А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Льешо нахмурился и стал искать источник крови.
– Льешо!
Юноша обернулся на зов Льинг: побледневшая девушка протягивала ему руку.
– Ты ранен, – сказала она и подбежала к нему.
Льешо и не заметил, как стрела вонзилась в его грудь. Слова Льинг доносились сквозь туман, вызванный адреналином и шоком: юноша почувствовал боль глубоко в груди.
– Льинг?..
Просека поплыла перед глазами, деревья скособочились. Что со мной? Льешо упал на колени, от толчка стрела послала боль по всему телу. Друзья окружили его. Льешо смотрел на них полными страха глазами.
– Перестаньте, – сказал он, – я не готов умереть с перерезанным горлом.
– Никто не собирается резать тебе горло, – резко ответила Льинг.
Юноша не заметил, что Каду стоит рядом, пока шевеление стрелы не привело его в чувства.
– Мы не можем вытащить ее прямо сейчас: ты истечешь кровью, пока мы найдем целителя.
Каду отломила древко на дюйм от места, где оно входило в тунику Льешо. Юноша пронзительно закричал. Часть его разума стояла рядом, покинув тело, и пыталась сообразить, что за животное добивают в лесу. Принц – вторая половина его – в агонии ответил сама себе. Умирает принц. Дневной свет померк, и он пытался не потерять сознание. Боль пульсировала, словно стрела была живым существом, пробуравливающим путь внутрь – сквозь мускулы и кость.
– Господин Ю или его слуги наверняка недалеко от своих разведчиков. Если они не вернутся, он пошлет более многочисленное войско, – сказала Каду, и Льешо понял, что значение ее слов – ехать или умереть.
– Мы отправляемся, – прошептал юноша, – помогите мне.
Льинг и Хмиши подняли юношу, затем просунули его ногу в стремя. Он сам перекинул вторую, которую зафиксировала Каду.
Когда юноша был усажен, она сманила Маленького Братца с орехового дерева, но не посадила его на повязку, а сняла шляпку и плащ, чтобы он не отличался от прыгавших по лесу диких обезьян.
– Найди отца, – велела она, обвязав его тонкой ленточкой, – передай ему послание.
Она попыталась оторвать обезьянку от плеча и поместить на низкую ветку укромного дерева, но Маленький Братец крепко держал ее за шею. Каду глубоко вздохнула, но высвободилась от хватки обезьяны и прощебетала что-то на странном языке, которым пользовались только они.
– Льешо ранен, – пробормотала она, – найди отца, приведи его.
На этот раз Маленький Братец прыгнул на дерево, вереща обезьяньи проклятия. Друзья видели, как он перебирался с ветки одного дерева на другое, его вопли сливались с ответами диких родичей, встречавших и сразу же провожавших его в путь.
Льешо всмотрелся в гущу леса. Деревья наплывали друг на друга темными пятнами, пот заливал глаза. Что-то манило его вдаль, прочь от окружающего мира. Он хотел видеть медвежонка, предупредившего их об опасности, но у него не было на это сил, а у друзей не осталось времени искать детеныша.
Каду взяла поводья и вывела их из просеки. Спустя некоторое время, когда лагерь остался позади и их окружали лишь низенькие деревья, юноше послышался голос животного, доносящегося из подлеска. Юноша не мог разглядеть ничего, кроме редкого колебания ветки в безветренном воздухе. Постепенно его зрение стало отображать лишь сумеречный серый тоннель, вдоль которого он шел целую вечность. В конце концов он почувствовал, как погружается во тьму, и позвал старого учителя, Льека. Интересно, сколько человеческого перешло в мозг медвежонка и насколько изменила министра дикая сущность животного. В просеке им был нужен свирепый медведь, но сейчас, когда его жизнь ослабевала вместе с солнечным светом, юноше недоставало мудрого учителя.
– Помоги мне, Льек, – простонал Льешо, и собственный голос напомнил ему давние времена предыдущего перехода.
Конь споткнулся, и юноша выпал из седла. Он попытался подняться, чтобы его ненароком не затоптали.
– Мама, – позвал он, но вспомнил, что она мертва.
– Адар! – потребовал он брата, снимавшего лихорадку, когда Льешо был ребенком.
Принц-лекарь.
Адар, где же ты?

ГЛАВА 19

До побега из лагеря правителя в Фаршо Льешо не видел гор и настоящего леса. На вершине холма на Жемчужном острове возвышались светолюбивые, росшие только на песчаной почве деревья и виноградная лоза. Льешо считал их джунглями. Он не был готов к чередованию черных и серых тонов ночного леса. В дымке, сквозь лихорадку, распространяемую по телу застрявшим в груди наконечником стрелы, Льешо заметил, что лес не засыпает на ночь, как он думал раньше. Остается щебетание зазывающих птиц, верещание обезьян и трескотня тысячи насекомых, непрестанно хлопающих своими крылышками.
