источником и ею самою является социальная личность, -- пишет Л.Карсавин. -- Поскольку же социальная пространственность осуществляется индивидуальными личностями, они суть моменты социальной и она сама" (Карсавин Л.П. О личности. С.128). Или: "социальная пространственность возникает и исчезает в возникновении и исчезновении индивидуумов" (С.129).
Рассматривая понятие социальной личности, Л.Карсавин предлагает различать два их вида -- периодические и постоянные: "периодическими социальными личностями будут ученое и спортивное общество, партийный съезд, съезд советов и т.д., "постоянными" -- разбойничья шайка, семья, правительство, народ и т.п." (Там же. С.176). Это в сильной степени напоминает будущую классификацию аудитории у Ричарда Шехнера на случайную и интегрированную (Schechner R. Performance theory. -- New York etc., 1988). Социальная личность обладает определенной телесностью, к которой Л.Карсавин относит биологическое единство, общий этнический уклад, взаимообщение с одной и той же средой. Отсюда он делает интересный вывод: "эмигранты должны либо перерождаться, либо вырождаться, и тем скорее, чем они рассеяннее" (Там же. С.177). Соответственно, любое
послереволюционный период 168
общение предполагает создание соответствующей социальной личности, которая могла не существовать до встречи, возникнуть во время встречи и умереть после нее.
Чем подтверждаем мы присутствие Л.Карсавина в семиотическом круге идей? В конце предыдущего параграфа мы уже писали о семиотическом характере исторического изучения в аспекте сопоставления двух точек зрения, двух модальностей, где в результате выкристаллизовывается семиотическая проблематика. И этот срез получил дальнейшее развитие в становлении семиотики в России. Достаточно назвать имена Бориса Успенского, Арона Гуревича, Георгия Кнабе, Владимира Рабиновича. Несомненно семиотичны его работы о символических механизмах средневековой культуры, как бы уже по определению. Однако не менее важны и работы религиозной направленности. Столкновение двух модальностей мы видим в исследованиях по разграничению католицизма и православия. Работы о личности представляют собой попытку выстроить иерархическую среду обитания для знаковой действительности, "котел", в котором она зарождается и реализуется.
Основные работы
Карсавин Л.П. Культура средних веков. -- Пг.: Огни, 1918
Карсавин Л.П. Культура средних веков. -- Киев: Символ -AirLand, 1995
Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб.: Алетейя, 1994
Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения. -- Т.1. - М.: Ренессанс, 1992
Карсавин Л.П. Сочинения. -- М.: Раритет, 1993
Карсавин Л.П. Философия истории. СПб.: Комплект. 1993
Карсавин Л.П. Жозеф де Местр//Вопросы философии. 1989. - No3
Карсавин Л.П. философия и В.К.П. // Вопросы философии. -1992. No 3
Карсавин Л.П. Ответ на статью Н.А.Бердяева об евразийцах // Путь. -- 1926. -- No 2; переизд. в "Путь". -- Книга 1. - М., 1992
Карсавин Л.П. О началах // Символ. - 1994. - No 31
Карсавин Л.П. Проблема учения об ангелах (ангелология) // там же
Карсавин Л.П. Переписка с А. Веттером // там же
* * *
Хоружий С.С. Карсавин и де Местр // Вопросы философии. -1989.No 3
исторический подход 169
Назаров В.Н. "Каждый из нас в глубине своей есть София" // Вопросы философии. -- 1991. - No 9
Кулешов В. И. Неожиданная встреча с Л.П.Карсавиным // Вопросы философии. -- 1993. -- No 5
Соболев А.В. Своя своих не познаша. Евразийство: Л.П.Карсавин и другие // Начала. -- 1992. No 4
Хоружий С.С. Карсавин, евразийство и ВКП // Вопросы философии. 1992. - No 2
Литвинов Г.. Судьба философа Льва Петровича Карсавина // Эмиграция. -- 1992. - No 3
Гаврюшин Н. Переписка А.Веттера с Л.Карсавиным // Символ. 1994. - No 31
Мосин А. "Реальный собеседник" // там же
Хоружий С. Двоящийся текст // там же
Хоружий С. Жизнь и учение Льва Карсавина // Карсавин Л. Религиозно-философские сочинения. -- Т.1. -- М., 1992
Карташев А.В. Лев Платонович Карсавин (1882-1952) // Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб., 1994
Штейнберг А.3. Лев Платонович Карсавин // там же
Сорочкин Г. Из дневника (к истории Каунасского религиозно-философского кружка) // там же
3.3. ВчЕСЛАВ Иванов
Мы помещаем Вячеслава Иванова (1866-1949) в данном разделе, хотя с таким же успехом он мог быть причислен и к герменевтикам, поскольку говорит о своем пути исследования, различая герменевтику низшую, более словесную и филологическую, и герменевтику высшую, где речь уже идет не только об интерпретации текста, но и об интерпретации автора, духа эпохи и всего античного сознания в целом (Иванов В. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994. С.260-261).
