«Ну, сынок, теперь твоя очередь». И приказывал повторить ту же операцию со мной, но велел каждый раз слегка помочить меня, опустив до воды; я визжал и вопил, наполовину от страха, наполовину от восхищения, а он покатывался со смеху.
«Теперь ты знаешь, каково мне», – говорил он каждый раз, понимая, что мне это нравится, как и вообще больше нравилось бывать с ним, чем с моими родителями.
С ним всегда было весело. Он знал множество всяких историй; на вилле и на яхте всегда толпилось множество друзей, новых и старых, потому что он привлекал к себе людей с такой же легкостью, с какой к нему стекались деньги. И все благодаря тем же качествам – умению пользоваться словом и радоваться жизни.
Он рассказал мне историю о Лилли и его брате. «Поскольку ты следуешь по моим стопам и входишь в политику, для тебя не должно быть никаких семейных тайн», – сказал мне тогда дед.
Не забывайте, что мне было всего девять лет от роду, и единственной моей мечтой в то время было стать рыбаком, выходить по утрам на лодках в это подернутое туманной дымкой синее море и возвращаться по вечерам со сверкающим уловом, а потом бражничать в барах и тратториях, подобно отцам моих друзей. Такова была предпочтительная для меня модель жизни, но у дедушки были другие планы.
«Я вижу в тебе черты политика, – сказал он мне однажды, изучая мое лицо. – И хочу, чтобы твое образование поставило тебя на правильный путь. Может быть, даже в Белый дом».
Я видел, как засияли его глаза при мысли о том, что О'Киффи займет кресло в Овальном кабинете. Но прошло много времени, прежде чем я понял, каким бы триумфом это было для него, какой победой и над его прошлым, и над его братом Финном, и над Лилли, и вообще над всеми Молино.
Я всегда считал досадным то обстоятельство, что они с Финном не помирились перед его смертью, но дурная кровь уходит слишком глубоко. Я всегда подозревал, даже зная, что он обожает бабушку Нанси, а не надеется ли он втайне, что к нему вернется Лилли.
Ну а дальше вы знаете: он умер в следующем году, так и не повидав больше ни Лилли, ни Финна. А я выполнил его волю и стал вторым сенатором О'Киффи. Я рад, что поступил именно так и что был его внуком.
Джим посмотрел на нас задумчиво, покачивая головой.
– Мой отец умер пять лет назад, и, насколько я знаю, он тоже так и не приезжал в Коннемэйру. Мы, наверное, единственные ирландцы, ни разу не бывавшие на своей прежней родине, может быть, потому, что прошлое всегда было покрыто завесой тайны и несчастья, а еще потому, что вилла, где долгие годы, до самой своей смерти, бабушка жила одна, всегда была семейным домом и местом, куда все собирались на летние месяцы.
Мы, улыбаясь, поблагодарили его за рассказ.
– Ну вот, теперь, когда вы, наконец, знаете, что Молино вовсе не такие уж плохие, может быть, вы выберете время и навестите нас, – тепло пригласила я. Мне нравились его открытость, привлекательная внешность и обаяние. – Я приглашаю вас, Джим О'Киффи. Я буду ждать встречи с вами и могу гарантировать, что Арднаварнха встретит вас как долгожданного блудного сына.
Джим рассмеялся и пригласил нас на ленч в большой ресторан, где Шэннон, Бриджид и я так разевали рот, глядя на живые лица виднейших политиков и других знаменитостей, что почти забыли о превосходной еде, хотя, надо сказать, Бриджид просмаковала каждую деталь сервировки и подававшихся блюд, сравнивая с собственной кухней явно не в пользу последней.
Сенатор Джим отвез нас на вокзал в своем лимузине, и мы расстались после искренних объятий и поцелуев как старые друзья.
– До встречи в Коннемэйре, – крикнул он, когда мы уже махали ему платками из окна вагона, и я почему-то была уверена, что эта встреча состоится.
– Что дальше? – спросила Шэннон по возвращении в «Ритц-Карлтон».
Бриджид вернулась в свою огромную постель, прихватив с собой коричный тост и чай, и я долго слышала гвалт футбольного матча, доносившийся из ее телевизора. Эдди сидел рядом с Шэннон, мы потягивали шампанское, призванное восстановить силы, и думали о нашем следующем ходе.
Я вздохнула.
– Боюсь, что на очереди партнеры, – сказала я, – так как кого-то еще заподозрить просто невозможно. Сначала Брэд, потом Джек.
– Отлично. Но на этот раз с вами пойду и я, – заявил Эдди, – потому что уверен, что это их рук дело.
