А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Больше ни с кем. Он это знал. Он также знал, что в этот раз все по-другому. Он влюблялся и раньше раза два – и оба раза считал, что не сможет без них жить, пока в один прекрасный день не понимал, что может, и причем очень счастливо. Но в этот раз все было по-иному. Дело было даже не в том, что Венеция красива, не в том, что он хотел ее, а он действительно хотел, и ему было очень нелегко уйти от нее сегодня – она как бы пробуждала в нем какую-то новую для него часть его собственной личности.
Впервые в жизни ему хотелось о ком-то заботиться, защищать и оберегать. У нее был такой необычный характер – с одной стороны, очень сильный и независимый, а с другой – ранимый и доверчивый. О, Господи, он был просто свиньей, когда хотел остаться у нее, такой уставшей и измученной. Она ведь в действительности еще совсем ребенок. С ней надо быть очень внимательным и не спешить, пусть все идет постепенно; с такими девушками, как Венеция, иначе нельзя. С ней невозможно вступить в легкую интрижку, с ней можно иметь только серьезные и глубокие отношения, и со временем он захочет таких отношений. Венни – просто чудо, она красива, с ней интересно, они прекрасно провели с ней сегодняшний день. С ней нужно действовать постепенно, чтобы им обоим было хорошо. Он будет звонить ей из каждой страны, где окажется, будет посылать ей цветы и подарки, он будет ухаживать за этой невинной девушкой, пока она не будет готова.
Морган лежал на кровати, положив руки под голову, и думал о Венеции.
Дни летели очень быстро, как и всегда во время отпуска; один день переходил в другой, занятый каким-либо новым делом: то они с Морганом катались на коньках на гостиничном катке, то сидели, держась за руки, в санях, закутанные от морозного ветра теплым меховым пледом, и лошади под звон колокольчика мчали их по сказочной стране снежных гор и сосновых лесов, то она обошла Моргана на повороте, а затем прыгала от радости на льду, когда он вручил ей проигранные пять фунтов, а потом она покупала ему подарок – теплый и мягкий-премягкий шерстяной шарф, который обмотала вокруг его шеи с поцелуем. А потом, когда снегопад прекратился, опять пошли крутые склоны и ужины при свечах, и танцы, и заботливое, нежное внимание Моргана. Но почему, думала Венеция, собираясь на их последний ужин, почему он больше ни разу не пытался добиться ее? В чем дело? Было не похоже, чтобы он стал более холодным по отношению к ней. Совсем наоборот – он все время оказывал ей различные знаки внимания, казалось, он так же счастлив здесь, как и она, они вечно смеялись над чем-нибудь. Так почему же, черт возьми? Может быть, она недостаточно для него привлекательна? Венеция внимательно рассмотрела свое отражение. Она решила опять надеть то лиловое простое платье – в конце концов, в тот первый вечер оно сыграло свою роль. Она слегка наклонилась вперед и растрепала свои светлые волосы, пока они не упали ей на плечи буйной гривой. Она положила на веки более густые тени, чтобы ее обычный широко открытый взгляд изменился на томный и глубокий, она отметила скулы, положив на них более темный тон, и накрасила губы лилово-розовой помадой, выделив блеском нижнюю губу, поскольку слышала, что это придает более соблазнительный вид. Затем немного духов «Луговой колокольчик». Вот, кажется, все. Если и это не сработает, то она просто не знает, что еще придумать. Она не могла не признать, что выглядит потрясающе – оставалось только надеяться, что и Морган это оценит!
– Венеция, ты ненормальная, – сказала она себе со смехом, – то ты сама не знаешь, хочешь ли его, то не понимаешь, то ли ты чувствуешь, когда он начинает тебя обнимать, а потом вдруг обижаешься и не можешь разобраться, почему это он оставляет тебя на полпути… – Она с нетерпением ждала момента, когда сможет рассказать обо всем своей лучшей подруге Кэт Ланкастер и услышать ее мнение. Взяв сумочку, она оглядела комнату. Одежда была разбросана по всем углам и, собрав все в кучу, она запихнула ее в самый низ гардероба, затем расправила покрывало на кровати и убрала со стула пижаму – просто так, на всякий случай, подумала она, с удовлетворением оглядывая комнату, а вдруг он захочет зайти ко мне сегодня вечером.