О Вячеславе Иванове оставлена обширная мемуарная литература. Его "Башня из слоновой кости" в Петербурге видела у себя весь цвет русского серебряного века. Как вспоминает Андреи Белый: "Хозяин "становища" (так Мережковские звали квартиру) являлся к обеду: до -- кутался пледом; с обернутой головой утопал в корректурах на низком, постельном диване, работая не одеваясь, отхлебывая черный чай, подаваемый прямо в постель: часа в три; до -- не мог он проснуться, ложась в часов восемь утра, заставляя гостей с ним проделывать то же; к семи с половиной вечера утренний, розовый, свежий, как роза, умытый, одетый, являлся:
послереволюционный период 170
обедать; проведший со мною так на башне два дня Э.К.Метнер на третий сбежал; я такую выдержал жизнь недель пять; возвращался в Москву похудевший, зеленый, осунувшийся, вдохновленный беседой ночною, вернее, что -- утренней" (Белый А. Начало века. -- М., 1990. С.354).
Лев Шестов в своем эссе "Вячеслав Великолепный" замечает, что русского писателя можно лучше всего понять по его отношению к Достоевскому и Толстому. Об Иванове же он говорит следующее: "В.Иванов находит, что основная мысль Достоевского, которую и он сам разделяет и считает символом своей веры, в том, что величайший человеческий грех -- стремиться устроиться на земле без Бога" (Шестов Л. Соч. В 2-х тт. -- Т.1. -- М., 1993. С.272). Завершает же он свою работу словами: "Все нравится мне в В.Иванове; и тонкость его упадочных узоров, и его пристрастие к эллинизму, и вкус к Шиллеру, Гете и Ницше, и пророческий тон его писаний. Мне нравится нарочитая тяжесть его огромных, изысканных периодов, даже его старомодная жеманность, когда он восстанавливает букву 9 в словах беург, промебей и т.д. У других это вышло бы смешно, у В.Иванова -- красиво и торжественно. Мне кажется, что, если бы он надел шитый золотом дедовский шелковый кафтан или напудренный парик, ему бы это тоже было к лицу" (Там же, С.277).
Впервые курс лекций об эллинской религии Диониса Вяч.Иванов читает в Париже в высшей школе общественных наук в 1903 г. Книга же "Дионис и прадионисийство" выходит в Баку в 1923 г. после защиты его диссертации в местном университете в 1921 г. В 1924 г. он выезжает оттуда в Италию и не возвращается обратно, хотя до 1936 г. продлевает свой советский паспорт.
Основная идея, которая может нас заинтересовать в его трудах, это Дионис и его культ. К ней он обращается на протяжении всей жизни. До вышеупомянутой книги была целая серия статей по этой проблематике. Считается, что он обратился к Дионису под влиянием Фридриха Ницше. Он сам пишет в статье "Ницше и Дионис": "Ницше возвратил миру Диониса: в этом было его посланничество и его пророческое безумие" (Иванов Вяч, Родное и вселенское. -- М., 1994. С.27). В этой же статье он пишет об ориентации на Аполлона как о центростремительной, оформливающей, скрепляющей, в то время как стихия Диониса определяется как музыкальная, разрешающая и центробежная. При этом
исторический подход 171
описание данной сути иногда принимает весьма теоретическое оформление:
"Дионисийское начало, антиномичное по своей природе, может быть многообразно описываемо и формально определяемо, но вполне раскрывается только в переживании, и напрасно было бы искать его постижения -- исследуя, что образует его живой состав. Дионис приемлет и вместе отрицает всякий предикат; в его понятии a не-a, в его культе жертва и жрец объединяются как тождество" (Там же. С.29).
И еще одна важная теоретическая характеристика:
"Дионисийское состояние есть выхождение из времени и погружение в безвременное" (Там же. С.33). Статья была напечатана в 1904 г. в журнале "Весы". Вагнера, как и Бетховена, Вяч.Иванов считал зачинателями нового дионисийского творчества (Иванов Вяч. Вагнер и дионисово действо // Иванов Вяч. Родное и вселенское. -- М., 1994. С.35).
Всматриваясь в стихию дионисийства, мы постепенно увидим те параллели, которые идут от трудов Вяч.Иванова к таким явлениям семиотического мира, как карнавализация Михаила Бахтина и перформанс как теория современного ритуала. Подобная перекличка идей может быть весьма плодотворной для дальнейших исследований.
В дионисийстве Вяч.Иванов видит феномен культового общения (Иванов Вяч. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994. С.263). Характер дионисийства мы можем увидеть в следующем описании: "В культе Диониса человек отказывался временно от своего сознательного человеческого "я", от законов, устоев человеческого общества и погружался в темное, манящее лоно беспредельной и всепоглощающей природной жизни -- жизни животной, жизни растительной, не озаренной светом сознания, могучей в своем буйном подъеме, оргианизме, в своем стихийном, неудержимом и диком ликовании, стоящем вне нравственности, вне высших запросов духа. Это была жизнь безразличная и слепая в своем животном веселии, прекрасная и дикая. Для человека она была регрессом, отказом от всех достижений в области человеческого духа, она низводила его назад к исходному волнующемуся, хаотически-непросветленному, но зато неиссякающему жизнью, беспрестанно источающему стремительные и радостные потоки жизни -- лону Природы" (Арсеньев Н.С. Пессимизм и мистика в древней Греции // Путь. -- 1926. -- No 5; перензд. в Путь. - Кн. 1. - М., 1992. С.595).
послереволюционный период 172
Вяч.Иванов заинтересовался культом как действием, которое является гораздо более ранним феноменом, чем сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43