Мы удивленно воззрились на него, и он добавил:
– Кто же другой может быть? Мы исключили обоих О'Киффи, к тому же знаем, что партнеры обкрадывали Боба.
Брэд Джеффри жил на Лонг-Айленде, и мы отправились в наемном лимузине схватить за гриву льва в его собственном логове. Поехали без предварительного звонка по телефону, желая застать его врасплох, в действительности же удивляться пришлось нам самим.
55
На звонок вышла одетая с иголочки экономка, которая провела нас в дом, а пятью минутами позднее по лестнице к нам спустилась несколько растерянная Моника Джеффри. Это была стареющая женщина, хотя я никогда не позволила бы себе применить это определение, говоря о какой-нибудь другой леди, – а мне было видно, что она действительно «леди». Но ей наверняка было сильно за шестьдесят, и вид у нее был соответствующий. Под этим я имею в виду, что она была такой, какой ее сделала природа: незаметной и аккуратной, но все еще привлекательной с ее бледными волосами, бледной кожей и бледными же глазами за очками со стеклами миндальной формы в золотой оправе.
– Шэннон, дорогая, – заговорила она с приятным южным акцентом, – какой сюрприз!
Я подумала, что говорит она так же нервозно, как выглядит, и волосы у меня зашевелились, как встает дыбом шерсть у собаки, почуявшей зайца. «У Моники Джеффри явно есть, что скрывать», – подумала я.
Шэннои представила ей меня, потом Эдди, и Моника, оправдывая свой образ благородной дворянки, хлопнула в ладоши и предложила нам чаю.
Я, дождавшись, пока прекрасные чашки веджвудского фарфора наполнятся чаем «Эрл Грэй», резко проговорила:
– Мы, собственно, пришли побеседовать с вашим мужем.
– С Брэдом? – переспросила она, сильно покраснев.
Руки ее тряслись, когда она быстро поставила чашку на блюдце, и я почти пожалела, что так резко бросила ей в лицо эту фразу.
– Мы хотели поговорить с ним о папе, – быстро вмешалась Шэннон.
Она вопросительно посмотрела на Монику, и несчастная женщина вдруг разразилась слезами.
– Брэд ушел, – борясь с рыданиями, проговорила она. – Он оставил меня. После сорока лет совместной жизни. Нашел другую женщину, моложе меня и красивую. Она тренирует лошадей на своей ферме в Кентукки, и это все, что я о ней знаю. Однажды вечером Брэд пришел домой напряженный и молчаливый, что, впрочем, было понятно после того, как он… в общем, как он обанкротился… А потом он сказал, что у него есть другая женщина. Сказал, что соберет свои вещи и уйдет к ней, что дом и все, что в нем находится, оставляет мне, и заверил, что у меня не будет денежных трудностей. Сказал, что дети наши уже выросли и больше не нуждаются в его заботе. И ушел, чтобы начать новую жизнь.
Моника печально посмотрела на нас через свои помутневшие от слез очки, и Шэннон ласково сняла их с ее носа и держала в руках, пока та пыталась вытереть полные слез глаза.
– О, дорогая, я смутила вас, – шмыгнув носом, проговорила она, стараясь взять себя в руки, а я в это время пристально смотрела на нее, не откроет ли она непреднамеренно что-нибудь важное о своем беглом муже, но скоро поняла, что она вряд ли знает о том, где он находится, и ничего – или почти ничего – о его делах и смерти Боба Киффи.
Мы с Шэннон и Эдди собрались уходить.
– Мне очень жаль, что я вас расстроила, госпожа Джеффри, – сказала я, – но если бы вы дали нам его теперешний адрес, мы отправились бы туда и поговорили с ним. И не сомневайтесь, я скажу ему все, что думаю о нем, оставившем такую утонченную и благородную женщину, как вы, ради какой-то девчонки-лошадницы.
Когда она ушла за адресом, я подумала о том, почему она сама не отправилась вдогонку за этим глупым мужчиной и не отхлестала его плеткой, чего он вполне заслуживает.
Наутро мы уже летели в Луисвилл, откуда на наемном автомобиле отправились на ферму «Брэдли». По пути мы остановились в придорожном поселке, где среди продовольственных магазинов и мини-маркетов господствующее положение занимала гигантская газовая станция компании «Мобил», расположенная на пересечении двух шоссе. Эдди зашел в один из магазинов, чтобы получить там какие-нибудь сведения под предлогом выяснения направления на ферму «Брэдли». Продавец без обиняков сообщил ему, что владельцем фермы десять последних лет был Брэд Джеффри. Для управления фермой он нанял Федору Ли – настоящую мастерицу в работе с лошадьми и недурную собой. Она обвела мистера Джеффри вокруг пальца за один день. Это понимают все, но прошло столько лет, и об этом уже не вспоминают.