Морган ждал ее за их любимым столиком в баре около весело горящего камина, потягивая виски с содовой. Он заметил, как головы присутствующих повернулись в ее сторону, когда она, улыбаясь, проходила от двери к нему. Он мог бы поспорить, что она даже не догадывалась о том, что ни один мужчина в баре не остался к ней равнодушным. Это нравилось ему в Венни более всего: то, что она даже сама не понимает, насколько хороша. Сегодня она выглядела несколько по-иному, шла медленнее, чем обычно, как будто немного неуверенно, и взгляд у нее был другой – не привычный открытый… Что и говорить, вид необыкновенно соблазнительный. Черт бы меня подрал, подумал он. Ему и так становилось все труднее подавлять в себе естественные желания всю эту неделю, а теперь, когда она сидела здесь, рядом, похожая на полевую фиалку, благоухая ароматами летнего луга, и с этим томным взглядом Лолиты – о Боже, что же она со мной делает?!
Венни поцеловала его в щеку, когда он встал, чтобы поприветствовать ее, и в облаке аромата полевых цветов опустилась на соседний стул.
– Мне очень нравится, – сказал Морган, кашляя от обволакивающего его запаха. – Я имею в виду твои духи.
Венеция бросила на него самый «сексуальный» взгляд, на который только была способна.
– Правда? – проговорила она, жалея, что духи называются «Луговой колокольчик», а не как-нибудь вроде «Цветок страсти».
Морган с удивлением уставился на нее. Что это с ней сегодня?
– С тобой все в порядке? – спросил он заботливо. – Ты не слишком устала?
«О, Боже, наверное, я не так все делаю, – подумала Венеция, – он думает, что я устала, а я-то надеялась, что выгляжу соблазнительно!»
– Ну, конечно же, я не устала – не могу же я все время быть уставшей, Морган!
– Да, да, конечно. Так что будешь пить? Коктейль с шампанским, как всегда?
Венеция потягивала свой коктейль, жалея, что она не настолько искушена в питье, чтобы заказать мартини или водку или еще что-нибудь достаточно экзотическое, от чего, как она знала, ей станет плохо, но зато она бы казалась более взрослой и опытной. «Светской дамой», подумала она. Ей бы так хотелось стать похожей на Парис, чтобы уметь себя правильно вести в любой ситуации. И почему только Дженни не послала ее учиться в Швейцарию вместо Англии? Но зато Парис не умеет готовить, подумала она, но тут же ответила себе, что ей это и не надо, возможно, ее каждый вечер водят в шикарные рестораны элегантные и серьезные господа.
– Тебе не скучно?
– Что? – Венеция отвлеклась от своих мыслей и взяла его за руку. – Нет. Конечно, нет, почему ты так решил?
– Да нет, просто, ты все смотришь по сторонам и молчишь, это совсем на тебя не похоже.
Венеция улыбнулась.
– Ты совершенно прав, – согласилась она, – действительно, не похоже. Во всяком случае, я ужасно хочу есть, а ты? И опять хочу заказать улиток.
– Может быть, лучше начнем с икры? – предложил Морган. – Я приказал положить на лед бутылку шампанского.
– Прекрасно. А потом я возьму улиток.
Морган рассмеялся.
– Ну, ладно, тогда давай, заканчивай свой коктейль.
Икра оказалась превосходной, шампанское – восхитительным, а клубника со сливками в этом снежном уголке стала просто даром небес. Морган оставался Морганом, думала Венни, когда она перетанцевали во всех дискотеках городка, а она была Венецией, и им двоим было хорошо вместе, они очень нравились друг другу. Возможно, это и есть любовь? Наверное, так и должно быть; когда любишь, должно быть весело и приятно, держишься за руки и танцуешь под медленную музыку. Может быть, они пока слишком молоды для всех этих страстей? Может быть, все, что им нужно – это влюбленность и радость?
Моргану больше всего на свете хотелось заключить ее в свои объятия, сказать ей, как он желает ее, как любит, но еще не пришло время. Она ведь такой ребенок! Только посмотреть, как всему радуется… Он провел немало подобных вечеров с другими девушками, и к этому времени они бы уже висели на нем, готовые на все, но Венеция совсем не такая: ничего, он постарается сдержать себя и будет внимательным и восторженным поклонником, пока она сама не пойдет ему навстречу. Он знал, что только так можно ее завоевать.