Звуки, доносившиеся издалека, действовали успокаивающе. Все создания тотчас замолкали, когда беглецы проезжали мимо. Потом возобновляли свой ночной концерт. Это значило, что мастер Марко и его солдаты пока не следуют за ними по пятам и не отправятся до утра, пока не обнаружится, что разведка не вернулась.
Однако шелест хищников, крадущихся по ковру из листьев, а также потихоньку перебирающихся с дерева на дерево над головами, привел Льешо в бешенство. Он обливался то холодным, то горячим потом; страх и душная жара леса путали мысли. Твари по запаху знали, что он слаб, и только ждали, пока его провожатые ослабят наблюдение. Тогда его схватят когти какой-нибудь огромной кошки или летающего монстра. Льешо предчувствовал это всей своей сущностью: как они вопьются в его ноги, плечи, шею. Волосы вставали дыбом от мысли, что чьи-то острые зубы вонзятся в его плоть.
Температура все поднималась, звуки смешивались в единое, искажались. Льешо слышал, как шелестят о траву полы одежды, как кашляют и сопят люди, старики, гонимые вперед на исходе своих сил. Померещился победный вопль хищника, поймавшего жертву, и слился с испускаемым ею криком ужаса. До него словно доносилось ворчание солдат при смерти очередного ребенка, не выдержавшего муки Долгого Пути. К горлу подступил жалобный стон по отцу или матери, потерянным для него навсегда. Льешо хотел, чтобы его разбудили братья и уверили, что то был страшный сон, но никто не поспешил растормошить его. Он неустанно шел сквозь ночь, превозмогая боль и онемение, медленно опускающееся от плеча вдоль по руке, преследуемый кошмарной скорбью семилетнего ребенка, сохранившего пятна крови от первого убийства.
Льешо знал, что нельзя дать волю крику: это привлечет врага, который настигнет его и свернет своими огромными ручищами его шею. Когда язык побагровеет, а глаза выкатятся наружу, они кинут его на обочину на съедение шакалам, которые дерутся между собой за каждый кусок падали, оставляемый Долгим Путем. Льешо не хотел, чтобы его заставили идти пешком. Тогда он постепенно приблизится к концу вереницы, где за человеческим стадом следили львы, рычащие в ожидании, когда слабые, маленькие, больные свалятся с ног. Он видел, как львица напала на упавшего ребенка, как быстро желто-коричневая кошка подкралась к людям и стянула дитя, мать и не успела понять, что ее бесценное бремя кануло в прошлое.
– Львы, – прошептал Льешо своим друзьям. Лучше быть жертвой, чем падалью. – Львы, не шакалы, – добавил он и упал.
– Льешо! – послышался знакомый голос.
Льинг. Юноша съежился от топота коней. Его заберут стражники и задушат, чтобы бросить шакалам.
– Львы, – бормотал он в лихорадке.
– Льешо, это я, Льинг. Ты слышишь меня?
Маленькие руки, покрытые мозолями, смахнули волосы с его лба.
– Он действительно болен, Каду. Мне все равно, сколько осталось до захода солнца. Мы не можем идти дальше.
– До захода? Уже стемнело, – возразил Льешо. – Адар?
Юноша хотел видеть Адара, своего брата, принца-лекаря, чтобы обнять его и сказать, что это был всего лишь сон, легкая лихорадка, что он хочет принять ванну с травами и молитвами, заглушить последнее воспоминание о ней. Руки Адара – самые нежные, совсем не такие, как те, что касались его сейчас; и воздух слишком душный в отличие от холодной свежести больницы Адара, расположенной высоко в горах около Великого Перевала на западе. Льешо закашлял и почувствовал, как пузырьки запенились в груди. Он не мог остановиться. Еще один голос в темноте – мужской, но не Адара, напуганный – пробормотал: «Он харкает кровью, приподнимите его, чтобы не захлебнулся».
Они попробовали посадить Льешо, но он закричал, неспособный контролировать себя, несмотря на осознание, что это опасно: его могут услышать гвардейцы. «Ш-ш…» – предупредило его чье-то дыхание, но юноша не мог сдержать крик, не мог подумать даже, что нужно обуздать его, поэтому вопль продолжался целую бесконечность, пока не иссякли фибские легкие. Льешо вдохнул с отчаянным хрипом, но кровь наполняла пустоту в его груди быстрее, чем втянутый воздух. Он кашлянул, задыхаясь, и стал выплевывать кровь, пока держащие его руки не посадили его обратно. Сверху раздался напуганный голос:
– Боже мой, что теперь делать?