– Интересно, – задумавшись, проговорила я, – где это Брэд Джеффри раздобыл большую сумму денег для приобретения такой превосходной и явно очень дорогой в эксплуатации фермы в районе самых лучших в штате пастбищ?
Вскоре вдалеке мы увидели длинный белый дом хозяина ранчо с вытянувшейся рядом огромной конюшней.
У ворот нас остановил сторож, вышедший из небольшой обитой вагонкой сторожки. Он окинул нас беглым взглядом – на него большее впечатление, по-моему, произвел лимузин, а не его пассажиры, – а потом доложил о нас по телефону. Затем нажал кнопку, шлагбаум поднялся, и мы еще милю, или около того, ехали по превосходной дороге мимо великолепных лошадей и работников фермы, занятых своим делом. Мне хотелось остановиться и получше все рассмотреть, но я знала, что этого делать не следует. Сначала я должна разобраться с Брэдом Джеффри.
Он ждал нас на крыльце, и я обратила внимание на его нервозность, напомнившую мне состояние его жены.
На нем были темные очки, и мне не было видно его глаз, когда он пожимал мне руку.
– Так неожиданно, Шэннон, – заметил он, положив руку ей на плечи, когда мы входили в вестибюль. – Очевидно, вы поговорили с Моникой.
– Да, поговорили, – ответила она, сбросив движением плеча его руку; голос ее прозвучал так холодно, что я даже не представляла себе, что Шэннон на такое способна. Потом вспомнила, что причиной ее гнева на Брэда было не только положение Моники: она знала от Джоанны, что он обокрал ее отца и что за эту прекрасную ферму было заплачено, вероятно, теми самыми украденными деньгами. А может быть, и убил отца тоже Брэд.
Брэд провел нас в уютный кабинет с баром в одном углу и громадным каменным камином в другом. Мы осторожно опустились на край мягкой софы и, глядя на него с каменными лицами, отклонили предложение хозяина что-нибудь выпить.
– Так что же вас привело сюда? – опасливо глядя на нас, спросил он. – Чем я могу быть вам полезен?
– Мы приехали по поводу вот этого, – отвечала я, вынимая из атташе-кейса контракты и открывая перед ним одну за другой страницы с уличавшей его подписью.
От лица Брэда отхлынула кровь, когда он в изумлении смотрел на бумаги.
– Откуда вы это взяли? – выговорил он.
– Их обнаружил мой отец и передал на хранение Джоанне Бельмонт, – холодно прозвучал ответ Шэннон.
– В них нет ничего особенного! – запротестовал Брэд. – Обычные сделки, не более того. Боб купил землю, поручил нам позаботиться о деталях контрактов и подписать документы. Вы же знаете, как мало он вникал в эту сторону бизнеса.
Он каким-то умоляющим взглядом посмотрел на Шэннон.
– Боб обычно договаривался о сделках и давал банкирам распоряжения об оплате, а все остальное возлагал на нас…
– Мне известно, что вы приобрели эту ферму десять лет назад, – вмешалась я. – Но даже в то время она должна была стоить больших денег. Я не имела удовольствия осмотреть ваши конюшни, но хорошо разбираюсь в этом: те чистокровные лошади, которых я видела в ваших отличных загонах, потребовали крупных вложений. Нам известно, что вы обокрали Боба О'Киффи, и мы располагаем неопровержимыми доказательствами этого.
Если до этого лицо Брэда было бледным, то теперь оно стало пепельно-серым.
– Мой отец привел вас в свой бизнес, помог вам подняться по служебной лестнице, – с горечью в голосе проговорила Шэннон. – Мне известно, как хорошо платил вам отец, какие щедрые премии вы от него получали, как он оплачивал ваши поездки и какие подарки делал на Рождество. Вы пользовались его щедростью и доверием и злоупотребляли своим положением. Вы обкрадывали его, а потом бросили Монику, переехали сюда и стали жить в этой лошадиной роскоши с другой женщиной, намного моложе вас, которая наверняка считает вас не иначе как старым дураком.
– Вы имеете в виду меня? – прозвучал от дверей резкий голос.