ГЛАВА 7
Весь пол ателье покрывали чистые белые полотнища. Парис, босая, в черных джинсах и легкой рубашке стояла посредине комнаты на коленях, пришивая серебристые оборки к длинной атласной юбке стального цвета, надетой на манекенщицу. Девушка, голая выше пояса, чуть вздрогнула, руки ее покрылись гусиной кожей.
– Парис, здесь ужасно холодно, – пожаловалась она. – Если ты не поторопишься, я схвачу воспаление легких.
Ее южный акцент громко прозвучал в комнате, и Парис вздохнула. По ее мнению, манекенщицы не должны вообще раскрывать рта, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость. Единственное, что Финоле нужно было сегодня делать, так это стоять смирно, пока она прилаживает на ней платье, но и этого она не может – вертится, как уж.
– Сейчас займемся жакетом, – сказала она ей. – Я жду, пока Берти не закончит лацканы.
Берти Мерсиер, самая аккуратная и умелая швея, сидела в углу за длинным столом. Мучаясь, она обрабатывала вручную длинный закругленный лацкан атласного жакета. Еще одна молодая женщина, сидя рядом с ней, подшивала широкую полотняную юбку.
– Уже половина пятого, – заныла Финола, – а в шесть я должна… мне надо быть в одном месте.
– В каком еще месте? – возмутилась Парис. – Ты явилась сюда в четвертом часу, и я думала, ты свободна до конца дня.
– Да… да, конечно. Но шесть часов – конец рабочего дня, ведь это уже вечер.
Парис закончила прикалывать оборки к длинному разрезу сзади юбки.
– Ладно. А когда ты придешь завтра? – Она отошла подальше, чтобы как следует рассмотреть свою работу.
– Еще не знаю. Я позвоню и предупрежу.
Парис бросила на манекенщицу подозрительный взгляд. Она чувствовала, что что-то здесь не так, Финола крутит – но почему?
– Послушай, Финола, – сказала она мягко, чуть перемещая оборку влево. – Все эти вечерние туалеты я шила по тебе. Мне нужно еще дня два, чтобы мы закончили. Так когда ты придешь?
Берти Мерсиер подошла с атласным жакетом.
– Я закончила, мадемуазель.
Парис внимательно осмотрела лацканы.
– Прекрасно, Берти, впрочем, как всегда.
Берти Мерсиер с пятнадцати лет работала в лучших домах моделей Парижа, а теперь еще подрабатывала и по вечерам, чтобы платить за обучение дочери в балетной школе. Занятия там продолжались бесконечно, кроме того, часто были дополнительные уроки, но они того стоили – когда-нибудь Наоми станет звездой. И Парис Хавен тоже – в ней чувствуется уверенная рука мастера, а ее модели – превосходны.
Финола набросила жакет на свои худые плечи, застегивая его ниже талии стальной ромбовидной пряжкой, что составляло здесь единственную застежку. Мягкие линии жакета легко легли на тонкую фигуру девушки, облегая ее там, где нужно. Блестящий шелк и крутой изгиб лацканов представляли своеобразный контраст по отношению к строгому цвету и покрою костюма, тот же эффект производил неожиданно кокетливый разрез сзади. Финола внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале на противоположной стене. Вырез жакета спереди был достаточно большим, и она сердито одернула его.
– Выглядит потрясно, Парис, – сказала она, крутясь перед зеркалом то так, то этак, – только, боюсь, если я резко повернусь, у меня сиськи вывалятся.
– Финола, если бы у тебя и были сиськи, то жакет скроен так, что ничего не вывалится.
Финола невольно рассмеялась.
– Как говорится, полное туше, – ответила она. – А теперь я могу идти?
– Куда? На какую-нибудь халтуру? – Дидье де Мобер захлопнул за собой дверь и рассмеялся, поймав взгляд Финолы. – Прости, милочка. Я не хотел тебя обидеть. Я просто поймал конец вашего разговора, вот и все.
Дидье де Мобер, облаченный в опрятный белый костюм, ставший его постоянной униформой, был коллегой и главным помощником Парис. А это значило, что он занимался «деловой стороной», предоставив Парис заниматься творчеством. Дидье выписывал чеки, следил за финансами, находил самых лучших поставщиков пуговиц, ниток, замши и шелка и умел получить самые выгодные цены. Он выискивал поставщиков, воевал с манекенщицами, расхваливал швей, варил кофе, следил, чтобы Парис как следует обедала, и осушал ее слезы, когда она плакала от усталости и напряжения.