– Напоите его, – посоветовала Каду, и что-то плюхнулось на землю рядом с ним.
Чьи-то руки подняли флягу и предложили ему. Юноша потянулся к ней, как младенец к матери. Вода лилась мимо рта, Льешо пытался глотать, но она возвращалась обратно. О богиня. Если такова ее благосклонность, то не хотел бы он когда-либо испытать ее гнев.
– Я побегу за помощью, – раздался голос Льинг.
– Адар, – пробормотал Льешо, стуча зубами. Его вдруг зазнобило. Юноша почувствовал, как конвульсивно дрожит его тело, и схватился за тунику держащего его человека. – Холодно, – выдавил он.
Однако Каду начала спорить с Льинг:
– Куда ты собралась бежать? Кого ты найдешь в лесу, как не людей мастера Марко? Помнишь, что Льешо говорил о плене? Он предпочел бы умереть.
– Это не значит, что он хочет умереть. Я поеду вперед. Мы на тропе, значит, неподалеку должна быть деревня.
Льинг ускакала, кто-то накрыл его одеялом, пахнущим конским потом. Юноша хотел сбросить одеяло, но знакомый голос Хмиши успокоил его. Слова перешли в песню, в молитвенную песню для больных детей. Льешо знал мотив:

Освободи ребенка от боли,
Позволь ему вновь смеяться,
Госпожа темно-красного заката,
Избавь его от горячки.

Это была простая молитва. Адару были известны более сложные напевы, с низкими голосами, отвечающими за мелодию, и высокими носовыми, выстукивающими ритм, заменяемый между куплетами звучанием цимбалы. Для светских случаев, а также по поводу рождения принца или принцессы, или во время бедствия песню сопровождали молитвенные гонги и колокольчики. Исполняли ее все лекари, неповторимое многоголосье раздавалось синхронно. Льешо с удивлением слушал, как его брат обращался с группой монахов к богине, чтобы она облегчила появление на свет их сестренки. Как решил маленький Льешо, они перестарались и маленькая принцесса получилась слишком упрямой и крикливой с момента рождения. Юноша не хотел думать об этом, потому что сразу всплывала мысль о том, что она мертва, прах ее остался в какой-то куче мусора, а не был захоронен. Как же она найдет путь обратно в этот мир, если не будет слышать, как ее оплакивают, как по ней тоскуют?
Почему Адар не спас ее, если был жив? Он же лекарь, ему известны все песни и молитвы, подвластно действие травы и магическое прикосновение обладающего великим даром целителя. Почему он не спас сестру?
– Адар! Адар! – позвал Льешо.
Голос сверху прервал песню, чтобы успокоить его:
– Тише, тише.
– Жарко, – пожаловался Льешо и попытался сбросить одеяло.
– Сними его, – посоветовал голос Каду, и юноша увидел девушку, с хмурым лицом стоящую над ним.
– Минуту назад ему было холодно, – возразил Хмиши.
– При очень высокой температуре такое иногда случается, – ответила недовольная Каду, но уже не столь строгим голосом.
Юноша был благодарен, что с него стянули одеяло. Ему все еще было жарко, зато ничего не сковывало неугомонные конечности.
– Скоро он вновь пожалуется, что замерз, – продолжила она, – тогда дай ему это. – Девушка протянула вуаль, такую тонкую, что Хмиши видел сквозь нее лицо Каду. – Положи ему на плечи, чтобы успокоить, но не накрывай полностью. Пусть воздух охладит его кожу.
Среди друзей не было Адара, и юношу опять охватил озноб.
– Холодно, Адар, холодно, – едва дыша, стонал Льешо.
Чужие руки накрыли его кусочком ткани. Юноша укутал в ней руки и свернулся калачиком, пытаясь согреться в складках. Тщетно. Он начал вертеться, стрела все глубже входила ему в грудь.
– Львы, – произнес он, – львы, львы, львы.
Льешо закричал бы, если б смог, потому что им не понять. Он хотел пойти ко львам сейчас, а не дожидаться, пока станет пищей для шакалов. Юноша слышал шелест травы, обдуваемой ветром, стоны женщин и стариков, гонимых вперед, что было выше их сил. Доносился и плач детей, среди которых был и его собственный. Он же принц и не должен плакать, не должен плакать, но лицо залилось слезами. Не принц, а раб. Рабам ведь разрешено плакать? Топот лошадей. Голос Льинг:
– За милю отсюда есть деревня. Я нашла знахарку. Она сказала, что придет.