Обернувшись, мы увидели стоявшую там женщину. Она была высокая и элегантная, в кремовых бриджах для верховой езды, облегавших ее ноги как собственная кожа, в белой полотняной рубахе и великолепных сапогах, на которые я на секунду восхищенно засмотрелась, прежде чем сообразила, что это как раз и была та самая «другая» женщина. У нее было овальное лицо, темные глаза и жесткий рот, а черные волосы были заплетены в лежавшую на спине косу. На вид ей было за тридцать, она была в прекрасной форме и наверняка была отличной наездницей.
С холодными глазами и напряженной складкой вокруг рта она вошла в комнату.
– Не я ли та «другая» женщина, о которой вы говорили?
– Судя по всему, да, – сказала я, поднимаясь с софы в полный рост. – Если, конечно, вы и есть Федора Ли.
– Да, это я, – подтвердила она, стягивая жокейские перчатки и бросая их вместе с плеткой на стул. – А кто же будете вы сами?
– Это Моди Молино, – представил меня Эдди. – А это Шэннон О'Киффи, – он обвил рукой талию Шэннон.
– О'Киффи? Ничего себе!
Она с негодованием пожала плечами.
– Хорошенькое дельце! Дочь одного из крупнейших мошенников страны является сюда и обвиняет в воровстве Брэда.
Она рассмеялась коротким, каким-то ломким смехом и уселась рядом с Брэдом.
Я уловила его беспомощный взгляд, брошенный в ее сторону, и мгновенно поняла, что в основе всего была она. По крайней мере, в том, что касается его мошенничества. Брэд слабый человек, поэтому и не продвинулся по лестнице успеха выше поста второго лица после Боба. И понадобилась некая Федора Ли – вязкая пилюля в сладкой оболочке, – чтобы заставить его перейти грань между мелким предательством и крупным мошенничеством. И я готова побиться об заклад, что большая часть того, что он украл, теперь лежит на ее счету в каком-нибудь швейцарском банке или в Лихтенштейне, в «Фонде Экс-Уай-Зед».
Этот человек был глуп, но я поняла, что убийцей он не был. Я быстро уложила контракты обратно в атташе-кейс и увидела, каким диким взглядом Брэд посмотрел на Федору. Она прыжком бросилась ко мне, вырвала из моих рук кейс и взглянула на меня с победным видом.
– Полагаю, что это принадлежит Брэду, – вкрадчиво сказала она.
Я бросила на нее яростный взгляд, а затем достала ее приемом каратэ стремительным ударом под локоть. Она закричала от боли и выпустила из рук кейс, который тут же подхватил Эдди.
– Сука, – прорычала она, и я улыбнулась.
– Когда-то долгими зимними вечерами я изучала приемы каратэ в деревенском спортзале, – объяснила я. – Ну а теперь до свидания. Но вы еще услышите о нас, мисс Федора Ли.
56
На лице Джека Векслера не было видно ни тени удивления, когда он увидел нас на крыльце своего роскошного особняка в Ист-Сайде.
– Шэннон, – приветствовал он ее и с холодным кивком посмотрел на каждого, когда она нас представляла. Он не пригласил нас пройти в дом, а просто повернулся и пошел внутрь, мы же, переглянувшись, последовали за ним.
Я не сказала бы, чтобы этот дом был великолепен в том всеохватывающем смысле слова, предполагавшем ту окутывавшую интимность, какой отличалась Арднаварнха, но отдала дань холодному величию его архитектуры.
Было одиннадцать часов утра. Я смотрела, как Джек наполнял свой стакан виски. Он тяжело опустился на мрачный, черный кожаный диван, не спуская с нас странного взгляда, и я поняла, что это был не первый его стакан за сегодняшнее утро. Вид у него был озабоченный. Возможно даже, что это был вид безумного человека.
Он не предложил нам выпить, а просто сидел и молча смотрел на нас.
– Вам известно, почему мы здесь? – холодно спросила Шэннон.
– Мне звонил Брэд, – угрюмо ответил он.
– Значит, вы знаете, что в наших руках находятся подписанные вами и Брэдом контракты на покупку совершенно бесполезных участков земли, десятков таких участков…
– Эти участки ваш отец выбрал сам, возможно, с целью уклонения от уплаты налогов. Он купил эту землю, а нам поручил грязную работу и подписание документов. Не понимаю, как вы можете что-нибудь в связи с этим ставить мне в вину.
Я оглядывала большую комнату, рассматривала подписи на живописных полотнах, хотя и без них поняла, какими деньгами это пахнет.