Дидье знал Парис с семнадцати лет, когда она училась в школе дизайнеров. Ему тогда было двадцать три, и он только-только начал небольшое производство готовых летних комплектов – шорт и рубашек. Эти яркие вещи попали в струю летней моды, и он, неожиданно для себя самого, в самом первом деле добился успеха. С тех пор у фирмы «Диди Дизайна» были и взлеты, и падения, один сезон его дела шли успешно, другой – не очень, но, однако, в этом непостоянном деле он всегда выплывал, и дружба с Парис, с которой они познакомились в одном из уличных кафе, которое оба любили, оказалась очень прочной.
И это было действительно только дружбой, поскольку, как выражались в газетных статьях, ему посвященных, он являлся «убежденным холостяком». Он давно говорил Парис, что их дружба возможна только благодаря тому, что его сексуальные интересы имеют несколько иную направленность. «Любой другой мужчина, встретив такую красивую женщину, как ты, уже давным-давно, – говорил он ей, – стал бы ее любовником».
Диди следил за успехами, а иногда и неудачами Парис с того самого времени, как она покинула уютный кокон домов моделей, где работа казалась ей тяжелой и скучной, и попыталась создать свое собственное дело. Он выслушивал ее жалобы на финансовые проблемы и предлагал замолвить за нее словечко в каком-нибудь большом магазине готовой одежды, которые всегда рады использовать какие-нибудь новые модели, однако она боялась, что этот огромный и обезличенный мир поглотит ее, боялась, что это лишит ее собственной индивидуальности.
Если бы у Дидье было достаточно денег, он бы сам помог Парис в организации собственного салона мод, однако на второе предприятие его капитала никак не хватало. Когда Парис вернулась из Голливуда с печальным рассказом о происшедшем, десятью тысячами долларов своих сестер и собственными честолюбивыми помыслами, Диди предложил свою помощь.
Он повесил на стойку модели, упакованные в пластиковые мешки, которые привез от работающих на них надомников.
– Посмотри, это поднимет тебе настроение, – сказал он.
Парис сдернула пластиковую упаковку и стала рассматривать вещи.
– Диди, какая прелесть!
Ряд длинных полотняных юбок – жемчужно-серые с вставками из нежно-розовой замши, бледно-голубые с сиреневыми, серые с янтарно-желтыми – висел рядом с шелковыми блузками с широкими рукавами того же тона, короткие, до середины икры брюки были сшиты из того же плотного полотна и шли в комплекте с объемными замшевыми куртками. Даже на вешалке эти вещи смотрелись ярко и весело, как компания нарядной молодежи, и настроение Парис заметно улучшилось.
– Значит, первая партия полностью готова, – сказала она. – Слава Богу, а то я уж думала, ничего не получится.
– Я же говорил, что все будет нормально, – улыбнулся Диди, бросая взгляд на часы. – Парис, мы еще должны проверить все насчет аксессуаров и принять окончательное решение о месте демонстрации. Больше нельзя с этим тянуть.
Они никак не могли выбрать между двумя помещениями, где можно было показать коллекцию – одно представляло из себя ничем не примечательный зал современной гостиницы, преимуществом которого было то, что он находился в самом центре парижской моды, другое – зал очень старой гостиницы «Арт Нуово», который она открыла как раз позади «Ле Алле» или «Чрева Парижа» – старого оптового продовольственного парижского рынка, переделанного в оживленный квартал со множеством маленьких магазинчиков, баров и кафе. Выбор места имел большое значение, равно как и выбор аксессуаров, а Парис уже была не в силах принимать какие-либо решения. К каждому туалету необходимо было подобрать подходящие туфли, шляпу или прическу, пояс, красивые брошки, ожерелья, бусы, браслеты, серьги – многое из всего этого она придумала сама, и их делали по ее эскизам в маленьких салонах, разбросанных по всему Парижу. Весь продуманный Парис костюм мог стать реальностью лишь при соблюдении всех деталей и мелочей, и по мере того, как приближалось время показа, Парис нервничала все больше и больше. А теперь еще и Финола! Набросив меховое манто от Женни Фенде, Парис пошла вместе с Диди вниз по лестнице, а затем к его белому «мерседесу», стоящему у тротуара с квитанцией на штраф за неправильную парковку на стекле.
– А, черт, – весело произнес Диди, запихивая квитанцию в отделение для перчаток, где лежала еще целая пачка подобных бумажек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42