Одежды зашелестели в подлеске. Льешо почувствовал запах трав, за силуэтом женщины сияли солнечные лучи.
– Юноша болен? – спросила она.
Кван-ти. Он посмотрел вверх на нее и улыбнулся.
– Я знал, что ты придешь, – сказал он и закрыл глаза. Теперь он в безопасности, она хоть и не Адар, зато жива.
– Вы лекарь? – спросил Хмиши, и Льешо чуть не засмеялся.
Разве друг не узнает Кван-ти, их добрую целительницу с Жемчужного острова? Льинг не поправила его, а Каду рассказывала ей о его ране словно незнакомке.
– Стрела вот здесь, – показала на себе Каду, приложив палец чуть выше левого соска. – Мы не стали ее вынимать, боясь, что он истечет кровью, но рана воспалилась. Его лихорадит, и он кашляет кровью.
– Он иногда приходит в себя, – добавил Хмиши, – но говорит бессмыслицу.
– Посмотрим, что можно сделать.
Целительница встала рядом на колени и пощупала кончик стрелы, выпирающей из груди. Льешо ожидал боли, раздирающей сердце, но напрасно. Все, что он почувствовал, так это холодное прикосновение ее пальцев и запах мяты и жимолости, исходивший от нее словно духи.
– Деревня на расстоянии чуть больше одного ли. Его состояние слишком серьезное, чтобы нести его так далеко, – сказала она. – Но у меня есть небольшой домик в лесу. Я им пользуюсь, когда мне нужно пополнить свои запасы. Он вон там…
Льешо не стал открывать глаз.
– Короткий подъем вверх по холму, затем дорога прямая. Положите его на одеяло, и мы возьмем каждый по концу. Вернетесь за лошадьми, когда над его головой будет крыша.
Хмиши крепче сжал плечо Льешо и сказал:
– Вы не поинтересовались, кто мы такие и откуда у нашего друга стрела.
Почему голос Хмиши полон подозрения? Безусловно, он знал целительницу, как и все остальные.
– Кван-ти, – позвал ее Льешо.
– Это не Кван-ти, – предупредил его шепотом друг.
– Ему не станет хуже, если он будет считать меня знакомым человеком, – попрекнула его целительница. – Если ему так необходимо ее присутствие, то заблуждение лишь поможет. Идемте, пока не начался дождь, иначе будет хуже. Ваши враги могут привести подкрепление.
Она на секунду отвернулась, но вскоре снова раздался ее голос.
– Теперь мы должны тебя поднять, – прошептала она. – Сначала будет больновато, но недолго. Мы попытаемся сделать так, чтобы тебе было удобно, хорошо?
Льешо кивнул в знак готовности, и она одарила его в ответ улыбкой.
– Давайте, – скомандовала целительница, и друзья тотчас подняли его и усадили на одеяло.
Юноша охнул, все еще удивляясь, какую огромную боль способна вызывать рана, когда он шевелится. Льешо засунул в рот кулак, чтобы заглушить крик. Он не выдаст свое местонахождение гвардейцам. Правда, он уже почти не помнил, о каких гвардейцах идет речь, поэтому запрокинул голову и погрузился в колодец забвения.

ГЛАВА 20

– С тобой все будет хорошо, Льешо, только придется потерпеть боль.
Голос Кван-ти донесся откуда-то из тумана, затмившего все окружающее и смутившего всякие мысли. Однако юноша решил, что она ошибается. Он чувствовал, как по венам течет яд мастера Марко, и понял, что умирает. Несмотря на это, юноша улыбнулся ей. Кровать была мягкой и пахла душистой травой. Когда женщина говорила, темные силы отступали прочь. Паста, которую она намазала вокруг торчащего обрубка стрелы, заморозила рану до кости, зато с ледяным действием препарата ушла и боль.
– Каду, Хмиши, – позвала Кван-ти голосом, требующим беспрекословного повиновения. – Свяжите это.
Мягкая ткань обвила кисти и плечи Льешо, затем ноги и туловище так, что он не мог пошевельнуться.
– Нeт! – испугался он, но ко лбу притронулась умиротворяющая рука Кван-ти.
– Мне нужно вынуть стрелу, Льешо.
– Льинг, принеси нож с огня и побольше тряпья. Каду, мне нужна чаша с горячей водой. А ты, Хмиши, подай кувшин, что около окна.
Целительница не переставала гладить юношу, при этом Льешо слышал торопливые ноги, то приближающиеся, то отдаляющиеся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44