– Прекрасно, – твердо вступила в разговор я, усаживаясь прямо рядом с Джеком на жесткий кожаный диван, поморщившись при мысли о том, почему архитекторы всегда отдают предпочтение такой мрачной мебели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
«Теперь ты знаешь, каково мне», – говорил он каждый раз, понимая, что мне это нравится, как и вообще больше нравилось бывать с ним, чем с моими родителями.
С ним всегда было весело. Он знал множество всяких историй; на вилле и на яхте всегда толпилось множество друзей, новых и старых, потому что он привлекал к себе людей с такой же легкостью, с какой к нему стекались деньги. И все благодаря тем же качествам – умению пользоваться словом и радоваться жизни.
Он рассказал мне историю о Лилли и его брате. «Поскольку ты следуешь по моим стопам и входишь в политику, для тебя не должно быть никаких семейных тайн», – сказал мне тогда дед.
Не забывайте, что мне было всего девять лет от роду, и единственной моей мечтой в то время было стать рыбаком, выходить по утрам на лодках в это подернутое туманной дымкой синее море и возвращаться по вечерам со сверкающим уловом, а потом бражничать в барах и тратториях, подобно отцам моих друзей. Такова была предпочтительная для меня модель жизни, но у дедушки были другие планы.
«Я вижу в тебе черты политика, – сказал он мне однажды, изучая мое лицо. – И хочу, чтобы твое образование поставило тебя на правильный путь. Может быть, даже в Белый дом».
Я видел, как засияли его глаза при мысли о том, что О'Киффи займет кресло в Овальном кабинете. Но прошло много времени, прежде чем я понял, каким бы триумфом это было для него, какой победой и над его прошлым, и над его братом Финном, и над Лилли, и вообще над всеми Молино.
Я всегда считал досадным то обстоятельство, что они с Финном не помирились перед его смертью, но дурная кровь уходит слишком глубоко. Я всегда подозревал, даже зная, что он обожает бабушку Нанси, а не надеется ли он втайне, что к нему вернется Лилли.
Ну а дальше вы знаете: он умер в следующем году, так и не повидав больше ни Лилли, ни Финна. А я выполнил его волю и стал вторым сенатором О'Киффи. Я рад, что поступил именно так и что был его внуком.
Джим посмотрел на нас задумчиво, покачивая головой.
– Мой отец умер пять лет назад, и, насколько я знаю, он тоже так и не приезжал в Коннемэйру. Мы, наверное, единственные ирландцы, ни разу не бывавшие на своей прежней родине, может быть, потому, что прошлое всегда было покрыто завесой тайны и несчастья, а еще потому, что вилла, где долгие годы, до самой своей смерти, бабушка жила одна, всегда была семейным домом и местом, куда все собирались на летние месяцы.
Мы, улыбаясь, поблагодарили его за рассказ.
– Ну вот, теперь, когда вы, наконец, знаете, что Молино вовсе не такие уж плохие, может быть, вы выберете время и навестите нас, – тепло пригласила я. Мне нравились его открытость, привлекательная внешность и обаяние. – Я приглашаю вас, Джим О'Киффи. Я буду ждать встречи с вами и могу гарантировать, что Арднаварнха встретит вас как долгожданного блудного сына.
Джим рассмеялся и пригласил нас на ленч в большой ресторан, где Шэннон, Бриджид и я так разевали рот, глядя на живые лица виднейших политиков и других знаменитостей, что почти забыли о превосходной еде, хотя, надо сказать, Бриджид просмаковала каждую деталь сервировки и подававшихся блюд, сравнивая с собственной кухней явно не в пользу последней.
Сенатор Джим отвез нас на вокзал в своем лимузине, и мы расстались после искренних объятий и поцелуев как старые друзья.
– До встречи в Коннемэйре, – крикнул он, когда мы уже махали ему платками из окна вагона, и я почему-то была уверена, что эта встреча состоится.
– Что дальше? – спросила Шэннон по возвращении в «Ритц-Карлтон».
Бриджид вернулась в свою огромную постель, прихватив с собой коричный тост и чай, и я долго слышала гвалт футбольного матча, доносившийся из ее телевизора. Эдди сидел рядом с Шэннон, мы потягивали шампанское, призванное восстановить силы, и думали о нашем следующем ходе.
Я вздохнула.
– Боюсь, что на очереди партнеры, – сказала я, – так как кого-то еще заподозрить просто невозможно. Сначала Брэд, потом Джек.
– Отлично. Но на этот раз с вами пойду и я, – заявил Эдди, – потому что уверен, что это их рук дело.
Мы удивленно воззрились на него, и он добавил:
– Кто же другой может быть? Мы исключили обоих О'Киффи, к тому же знаем, что партнеры обкрадывали Боба.
Брэд Джеффри жил на Лонг-Айленде, и мы отправились в наемном лимузине схватить за гриву льва в его собственном логове. Поехали без предварительного звонка по телефону, желая застать его врасплох, в действительности же удивляться пришлось нам самим.
55
На звонок вышла одетая с иголочки экономка, которая провела нас в дом, а пятью минутами позднее по лестнице к нам спустилась несколько растерянная Моника Джеффри. Это была стареющая женщина, хотя я никогда не позволила бы себе применить это определение, говоря о какой-нибудь другой леди, – а мне было видно, что она действительно «леди». Но ей наверняка было сильно за шестьдесят, и вид у нее был соответствующий. Под этим я имею в виду, что она была такой, какой ее сделала природа: незаметной и аккуратной, но все еще привлекательной с ее бледными волосами, бледной кожей и бледными же глазами за очками со стеклами миндальной формы в золотой оправе.
– Шэннон, дорогая, – заговорила она с приятным южным акцентом, – какой сюрприз!
Я подумала, что говорит она так же нервозно, как выглядит, и волосы у меня зашевелились, как встает дыбом шерсть у собаки, почуявшей зайца. «У Моники Джеффри явно есть, что скрывать», – подумала я.
Шэннои представила ей меня, потом Эдди, и Моника, оправдывая свой образ благородной дворянки, хлопнула в ладоши и предложила нам чаю.
Я, дождавшись, пока прекрасные чашки веджвудского фарфора наполнятся чаем «Эрл Грэй», резко проговорила:
– Мы, собственно, пришли побеседовать с вашим мужем.
– С Брэдом? – переспросила она, сильно покраснев.
Руки ее тряслись, когда она быстро поставила чашку на блюдце, и я почти пожалела, что так резко бросила ей в лицо эту фразу.
– Мы хотели поговорить с ним о папе, – быстро вмешалась Шэннон.
Она вопросительно посмотрела на Монику, и несчастная женщина вдруг разразилась слезами.
– Брэд ушел, – борясь с рыданиями, проговорила она. – Он оставил меня. После сорока лет совместной жизни. Нашел другую женщину, моложе меня и красивую. Она тренирует лошадей на своей ферме в Кентукки, и это все, что я о ней знаю. Однажды вечером Брэд пришел домой напряженный и молчаливый, что, впрочем, было понятно после того, как он… в общем, как он обанкротился… А потом он сказал, что у него есть другая женщина. Сказал, что соберет свои вещи и уйдет к ней, что дом и все, что в нем находится, оставляет мне, и заверил, что у меня не будет денежных трудностей. Сказал, что дети наши уже выросли и больше не нуждаются в его заботе. И ушел, чтобы начать новую жизнь.
Моника печально посмотрела на нас через свои помутневшие от слез очки, и Шэннон ласково сняла их с ее носа и держала в руках, пока та пыталась вытереть полные слез глаза.
– О, дорогая, я смутила вас, – шмыгнув носом, проговорила она, стараясь взять себя в руки, а я в это время пристально смотрела на нее, не откроет ли она непреднамеренно что-нибудь важное о своем беглом муже, но скоро поняла, что она вряд ли знает о том, где он находится, и ничего – или почти ничего – о его делах и смерти Боба Киффи.
Мы с Шэннон и Эдди собрались уходить.
– Мне очень жаль, что я вас расстроила, госпожа Джеффри, – сказала я, – но если бы вы дали нам его теперешний адрес, мы отправились бы туда и поговорили с ним. И не сомневайтесь, я скажу ему все, что думаю о нем, оставившем такую утонченную и благородную женщину, как вы, ради какой-то девчонки-лошадницы.
Когда она ушла за адресом, я подумала о том, почему она сама не отправилась вдогонку за этим глупым мужчиной и не отхлестала его плеткой, чего он вполне заслуживает.
Наутро мы уже летели в Луисвилл, откуда на наемном автомобиле отправились на ферму «Брэдли». По пути мы остановились в придорожном поселке, где среди продовольственных магазинов и мини-маркетов господствующее положение занимала гигантская газовая станция компании «Мобил», расположенная на пересечении двух шоссе. Эдди зашел в один из магазинов, чтобы получить там какие-нибудь сведения под предлогом выяснения направления на ферму «Брэдли». Продавец без обиняков сообщил ему, что владельцем фермы десять последних лет был Брэд Джеффри. Для управления фермой он нанял Федору Ли – настоящую мастерицу в работе с лошадьми и недурную собой. Она обвела мистера Джеффри вокруг пальца за один день. Это понимают все, но прошло столько лет, и об этом уже не вспоминают.
– Интересно, – задумавшись, проговорила я, – где это Брэд Джеффри раздобыл большую сумму денег для приобретения такой превосходной и явно очень дорогой в эксплуатации фермы в районе самых лучших в штате пастбищ?
Вскоре вдалеке мы увидели длинный белый дом хозяина ранчо с вытянувшейся рядом огромной конюшней.
У ворот нас остановил сторож, вышедший из небольшой обитой вагонкой сторожки. Он окинул нас беглым взглядом – на него большее впечатление, по-моему, произвел лимузин, а не его пассажиры, – а потом доложил о нас по телефону. Затем нажал кнопку, шлагбаум поднялся, и мы еще милю, или около того, ехали по превосходной дороге мимо великолепных лошадей и работников фермы, занятых своим делом. Мне хотелось остановиться и получше все рассмотреть, но я знала, что этого делать не следует. Сначала я должна разобраться с Брэдом Джеффри.
Он ждал нас на крыльце, и я обратила внимание на его нервозность, напомнившую мне состояние его жены.
На нем были темные очки, и мне не было видно его глаз, когда он пожимал мне руку.
– Так неожиданно, Шэннон, – заметил он, положив руку ей на плечи, когда мы входили в вестибюль. – Очевидно, вы поговорили с Моникой.
– Да, поговорили, – ответила она, сбросив движением плеча его руку; голос ее прозвучал так холодно, что я даже не представляла себе, что Шэннон на такое способна. Потом вспомнила, что причиной ее гнева на Брэда было не только положение Моники: она знала от Джоанны, что он обокрал ее отца и что за эту прекрасную ферму было заплачено, вероятно, теми самыми украденными деньгами. А может быть, и убил отца тоже Брэд.
Брэд провел нас в уютный кабинет с баром в одном углу и громадным каменным камином в другом. Мы осторожно опустились на край мягкой софы и, глядя на него с каменными лицами, отклонили предложение хозяина что-нибудь выпить.
– Так что же вас привело сюда? – опасливо глядя на нас, спросил он. – Чем я могу быть вам полезен?
– Мы приехали по поводу вот этого, – отвечала я, вынимая из атташе-кейса контракты и открывая перед ним одну за другой страницы с уличавшей его подписью.
От лица Брэда отхлынула кровь, когда он в изумлении смотрел на бумаги.
– Откуда вы это взяли? – выговорил он.
– Их обнаружил мой отец и передал на хранение Джоанне Бельмонт, – холодно прозвучал ответ Шэннон.
– В них нет ничего особенного! – запротестовал Брэд. – Обычные сделки, не более того. Боб купил землю, поручил нам позаботиться о деталях контрактов и подписать документы. Вы же знаете, как мало он вникал в эту сторону бизнеса.
Он каким-то умоляющим взглядом посмотрел на Шэннон.
– Боб обычно договаривался о сделках и давал банкирам распоряжения об оплате, а все остальное возлагал на нас…
– Мне известно, что вы приобрели эту ферму десять лет назад, – вмешалась я. – Но даже в то время она должна была стоить больших денег. Я не имела удовольствия осмотреть ваши конюшни, но хорошо разбираюсь в этом: те чистокровные лошади, которых я видела в ваших отличных загонах, потребовали крупных вложений. Нам известно, что вы обокрали Боба О'Киффи, и мы располагаем неопровержимыми доказательствами этого.
Если до этого лицо Брэда было бледным, то теперь оно стало пепельно-серым.
– Мой отец привел вас в свой бизнес, помог вам подняться по служебной лестнице, – с горечью в голосе проговорила Шэннон. – Мне известно, как хорошо платил вам отец, какие щедрые премии вы от него получали, как он оплачивал ваши поездки и какие подарки делал на Рождество. Вы пользовались его щедростью и доверием и злоупотребляли своим положением. Вы обкрадывали его, а потом бросили Монику, переехали сюда и стали жить в этой лошадиной роскоши с другой женщиной, намного моложе вас, которая наверняка считает вас не иначе как старым дураком.
– Вы имеете в виду меня? – прозвучал от дверей резкий голос.
Обернувшись, мы увидели стоявшую там женщину. Она была высокая и элегантная, в кремовых бриджах для верховой езды, облегавших ее ноги как собственная кожа, в белой полотняной рубахе и великолепных сапогах, на которые я на секунду восхищенно засмотрелась, прежде чем сообразила, что это как раз и была та самая «другая» женщина. У нее было овальное лицо, темные глаза и жесткий рот, а черные волосы были заплетены в лежавшую на спине косу. На вид ей было за тридцать, она была в прекрасной форме и наверняка была отличной наездницей.
С холодными глазами и напряженной складкой вокруг рта она вошла в комнату.
– Не я ли та «другая» женщина, о которой вы говорили?
– Судя по всему, да, – сказала я, поднимаясь с софы в полный рост. – Если, конечно, вы и есть Федора Ли.
– Да, это я, – подтвердила она, стягивая жокейские перчатки и бросая их вместе с плеткой на стул. – А кто же будете вы сами?
– Это Моди Молино, – представил меня Эдди. – А это Шэннон О'Киффи, – он обвил рукой талию Шэннон.
– О'Киффи? Ничего себе!
Она с негодованием пожала плечами.
– Хорошенькое дельце! Дочь одного из крупнейших мошенников страны является сюда и обвиняет в воровстве Брэда.
Она рассмеялась коротким, каким-то ломким смехом и уселась рядом с Брэдом.
Я уловила его беспомощный взгляд, брошенный в ее сторону, и мгновенно поняла, что в основе всего была она. По крайней мере, в том, что касается его мошенничества. Брэд слабый человек, поэтому и не продвинулся по лестнице успеха выше поста второго лица после Боба. И понадобилась некая Федора Ли – вязкая пилюля в сладкой оболочке, – чтобы заставить его перейти грань между мелким предательством и крупным мошенничеством. И я готова побиться об заклад, что большая часть того, что он украл, теперь лежит на ее счету в каком-нибудь швейцарском банке или в Лихтенштейне, в «Фонде Экс-Уай-Зед».
Этот человек был глуп, но я поняла, что убийцей он не был. Я быстро уложила контракты обратно в атташе-кейс и увидела, каким диким взглядом Брэд посмотрел на Федору. Она прыжком бросилась ко мне, вырвала из моих рук кейс и взглянула на меня с победным видом.
– Полагаю, что это принадлежит Брэду, – вкрадчиво сказала она.
Я бросила на нее яростный взгляд, а затем достала ее приемом каратэ стремительным ударом под локоть. Она закричала от боли и выпустила из рук кейс, который тут же подхватил Эдди.
– Сука, – прорычала она, и я улыбнулась.
– Когда-то долгими зимними вечерами я изучала приемы каратэ в деревенском спортзале, – объяснила я. – Ну а теперь до свидания. Но вы еще услышите о нас, мисс Федора Ли.
56
На лице Джека Векслера не было видно ни тени удивления, когда он увидел нас на крыльце своего роскошного особняка в Ист-Сайде.
– Шэннон, – приветствовал он ее и с холодным кивком посмотрел на каждого, когда она нас представляла. Он не пригласил нас пройти в дом, а просто повернулся и пошел внутрь, мы же, переглянувшись, последовали за ним.
Я не сказала бы, чтобы этот дом был великолепен в том всеохватывающем смысле слова, предполагавшем ту окутывавшую интимность, какой отличалась Арднаварнха, но отдала дань холодному величию его архитектуры.
Было одиннадцать часов утра. Я смотрела, как Джек наполнял свой стакан виски. Он тяжело опустился на мрачный, черный кожаный диван, не спуская с нас странного взгляда, и я поняла, что это был не первый его стакан за сегодняшнее утро. Вид у него был озабоченный. Возможно даже, что это был вид безумного человека.
Он не предложил нам выпить, а просто сидел и молча смотрел на нас.
– Вам известно, почему мы здесь? – холодно спросила Шэннон.
– Мне звонил Брэд, – угрюмо ответил он.
– Значит, вы знаете, что в наших руках находятся подписанные вами и Брэдом контракты на покупку совершенно бесполезных участков земли, десятков таких участков…
– Эти участки ваш отец выбрал сам, возможно, с целью уклонения от уплаты налогов. Он купил эту землю, а нам поручил грязную работу и подписание документов. Не понимаю, как вы можете что-нибудь в связи с этим ставить мне в вину.
Я оглядывала большую комнату, рассматривала подписи на живописных полотнах, хотя и без них поняла, какими деньгами это пахнет.
– Прекрасно, – твердо вступила в разговор я, усаживаясь прямо рядом с Джеком на жесткий кожаный диван, поморщившись при мысли о том, почему архитекторы всегда отдают предпочтение такой мрачной мебели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53